ЛЕДИ ГРЁЗ Часть 3-я

ЛЕДИ ГРЁЗ
Часть 3-я

     То, что суду было рассказано не всё, здесь по ходу изложения истории уже упоминалось, и мне, как автору, для раскрытия сюжета пришлось прибегнуть к другим формам рассказа. Продолжая уже принятую форму изложения, говорю, что пущенный рабочий день своей главной героини после прощального вечера, где ей вручили приз за танец, дал коллегам в клинике пищу для размышлений и разговоров на весь следующий день. Кое-кто перешушукивался, что у Ксении Андреевны, похоже, роман, и поэтому она не вышла на работу. Это задело самолюбие аспиранта, который ухаживал за ней, и у него закипела ревность.
— Уже после трагического происшествия в моем кабинете я встретилась с дочерью погибшего, — продолжала давать свои показания главная на суде свидетельница. — Из беседы при встрече выяснилось, что погибший перед тем, как посетить прощальный вечер, где мы с ним исполнили призовой танец, пытался и сам прекратить все отношения со мной довольно необычным образом. Чтобы наконец разрушить силу своего очарования и подавить своё влечение ко мне, он говорил, что обращался к магическим силам. Однако даже такая попытка у него оказалась неудачной. Так мне стало известно, что он приходил к одному из шаманов с целью отворота своей любви. Свидетель этого присутствует здесь в зале заседания. Судья пригласил его для дачи показаний.
Мужчина в образе шамана и с барабаном, войдя в зал, представился и стал говорить:
— Ваша честь, когда ко мне пришел этот мужчина, — показывая на фотографию погибшего, начал свидетель, — я был немного удивлен. Обычно ко мне приходят с просьбами приворота, а тут наоборот. Мужчина жаловался на то, что ему очень понравилась женщина, которой по возрасту вроде как, по его понятиям, ему увлекаться нельзя. Сил, — говорил, — нет бороться с чувствами. Помоги победить, пересилить любовное увлечение. Жаловался на сновидения, в которых она так или иначе является ему, и от этих сновидений он не может освободиться. Я решил ему помочь и отворот предложил провести с банным очищением. «Клин выбивается клином, — ответил я ему. И пошутил: — Нам, хазарам, все равно, что к любви сватать, что от любви прятать. Что любовью покорить, отчего ею ж отмолить». Он согласился, и его повели в русскую баню. Помогали в этом мне молодые девушки — святители светлого и заклинатели грехов. В бане расставлены были свечные ароматические светильники, а после моего сеанса прошел обряд физического очищения. Также с применением благовонного пара. Девушки в образах духов забвения специальными вениками под магическую музыку провели физический и духовный обряд очищения от любовной зависимости. Для закрепления эффекта я произвел несколько магических заклинаний. Практически перед его глазами прошло видение, где мною вызванный дух, его леди грез, развлекалась и признавалась в любви другому мужчине. Она сначала надругалась, а потом порвала и спалила его фотографию. Это видение его леди даже прокляла его у креста, подписав контракт согласия на вечную порочную жизнь, но не с ним. После таких видений он вынужден был подписать контракт на проклятие её.      
    Более того, в этом сеансе терапии ему предложили выпить наш магический бальзам отрешения, и весь сеанс проходил под танцы наших благоверных сестер забытья. Я гарантировал, что такие сновидения его больше мучить не будут и он навсегда забудет её. Вручив диск с музыкой, под которую он должен засыпать, отправил в комнату массажной терапии духа и тела. В этой комнате ему поставили этот диск, и уже духи любви под эту музыку провели дополнительный сеанс приворота новой любви с духовной и телесной массажной терапией. Иначе шёл процесс приворота новой красотой. По-видимому, он прошел неудачно. Магической силы очарования новым видением при очищении от прежнего как будто не хватило, хоть в этом плане вроде сделано было всё. Мы оставили его на ночь отдыхать и проверить эффект исцеления.
— Вы опасный человек, — возмутился судья. — Сюда своих духов не вызвали? Мне что-то уже страшно стало.
— Это не так просто, ваша честь, нужен обряд, так что не волнуйтесь.
— Будем считать, что успокоили. Теперь продолжайте.
— Однако средь ночи, — вновь свидетельствовал он, — пациент исчез, оставив записку, что сны его не покинули. Пришлось перезвонить ему и извиниться. Предложил повторить сеанс бесплатно, более того, обещал ему привить стойкое отвращение к этой женщине, но он отказался.
