продолжение 1

В эпоху тоталитаризма лучшее доказательство твоего таланта – забвение, но забвение убивает талант. Возможно, именно этот парадокс погубил автора Черной Книги.
(Автобиография Врайеля Томпельта, размышления во время первого полета на Тайкур)

Шитахо проснулась уже ночью, в этот раз биоритмы планеты и единое время почти совпали, и опускать экран было ненужно, это давало возможность видеть звезды. Снотворное Саека было хорошим успокаивающим и обще-заживляющим средством, девушка прекрасно себя чувствовала, несмотря на тринадцать швов на плече. Эти нитки срастутся с кожей, и уже через 37 часов на ней не будет и следа, рана высвободила для нее почти два стандартных дня, Лисс хотела обстоятельно все обдумать. Отпустив, наконец, свои размышления о причинах собственных поступков, она просто попыталась привести в систему все, что видела, Лисс больше не мучила себя поиском источника этого стремления, это был состав её крови, ослаблявший побочные эффекты. Бежевая комната впитала в себя синеву ночи, и казалось, что стены сделаны из того же, из чего небо над Школой – из ничего, а значит, свобода находится на расстоянии вытянутой руки. Лисс часто просыпалась ночью, почему-то ей было гораздо проще сконцентрироваться и спокойно выполнить все необходимые упражнения и задания именно в полутемной комнате. Достав из сумки прямоугольный сверток, Шитахо широко открыла глаза и запрокинула голову – это был подарок Кварада – прибор ночного видения, вмонтированный прямо в глаза, активировался именно при таком положении мышц. Сорвав с подарка неизвестных полулюдей сальную, очевидно самодельную, бумагу тайкурянка обнаружила внутри потрепанную книгу. Края страниц осыпались при неосторожных прикосновениях, переплет едва держал их вместе, обложки не было, да и шрифт изрядно выцвел, бумажные книги давно исчезли из всех библиотек вселенной. Очевидно эта книга – ровесница Кварада Два. Изрядно помучившись над первым словом Лисс поняла, что перед ней совсем не имперский, действующий со времен Империи Семи Миров, это был древний имперский, язык, которым владели только шулонские священники, да и то не все. Повертев находку в руках и попытавшись найти информацию об источнике или, может, наличии переводов Шитахо заметила, что на обратной стороне есть символы более яркие, чем остальные. В раздумье она нажала на кнопку и опустила стекло, теперь перед ней была вся ночь, все её звуки, запахи и тайны, Лисс села на пол и стала рассматривать оборот книги. Это же кодовый боевой язык Кочад! Я знаю эти слова, Саек учил меня ему индивидуально. Девушка вспомнила, как спорила с учителем, пытаясь доказать ему, что мертвый боевой язык, которым никто не пользуется уже в течение трех столетий, никогда не пригодится ей. Тогда шурэн-воспитатель настоял на том, что если им владеет даже несколько тайкурцев, это однажды может спасти им жизнь. Едва ли у нее в руках могла оказаться простая книга, но и прочесть её не представлялось возможности, она вперила взгляд в написанные от руки слова: Твой разум покроется черной гнилью пагубных страстей, но ты омоешь его в чистых водах реки своего духа. Определенно это не учебник. Резким движением Шитахо опустила ладонь на лежащую на полу книгу и закрыла надпись. Это прямое нарушение закона, Шулонские книги являются эмоционально дестабилизирующей литературой, бессмысленной и вредной для меня. Она уже было собралась посильнее надавить на запретную книгу и превратить её в кучу клочков затхлой бумаги, но вместо этого подняла стекло назад и аккуратно положила её в наплечную сумку. Язык Кочад использует только очень узкий круг шурэнов, это может значить только одно – я встретилась с мятежниками, среди шурэнов есть предатели! Вывод мог бы ошеломить, если бы девушка могла удивляться и испытывать ужас одновременно. Она помнила еще одну вещь, каждый, кто сумел перебороть Фибрий, обращался против империи, против Ларра, против Протектората, это происходило со всеми и, очевидно, не просто так. Я узнаю, почему все происходит именно так, на все есть свои причины! Я узнаю, что это за книга, и, не читая её, это не будет нарушением закона, я сделаю это сама. Она кивнула себе, взяла клинки-кастеты и преступила к тренировке, тихо повторяя латанию против искушения страстями. Несмотря на боль в плече Лисс продолжала заниматься наедине с собой, если боль можно преодолеть, она не является основанием для прекращения тренировок, так считала Шитахо, и не в её правилах было давать себе послабления, честолюбие не подчинялось Псираз. На фоне внушающих покой строк латании, наполненных строгостью и ясностью, в голове то и дело вспыхивали полные туманной поэтичной красоты и имевшие, возможно, не один десяток толкований, строки с оборота запретной книги. Они были похожи на ядерные взрывы в упорядоченной и статичной вселенной Лисс, вспоминая их, она теряла концентрацию. Она пыталась истолковать эти слова и уже сотни вариантов заполнили её память, выталкивая из сознания все прочие мысли. Шитахо села на кровать и открыла клавиатуру записной книжки, она хотела запечатлеть эти хаотичные мысли, чтобы подумать об этом позже.
