Жизнь Артемия

Не выключенный с вечера iPhone заиграл Lady Gaga Bad Romancе.
Артемий с трудом открыл залипшие глаза. «Уже десять?» - подумал он тревожно.
Но, вспомнив, что сегодня суббота, облегченно вздохнул и щелкнул по сенсорному экрану указательным пальцем.
Смартфон замолчал.
Артемий прислушался к своим ощущениям: во рту было горько от вчерашнего Martell, в голове тихонько гудела еще не проснувшаяся боль.
«Могло быть и хуже», - он заставил себя улыбнуться, вспомнив вычитанную в «Снобе» гимнастику для мышц лица.
«Побольше улыбаться, пускай, даже чисто механически», - подумал он.
Полежав минут пять, бессмысленно медитируя в потолок и растягивая рот в улыбке, Артемий резко встал, и потянулся.
В спортивных трусах Black Star by T появился какой-то намек на эрекцию.
Артемий преданно скользнул взглядом по небрежно раздетому телу своей подружки Софи.
Девушка лежала поперек их гигантской кровати, широко раскинув ноги с приспущенными чулками. Платье её было наполовину стянуто, обнажив небольшую аккуратную грудь: должно быть, перед сном они хотели заняться, но…
«Отключились?» - Артемий помнил лишь, как они добрались на такси домой, и взбрели по лестнице на второй этаж, где находилась их студия.
А вот дальше – провал.
Он ценил свою юную подружку. С ней было, как говорится, - не соскучишься.
При этом Артемию было уже за тридцать, а ей еще не было восемнадцати: и в этом он отдавал себе отчет.
«Одно дело, - ****ь проституток, другое дело – моя Софи», - подумал он с нежностью.
Тем более, что, несмотря на неплохой спрос на его картины и грядущую уже в марте выставку в центре современной культуры «Гараж» - с Дашей подсуетился его отец, - банковский кредит только рос, и ему было как-то не до проституток, тем более, что ****ей с юности он привык ****ь не абы каких, а породистых.
«Нужно завязывать с порошком, прекращать швыряться деньгами. Долой попойки и тусовки! Нужно ехать в Гоа! К Виноградовым! Мари будет рада. Да и с Васькой не виделись… Сколько же… Уже года как три. Еще Медведа не было», - судорожно думал он.
Артемий тихо отрыгнул.
«Бежать отсюда и поскорее!», - побрел он, подслеповато щурясь, пытаясь нащупать на бесконечно длинной книжной полке с пыльным корешками запасные очки.
Сквозь неплотно задернутые шторы по затоптанному грязной обовью ковру тянулась полоска утреннего света…
Очки нашлись.
Артемий тяжело сглотнул: ужасно хотелось пить.
Он высморкался в шелковую простынь и, без энтузиазма поискав среди раскиданной по всей комнате одежды выпивку, побрел на кухню, безвольно шаркая смешными мягкими тапочками. Бутылки из-под воды, соков и спиртного, в изобилии разбросанные по всей кухне, оказались пустыми. Артемий устало припал к водопроводному крану, принявшись жадно глотать ледяную воду, мысленно успокаивая себя тем, что их система водоснабжения оборудована специальным американским угольным фильтром, за который им с соседями, - живущими на первом этаже, - пришлось выложить несколько тысяч долларов.
«Будет у вас вода, как в Белом доме», - зато, порадовали их улыбчивые водопроводчики, два часа с умным видом устанавливавших сию хитроумную систему водоочистки.
 Придя кое-как в себя, Артемий достал чистый стакан и наполнил его водой. Он отыскал среди пустых оберток двойную Alka Seltzer, с трудом разорвал чуть трясущимися руками неподатливую упаковку, и бросил обе таблетки в воду, после чего жадно втянул ноздрями парящий над шипящим содержимым стакана бодрящий микст лимона и аспирина.
В кухне царил полумрак.
Артемий дернул пластиковые жалюзи, и они медленно поползли вверх. Пространство начало наполняться нежным легким солнечным светом, играющим бликами на снегу, от которого за окном было белым-бело, окутавшему, казалось, все вокруг холодным белым покрывалом. Артемий улыбнулся, чувствуя каждой клеточкой своего ослабшего тела таинственную почти религиозную блажь. Растрогавшись, он не заметил, как его полные губы, обрамленные аккуратной черной, словно смоль, бородкой, мелко задрожали, а огромные выразительные характерные карие глаза, вызывавшие в уже далеком детстве восторженные охи и ахи, у многочисленных тётушек и бабушек, - стали влажными, и растеряно заморгали.
Будто в священном трансе Артемий осторожно взял покоящийся на волосатой груди крест с распятием, и страстно поцеловал его.
