Глава 2. Dova. Lala. Du-to. Приют и безумие

Лианы сосудов так сладко пульсировали, в деревьях раздавался убаюкивающий свист крови, перекрытие клапанов отдавались глухим "бум". Я был выбит полностью... Жажда мучила меня - я был далеко за городом. Не знаю, сколько я прошел - песок, сейчас такой бесполезный, казался ношей, но сбросить его я не мог. То и дело я припоминал себе "ей небо, как деньги в пустыне". Я чувствовал, что иссыхаю. Мне казалось - я сам сейчас стану этим проклятым песком, у меня просто отвалится рука и обратится в него. Или нога. Может быть, даже голова. Я предполагал это потому, что шея была довольно мягкой - кажется, я сломал ее себе. Рассуждая, какая часть меня отвалится первой, я шел и шел... Шел и иссыхал... Бархатная плоть, ворсинками обволакивала ноги, словно пытаясь вытащить из меня витамины, так манила прилечь и сдаться, но что-то меня побуждало идти вперед.
Сверху на меня что-то капнуло. "дождь" подумал я, но ошибся - стерев с лопатки каплю, я заметил, что это плазма. Она впиталась в подушечку пальца тут же, прямо в порез и я заметил, как порез довольно быстро начал зарастать. Облизнувшись, понимая, что я не почувствую ее жизнь языком, я посмотрел на верх, в надежде, что от туда упадет еще одна капля. И я увидел, как высоко, очень высоко уходят деревья, сосуды, как где-то порвалась большая перепонка и там, в овальной дырке, есть еще сосуды - и еще, и еще - и большая вена. Я стоял и всматривался - от туда идет свет, наверное, там и есть Солнце этого мира. Но я не видел его. Я попытался залезть на дерево, но оно блестело сверху - а значит, оно целиком было в слизи и я попросту не смогу забраться на него. Я отошел на несколько шагов в сторону с запрокинутой головой, что бы посмотреть, есть ли отблеск на других деревьях, и как и ожидалось - он был. Это означало, что отблеск есть везде. На вершинах гор я тоже его видел, именно поэтому приходилось прорубать себе слепой путь прямо сквозь них. Как ни жаль, но я не смогу добраться до того света и, возможно, плазмы, так нужной мне. Опуская голову, полную удрученных мыслей, я сделал еще шаг. И в этот миг я понял - я делаю шаг с огромного холма вниз, прямо в болото! "нет, нет-нет-нет!" заскользил я по краю, но так бесчинно рухнул вниз и довольно быстро соскользнул прямиком в эту склизкую влагу самого настоящего отстойника. "тону!" в панике решил я и, подорвавшись вверх заметил, что я удачно рухнул на мель. А мешок спас песок от промокания. Я помедлил, все же надеясь каким-то чудным образом не соприкасаться с этой жижей, и медленно поднялся. О, небо! О, Боги! Она так отвратительно пенилась и, создавая пленку, лопалась, свисая с моей груди к основной массе, что я почувствовал - меня вывернет наизнанку. Вывернет наизнанку от этой мерзости. Поднявшись, я выглядел еще более омерзительно, чем сваренный, полуразвалившийся эмбрион курицы в протухшем яйце - эта слизь и... кусочки чего-то, и какая-то белая жидкость... Я присмотрелся внимательней, держа внутренности, которых я явно нигде не смогу купить, внутри, и не давая им вырваться с тошнотой, я склонился над этим белым пятном и всмотрелся, щурясь.
Кавы пролетали озорной четверкой, разрывая друг друга на куски своими клювами, кровь журчала в огромной вене, немного поклеванной кем-то, а я бежал. Я бежал и орал благим матом от того, во что окунулся и того, что все-таки попало мне на язык:
- Ненавижу! Твою, дери черти, мать, едрить, чертово болото! - я кривлялся как угорь и бил себя по всему телу надеясь, что Это просто отлипнет от меня, или осыпется, как песок. Но я только размазывал ее и от этого мне становилось еще противней, хуже, и вот я уже чувствовал, как желудок просто выворачивается наизнанку и лезет по глотке наружу. - будь проклято (cenzur)* это (cenzur) вместе со всеми (cenzur) я же по уши в (cenzur)! От-лип-ни ты от ме-ня! - срывающимся, с хрипотой криком, орал я на эту жуткую смесь производных человечества, как не заметил новую преграду - костяной забор, так аккуратно выращенный, ударил мне по коленям и я, позабыв на миг о своих проблемах, навернулся в так же аккуратно выращиваемую плантацию огромных, сочных пузырей органического бело-желтоватого вещества*.
- Ну! Прекрасно! - успел выкрикнуть я, чувствуя, что нож опять впился в меня, и кажется... кажется я сломал себе ногу.