В это время Усагу повязал на голову повязку, оставив прорезь для глаз, и вошел в подземное поселение отступников. Когда-то давно, когда еще не было Протектората и фибрия, Ларра Надарры - Каси Суюко, понимая, что весь его народ жаждет свободы, создал это поселение. Шестьдесят лучших воинов и ученых, отряд «Луна», организовали здесь штаб – сердце первой революции полулюдей. Они должны были стать клинком мести Надарры, они могли поднять народ и повести его за собой, взывая к ненависти и жажде справедливости. После того, как народ Надарры потерпел поражение и был истреблен, названия изменились, люди обнулили счетчик истории и надаррийцы стали тайкурцами. Именно тогда был создан Протекторат Войны и система Псираз, чтобы исключить любую возможность восстания тайкурцев лишили воли к свободе. Чувства, которые были таким ярким мотивом – исчезли, база была тщательно законсервирована и брошена последними оставшимися в живых эмоциональными мятежниками. Теперь поселение возродилось, благодаря Кефару, а Саек пытался воссоздать отряд. Но вершить великие дела стоило не сегодня, этой ночью они хоронили друга…
Шумели вентиляторы, ходили тайкурцы, пригибая головы в узких и мрачных коридорах, все было так, как всегда, только все молчали. Зал крематория был единственным помещением, в котором они могли стоять в полный рост, он вмещал всех обитателей базы, их было 73 получеловека, теперь. Порядки лагеря были очень жестоки, солдаты гибли в охранном лесу, пополнялся отряд медленно, потому что найти тайкурца, способного преодолеть ломку было не так то просто, крематорий был так же и дуэльной комнатой, где могли выяснить отношения те, кто не нашел мирного способа договориться. Все стояли, спрятав лица в повязках, и держали в руках факелы, автоматические светильники были настолько изношены, что от их света давно не было толку, воздуха же было достаточно всегда. Гладкие пластиновые стены отражали каждую дрожащую в бликах тень, казалось, что за зеркальной поверхностью металла тоже тайкурцы, пришедшие не прощаться, а встречать Киико Элеса. Через белую простынь, накрывавшую тело юноши, просачивалась кровь из его многочисленных ран, Саек погасил свой факел и начал прощальный ритуал, каждый гасил факел, говорил лишь одно слово и покидал крематорий. Последний прощавшийся (по традиции – Кефар) разжигал печь и после развеивал прах погибшего. В этом поселении не бывало умерших, только погибшие…
- Человек, - иступлено произнес Саек и быстрым нервным шагом покинул зал. Ему было очень больно и плохо, но он все продолжал оттягивать момент приема лекарства, швырнув потухший факел о стену, он отправился в пустой пищевой блок, чтобы выпить чего-нибудь крепкого. То, что происходило в крематории, пугало его и вместе с тем воодушевляло. Он видел толпу, одетую в изорванные костюмы, толпу плохо питавшихся, мало спавших и живших бок о бок со смертью тайкурцев, каждый из которых смог стать сильнее многих обитателей секторов Школы. Все эти воины становились одним целым, стоя плечом к плечу, они являли собой единый организм, застывший в едином скорбном поклоне перед погибшим товарищем. Шурэн знал, их можно вести в бой, нет, их нужно вести в бой. Он положил много сил на то, чтобы превратить тихое поселение Кефара, в котором он собрал миролюбивых и спокойных тайкурцев, не желающих крови и мести, в смертоносный отряд. Он перестроил сознание Кефара, а Кефар перестроил его образ мысли. Я тридцать лет гасил факел первым и говорил одно и то же слово, но каждый раз я будто впервые видел смерть. Он приподнял повязку, опрокинул чарку с крепкой травяной настойкой и утерся рукавом накидки шурэна-воспитателя. Я дам вам символ, лидера и бога, ваша сила обретет направление. Я довершу начатое так скоро, но чем ближе развязка, тем больнее отпускать друзей, которые до нее не дожили…
- Эй, Усагу, - оборвавший размышления Саека юноша был еще в повязке, хотя отступники обычно носили её только на ритуалах.
- Почему ты в повязке, его уже похоронили? – спросил он добродушным печальным тоном, он не узнавал своего собеседника.
