Припадок...

               
                Андрей В. Миронов


                Припадок

     Всё,  что хранила память до определённого момента, стёрлось. Осталась боль, поглощающая сознание. Боль, которую невозможно стерпеть. Боль множества сведённых судорогой мышц.
     В ином, теперь неведомом мне мире двое вели тихую неспешную беседу:
     - Доктор, что это было? – Голос, как будто хорошо знакомый, женский.
     - Эпилепсия, милая моя, обычная эпилепсия… - голос пожилого мужчины, должен успо-каивать; он и успокаивает, вот только слово «эпилепсия» настораживает. Слово явно знакомое и когда-то понятное, а, что оно значит, не помню и не понимаю.
     - И насколько это опасно, доктор? – Голос принадлежит моей жене, или не жене, или как можно назвать человека, с которым из общего только жилплощадь? Этакое не связующее звено.
     - Двух приступов с интервалом в десять минут не выдерживал никто, - это, как я понял, доктор вынес приговор не приговор, но не приятно. – А это с ним впервые?
     - Нет, было уже, с полгода тому…
     Я пытаюсь вспомнить, когда это было и не могу.
     Женский голос – вопрос:
     - И как это лечится?
     - Да, собственно, никак не лечится. Покой, алкоголь и никотин исключить. Вот и всё, пожалуй… Засим прощайте, голубушка, а я, что мог, сделал.
     По тому, как дважды лязгнула задвижка дверного замка, я понял – Доктор ушёл, а я канул в небытие.
     Первое, что сделал я по возвращении из мест мне доселе неведомых, которые оказались невероятно близкими, когда осознал, что смысл слов вновь открыт мне и понятен разуму,  заглянул в словари-помощники. И вот что они поведали мне и миру:
     «Эпилепсия – гр. Чёрная немочь, падучая». (Даль В.И. Толковый словарь живого велико-русского языка)».
     «Эпилепсия – гр. – падучая болезнь – завоевание головного мозга, характеризующееся периодически наступающими приступами судорог с потерей сознания». (Словарь иностранных слов).
     Первое: из этой словесной карусели в сознание холодной пиявкой впилось сочетание слов – «заболевание мозга» и друг мой Пушкин: «Не дай мне бог сойти с ума…», и липкий страх холод-ной струйкой пота по позвоночному столбу, и самое ужасное – осознание того, что это не шутка, это диагноз.
     Второе: что такое «гр.» ? «Грамматический»? «Грузинский»? Нет, «греческий»…
     Мозг мой работал крайне медленно; это удивляло и настораживало – «заболевание…».
     Несколько недель я пребывал в состоянии, которое сам для себя назвал – «духовная кома». Тело моё, отзываясь на воздействии внешних раздражителей, несколько вяло, но реагировало. Гораздо печальней было то, что я перестал ощущать свою бессмертную душу – пусто стало внутри и… холодно, а бесполезный в моём теперешнем состоянии разум как будто прокручивал склеенную кольцом магнитную ленту:
     - Эпилепсия – заболевание головного мозга… Заболевание мозга – эпилепсия…
     И так до бесконечности, до умопомрачения, до розовых слонов…
     Вот тут то я, наверное к счастью, то ли почувствовал, то ли ощутил, что до безумия один совсем маленький шажок, крошечный, незаметный, неощутимый и, я готов его сделать. Я сходил с ума и в этом не было сомнений. Делать ничего не хотелось, на работу я не ходил, перспектива увольнения не пугала меня. Я сидел на диване и бездумно смотрел «кино», благо, DVD-дисков в моей квартире скопилось количество превеликое; если просматривать по пяти фильмов в сутки – хватило бы на полгода…
     Где-то на седьмой день «кинофестиваля» в конкурсном просмотре принял участие фильм «Клеопатра» с Элизабет Тейлор в главной роли. Бог мой, каким скучным он мне показался; рука потянулась к пульту, палец напрягся, чтобы нажать кнопку “stop”, и… в этот краткий миг между задуманными, но незавершёнными действиями, с Юлием Цезарем случилось нечто странное – он упал на мраморный пол, судороги скрутили его тело и белая пена истекла из уголков его губ.
     - Чёрт, - я на какое-то время окаменел, одеревенел, застыл, но дара речи не утратил, - это же эпилепсия?
