Волга изнутри 4

Записки подводного охотника


Однако пора возвратиться к нашему повествованию. Мы остановились на входе в Криушинский залив.

КРИУШИНСКИЙ ЗАЛИВ

В заливе сейчас особенно тихо, водная гладь спит под солнцем, и только два рыболова суетятся на сходнях возле старого теплохода, оборудованного под турбазу. Этот теплоход всякий раз так неожиданно возникает из кустов, что первое ощущение от него –  недоумение: как он вообще здесь оказался, в этом тихом волжском уголке? Но спустя минуту уже чувствуешь, что лайнер оживляет пейзаж. Это необычное творение мысли, изначально предназначенное для того, чтобы стронуть человека с места, дарит людям последнюю иллюзию на их мнимое перемещение в пространстве. Впрочем, теплоход давно и навечно встал на прикол в этой гавани и доживает свой век.

Давай причалим в гавани,
Где флаги не полощутся,
Где люди ходят парами,
Но им почти не хочется.
Где по бульварам бегают
Детишки мала-меньшие,
И где беды не ведают
Ни старики, ни женщины.
Там у замшелой пристани
Лишь ялики качаются.
И с навсегда приплывшими
Здесь навсегда прощаются.

Перед теплоходом – желтый песчаный пляж, с металлическими остовами грибков, когда-то служивших укрытием от солнца, причал с выползшими из воды лодками и катамаранами. Моя задача с их помощью перебраться на ближайший остров, до которого всего сотня метров и пять минут гребли. Конечно, я бы мог и переплыть это пространство в своем снаряжение (что и делал неоднократно), но это неудобно – все-таки мои вещи нуждаются в перевозе. Я как-то не удосужился до сих пор сшить для них герметичного мешка и поэтому каждый раз приходится ловить попутную лодку, либо катамаран, взятый другими на прокат – мне-то на весь день накладно! Я не боюсь, что застряну на острове – не раз путешествовал таким «автостопом», и каждый раз судьба предоставляла мне шанс вернуться.
Я подхожу к этому импровизированному причалу, к маленькой бухточке, образованной теплоходом и сходнями, ставлю на нос катамарана рюкзак и обращаюсь к рыболовам, складывающим поклажу в ялик:
– Не подбросите меня на остров?
– На какой? – уточняет один из них.
– Да вот на этот – показываю на ближайшую землю за кормой теплохода. – Я сам погребу...
– Можно... Вот только вещи соберем. А как же обратно?
– Да вот так же. В случае чего – переплыву, – отвечаю я.
– Ясно…
Чтобы ускорить загрузку судна, помогаю им. Вставляю в уключины весла, отвязываю швартовы. Затем снимаю кеды и закатываю штанины до колен – так удобнее отталкиваться от берега. Рыбаки залезают в судно, я забрасываю в него рюкзак и, навалившись на лодку всем телом, придаю ей хода и тут же запрыгиваю на корму. Перебираюсь на среднюю «банку» и сажусь за весла.
А в это время со стороны леса к теплоходу подходят пассажиры с трамвайчика, большей частью женщины с детьми, в легких платьях, с сумками в руках. Вскоре они, ощутив радость от встречи с природой, расхватают катамараны и будут с криком и визгом колесить между этим берегом и островом, и лишь некоторые отважатся обогнуть его вокруг, то есть совершат путешествие.
Я делаю несколько упругих гребков, и все – наша лодка идет по курсу, навстречу заветному острову! Всего пять минут хода по водной глади – за это время рыбаки успевают лишь разложить свои вещи – и мы уже тычемся в песчаный мысок. Все! Все мои сомнения развеяны, проблемы решены: я достиг цели. Еще каких-нибудь сто метров по кустам, и меня ждет удача! Я предчувствую ее, я верю в нее!
– Спасибо, – говорю рыбакам, довольный тем, что не обременил их, не отнял ни времени, ни сил. Спрыгиваю с лодки, взваливаю на плечо рюкзак и, оттолкнув судно, напутствую: – Удачи!
– Вам так же, – отвечают они, и мы расходимся в разные стороны.
Мой путь – к середине острова, а им грести в сторону фарватера, на глубину, здешнее мелководье для рыбалки не очень-то пригодно. Здесь можно просидеть целый день и ничего не поймать. В непроточной воде очень мало кислорода, а следовательно – и рыбы, что и подтверждается моими многочисленными выходами.
Я держу курс к заветным завалам, где мои шансы намного выше, чем у рыболовов, но на фарватере – я пас. Там я ничего не поймаю по причине глубины и темноты. Там они наловят килограммов по десять леща, а я даже хвоста его не увижу. Иное дело возле острова. Тут результат будет прямо противоположным. Впрочем, я, как и все охотники, традиционно преувеличиваю. За все мои выходы десять килограммов я набивал лишь пару раз, да и то лишь тогда, когда попадался неплохой соменок.
У дилетантов бытует мнение, что стоит только надеть баллоны и погрузиться в воду, как ты весь будешь окружен рыбой; выбирай, какую хочешь – щуку или стерлядь – стреляй и насаживай на кукан. Но как же все это далеко от истины! Не забывайте, господа, что нынешние реки это по сути дела сточные канавы для промышленных предприятий. И, слава богу, что в Волге есть хоть какая-то рыба и хоть какая-то прозрачность воды – так сложно всему живому устоять перед напором ядовитых веществ, ежеминутно сливаемых в воду. Думается, что Волга жива только за счет мощных притоков, не столь еще загубленных нами; но, впрочем, и по ним то и дело сплывает какая-нибудь гадость вместе с мертвой рыбой. И смешно же, в самом деле, государству ловить рыбаков с удочками и считать количество крючков на них, и замерять линейкой каждый экземпляр рыбы, когда все это в принципе не решает основной проблемы – проблемы экологии. Главные губители реки, конечно же, не люди, а предприятия.
ГЭС также вносит свою лепту в оскуднение реки. Рыбья икра, отложенная на мелководье, высыхает после сброса воды. К середине лета Волга превращается просто в болото – она от берега до берега покрывается ряской, и от воды идет неприятный тошнотворный запах – это разлагаются нагретые на солнце водоросли. Активно идет процесс брожения, противная желтая слизь пузырится на водной растительности. И как же трудно тогда найти рыбу!
Не выдерживая распада и разложения даже постоянные обитатели этих мест – сорожки и красноперки – удаляются в иные места, а в воде неприкаянно мотаются лишь отдельные их экземпляры, не знающие куда себя деть и смирившиеся с участью. О, как же неприятно плавать в воде в такое время! Удушливый запах проникает в легкие через трубку, водоросли обжигают губы, и после нескольких часов пребывания в воде чувствуешь себя отравленным, и уже нет желания смотреть на эти пузырящиеся водоросли, а хочется уйти туда, где бурлят свежие струи воды и ничто не говорит о распаде.
Слава богу, на дворе еще июнь, и жара не набрала своих оборотов, хотя, день уже начал разгораться, что особо чувствуется на острове – жар идет от нагретого на солнце песка, от травы и деревьев – ни дуновенья ветерка! Весь покрываешься потом, пока идешь через сосновый лесок к бухточке, в которой – о, как я надеюсь! – все-таки есть рыба.
А вот и мой заветный берег. Вот мой залив, где вода отсвечивает чернотой на глубинах и желтизной на песчаных мелководьях. Душа моя трепещет в предвкушении момента, когда я нарушу своими всплесками покой этого укромного местечка.
А вот и знакомое дерево, наполовину лежащее в воде, на стволе которого я разложу свое снаряжение, оно же послужит мне столом во время обеда. Несмотря на то, что дерево большей частью лежит на песке, из-под его корней при моем появлении уходит парочка полосатых окуньков, обеспокоенная соседством. Из всех рыб, обитающих в наших водоемах, наиболее привержены корягам окуни, недаром и окрас у них полосатый -- он маскирует среди ветвей.