- Да, Кефар отправился наверх, чтобы развеять прах Киико, он был мне другом…
- И мне…
- Ты не исполнил клятву дружбы, больше того, ты убил его! – юноша приблизился почти вплотную к Усагу, его глаза горели жаждой мести, - Ты пойдешь со мной в крематорий, сейчас. Если откажешься, каждый, кто встретиться тебе на пути, вынет нож из ножен, - он встал и спокойным шагом направился в сторону выхода из трапезной. Саек оглянулся вокруг и заметил, что никто не снял повязку после похорон Киико. Это же заговор, весь отряд против меня одного! Мое оружие отточено…, он улыбнулся себе и вынул из кармана на поясе половину капсулы, теперь холодный разум и быстрое тело были нужны ему больше, чем скорбь во всей её полноте. В зале по периметру стояли тайкурцы с факелами, те, кто не смог разместиться внутри, заполнили коридоры на подступах к крематорию. Каждый из них был при полном ритуальном вооружении и с повязкой на лице. Усагу мягко и осторожно вошел и вынул длинный клинок из ножен. Только холодное оружие, это будет турнирный бой. Когда Кефар вбежал в зал, сопровождаемый испуганной Улат, конфликт уже был исчерпан.
- Он был во власти страстей, пагубных и черных, - Саек подошел и, упершись в тело ногой, вырвал из груди одного соперника клинок. Рядом с ним на полу лежал еще один тайкурец, дважды раненный в живот, это был тот, кто вызвал Саека. Чем-то этот юноша был похож на Киико, тоже высокий, худой и упрямый…
- Что здесь произошло?! – заорал Кефар, он явно ничего не знал о планах своих подопечных свершить над Саеком суд. Он давно уже перестал быть командиром, но был прекрасным администратором базы, Кефар обладал непререкаемым авторитетом. Шурэн жестом отстранил взбешенного товарища, Улат поняла, он хочет сообщить что-то всем обитателям базы. Женщина ласково отвела мужа в сторону.
- Твой брат по оружию нарушил закон, он вмешался в дуэль, твой брат по оружию предал тебя, - Усагу говорил холодно и громко, тайкурец лишь медленно отползал от него в сторону, но шурэн был неумолим. Кефар сжал кулаки, кто-то посмел вмешаться в дуэль! Как?!
- Никто из вас не смеет поднять клинок против меня, я ваш отец и командир! Киико погиб, чтобы спасти и не выдать Евгенике всех вас, я убил его, потому что мне дороги все ваши жизни. Вы – монеты, за которые Тайкур купит себе свободу, не забывайте о предназначении, которое уготовано вам. У вашей жажды мести есть более достойное применение, чем это, - он пнул мертвое тело носком сапога, - вы не должны сомневаться во мне, я живу ради вас…
- Усагу, остановись, - твердым голосом сказал Кефар.
 - Не беспокойся, есть закон, одна дуэль – одна смерть. Ты бы утонул в моей реке, если бы не мост, - сказал он и плюнул противнику в лицо.
Тот кашлянул, пытаясь просить смерти, но изо рта брызнула кровь, и он потерял сознание.
Открыв глаза, юноша увидел пластиновый потолок, под собой почувствовал жесткую ткань простыни. Я жив. Он повернул голову.
- Не двигайся, у тебя переломаны ребра, - сказал шурэн, сидевший у его кровати и, судя по мешкам под глазами в узкой прорези повязки, всю ночь.
- Наложили тугую повязку и шесть внутренних швов, не тебе сражаться с мастером турнирного боя, - холодно сказал он, - Пару дней не сможешь драться.
- Усагу, - умоляюще простонал вчерашний дуэлянт, но не смог найти сил продолжить фразу.
- Не проси меня тебя убить, это было бы слишком просто. Ты будешь просить прощения у друзей погибшего, и только тогда, когда каждый сочтет твое раскаяние соразмерным твоей вине, ты сможешь распорядиться своей жизнью и смертью. До тех пор, пока ты не искупишь вину, твоя жизнь и честь не принадлежат тебе! – твердо проговорил он.
- Он умер…из-за меня, - юноша кашлянул, - Я знаю тебя, ты Усагу Саек, ты не эмоциональный тайкурец.
- Значит, ты тоже возвращаешься в Школу? Кто ты? – он был немного озадачен таким положением дел.
- Меня зовут Лалэль, ты знаешь меня, как шурэна-воспитателя Дюрока.
Он снял повязку.
- Я прошу у тебя прощения за то, что мой друг вмешался, это был его бой.
- Это была дуэль.
Усагу тоже снял повязку. Молодой шурэн искренно сожалел о том, что случилось, но боль и муки совести не мешали ему смотреть Саеку прямо в глаза.
