В деревне

Жила в небольшой деревушке девушка лет семнадцати. Не была она ни хороша собой, ни дурна. Носик у нее был чуть вздернутый, глаза юркие, быстрые, движения резкие, острые, да и вся она была какая-то острая. Имя ее ей совсем не подходило, и никто не мог запомнить простого, мелодичного Олеся.

Деревня эта была мало известна, людей в ней жило немного, и жизнь их проходила довольно однообразно: по воскресным вечерам все собирались в избе, выполнявшей роль концертного зала, и исполняли друг для друга кто песни, кто несложные пьески на аккордеоне, кто стихи, иногда даже собственного сочинения; в остальные же дни занимались хозяйством. И, конечно, в такой обстановке молоденькая, от природы резвая Олеся после того, как все ее друзья разъехались по городам, загрустила от одиночества и скуки деревенской жизни.

Каждое утро девушка вставала с криком петухов, готовила себе с бабусей завтрак и быстрее бежала к главной — самой большой — дороге, с которой путники попадали на городское шоссе. То ли на людей посмотреть девушке хотелось, то ли себя показать, - Олеся сама не знала. Но каждый вечер она возвращалась домой с полным лукошком ягод и букетом цветов, собранными в ожидании путешественников, имевших намерение посетить их скромную деревушку.

И кто знает, сколько лет наблюдала бы Олеся за неспешной деревенской суетой, если бы одним ясным весенним утром не появился на дороге молодой человек лет двадцати четырех с небольшой изящной, несколько старомодной тросточкой, используемой скорее для создания образа, нежели по прямому ее назначению. В это утро молодой человек был явно чем-то взволнован, и мускулы лица его находились в постоянном движении. Вероятно, он решал, куда ему дальше двигаться, потому что голова его поворачивалась из стороны в сторону: то в направлении тропинок в лес, то деревенских дорожек, то городского шоссе. Заметив колебания юноши, давно бродившая возле дороги и изучавшая прохожих Олеся быстрее молнии подскочила к, казалось, заблудившемуся путешественнику.

- А вы у нас... того... впервые? - скороговоркой спросила она.

- Владимир, - в задумчивости ответил юноша и протянул руку девушке, глядя вовсе не  на нее, а в туманную даль.

- Олеся! - несколько удивившись, сказала девушка, подала тоненькую ручку и, смутившись и растерявшись, замолчала.

В лесу, рассекаемом дорогой, на которой стояли Олеся с Владимиром, радостно пели птицы, восхищаясь необыкновенно теплым, даже жарким, майским деньком; в траве, почувствовав дыхание нетерпеливого лета, трещали кузнечики; солнце богато одаривало своими лучами прихорашивающуюся природу.

- Скажите, а вы живете в этом славном местечке? - спросил Владимир, взглянув на девушку и как будто только что ее заметив.

- Да! - услышал он острый голосок.

- Тогда вы должны знать...

- Подождите с вопросами! - прервала Олеся, взбодренная столь непривычным для нее знакомством. - Вы устали в дороге; пойдемте, я вас чаем напою, у нас гость — редкое явление, баба Таня обрадуется! А по пути я вам все расскажу. Нет, лучше вы сперва, вы скажите: как там, в городе, вы были там?.. - проговорила девушка,  шагнула в сторону дома и потянула собеседника за рукав, как родного брата, но, не дождавшись ответа, тут же продолжила. - А я же никогда не бывала в городе, представляете, всё здесь, с бабой Таней, в нашей деревушке вот... видите!..

И они пошли по узенькой тропинке. Олеся всё время говорила - о деревне, о ее жителях, о погоде, о бабе Тане. Владимиру,  казалось, было всё равно, куда он идет и с кем; он слушал девушку вполуха, изредка изображая удивление и подлинный интерес. Так они и добрались до крыльца скромного одноэтажного домика со старинными ставнями, которые и остались-то уже, наверное, только в этом доме. Дверь была открыта.

- Баб Тань! - крикнула Олеся с порога. - Баб Тань, а я и не одна!

Из кухни выбежала старушка в переднике.

- Олесенька, да что же ты и не предупредила-то, голубушка, а мне и угостить-то нечем дорогого гостя! - заволновалась хозяйка.