Говорил, что сны стали сниться, но уже другого характера. Я поинтересовался, и он сказал, что снятся теперь кошмары. Рассказал сон, как будто он ослеп на оба глаза. Врачи в нем говорили, что вставят ему донорские глаза, клонированные на свинье. И когда стали делать операцию, он не выдержал, закричав во сне от страха. Именно от этого кошмарного сновидения проснувшись в день проведенного мною спиритического сеанса, он вновь сбежал.
    Судья предложил свидетелю сесть в зале суда, а Ксении Андреевне продолжить показания по существу дела.
— После получения букета цветов и золотой рыбки, — начала вновь свои показания основная свидетельница трагедии, — мой аспирант Давид Пепия стал проявлять ревность, а уж после моего отсутствия на работе расстроился окончательно. Втайне от меня решил позаботиться о моем спокойствии. Может, ему стало обидно за то, что он не может подарить такого же букета цветов, а может, руководствовался чем-то другим, похожим на оскорбленное самолюбие. В результате он сначала разбил подаренный аквариум, сославшись на неаккуратного посетителя. Потом купил мне другой аквариум, но уже с двумя золотыми рыбками. Если за предыдущим аквариумом я ухаживала сама, то за этим аквариумом ухаживал больше он. Это меньшее моё внимание к новому аквариуму тоже стало раздражать. Так, в день моего выхода на работу после прощального вечера он сказал, что я какая-то не такая, как обычно, и признался мне в том, что ревнует меня к седому мужчине, который по факсу присылает мене стихи. Я попросила его больше не мучиться этим и не ревновать.
Гарантировала, что стихи вряд ли уже появятся. Ко мне попросила охладеть, потому что рано или поздно это все равно случится, так как он гораздо моложе меня. Недвусмысленно намекнула, что как только он перестанет зависеть от меня, потеряет ко мне интерес, найдя себе даму гораздо моложе. Похоже, это его очень задело, и он в этот же день, выяснив, что я буду отсутствовать по делам, решил вызвать на послеоперационный осмотр моего больного в клинику. Это он сделал тайно и без согласования со мной. Как выяснилось, на факсе определялся номер телефона, с которого приходили стихи. Он или кто-то другой позвонил по этому телефону от моего имени, видимо, сославшись на мою занятость, срочно вызвал его в клинику.
   Погибший, не подозревая подвоха, пришел, как ему было назначено. Он в этот день ждал моего звонка, правда, удивился, почему не позвонила я сама. Ожидая гостя перед дверью, он сразу пригласил его в кабинет. Что произошло между ними, не знаю. Я в это время только закончила операцию и, выйдя из ординаторской, направилась в свой кабинет, который находился на первом этаже.
    Вверх по лестнице мимо меня со стонами и гримасой на лице пробежал мой аспирант, врач Давид Пепия, которого я оставляла в своем кабинете перед операцией. Видя, что он с гримасой на лице держится за руку, остановила его вопросом:
— Что с тобой, Давид?
— Ваш заочный любовник сломал мене палец.
— Покажи.
— Нет, я сам. Идите, помогите ему. Я, кажется, его убил.
    Я, разволновавшись, быстро спустилась и зашла в свой кабинет. На полу почти у дверей без движения лежал мужчина. В нем я узнала моего бывшего больного, некоего господина Николая Душина. Изо рта у него текла кровь. Я склонилась над ним, пытаясь найти признаки жизни, но констатировала смерть.
    Растерявшись от ужаса случившегося, я подошла к телефону, он же был факсом, и позвонила в свое отделение, сообщив своим коллегам о произошедшем инциденте. На столе рядом с факсом на предыдущем послании лежал помятый листок бумаги. Я развернула и быстро пробежала глазами по написанному тексту. Мне сразу все стало ясно, это было последнее его стихотворение, которое он отправил еще до встречи на прощальном вечере. (Она хотела сказать суду, написанное до последней проведенной совместно ночи, но вовремя опомнилась.) Оно было мне неизвестно и, видимо, некоторое время ходило по чужим рукам, прежде чем появилось на моем столе опять. Называлось:

Сон четвертый

О, сны, проклятье надо мной,
Зачем играете судьбой.
В лесу средь дикости зверей
Банкуют участью моей.
Ну, вот охотники идут.
Они на жизнь мою кладут
Проклятье и удачи ждут.
Любовь и долг в звериной шкуре,
Копья отточены в испуге.
Прости меня, охота зла,
Я вызвал ревностью тебя.
Но средь охотников она,
Что так мила и так стройна.
