Последнее прости!

               

      Волга! Это прекрасная полноводная и гордая река.Наш пароход отходил от пристани города-героя Сталинграда вечером, с тем, чтобы утром, причаливая к городам,расположенным на берегах Волги, пассажиры могли бы выходить на берег и пользоваться услугами экскурсоводов. К обеду мы снова возвращались на борт парохода и плыли дальше по Волге . Мы проплыли через часть Волго-Донского канала, который строил и мой папа тоже. Я слушала, с каким удовлетворением и гордостью он рассказывает о его строительстве, и мне становилось радостно от мысли, что благодаря моему отцу, я тоже как-то причастна к строительству этого канала. Я всегда смогу сказать: «Этот канал строил мой папа!».

      График движения парохода был рассчитан таким образом, что плыли мы ночью, а утром останавливались у городов по берегу Волги, и нам было позволено сойти на берег, с целью посещения самых интересных исторических мест города. Нас посадили в туристические автобусы, а гид становился нашим доверенным лицом, которому мы доверяли наше время и нашу безопасность.
      
      Отводилось на это мероприятие от трёх до четырёх часов, то есть до обеда, когда мы должны были вернуться на пароход. На пароходе мы обедали, а потом были всякие массовые развлекательные мероприятия, облегчающие нам длительное пребывание на пароходе. Мы с мамой были очень довольны, что папа сделал нам такой подарок.
- «Когда я была беременной, твой папа меня на пароходе не катал!» –шутила она, смеясь.
– «Катал, катал! Это ты забыла, а ещё я засыпал нашу комнату мандаринами и мимозой!» – парировал папа, потешаясь над нами обеими.

      Город Горький (Нижний-Новгород), это один из городов расположенных на берегу Волги. Там жила сестра мамы, с которой мы провели тяжёлые военные годы в Сибири. После того, как мы уехали из Сибири, я один раз встречалась с ней в Калаче-на-Дону.
С тех пор я её не видела и не знала, что вижу её живой последний раз в жизни.

      Тогда же впервые я заново познакомилась со своим кузеном Юрой, больным шизофренией, но ничего необычного в его поведении я не заметила. Позже тётя объяснила, что у Юры сейчас период «выздоровления». Но это заявление было продиктовано материнской ложью, основанной на любви к больному сыну.
      Родителям всегда невыносимо тяжело соглашаться с необратимостью болезни своего ребёнка, особенно, если это касается его психического отклонения. Вскоре сын убил её  в порыве болезненного приступа.

      За кормой парохода мелькали берега, города и зеленоватая мистерия волжской воды. Мне нравилось находиться в салоне кают-компании. Как правило, там никого не было, но был рояль. Кают-компания располагалась в носовой части парохода, поэтому экзерсируя на рояле, я могла видеть через открытые большие окна, как пароход, рассекая зелёные воды, устремлялся не только к своему конечному пути, но и к моему неизвестному будущему.

      Пароход пристал к пристани Химкинского водохранилища города Москвы утром.
      Мой поезд на Бухарест отправлялся в час дня. Если большую часть пути по Волге стояла изнуряющая жара то, когда мы пришвартовались, в Москве было прохладно, и шёл дождь. Мы поехали сразу же на Киевский вокзал, откуда уходил мой поезд на Бухарест.

      Получив все необходимые данные в связи с отправлением поезда, мы ещё побродили по вокзалу. Шёл дождь, идти было некуда, да и не хотелось. Примерно часа за полтора до отхода поезда мы пошли в вокзальный ресторан на наш последний семейный обед. Кто знает, когда он ещё повторится!

      Может быть, дождь тому был виной, но настроение у родителей явно упало, что передалось и мне. Папа заказывал из меню разные вкусности, стараясь почему-то на меня не смотреть.
      Когда заказ был принят, папа поднял на меня глаза, и я увидела в них столько отчаяния, растерянности, что я чуть не расплакалась. Мама, казалось, была спокойна, и только тот факт, что она путала приборы на столе, выдавало её беспокойство.

      Кушали, почти не разговаривая. Лишь я, почувствовав общее напряжение, старалась вести себя так, как будто ничего особенного не происходит, хотя и мне это удавалось с трудом.
      Состав поезда подали к перрону за пол часа до его отхода. Дождь не был нам помехой, потому что красивый Киевский вокзал перекрыт застеклёнными сводами.

      Родители подняли мои вещи в вагон, зашли со мной в купе и придирчиво рассматривали место моего временного пребывания. Купе было рассчитано на четырёх человек, и папа остался удовлетворён моими попутчиками, поскольку, как считал он, они смогут оказать мне необходимую помощь, учитывая моё положение.

      Кондуктор тоже заверила папу, что довезут меня в целости и сохранности. Моему малышу было уже чуть больше восьми месяцев, и он постоянно напоминал мне о себе. Объявили, чтоб провожающие покинули вагон, поскольку поезд отправляется через две минуты. Забеспокоившись, мама стала прощаться со мной и быстро вышла из купе. Папа долго держал меня в своих объятиях и, тоже ничего не сказав, вышел вслед за мамой.
 