Я очнулся в чудесном месте. Я лежал на мягком, и все было в теплых, фиолетово-сине-красных тонах, мне... Мне было так хорошо, как не было с того момента, как я попал в этот жуткий мир. Я чувствовал, что мое тело цело, чисто, и я сразу же понял - я нахожусь в чьем-то доме, под чьим-то крылом, где мне ничего-ничего не грозит. И я закрыл глаза, интуитивно вдыхая.
- я уже видел, что ты очнулся! - этот неожиданный голос заставил меня ринуться вверх. Но тут же чьи-то руки настойчиво опустили меня на кровать.
Передо мной возник лик моего спасителя - это был мужчина, я не мог определить его возраст, но он выглядел очень хорошо - его бинты были цветными, с узорами стиля барокко, он миловидно смотрел на меня, гладко выбритый, расчесанный, сзади него я заметил, как довольно толстая, с желтоватым и кровяным оттенком вена была доверху наполнена плазмой, а более тонкие сосуды синими и красными спиралями обвивали ее.
- эй... твой взгляд еще рассеян - очень точно подметил он, и в его словах читалась улыбка, забота, и.. безумие. - я так хохотал, наблюдая за тобой. - он вновь рассмеялся сипловатым, тихим смехом - зачем ты так бил себя? Целого места на себе не оставил, ты же руку себе сломал, пока хлестал себя наотмашь - он продолжал смеяться, а я отдаленно чувствовал себя идиотом, но особо не придавал этому значения. Меня так манила эта вена... - мне потребовалось много времени, что бы починить тебя. Я даже в один момент отчаялся и уж думал распороть тебя и сделать себе еще одну подушку - "распороть меня на подушку?!" Я перевел взгляд на него. Лицо мое совершенно не выражало радости. Человек быстро поднялся, и я рассмотрел его получше - он был так красиво одет, я даже не думал, что в этом мире какие-то бинты способны так красиво лечь на тело. Он еще и покрасил их, его плащ, штаны, рубашка, от куда он взял столько бинтов! - может представишься? А то не красиво - я тебя починил, а ты лежишь и молчишь, как немой. - и его глаза расширились - или ты и правда? Хотя что за чушь я несу - отмахнулся он и снова засмеялся - ты так орал, что немым здесь и не пахнет - он прошел к столу и сел на аккуратный стульчик.
Я поднялся с кровати - осмотревшись, я увидел слое лежбище - это были жировые прослойки, внутри залитые кровью и тромбами - мягкие, словно мармелад с нугой, подушки, сшитые и правда из тончайшей кожи, разглаженной до шелка, а потом пол - складывалось впечатление, что это бывшее дерево, так как круги в одной комнате, стекающиеся сосудами к центру, явно намекали на кольца жизни, или что там у деревьев... Стулья, как я позже догадался, были сделаны из тазобедренных костей и ребер, оббитые хрящами и затянутые кожей. Стол был самым настоящим произведением искусства - из хороших, прессованных костей, высеченная столешница изображала необычные узоры, в которых можно было разглядеть элементы разных картин, и две толстые ножки, окутанные спиралью иссохших, древних сосудов. На столе стояла ваза из чьего-то большого черепа, а там... Там, матовых оттенков лежали, смятые как снежки, разноцветные шарики песка. Ей небо, если бы я питался песком - я бы умер прямо здесь и сейчас просто от их изумительного вида, такого простого, но такого рассыпчатого, словно редкое пирожное. Меня отвлек спаситель, что со стуком поставил чашку с блюдцем на стол.
- Чистая плазма, без крови, совсем молодая - сказал он, приглашая меня присесть, а не стоять как истукан и не пялиться на костяной стол так, как молодой юноша бы смотрел на самые сложные позы камасутры.
- а... - выдавил я из себя и присел за стол, беря чашку. Неловко было осушить ее одним глотком, как водку, но я так хотел...
- так ты не окончательно разорвал себе глотку криками - будто бы убедился мой спаситель - хоть один стон ты произвел. - он закинул ногу на ногу и подпер ладонью подбородок. Помолчав, он все же всмотрелся в меня своим безумным взглядом и изрек - ну?
- Что... - я чуть нахмурился, продолжая держать чашку - что - ну?
- Ну рассказывай, конечно же! - мотнул головой он, словно я косил под дурачка - кто ты, от куда появился?
- а... Я... - и тут я понял, что я не помню своего имени. Я помнил, кажется, его еще до падения, но сейчас, словно безымянный всю жизнь, я молчал. Я прокручивал в памяти моменты из Жизни, как меня звали, но я помнил только "друг, брат, извините" - я не... помню его...
И безумец изогнул аккуратную черную бровку, выражая вопрос. Но потом он встрепенулся
- такая честь, я еще никому не давал имени. Тогда, ну-ка... - он подхватил меня за подбородок, осматривая черты лица, внимательно-внимательно изучая мои глаза, после чего бестактно открыл мне рот, осмотрел зубы, и так, повертев мной, пришел к выводу - даже не знаю, быть может,  ты такой хрупкий и неумелый, может... Может-может я назову тебя... - он помолчал, прикрывая кончиком пальца нарисованную родинку на правой скуле - Фалько! - воскликнул он каким-то ушедшим ввысь голосом - точно так!