Ей хочется меня убить,
Снять шкуру и на ней грустить.
Какой опасный был я зверь,
Но на тропе любви, поверь,
Искал лишь жертвенную дверь,
А ты с копьем шла на меня
В набедренной повязке зла.
Но чем тебя я испугал,
Бежать заставил и догнал.
Ну, вот упала, дрожь и страх,
Смятение огнем в глазах.
«Неужто съесть хочу тебя?» —
Спросил во сне я сам себя.
Но вдруг взмолилась красота:
— Что хочешь, делай, но не кушай,
Я песнь тебе спою, послушай.
Она запела песнь свою.
Услышав голоса красу,
Я вдруг завыл и зарыдал,
Повязку с бедер разорвал.
Прикрыв огромной лапой страха
Очарования у паха.
Шершавым грубым языком
Лизнул по бедрам и кругом
Её красу с её лица,
И страх сменила доброта.
Растаяв от красы, я рядом лег,
Облизывая негу с её ног.
И о любви мне говоря,
Она ласкать стала сама,
Во мне не видя образ зла.
И я, от нежности святой,
Обрезал кончики ушей
И подарил тебе в награду
За совершенную усладу.
Я поражен был твоей лаской,
А не охотой хоть с опаской.
Пусть кончики моих ушей
Будут наградою твоей.
За завоеванное сердце
В охоте на волков в поместье.
Но кто-то сзади подобрался,
Копьё вонзил, я распластался.
И страсть звериная стекла
С моею кровью, как с ножа.
Теперь ты треплешь мои уши,
В глаза глядишь убитой туши.
Ну, вот и кончилась любовь.
С души не льётся трепет слов,
И светится на алтаре любви
Истлевший труп моей души.
Но то, что ты лежишь на мне,
Лаская уши при луне,
Мне очень радостно и мило,
Другого жизнь мне не сулила.
* * *
Прочитав его, я закрыла лицо руками, и на глаза набежали слезы. Вбежавшие за мной коллеги с ординаторской застали меня плачущей. Одни из них помогли мне собраться, и я уехала в их сопровождении домой. Другие вызвали милицию и занимались улаживанием последствий. В деле есть все мои показания и письма, которые посылал мне погибший.
Суд, выслушав свидетельницу, дал право для вопросов прокурору. Прокурор задал свой вопрос:
— Как давно вы знаете подсудимого и в каких отношениях с ним находились?
— Давид Пепия проходит по моей кафедре как аспирант. Я являюсь руководителем его практической работы как хирург. Однако он как мужчина пытался ухаживать за мной.
— Из ваших показаний становится ясно, что погибший проявлял к вам тоже знаки внимания, — уточнил прокурор. — Исходя из этого мы можем предположить, что у Давида Пепия могло возникнуть чувство ревности, которое и привело к проявлению агрессии с его стороны.
— По этому вопросу лучше ответит сам подсудимый. Я, исходя из оказанных мне знаков внимания, это могу только предполагать. Спросите его самого. Я сказала всё.
    Судья предложил ей сесть и попросил подсудимого рассказать по существу дела и подробно о том, что произошло в кабинете, когда погибший оказался в нем.
— Ваша честь, — начал подсудимый. — Я уже почти год прохожу практику в этой глазной больнице под руководством Ксении Андреевны. За это время я проникся к ней большим уважением и заслужил её доверие. С некоторых пор я стал неравнодушен к ней как к женщине и проявлял различные знаки внимания. Однако наши отношения оставались и до сих пор остаются чисто дружескими. Так как я часто остаюсь вместо Ксении Андреевны на кафедре, когда она на операциях или занимается больными, то по телефону и факсу мне приходится отвечать за неё.
Однажды, когда факс находился на автоматическом режиме, мне пришлось принять странное факсимильное сообщение. Это сообщение называлось «Сон третий». Я понял, что это послание прислал мужчина, с которым несколько дней ранее Ксения Андреевна встречалась с целью предупредить его, чтоб он не домогался её никакими сюрпризами и любовными посланиями в виде своих эротических грез, так как это могло скомпрометировать уважаемого всеми врача.
    Однако потом пришло еще одно. Я хотел передать ей, но потерял и сообщать не стал. А утром в день происшествия пришло новое послание. Ксения Андреевна ещё не сдала даже ночного дежурства. Прочитав стих, я ужаснулся и как будто взбесился, даже не от их смысла, а от вида. Могу зачитать сейчас, — он начал зачитывать его суду. — Он называется:

Свеча

Догорает свеча, её свет уж мигает,
Она медленно тает, воск слезами стекает.
