Сто cемьдесят

 

                Если бы у моей сестры с мужем в городке Кемь в Карелии не было “Форда”, то его нужно было бы выдумать. Для полноты жизни. А так всё шло своим чередом и выглядело естественно: красный “Форд-Орион” появился весной 1997 года после того, как была продана красная “пятёрка-жигули”. Могу поспорить на что угодно, что и третья машина у них будет тоже красная – наших врачей хлебом не корми, дай только купить что-нибудь красненькое,  цвета    крови.  Это у  них,  видимо, профессиональное.
                Сразу после покупки “Форда”,  зять Саша каждый день обкатывал своё хобби, постепенно привыкая к нему. К моему приезду в Кемь он уже мастерски  крыл сквозь зубы каждого, кто ехал медленнее его. А если учесть то, что в их городишке я насчитал всего два “Мерседеса”, то, гоняя на сверхскоростной машине  по разбитым  дорогам, магнитофон можно было и не включать - хватало комментариев  крутого зятя о водительском  мастерстве  местных   аборигенов.
                Наконец,  настал радостный день, когда мы втроём рано утром рванули на “Форде” в Дубну. Сестра с мужем к детям, гостившим  у  бабушки, а я ко   второй жене. Кроме скорой встречи с женой я надеялся получить ещё и массу новых дорожных впечатлений: предстояло проехать с севера на юг половину России. К тому же, я накануне закончил ужасно трудную шабашку, из-за которой и приехал в такую даль. Почти месяц рубил лес вдоль железной дороги “Москва-Мурманск”.  А  теперь  был полностью свободен  и  почти  счастлив.
                Сестра взяла меня в новую машину с шутливым условием: будешь, говорит, нашим телохранителем - отпугивать своим небритым видом дорожную мафию. И это были уже не шутки, так как вокруг все только и говорили о том, что на трассе пропадают иномарки вместе с пассажирами. Страху на нас перед поездкой нагнали изрядного. А у моих эскулапов кроме перочинных ножичков никакого оружия в машине не было. Рассчитывать приходилось только на себя. Поэтому, готовясь к поездке, я не стал брить отросшую бороду и купил на рынке три кассеты с блатными песнями “Для братвы” - если остановят где в лесу, мы их сразу врубим, мол, свои, такие же братаны, как  и  вы, фильтруйте базар, блин... Вот только в спешке сборов забыли мне подбрить затылок повыше, чтоб через  заднее стекло  я  выглядел  покруче.
                Едва мы выехали за город, как сестра с мужем взахлёб принялись мне расписывать прелести северной хилой природы, мелькавшей за окном. Наперебой хвастались, что кто-то тут рыбу солит бочками, кто-то лосей и медведей валит штабелями, что диких гусей и уток  кто-то ест чаще, чем магазинных  американских кур, а грибы вообще из  леса  машинами возят, да по три раза в день. Но так как я прожил у них месяц на одних пельменях и перловом супе из бумажных пакетов, то все эти рассказы вызывали у меня лишь ехидную недоверчивую улыбку. Поняв, что я не в состоянии  оценить их местный  патриотизм, они стали нахваливать только то, что было видно из окна машины - торчащие повсюду из земли камни. Тут я с ними  спорить не стал - да, таких мощных и  красивых  глыб  у нас  под   Москвой   нет.
                Потом они на время забыли про меня и стали, пока трасса с утра пустая, испытывать машину на прочность и скорость. Сестра подзуживала мужа, мол, давай, псковский чайник, покажи,  какой  ты водила.  Зять  весь напрягся, вцепился в руль и,  не отрывая  взгляда  от  дороги,  только коротко  спрашивал:
“- Сколько?   А сейчас сколько? А  вот так сколько?” Скорость в машине совсем не чувствовалась, мотор гудел ровно, только асфальт стал сильнее шуршать под колёсами, да встречные машины уж очень быстро проскакивали мимо. Мы даже не успевали рассмотреть, кто в них сидит. Сестра глядела на спидометр и комментировала для нас: “- 120. 130. 140. 150. 160. 165. 170. Полёт нормальный. Сейчас будем взлетать”. А у меня почему-то в животе вдруг стало ныть и холодеть, будто я два дня не ел, хотя перед отъездом мы все плотно позавтракали. Страха ещё не было, но появилась какая-то нервозность и предчувствие чего-то нехорошего. Немного успокаивало только то, что со мной едут два врача и в случае чего, если мы все не в лепёшку сразу, то они мне хоть кровь  остановят  и  кости   вправят   на   место.