Крестик он начал носить совсем недавно – года три назад, когда его фото впервые появилось на первой полосе желтой прессы, а ушлые журналисты отметили, что у известного русского художника на цепочке вместо православного креста болтается какая-то индийская чепуха, истинного значения которой не знал и сам Артемий.
«Не по-русски как-то, господин Артемий!» - написали тогда журналисты.
Не будучи даже крещеным, Артемий решил, что проще будет принять правила игры, и нацепить крестик, - сделать себе небольшое «промо», засветить его пару раз перед камерами, написать что-то на православную тематику…
Из комнаты, где спала Софи, раздался звук включенного телевизора: сначала Madonna Like A Virgin, потом - Pet Shop Boys Nightlife, наконец - Peter Doherty 1939 Returning.
Щелканье каналов прекратилось.
«Проснулась», - подумал Артемий слегка обреченно, с сожалением чувствуя, как улетучивается ощущение умиротворенности и торжественности, и возвращается реальность похмельной субботы.
«Принеси мне лаймовый джус!» - донесся до него издалека, через гремящую музыку – Софи имела привычку включать звук «по полной» - чудом не заглушенный, как всегда слабо-меланхоличный голос подружки.
«Сейчас!» - крикнул в ревущую пронзительными гитарными аккордами пустоту Артемий.
Он открыл холодильник, достал пару лаймов, вымыл их, и принялся готовить джус: выжав вручную сок, он смешал его с виски и лимонным ликером, после чего бросил в бокал три кубика льда.
Софи предпочитала начинать утро именно так.
Включив чайник, Артемий приготовил себе растворимый кофе.
«Ну, ты где?» - услышал он рассерженную Софи.
«Не кричи», - подумал Артемий. – «Иду, солнышко», - крикнул он ей бодро, засеменив в комнату.
Софи лениво курила тонкие ментоловые сигареты, стряхивая пепел в пустой коньячный бокал.
 «К счастью, она поправила платье», - подумал он.
«Иду, солнышко», - перекривила она Артемия, на секунду оторвав взгляд от «плазмы», где крутили Pixie Lott Mama Do. – «Фу, корова», - скривилась она, и снова щелкнула пультом: пространство наполнили умиротворяющие звуки Radiohead Paranoid Android.
«Как ты?» - спросил Артемий, ставя поднос с её джусом и своим кофе на кровать рядом с Софи.
«Это ты пить не умеешь, чучело», - насмешливо скривилась она.
«Всё я умею, просто не всегда в меру», - пожал плечами Артемий, и осторожно отхлебнул горячий кофе.
 «Пьёшь, как баба», - ответила ему Софи.
«Ох, не начинай», - замахал он руками, не желая нового скандала.
Но его подружка уже вошла в раж, и не собирала сдаваться.
«Да я вчера тебя перепила, а ты вообще отключился», - захохотала она, и разом отхлебнула добрую половину джуса. – «Мало виски», - кинула она Артемию.
Он не ответил.
Некоторое время они продолжали молчать. Артемий неспешно пил кофе, чувствуя на себе тяжелый взгляд Софи, казалось, сверлящий его. В воздухе скопилось тягостное ожидание. Артемий напрягся, словно струна, боясь обронить хоть звук, лишь выжидая, когда заговорит Софи.
Наконец, будто обдумывая все это время перед тем, как сказать, каждое слово, она, хитро мимолётно улыбнувшись, стрельнула глазами и выпалила Артемию в лицо, будто отвешивая звонкую пощечину, провоцируя на мгновенный ответ: «Знаешь, а Алекс меня вчера домогался!»
Но Артемий сглотнул и сдержался.
«Так и будешь молчать? Я же знаю, что тебе это нравится, старый извращенец» - Софи враз изменилась в лице, поджав красивые тонкие губы.
«А что я могу сказать на это?» - Артемий растеряно пожал плечами, с ужасом думая, что всё это возвращается.
Вся эта разлагающая его изнутри животная грязная похоть, не дающая ему работать, писать как прежде, - а заставляющая лишь или бегать за Софи, - «Чёртова тряпка!» - в сердцах думал Артемий, - или яростно мастурбировать, когда эта сука не давала ему и устраивала свои игры, на которые он каждый раз покупался, сам того не желая, но будучи не в силах совладать с рвущимися наружу бесами, признавая себя жалким и слабым, не достойным ничего, кроме презрения и грязи, которой и унижала его Софи.
«В Гоа! В Гоа!» - он зажмурился и принялся повторять это заклинание вновь и вновь, пытаясь отвлечься, но зная, что уже поздно: это уже началось.
Софи резким движением сбросила поднос с пустым стаканом из-под джуса и его недопитым кофе на пол. Посуда едва слышно покатилась в разные стороны комнаты. Она схватила пульт и перевела телевизор в беззвучный режим, прервав Hurts Wonderful Life. Звуконепроницаемые стены и стеклопакеты погрузили их в кажущуюся абсолютной тишину. Лишь было слышно, как тихонько продолжает дребезжать где-то под кроватью кофейное блюдце, да тяжелое дыхание Артемия.