      Только выйдя на перрон, и подойдя к моему закрытому из-за дождя окну, они наперебой стали давать мне какие-то добрые советы и наставления. Они так торопливо что-то говорили, протягивая руки к окну, как будто надеялись, что пожеланиями и жестами, хотя бы ещё на короткое время, они смогут задержать отправление поезда, увозившего их дочь в неизвестность.

      Поезд тронулся, и тут я заметила, что мама забыла свой зонтик в купе.
-  «Мама, мамочка! – кричала я из окна вслед, уже покидающим перрон родителям, - ты забыла свой зонтик!». Но они меня уже не слышали…

      Папа приобнял маму за плечи, удаляясь. Однако то ли, услышав мой окрик, толи по другой причине, они оба обернулись.
      Когда я увидела, повернувшееся ко мне лицо мамы, я пришла в замешательство. На меня смотрела постаревшая в один миг плачущая женщина, которую я привыкла видеть всегда красивой, гордой дамой, скрывающей свои эмоции на людях, а ведь ей было всего сорок восемь лет.
 
      Мама не хотела, чтобы я видела её страдания, в связи с моим отъездом по разным для неё причинам, но реальную неотвратимость долгой разлуки, вероятно, она осознала только тогда, когда поезд стал набирать скорость, и ничего уже сделать было нельзя. Мама только взмахнула рукой и я поняла, что зонт пусть останется у меня. В тот момент, когда я увидела лицо мамы, мне пришла в голову ещё одна очень важная для меня мысль: «Мама любит меня! Любит! Она меня очень любит, просто не в её характере показывать это».

      Я же всегда маму очень любила, несмотря на её «холодность» по отношению ко мне. Не отходя от окна вагона, всё ещё с зонтиком в руках, я всё смотрела, и смотрела на удаляющуюся одинокую пару, которая была для меня всегда примером, восхищением и гордостью за то, что именно мне достались такие порядочные, благородные и любящие родители.
 
      Я не знала, как сложатся отношения в моей уже новой семье. Однако я знала точно, что всё самое лучшее, полученное в наследство от родителей, я перенесу в наши с мужем взаимоотношения и воспитаю детей своих так, как это делали мои родители по отношению ко мне. Разве что в отличие от своей мамы я БУДУ показывать своим детям, как я их люблю, поскольку только этого мне, пожалуй, и недоставало. Я думаю, что все дети хотят ВИДЕТЬ, как их любят.

      Поезд уже набрал скорость, а за окном мелькали пригороды столицы, моей большой родины. Я держала зонт мамы в руках, будто боялась, что если отложу его, то порвётся последняя связь моя с моими родными, Ах, лучше бы я не видела последнего выражения лица моей мамы!
 
      Оставшись одна, безо всякой моральной поддержки, я впервые осознала последствия своего решения. Куда я еду? Зачем? Я всё время задавала себе этот вопрос, не находя на него ответа. Моя обеспокоенность передалась и моему малышу, и он начал усиленно напоминать мне о себе, толкаясь из стороны в сторону в своём замкнутом пространстве. Такая  его реакция заставила меня улыбнуться, как будто он напоминал мне, что мы едем к его папочке, который, наконец, смирился с его правом на жизнь и ждёт нас на границе своей страны.

      Поезд мчался, оставляя за собой всё, что было дорого моему сердцу, приближая меня к новому, неизвестному, пока ещё загадочному мне миру.

Прощай, любимая страна!
Прости, тебя я покидаю,
Прости, что я долги не отдала,
Ты отпусти меня, благословляя.

Благодарю тебя за твой приют,
За доброту, любовь и состраданье,
За то, что подарила мне уют,
За первую любовь, воспоминанья.

Благодарю, что ты была со мною,
Не закрывай передо мною дверь!
Я часть тебя, ты часть меня, не скрою,
Я не предам тебя, поверь!


(Продолжение следует)      Alea jacta est-Жребий брошен!
http://www.proza.ru/2011/06/11/623


Рецензии
Уважаемая Кора! Я не могу найти продолжения "Жребий брошен!" Есть ли оно?
Очень интересно читать про девичью/женскую судьбу...

Жарикова Эмма Семёновна   13.05.2015 15:14     Заявить о нарушении
"Alea jacta est-Жребий брошен!"... это всего лишь эпиграф к "Первый реальный шаг в неведомое. Граница"
http://www.proza.ru/2011/06/11/623

... а далее девичья судьба превращается уже в неменее интересную судьбу молодой женщины...:))) и это всё есть правда...

Спасибо за визит!

Кора Журавлёва   15.05.2015 09:57   Заявить о нарушении
ошибка! - не менее...)))

Кора Журавлёва   15.05.2015 10:00   Заявить о нарушении
На это произведение написано 12 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.