В храме жизни моей пустота наступает.
Томный свет, как прощанье любви, затухает.
И кто же мне подсветит душу
И над свечой воздвигнет крышу?
Ну вот, мне кажется, вошла
В сиянье новая свеча,
И свет, как реквием любви,
Мой освещает храм в ночи.
О, запоздалая свеча,
Как хорошо, что ты вошла,
Чтоб осветить, хотя б на миг,
Несбыточной надежды лик.
Явила сердцу для души
Животворящий свет любви.
С волшебной нежностью своей,
С теплом и света красотой.
И темный свод моей судьбы.
Как догоравший свет свечи,
Ожил и чудо сотворил.
И света вечность попросил.
Свет тусклый от моей свечи
Почувствовал свет красоты.
Как истины и вдохновения,
Святого жизни поклонения.
Я не дышал, я замирал,
Когда огонь руки ласкал.
Не верю, правда или нет?
О, не погасни, любви свет.
И лучезарный свет любви
Надежды высветил цветы.
Как совершенная любовь,
Свеча согрела мою кровь.
Вот светит радостью надежд
И нимбом бережет от бед.
Свет истины в кромешной мгле,
Как откровенья при луне.
О, совершенная краса,
Зачем манишь к себе меня?
Обратно к юности заре,
Где грёзы душ на алтаре.
Ты сотворила свет святой
Своею чудною красой.
Уже остывший храм души
Ожил дыханием любви.
И образ твой с икон святых
Мироточит спасеньем в них.
К совоскрешенью призвала,
И в душе муза зацвела.
Боготворила, не страдай,
Судьбу свою не проклинай.
Глаза твои во мгле ночной,
Как две свечи, сейчас со мной.
Какой прописан Богом путь?
Чем осветила храма грусть?
Надежду ль к царству воскресила
Свечой любви, чтоб жизнь светила?
Гори, гори, любви свеча,
В руках твоих она свята.
Торжество жизни в рабстве ночи
Мне осветили твои очи.
И музыка в твоих глазах,
Как будто ангел в небесах.
Пусть тяжело держать свечу,
Я твои руки поддержу.
Неси, неси, любви творец,
Свой свет на счастье под венец.
На том или на этом свете,
Что ждет меня в судьбе-карете?
Я поклонялся красоте,
Искал её в своей судьбе,
На божьем троне не нашел
И даже в книжках не прочел.
Религию любви б зажёг,
Чтобы исправить жизни рок,
Но вот явилась ты с небес,
И это чудо из чудес.
Ты мне прозренье подарила,
Какая в жертве твоей сила?
Подкова счастья, что висит
У входа в храм мой, говорит:
«Не погаси свой свет свечи,
Поставь в подкову и храни».
* * *
Оно подтвердило мои самые горькие опасения. Мне показалось, что её легкий, безобидный флирт с этим больным перерос в нечто опасное. Я не стал её беспокоить и немедленно решил переговорить с ним по-мужски.   
    Выяснив по факсовому определителю звонков его номер, я в тот же час попросил дежурную позвонить от клиники, чтоб он немедленно пришел в больницу в кабинет Ведерниковой Ксении Андреевны. Когда он пришел, Ксения Андреевна после операции ещё находилась в ординаторской. Потом её ещё задержали по какому-то экстренному случаю. Я поторопился и в ожидании его вышел из кабинета. Когда он появился в коридоре, я сразу пригласил его на прием. Он удивился, что принимает его не Ксения Андреевна и как будто растерялся. Усадив его за стол, я не стал его осматривать, а показал полученное мной очередное факс-сообщение с его любовным посланием.
— Слушайте, горе-любовник, — сказал ему. — Вас больше смотреть и лечить никто не будет. Если еще раз пришлете свои писульки, я вам ребра посчитаю, и видеть вы уже никого не будете обоими глазами. При этом для убедительности требования провел ему пальцем по носу и губам до подбородка. Ему, видно, это показалось оскорблением, и он, схватив меня за этот палец, выломал его. Мне, хирургу, остаться без пальца — это все равно, что получить профессиональную смерть. Я застонал от боли, а он как ни в чем не бывало направился к двери. От отчаяния и полученного шока схватил табуретку здоровой рукой и бессознательно ударил его сзади по голове. Он упал, а я, перешагнув его, побежал в операционную. Выскочив из кабинета, уже на лестнице я встретился с Ксенией Андреевной и сообщил ей о случившемся.