«Дрянь», - сказала она ему полушепотом, и со всей силы заехала по небритому лицу открытой ладонью.
Он упал на спину, чувствуя, как начинает кружить вокруг него комната – стены, окна, потолок, и нависшая над ним Софи.
«У нас еще есть кокс?» - спросил её Артемий, понимая, что его вырвет, если ответ будет отрицательным.
«Вопрос, конечно, интересный», - задумчиво сказала Софи, удобно усевшись на его толстых – по сравнению с ними, ее ножки казались тоньше спичек – ногах, словно на бревне.
«Не мучай меня», - жалобно запищал Артемий.
«Ладно, уж», - брезгливо прервала его она, и потянулась за валявшейся у ее изголовья сумочкой, грациозно, словно кошка, выгнув спинку. Порывшись среди бесчисленного числа женских побрякушек, она, наконец, остановилась на одной из своих многочисленных пудрениц – крошечной, с игривой Hello Kitty, - в которой на деле оказалось еще где-то четверть грамма белого порошка. 
«Мой ангел», - заставил себя улыбнуться Артемий, пытаясь приподняться на локтях, но Софи властно толкнула его в грудь, и он вновь безвольно упал на кровать.
«Не твой ангел. Алекса благодари. Это он вчера пополнил мои запасы», - Софи развратно задрала подол платья, продемонстрировав Артемию отсутствие там трусиков.
«Я хочу…» - его губы задрожали, и Артемий потянулся к пудренице.
«***сос», - презрительно плюнула ему в лицо Софи.
«Ну, и что?..» - не унимался Артемий, безрезультатно пытаясь поймать её руку.
«С тобой становится скучно», - Софи больно схватила через трусы его уже налитый кровью член, отчего Артемий жалобно заскулил, и вжался в матрац, словно по команде вытянув руки по швам.
«Так-то лучше», - удовлетворенно сказала его подружка.
Он молчал.
«Ты всё понял?» - спросила его Софи.
Артемий нервно закивал.
«Хорошо», - она протянула ему кокаин.
Взяв пудреницу подозрительно, будто ожидая, что через мгновение её рука взлетит вверх, а она издевательски рассмеётся, оставив его ни с чем, Артемий осторожно открыл её и принялся жадно вдыхать порошок, помогая себе указательным пальцем.
«Тебе оставить?» - спросил он.
«Обойдусь», - фыркнула она.
Артемий добил всё содержимое пудреницы, и вылизал дочиста зеркальце, после чего раскинул руки в сладкой истоме, чувствуя, как жизнь наполняет его искрящимися волнами, идущими через носоглотку через всё тело, сладко пронзая его.
«Теперь ты мне должен», - сказала Софи, снова закуривая.
«Включи музыку. Пожалуйста», - попросил Артемий.
Она молча бросила ему пульт, и он вывел картинку из беззвучного режима.
Remix Pet Shop Boys на The Killers Read My Mind звучал поразительно свежо даже спустя годы.
Артемий улыбнулся.
«Иди сюда», - позвал он Софи.
Едва приподнявшись, она пересела ему на грудь.
«Ты всё такая же лёгкая, словно пёрышко», - вздохнул он блаженно, переполняемый любовью к ней.
«Заткнись», - грубо ответила Софи, и снова задрала юбку.
Артемий жадно вдохнул её аромат.
«Лижи», - приказала она, и подвинулась еще ближе – прямо на лицо, - чтобы он мог достать до неё языком.
И Артемий зализал – вдохновенно и энергично, безумно стараясь доставить ей удовольствие.
«Чтобы моя девочка кончила», - думал он, рыдая от восторга.
Софи сидела молча, и лишь закуривала время от времени сигарету за сигаретой.
Артемий потерялся.
Трек, казалось, длился целую вечностью.
Его накрывала волна за волной.
Он совсем не устал.
Артемий работал, словно одержимый, превратившись в один глобальный нерв, направленный на искусное управление порхающим между ножек Софи языком.
Ему показалась, что, ещё чуть-чуть – вот-вот, через считанные мгновения, он провалится в огромное ванильное облако, как в мультфильме про мишек из далекого детства, дарящих всем любовь. Весь мир превращался в одну сплошную любовь – большую чем любой океан, непостижимее, чем космос…  Ему виделась будущая весна, сменяющаяся летом, - свежесть и радость буквально наполняли мир вокруг.