Я поймал себя на мысли, что Фалько - звучит по-мне. Мелодично, обещающе. Спаситель, верно, понял мой взгляд и тут же улыбнулся тонкими уголками губ.
- я люблю музыку. - изрек я хриплым голосом, невесть зачем сказавший это, и в дальнейшем понявший, что зря.
- это замечательно. - отметил человек - что же, давай-ка подумаем, во что я тебя одену - он говорил властно и на миг я почуял, что я не уйду от сюда. Но с другой стороны не грех жить в таком шикарном доме, с плазмой и таким красивым песком. Да и собеседник, какой никакой, а нужен - мне стоило больших трудов отмыть от твоих волос всю грязь, и теперь я вижу, что ты русый, а значит и цвет тебе подойдет... хм-хм-хм... Фиолетовый! - "ну кто бы мог подумать..." пронеслось у меня в голове. Сидящий в окружении всего фиолетового и его оттенков, уходя в красный и синий, он выбрал именно фиолетовый. Но я был не против, это лучше, чем сидеть, перебинтованным в серо-коричневых тонах.
Когда я отвлекся от своих мыслей, то заметил, что человек уже возвращался с хворой бинтов. Какие-то были уже сшиты, какие-то - нет.
- ну, давай - торопливо сказал он, складывая бинты на стульчик.
- что? - по прежнему не улавливал я
- как - что? Раздевайся - он обвел меня ладонью, указывая на все бинты, что на мне были
- прям... при вас? - внезапно застеснялся я. Спаситель прыснул, весьма удивившись. Через несколько мгновений я понял, что он мыл меня и вправлял все кости, а потому мне нечего скрывать. И я ссутулился, снимая с себя узел бинтов, кое-как перебинтовавших меня, и вскоре высвободился совсем, интуитивно скрестив ладони в замок, опущенные вниз - ммм... - многозначительно, но немного недовольно изрек спаситель - значит, сначала пышную рубашку, она у меня уже готова, потом перебинтуем тебе ноги, а сверху оденем плащик, аккуратный, не длинный. И разукрасим тебя. - завершил он свою идею. И тут же протянул мне рубашку - приступай - такие рубашки напоминали мне что-то излишне наполненное декором, но я не мог противиться, и одел эту вещь. Пышный ворот, пышные рукава, узкие манжеты, приталенные и такие же узкие края рубашки - в целом это не плохо смотрелось.
Пока я запутывался в рукавах, от щиколотки ноги по мне спиралями пошли вверх бинты. Он так ловко кутал меня, стягивая ноги чуть сильнее, чем я хотел бы, помог мне одернуть рубашку на животе, и забинтовал меня вокруг талии, а далече так же ловко спустился спиралью по второй ноге. Признаться, я чувствовал себя более, чем неловко. Но я молчал, все-таки он спас мне жизнь, если... Если в этом мире я вообще был живым.
Еще где-то час он бинтовал меня, а потом заставил стоять смирно и сшивал штаны прямо на мне, мы развели беседу, он многое мне рассказал. Когда дело дошло до покраски, я был изрядно удивлен - это была самая настоящая краска. Все, как положено - от куда в этом мире взяться акварели? Но то была не моя забота, впрочем. Он красил меня, словно я был холстом, добавлял завинченные узоры, о чем-то мне рассказывал, уже не таком важном. Как выяснилось - он был художником. Это объяснило ту красоту, что он навел здесь за долгие годы одиночества, и назвался он каким-то уж очень длинным именем, но мы согласовались на коротком Дью, хотя он хотел бы слышать хотя бы Дью-то*, я обещался, что по возможности буду звать его так.
Покраска одежды заняла очень много времени, за окном уже стемнело, и я, уже чуть осмелев, решил осведомиться, из чего же сделано окно
- рамы - конечно же кости. А меж ними - мочевой пузырь кейки.
- а-а-а... - многозначительно кивнул ему ответу я.
Кейки, или кайки - довольно большие существа, на дух не переносящие ничего зеленого. Агрессивные, не любящие так же смеха или плача людей, они были похожи на большую блоху, с массивным жалом.
- не позавидуешь тому, кто им попадется - раскрашивая меня, продолжал он
- как же вы его завалили?
- кейки, ни смотря на их мерзкий вид, очень чистоплотны и ранимы. Они не будут есть грязное, и постоянно обливают себя желчью. Их панцири очень твердые, но брюшко - слизистая, и если ты допрыгнешь до них, то можешь легко занести им заразу - они очень чувствительны к боли. Повернись - и я повернулся.
- а-а-а... - вновь многозначительно проговорил я.



(cenzur)*  цензура
бело-желтоватого вещества*  я не хочу описывать и это, иначе меня вывернет наизнанку
Дью-то* D'u-to, обезумевший художник, вероятно попавший сюда в времена, когда Россия "офранцузилась"