Отделение виолончели 17

  -Щяааааяясъ…упал – отжался!- съёрничал в ответ Вова, вставая и неожиданно легким , пируэтным движением руки, подцепив невидимую до того бутылку с недопитой водкой, припрятанную среди баррикадного лома и твердо произнес :
   -Там опасно , я провожу до метро!
Он шел , одной рукой обнимая и прикрывая её с той стороны , откуда летели пули  снайперов. Другой размахивал полупустой бутылкой, в которой плескались девятым валом Айвазовского остатки водки. И, как это было всегда свойственно Вовке , превращать действительность в шальную браваду и сплошной непристойный эпатаж, он заголосил гнусаво-рычащим голосом, заставляя опасливо сторониться тех , мимо кого он шел по площади:
   -Куба- любовь моя!
    Это идут бардудос!
Не смеяться было невозможно . Вера смеялась , впервые почувствовав, что она вовсе не стесняется этой типичной для него выходке. И это тоже было её освобождение.
   - Солнце встает над планетой Земля!
      Патриа у Муэрто!
Но сопровождающие ее группа агитаторов, глядя на это безобразие, приуныли, явно уже сомневаясь в своем выборе.
И это не осталось не замеченным и Володей. Поэтому он успокоил спутников:
   -Да не ссы!!!Мужики!!! Да не  спалю  вам ваш агитпунк, и красный уголок е…ный…я ж понимаю ; я лицо не внушающее доверие! Никому, никогда  «не внушающиее доверие».  Я…- Вова прихлебнул «с горла» и продолжил: Я только так …проводить даму….- и опять запел:
  -Солнце зари багряной!...-по-блатняцки голосил он.
 Они были уже в опасной зоне обстрела, когда  бутылка , горлышко которой Вова зажал в кулаке его высоко поднятой руке, вдребезги разлетелась. Всё тотчас пригнулись. Вовка толкнул Веру в спину , озадаченно разглядывая оставшуюся в его руке «розочку».
Вера и ее спутники уходили в метро, но до Веры доносился тот особенный , Вовкин мат-перемат в адрес снайпера. Со всеми боцмановскими загибами и переливами, словно , наконец-то он дождался своего «….а поговорить?».
Мат грязный и злобный, но Вера понимала, что так он вымаливает свою пулю.
Она оглянулась. Вовка  размахивал «розочкой» и грозил кулаком. Вера крикнула ему:
  - Уходи!
Но он словно наконец-то дождался своего . Стал "крестом" раскинув руки, злобно провоцируя  снайпера. Кто-то подлетел к нему и толкая, заставил уйти с опасного пятачка.

На Красной Площади действительно стояли танки. Настоящие танки…Мальчишки, как всегда отобранные, что бы быть танкистами,- невысокие , худенькие  в  шлемах, усталые  и замордованные всем происходящим, сидели на танках, словно  опасаясь в шторм покинуть свой приют-остров.
Агитаторов тут было уже предостаточно, причем со всех сторон одновременно. Было тесно, как в переполненной комнате. Стоял напряжённый гул голосов
Были тут и с красными знаменами ветераны в орденах, призывающие :«Давить их!!!», и их ровесники без знамен, но тоже –достойно в орденах и медалях  на пиджаках , свитерах и  летних рубашках ,взывающие к человечности, умоляя не принимать участие в бойне. Не брать грех на душу за убийство сограждан.
 И , слава Богу, нашлись и просто добрые тетки, которые ничего не говорили мальчишкам..А просто молча  кормившие их, булками , кефиром…принесенной из дома снедью, словно заговаривая своей бабьей , материнской добротой  судьбу, пытаясь отвезти в сторону зло -ни вправо, ни влево , а просто отвезти , отмести, куда подальше ,чтобы кровь не пролилась именно в этом  августовском дне, на эти улицы, этой Москвы.
Вера рассматривала  людей , всматриваясь в их лица, понимая, что это замершие мгновения , которые могут сорваться ревом этих запыленный  чудовищ , перемалывая гусеницами людей , превращая их в кровавый фарш .
Она пошла в магазин и закупила еды. И так же как те тётки просто ходила и кормила ребят. Они , издерганные этими натисками противоборствующих сторон , брали еду отводя глаза, не отвечая , не споря.  Они молчали , опуская лица.
Но, когда они встречались глазами , Вера  начала говорить сначала одному потом другому и вскоре всем  им  :
  -А я , только , что с Баррикадной. Ребят..не надо…там просто люди. Парень…ты , что сможешь по мне танком проехаться? Не надо…я же потом тебе сниться до конца дней буду…Не надо, ребята нас убивать…не надо! Ведь это не война . И мы не враги, мы просто люди, которые хотят перемен, а в жизни перемены неизбежны, независимо будем мы раздавлены танками или расстреляны. Перемены всегда приходят, рано или поздно, так зачем же  добавлять к неизбежным  переменам бойню? Солдаты  молчали, и в глазах их была такая затравленность и растерянность…действительно – всё это был бред и абсурд.