   Ксения Андреевна, усевшись недалече с остальными коллегами, свидетельствующими по этому делу, слабо слушала показания подсудимого. Ей после свидетельских показаний шамана стало совсем плохо, и перед глазами стелился туман. Даже то, что она рассказала суду после него, делала это, похоже, не давая полного отчета всему сказанному.
Хоть шаман и сказал, что без обряда духи его здесь появиться не могут, ей так не казалось. Шаман глядел на неё и как будто знал, что эти показания подсудимого, как и её, предназначались только для суда.
— На самом деле, ведь, сказано было не всё, как им, так и вами, — сказала возникшая как из тумана перед её глазами дама, идущая будто от шамана к ней.
Она в её туманном, наполнившим глаза, была идеально похожая на неё. Неожиданно будто бы уселась рядом с ней. Сначала удивила её и своим появлением, а потом своими вопросами.
— Вы кто? — спросила Ксения и закрыла глаза от подступившей к вискам боли. Туман еще больше сгустился перед ней, и из него, как эхо из-под сознания, донеслось:
— Я дух его души, святая Мария из его сна — ваш двойник, посланный ему Богом, зовите как вам нравится. Хочу вас упрекнуть за сокрытие правды.
— Ах, сон, — слабо произнесла она, пытаясь восстановить в памяти ночное общение с погибшим.
— Да, да, я из того его сна, который он вам рассказал при интимном общении. Вы его скрываете от подсудимого суда и себя, боитесь показать настоящую картину произошедшего. Это право вашей интимной неприкосновенности, но правильно ли всё? Вы стыдитесь огласки, уж больно вызывающе нелепой выглядит действительность, и вы боитесь, что она может шокировать ваших коллег.
— Господи, прости меня за эту тайну, — прошептала, перекрестившись, Ксения Андреевна.
— От меня не открестишься, — сказала собеседница.
     Ксения Андреевна, сославшись на головную боль и стараясь освободиться от туманной незнакомки, попросила у суда разрешения выйти в коридор. Однако усевшись в коридоре и как будто отмахнувшись от видения собеседницы, вновь закрыла глаза, но спутница как будто опять присела рядом. Сквозь туманную пелену голосом из-под сознания настояла исповедоваться и открыть ей правду, чтоб простить все грехи.
— Да, было по-другому, — начала она своё исповедальное признание. —   
   Когда я зашла в кабинет и склонилась над погибшим, он был ещё жив. Увидев меня, он коснулся моей руки и, поцеловав её, прошептал:
— Как видите, люблю вас до смерти и, самое главное, вижу. Рецепт сработал.
    Он закрыл свой здоровый глаз и прочитал наполовину буквы на таблице, где обычно глазники проверяют зрение. Я была шокирована дважды, сначала его видом, потом его зрением.
— Ликуйте, — прошептал он, — мы победили. Ваш дар во имя моего спасения свершил чудо, но очень волнуюсь за вас. Человек, который пытается быть рядом с вами, предатель. Я умираю, и, ради бога, дайте мне умереть счастливым. Не спасайте меня, чтоб оставшаяся жизнь мне не была мукой и обузой для других. Я не смог перенести вашего унижения. Он нарушил табу любви, её таинства близости, сказал, что вы не та женщина, за которую вас принимают. Более того, что вы не женщина, а девственница, потому что из сексуальной близости радуетесь только нетрадиционной связи. В вульгарном тоне раскрыл неприкосновенную тайну любви и личной жизни, которую раскрывать не имел права, тем более если уверял вас в своей любви.
— Ты, седой, — сказал он мне, — никогда не сможешь совладать с ней, если, конечно, не обратишься за помощью в секс-шоп за приставным достоинством. Тебе лучше заказывать проституток с извращенной страстью к импотентам, да и не таким, как ты, она хранит свою девственность.
Этого оскорбления в отношении вас я не пережил и готов был его убить, но сломал только палец.
От этого известия у меня пробежали по телу мурашки, я растерялась и не знала, что делать, и уже не помню, что делала. Он вроде, как тогда, перед операцией, пытаясь перекрестить меня, промолвил:
— Храни тебя Господь, и пусть мои послания будут моим реквиемом по любви…
Он недоговорил. Я в растерянности практически выполнила его просьбу умереть счастливым, и от этого мне стало еще больней. Склонившись на стуле, рыдала от охватившего меня бессилия. Однако все это пусть останется моей тайной. Кто из женщин не грешен, прости нас, Господь, и наставь на сотворение и любви, и жизни.
***