     Это действительно был эпилептический припадок.
     Призадумался я крепко, приоткрыл маленькую дверцу внутри себя и закрома моей памяти выдали мне ещё одно имя – Петр I. У него тоже случались припадки. И еще у кого-то из «ве-ликих», не у Ивана ли Грозного, часом? И осознание этого, как озарение, наполнило меня гор-достью – я попал не в самую плохую кампанию и с ума никогда не сойду. Попросту, не смогу. Положение обязывает. Dixi!       
     И странно мне стало оттого, что загадочные и разумом непостижимые явления, иногда происходящие в человеческом организме и называемые медицинскими светилами ли, темнилами ли – «заболеваниями», в сущности таковыми не являются…
     И понял я, что не будет покоя, пока не дойду до истока истины.
     Медицинская литература незамедлительно отправилась на «свалку истории», и в ход пошли науки оккультные, эзотерические, мистические и метафизические, магические и тайные.  О процессе можно сказать, что я именно «перелопатил» n-ное количество книг и энтузиазм мой заметно поубавился. Ни великий путаник Папюс, ни маниакально-параноидная Елена Петровна, ни ученица её – экзальтированная Анни, ни загадочный Мигель Серрано не сумели поразить моё воображение даже на самую маленькую дольку. О шарлатане Карлосе не стану…
     Это было разочарование без тени печали, медленно переходившее в состояние безразличия к предмету.  С тех пор я не читаю книг, в названии которых есть слова: «загадка», «тайна» и «непостижимое», ибо нет в это мире ничего загадочного или тайного, нужно только спросить и вам ответят, непременно ответят, нужно только правильно спросить…
     Я вернулся к привычному мне занятию – исправлению ошибок традиционной истории, ошибок часто умышленных. Я всегда полагал, что способность распознавать ошибки и за-блуждения истории происходит от аналитических способностей моего мозга, и не боле того. Те-перь я знаю – это не так.
     Мой огромный мир, независимо от моего желания, разделился на два этапа пути – до припадка и после него.
     Прежде материал для своих исследований я выбирал «осознанно», составляя какие-то, как я теперь понимаю, совершенно глупые планы работы. Я даже сроки устанавливал. Глупец. Как будто время не статично.
     Теперь, приступая к работе над печатными источниками, я смотрю на книжные стеллажи (у меня много книг, более тысячи томов из них большая половина на исторические темы), и жду, «отзовётся» какая-либо книга сегодня или нет. «Отзовётся» - это когда взгляд медленно скользит по книжным корешкам и в какой-то момент внутри тебя возникает ощущение световой вспышки. Тогда с полки снимается книга, на которой остановился взгляд в момент «озарения», и книга эта бесстрастно анализируется в процессе прочтения. Если ни одна из моих книг «не отзывается», я направляюсь в книжный магазин, где повторяю ту же операцию. Уверяю вас метод ни разу не дал сбоя. Конечно бывает, что всё мои действия совершаются впустую; тогда я либо отдыхаю, либо занимаюсь чем-то ещё, например фотографией.
     Таким образом ко мне попали книги Владимира Алексеевича Шемшука, в количестве че-тырёх. Мнение о творчестве этого автора я позволю себе сохранить в тайне. Кратко: на грани безумия и гениальности и, книги иногда настолько разнятся по стилистике языка, что кажется будто авторов несколько. А, впрочем, чтение увлекательное.   
     В одной из четырёх книг я нашёл указание на то, что эпилепсия это попытка разума вернуть человеку утраченную им способность, работы со светом, т.е. способности видеть некие отвлечённые образы прошлого и некоторые возможные варианты будущего. Эта фраза поразила меня. В Вологодской губернии для обозначения подобного состояния используется слово «ошабурило», что, по моему мнению, означает –  ошарашило и взбудоражило одновре-менно. Я понял на чём основан выбор книг, по принципу, который я называл «Отзовётся». Теперь следовало бы назвать его «Высветится». Я знаю почему так часто сбываются мои кратковременные, от пяти до тридцати секунд, прогнозы событий. Я уверен, что «время проникновения» можно увеличивать до бесконечности. Была бы сила.
     Моё чрезмерное пристрастие к горячительным напиткам наконец получило достойное объяснение, но не оправдание. Немыслимо балансировать на грани хронического алкоголизма. Здесь не бывает третьего. Быть или же не быть. И только так. Я был… Алкоголизм – не развлечение и не отдохновение, но наказание и изнурительная мука и, как выяснилось мука для меня необходимая.    