- Он был слишком пьян от собственной злобы, чтобы понять, что ты силен, и оценить все то, что ты сделал для нас. Я хотел переубедить его идти против тебя в одиночку, но он стоял на своем. Никто так и не смог просто смириться со смертью Киико…, - он снова кашлянул, - Тогда я решил вызвать тебя вместо Сонэ, он просто не успел добраться до тебя первым, я должен был погибнуть от твоего клинка, и это была сила моей клятвы дружбы.
Саек ощутил неуверенный укол в свой адрес. Хотел ли Лалэль сказать этим, что Саек предал свою клятву дружбы Киико или это была лишь красивая фраза. Если да, то он просто болтун, но с тем же успехом это мог быть и мастерски исполненный словесный упрек, направленный лично Усагу. Обвинить меня в трусости и неспособности пожертвовать собой ради друга, как того требует клятва! Если бы ты только знал, как дорога моя жизнь, в сравнении с жизнью любого из вас. Быть незаменимым было почетно, но очень горько для Саека, то, что было здравым смыслом для него, многие считали трусостью из-за собственного невежества.
- Мы вместе хотели отомстить, мы вместе организовали это. Я хотел суда, а он просто дуэли. Сонэ пытался взять на себя слишком большую ответственность, это ведь было не его личное дело, а каждого из нас.
Усагу скривил губы в злобной усмешке.
- Это мое личное дело, Киико сказал мне перед смертью название главы – Хенг Даррэ (Искупление кровью), он сам передал мне право мстить за его жизнь.
Саек склонил голову, в его памяти снова вспыхнули кадры того страшного допроса.
- Тогда это принадлежит тебе по праву, - Лалэль стиснул зубы и, пересилив боль, снял с шеи жетон, - Это его жетон, по закону он должен находиться у того, кто будет мстить. Это было твое право, а не моего друга. Я не должен был тебя судить…
- Он хотел убить меня один, а ты добивался, чтобы меня порвали на куски. Будем называть вещи своими именами, - сказал шурэн и сжал в кулаке жетон Киико.
- Только я знал кто ты. Твое звание и роль в создании отряда повлияли на меня, но я вышел…
- От храбрости до глупости меньше, чем от любви до ненависти, я еще обдумаю твой поступок, - многозначительно сказал шурэн.
Поведение Лалэля казалось ему безрассудным, но он понимал, что если бы сейчас мог полноценно чувствовать, то, скорее всего, посчитал бы, что юноша ведет себя достойно. Дюрок несколько потух и утратил желание продолжать разговор, Саек доказал ему, что он был не прав, тот опустил глаза.
- Знаешь Усагу, я тоже не маленький мальчик, не пытайся учить меня, - сказал он без выражения. Молодого тайкурца явно раздражала манера Усагу говорить, он изъяснялся сложными фразами, напичканными метафорами. Любой отступник в «Луне» редко когда говорил лишнее слово, они всегда были кратки. Очевидно, меня выдала моя речь, подумал Усагу в тот же самый момент.
- В чужой битве нет места дружбе и здравому смыслу, ты повел себя как тупой мальчишка. Это было решение твоего товарища, ты был не вправе вставать на его пути, - сказал он и, не обернувшись, бросил юноше ампулу обезболивающего, - Прими, иначе выдашь себя. Ты полетишь в Школу со мной, ты сможешь послужить мне.
Усагу не видел всех отступников, многих не знал, он появлялся в селении лишь по очень важным делам. Теперь он прокручивал в памяти все встречи с Лалэлем, это был потрясающий игрок, Усагу не подозревал его даже тогда, когда они сражались в спарринге. Было удивительно, что Кефар не посвятил его, однако… теперь они встречались гораздо реже, а дел было по-прежнему много и без того.
- Спасибо…
- Ты слабее меня, но у тебя горячий нрав и острый ум, иначе ты не смог бы жить двойной жизнью. Из всех, кто здесь живет и жил, только я это сумел, - задумчиво сказал шурэн.
- Мне проще, я не покидаю Тайкур для выполнения миссий, я ведь тоже учитель…
- Да, инструктор – Дюрок Лалэль, - кивнул он, - Ты должен будешь учить одну очень важную для меня тайкурянку, ту, которая однажды поведет отряд «Луна» на решающую битву, у тебя будет особое задание, - коротко сказал он и вышел прочь.
Его подкупило то, что Лалэль смог сплотить и организовать его отряд, в этом тайкурце было что-то такое, что влекло полулюдей за собой, он понял это, глядя в его ясные и упрямые глаза. Саек хотел, чтобы он научил этому лидерскому обаянию Шитахо. Эта пронзительная искренность могла сильно помочь ей однажды собрать вокруг себя верных и честных людей и тайкурцев. На примере Лалэля Усагу понял, что именно такое качество отличает командира от вождя, Лисс должна была стать вождем и богом тайкурского народа.