Утром Вера с уже выработанным автоматизмом быстро собралась на площадь, засунув перед выходом остатки заначки от последнего гонорара в издательстве за иллюстрации к  «Барону Мюнхаузену» в задний карман джинс.  И с сумками, набитыми едой  в обеих руках, она ,
шла , как на работу , ставшим уже привычным маршрутом.
Опять думала раздавать еду. Тех , кто тут провел ночь сразу было видно. Но тут уже были подогнаны укомплектованные обеды, оплаченные «сочувствующими». Кто-то в одежде официантов вытаскивал свертки и пакеты с едой из машин, кто-то развозил по рядам тележки для продажи мороженного  и доставал из них еду, проворно раздавая её.
Своя обжитость , да и устали бояться . Вдруг всех, очень разных людей всколыхнуло . Волной стали подниматься , куда-то понеслась толпа, затягивая за собой остальных. Это пришла радостная весть: «Все! Договорились! Передача власти произошла, можно расходиться по домам! 22 августа праздничный день!»
Вся запруженная народом толпа радовалась, но и рассосалась удивительно быстро. Вера оглядывалась по сторонам, высматривая знакомые лица…но никого «из своих» на стремительно пустеющей площади она не увидела.
Были и такие, как и она – странно замершие, словно желающие еще немного удержать всё, то пережитое здесь; и своё преодоление страха и сопричастность к историческим событиям, возвращающую личности её значимость. Немолодая женщина с аккуратно зачёсанными седыми волосами , из тех чью гармоничную красоту не портит даже старость, стояла на месте , прижимая к себе складной металлический стульчик с матерчатым сиденьем , натянутым  на конструкцию ,таким,
каким пользуются  рыбаки или художники на этюдах. Она прижимала его к себе и растерянно произносила:
  -Страшно уходить…а вдруг они вернуться…
Вера подошла к ней  и стала уговаривать её идти домой отдыхать, потому что всё уже свершилось, потому что они победили. И женщина , медленно и как-то неуверенно ,сложив стульчик, ушла. Тут Вера увидела стоящих на месте ребят танкистов. Они были одни, с любопытством приезжих рассматривали Москву, но не отходили друг от друга далеко.
Они прохаживались, чтобы размяться , сняв свои шлемы. Было заметно, что они чужие, равнодушно проплывшей мимо толпе …и растеряны.
  -Тётенька! Можно Вас?! - крикнули они Вере. Вера, подумала, что наверное они ее узнали, скорее пошла к ним.
 -Можно мы Ваши помидоры купим?- спросил танкист мальчишка с детскими светло серыми , почти прозрачными глазами. Только тут до Веры дошло, что они увидели ее помидоры и огурцы с хлебом и другой едой – всё уложенное ею утром в отцовскую сетчатую авоську.
   -Мальчики! Дорогие! Вы же герои наши! Берите! Берите! Спасибо вам! – приговаривала Вера , раздавая еду и залезая в задний карман джинсов за заначкой, что бы отдать ребятам.
  - А нас все бросили…тут…не кормят , забыли про нас все…Ну, вот …хоть Москву увидим.