     Всё, что нужно было мне от алкоголя, я получил, и алкоголь, как данность, утратил какое-либо значение для моего осознания бытия… Утратил, так сказать, «руководящую и направ-ляющую роль», как некогда Коммунистическая партия для Страны Советов… 
    Для человека живущего в материальном мире я получил дар, о котором многие мечтают по недомыслию. Откуда им знать, что такое этот дар, если  у них этого нет.
      Глупцы, которые не готовы принять ответственность. Глупец и я, который эту ответст-венность принял, и не вправе теперь усомниться в собственном выборе. 
 
     «Однажды, ступив на Путь,
     Нет шанса с Пути свернуть…»
     А иными словами: «От Судьбы не убежишь»…
     У меня сложилось двоякое отношение к произошедшему: я доволен тем, что могу видеть нечто, недоступное многим и меня тяготит то, что я вижу.
     Вы когда-нибудь видели Смерть в глазах у случайного прохожего? А в глазах близкого человека? Глаза никогда не лгут, они отражение души, а душа, как я понял, замирает или засыпает, незадолго перед… Для себя я назвал это состояние «летаргия души».
     Я смотрю в глаза собеседника…
     Это странное ощущение. Именно странное и совсем не страшное, и чему быть… «а дальше тишина».  В зеркало я тоже смотрю…
     А, впрочем, это, что называется «издержки производства».
     Нет, не страшно…
     Я и прежде мало чего боялся, а теперь слово «страх» и вовсе ни с чем не ассоциируется в моём сознании.
     Я получил большее – доступ к информации, которую способен преобразовать в Знание, а Знание, по здравому размышлению классиков соцреализма,  – большая Сила.
     Теперь, перелистывая страницы, я вижу не только черные буквы, образующие черные слова на белом бумажном фоне. Иногда отдельные слова и целые фразы становятся красными и я знаю, - здесь что-то не так, не верно и даже ложно. 
     И надобно Это исправить.
     И кто, если не я…
     А если я, то как?
     Я едва  прикоснулся к поверхности Истории и был повергнут в ужас от нагромождения невероятных нелепостей, представленных как абсолютные истины. Я полагая, что и в Физике что-то не так. И в Биологии… Только вот мало я смыслю в Физике и Биологии, «душа не лежит»…
     Оставлю для себя Историю. Именно что «для себя», поскольку доказывать свою правоту, брызгая слюной, не стану, и биться лысиной о паркет не стану. Не стану доказывать, что для того чтобы создать регулярную пятидесятитысячную армию в двенадцатом веке на тер-ритории современной Монголии, её население должно было составлять минимум полмиллиона работоспособных граждан, иначе эту армию было бы попросту не прокормить. А население Монголии «нынешней» составляет всего один миллион человек и это при современных развитых технологиях.
     Но… даже если прокормить, то чем эту армию вооружить? В Монголии не было, нет и теперь уже не будет даже незначительных залежей железной руды. В Китае, кстати, тоже. И в Индии… Так что версии о натуральном товарообмене с соседями не рассматриваются ап-риори.
     Ну, да Бог с ним; на Урале монголы добывали себе железо. Вот только кто научил их куз-нечному искусству? Не иначе как братья-славяне себе на погибель…
      Но и это еще пустяки. Вооружившись, пополнив запасы продовольствия и фуража пя-тидесятитысячная конная армия Великой Монголии пересекает пустыню Гоби – самую страшную пустыню Центральной Азии. Это притом, что в самые лучшие времена на этот подвиг отчаивался караван, состоящий не более чем из десяти верблюдов. Больше было нельзя – запаса воды в местных колодцах не хватило бы на большее количество. Какие уж тут пятьдесят тысяч… Если конечно при армии не находилось десятка два магов, колдунов и волшебников. Но это из области “Fantasy”,  хотя многие эпизоды «официальной Истории» можно свободно отнести к этой области.
     Впрочем, об этом довольно.
     Ни здесь, не сейчас.
     Будет время и будет место.
     Я сделаю.
     Способности, полученные мной вследствие эпилептического припадка не исчезли и раз-виваются стремительно.
     Я многое могу и я сделаю многое.