«Я - любовь. Зарождающаяся с первыми лучами нежного апельсинового утреннего солнца, которое наливает зеленым светом небо и прогоняет прочь последние мазки сумерек. Такая неожиданная, злая и сопливая. Приходящая к каждому в самый неподходящий, казалось бы, момент. Когда ее менее всего ждешь. Тёплая, лучистая, весенняя, немного грустная. Бегущая бумажным корабликом по весенним весело журчащим ручейкам. Поющая птицами за окном теплой летней ночью. Застывающая сперма, стекающая по твоим ногам. Пьянящая своей неземной силой, и кружащая голову своей глобальной высотой. Самая первая, самая резкая. Раны от нее могут болеть годами, если не всю жизнь. Проносящаяся в нежно-голубом небе воздушными кусочками сахарной ваты. Стоять пьяным на крыше шестнадцатиэтажного дома и рыдать, прокручивая в голове перспективу, сигануть прямо сейчас же вниз, навстречу мокрому от твоих же слез асфальту. Это судьба каждого художника - быть одиноким и спасаться от этого в собственном мире, который вызывает в конечном итоге шизофрению. Находясь с женщиной, эта пустота понемножку наполняется нею, затыкая ее дырку ***м, ты затыкаешь дыру одиночества у себя внутри. Но, потом все проходит, и ты снова остаешься один на один со своим миром. Замкнутый круг. И не надо мне говорить о любви. Любовь придумало правительство, чтобы остановить животные потребности населения, взять их под контроль. Любовь это как религия, только еще более опасная. Атеистов намного больше, чем тех, кто никогда не полюбит. Шел дождь. Тысячи кубометров воды летели вниз. Я шел в дождь, разрывая его холодную пелену. Запах свежеиспеченного хлеба, лежащего на белой хлопковой скатерти, рядом с кувшином парного молока. Гибкие ветки берез густо покрыты смолистыми почками. Молоденькие осинки выстроились на опушке леса. Они ждут тепла. Ветерок весело бежит от березки к осинке. В высоком небе купаются вершины сосен. Она льется потоками яркого света и лазурного неба теплым весенним утром, свежим воздухом и задорной песней, дыханием весны и мною. Самая сильная и единственная», - цитировал, словно в бреду – рваными кусками, сбившись в один сплошной экстаз, одуревший от похоти и кокса Артемий строки неизвестного ему автора, вычитанные им где-то когда-то в юности.
  Трек прервался.
Артемий и Софи одновременно кончили.
Он спустил себе в трусы, она – ему на лицо. Артемий пронзительно застонал.
«Мы прерываем программу передач для экстренного выпуска новостей. Уже четвертый день продолжаются столкновения Народа с органами государственной безопасности. Сегодня утром, похоже, ситуация вышла из-под контроля. Народ прорвал заградительные редуты, и вошел в центр Москвы», - заговорила томным, слегка встревоженным голосом невидимая им ведущая.
«****ь, что же это творится», - Артемий попытался отодвинуть Софи, чтобы увидеть картинку: судя по звуку,  в режиме live транслировали столкновения Народа с полицией, со всеми сопутствующими отсюда последствиями – перевернутыми автомобилями, разбитыми витринами, размозженными головами.
Артемий вздрогнул от ужаса, осознав за какую-то секунду, что всё это происходит не где-то там, а здесь – совсем рядом.
«Пьяное быдло», - Софи презрительно плюнула в экран, и показала телевизору средний палец.
Артемий подумал, что было бы неплохо выглянуть в окно, проверить, что там и как.
«Дай, я тебе на рожу поссу», - хохотнула Софи.
«Ну, начинается», - обижено промямлил Артемий.
«Не вредничай, дурашка», - облизнулась она, и он почувствовал, как горячая моча потекла по его лицу, шеи, - на грудь и живот.
«Доссыт, и схожу, проверю», - подумал уже порядком испуганный Артемий, жадно, но практически безрезультатно вслушиваясь в то, что, казалось, происходило сейчас в холле их двухэтажного особняка, отчего ему становилось еще более тревожно.
Несмотря на то, что «золотой дождь» доставлял ему удовольствие, сейчас он не чувствовал ничего кроме холодящего ужаса, - а его член, казалось, скукожился и стал крошечным и еще более отвратительно липким.
Но, вот, слух Артемия уловил звон бьющегося стекла, исходящего будто из-под них, и тонкий крик, и дикий рёв толпы.
Народа!
Артемий в ужасе схватил Софи, и повалил её, ничего не понимающую, на пол.
Стены содрогнулись от мощного удара в дверь.
Еще одного.
Третьего – тонкий дубовый лист слетел с петель и громко рухнул на мраморный пол.
На пороге стоял Народ.
Артемий завизжал, брызгая пеной.
Софи захлопала глазами, словно кукла, ничего не понимая.
«Жи*овствуете?» - гневно спросил Народ, и ринулся к ним…
Февраль, 2011