- Бабусь, познакомься, это Владимир... Мы сами только что познакомились... возле дороги — ну, той, ты знаешь... что городская...!

Можно было заметить, что девушка волновалась: щечки ее порозовели, и, вопреки обычному, говорила она сбивчиво, запинаясь, глаза ее застывали на каких-нибудь предметах гардероба гостя, то на одном, то на другом, а руки были сцеплены перед собой в твердый замочек. Вся она как будто превратилась в деревце, вросшее в землю и покачивающее ветвями лишь при при возмущении ветра. Бабуся разговорила Владимира, отвлекла его от поглощавших мыслей, и ему, казалось, становилась интереснее и интереснее деревенская жизнь.

- Оставайтесь пока у нас, Владимир, отдохните. Глядите, какая невеста у меня выросла: уж замуж выдавать пора!..

При этих словах и без того красное лицо Олеси приобрело крепкий багровый оттенок. Было страшно: а вдруг Владимир не захочет остаться, откажется?.. Однако, немного поколебавшись, молодой человек принял приглашение новых знакомых. Гостю решено было выделить отдельную комнату, - комнату, последний раз открывавшуюся в день похорон Олесиной матери и с тех пор уже несколько лет стоявшую нетронутой под тяжелым амбарным замком.

В Володе (как теперь называет его Олеся) была какая-то необыкновенная странность, что-то нечеловеческое, и девушка это чувствовала. Она тянулась к нему, а он захлопывал двери своей души. Так прошло три дня и две ночи. На третью ночь Владимир исчез из домика гостеприимных хозяев. Что случилось? куда он пропал? - если бы хоть кто-то знал ответы на эти вопросы! Олеся совсем замкнулась, на все отвечала односложными «да» и «нет» и даже не выходила больше к дороге наблюдать за прохожими.

Все ближе подступала осень. Затянулся долгий месяц холодных дождей. Один за другим повторялись серые, скучные, одинаковые дни. Солнце не выходило из-за черных облаков, цветы и траву крупными каплями прибивало к земле, ветви деревьев и кустов сгибались под тяжестью вымокших листьев. Бабуля пыталась чем-то обрадовать Олесю, и уговаривала её, и жалела, и в город за доктором ездила — ничто не помогало, и даже городской врач не мог определить болезни захворавшей.

Наконец, спустя два месяца Олеся, показалось, поддалась уговорам и вышла за порог дома. Весь день и всю ночь просидела девушка у деревенского озера, в тиши, прислонившись к толстому старому раскидистому дубу, и мечтала, вспоминала, думала. Дождь тихо падал на голову Олеси сквозь гущу дубовых листьев, доверительно шуршащих от ласки ветра.

На пороге утра девушка вернулась в родной деревенский домик, где бабушка Таня, отпаивая внучку горячим чаем с малиной, взволнованно интересовалась, почему в этот раз Олеся так долго гуляла, почему не предупредила, что так далеко пошла, зачем сидела под дождем и мокла...

Девушка слабо подняла голову, улыбнулась краешками губ, и глаза ее блеснули.

- Я проводила Владимира, бабушка.

Озорной лучик света ворвался в комнату, и солнечные зайчики, играя друг с другом, запрятались в щелях половиц и шаловливо запрыгали по стенам, по книгам, по лицам, по стенам, по книгам, по лицам...

С тех пор, как Олеся рассказала мне эту историю, прошло много времени. Она сильно изменилась, и теперь уже в ней трудно узнать ту острую деревенскую девчушку, с которой произошла столь нелепая история. Она вышла замуж за богатого человека, уехала из деревни и родила сына, которого назвала, быть может в честь одинокого путника, Володей. Что же произошло с самим Владимиром и какова была его судьба, мне не известно. Может быть, он встретил еще тогда, в деревне, девушку, с которой убежал; может быть, он так и остался наедине с собой и со своими мыслями; может быть, он по-прежнему путешествует по деревням; а может быть, он и не жив уже вовсе. Никто о нем давно ничего не слышит, и только Олеся порой, гуляя меж раскидистых дубов и пыльных городских дорог, вспоминает необычного молодого человека с забавной тросточкой. Более этого мне ничего не ведомо о жизни нашей героини. Домысливать же что-либо я не вправе, поэтому считаю своим долгом раскланяться и покидаю читателя сию же минуту на этой строчке.