ПРИЗНАКИ РЫБЫ

По каким же признакам, не заходя в воду, можно определить: есть в данном месте рыба или нет? (Замечу, что эти признаки касаются лишь рек, и в меньшей степени – озер). Как ни странно, но на первое место я бы поставил коряги. Именно в корягах и среди поваленных деревьев любит держаться рыба. Она настолько предана им, что, закидывая удочку в трех метрах, вы можете ничего не поймать, тогда как совсем рядом пасется стая приличных язей. Одиноко стоящие пеньки еще мало о чем говорят, желательно, чтобы под водой был настоящий завал из деревьев и кустов. На пустом месте рыба не держится.
Вторе условие: состояние воды, ее проточность. Там, где вода застаивается, шансов на успех мало, вашей добычей могут стать лишь лини или караси (последних я также встречал в Волге). На течении, или же вблизи него, рыба всегда есть.
Для подводного охотника очень важна прозрачность воды. Привыкнув плавать в условиях ограниченной видимости, довольствуешься тем, что если на расстоянии вытянутой руки с ружьем что-то видно, то это уже хорошо. Иной раз приходится стрелять по силуэтам рыб.
Третье условие: глубина. Что вовсе не означает глубоко, а лишь – расстояние от поверхности до дна. Весьма желательно, чтобы рядом с глубоким местом был мелководный залив. Туда очень любит забредать мелочь на кормежку. Зона действия для подводного стрелка – от двадцати сантиметров до четырех метров. Хотя щуки и любят стоять под самой кромкой берега, все же особо крупные экземпляры встречаются на глубине. Но на глубине свыше четырех метров видимость резко снижается.
Впрочем, есть и еще один признак рыбы, едва ли не самый важный – это наличие мелочи. Даже отдельные стайки возле берега – это уже основание, чтобы обратить внимание на данное место. Рыбу видно по всплескам, по кругам на воде, подчас ее можно разглядеть с крутого берега или пенька. Обилие мелочи говорит о том, что рядом, скорее всего, есть и приличная рыба.
Но бывает так, что при идеальном сочетании всех условий рыбы все-таки нет. Чаще всего это происходит перед серьезной сменой погоды – тогда рыба уходит на глубину и становится малоподвижной.
И все-таки основная примета для подводного охотника – это завалы из древесного хлама. Хорошие, плотные, почти не проницаемые для солнечного света. В них удивительным образом соседствуют лини и окуни, язи и сорожки, щуки и судаки, а то и сомята, в общем – это настоящий рыбий дом. Хищнику трудно разогнаться среди ветвей, чтобы схватить добычу, и потому всякая мелочь чувствует себя тут комфортно. Вот как непроста наша волжская рыба!
А в этом месте, где я готовлюсь к погружению -- как раз немало подобных завалов.