                Долгая дорога всегда утомляет своим однообразием. Вот и я, мучаясь вынужденным бездельем, стал прислушиваться к разговору сестры с мужем. Зять так осмелел и раздухарился на скоростной трассе, что сестре приходилось теперь его всё время сдерживать. Особенно на поворотах и при обгоне грузовиков с прицепом. Она стала поругивать мужа: не гони так, помни, у нас двое детей и если мы оба здесь кекнемся, то они останутся сиротами, а у братца (то есть у меня), жена дома и она докормит его дитё до пенсии. Мне эти разговоры сразу не понравились, так как я по натуре очень мнительный и  внушаемый, а в последнее время к  тому  же стал верить в приметы и в гороскопы. Но пока решил промолчать и не нервировать водителя, ведь только от него зависело, как скоро я окажусь дома и в каком виде: в обычном или слегка в гипсе. А сестра Леночка, слышу, затянула новую песню, обрабатывает мужа с другого бока: не тормози так резко, а то где мы тут, на трассе, новое лобовое  стекло  купим. Я от скуки возьми да и спроси у неё: “- А почему именно лобовое?”  Сестра повернулась ко мне, оглядела меня жалостливо и стала объяснять: “- А  как же? Скорость сто шестьдесят, он тормознёт резко, мы оба пристёгнуты ремнями, а ты, сердяга, с заднего сиденья через лобовое стекло и вылетишь прямо на асфальт  вместе  с  сумками  продуктовыми. Хорошо, если ещё не под встречную машину”. Тут мне сразу расхотелось ехать с ними дальше и, увидев указатель на Новгород, я стал просить заскочить туда по пути и пересадить меня на поезд. В поезде нет лобовых стёкол, там все боковые. Но зять в ответ на мои стоны только  хихикал, как маньяк в американских фильмах ужасов, и широко открывал рот, как птенец в гнезде, а  сестра на ходу кормила его то печеньем, то бутербродами, то горстями кидала ему в рот морошку, купленную тут же на трассе.
                Однако,  после того, как мы пару раз остановились и перекусили на травке, настроение у меня опять улучшилось и уже я, мучаясь от безделья и скуки, стал подзуживать зятя на обгон всяких “жигуликов” и “волжанок”. Вольготно раскинувшись на заднем сиденье и устав смотреть по сторонам, где всё мелькало очень быстро, я следил только за тем, как зять обгонял попутные машины. Когда мы шли по встречной полосе на обгон,  я с азартом кричал зятю: “- Делай козла! Делай этого козла!”  Корчить рожи обгоняемым и показывать им кукиши в окно,  мне не позволяло воспитание и моя  врождённая  интеллигентность, но дикие крики гордости за зятя, рвущиеся из глубин души, я сдержать не мог, да и не хотел. Это было моей  маленькой,  но  приятной местью  чужакам за свой “Запорожец”, на котором я больше девяноста выжать не мог,   когда  на нём тащился на огород,  а  все  меня  легко обгоняли  и  ехидно улыбались    при  этом.
                Кстати, обгоняли мы  попутчиков не напрягаясь. Машина действительно была мощная и скоростная. За всю тысячекилометровую поездку нас обогнали всего два  “джипа” и то оба шли без пассажиров, налегке, а нас было трое, да ещё весь багажник был забит дефицитными  в  то время пустыми трёхлитровыми банками - маме-огороднице в подарок. Остальных мы всех делали  со  свистом. После особенно удачного обгона какой-нибудь “тойёты” или “ниссана”, сестра ласково гладила мужа по голове и давала очередную порцию печенья или чего-нибудь сладенького. Мне сзади оставалось только глотать слюну от зависти и самому рыться  по  сумкам  и  пакетам  с  едой.
Наверно, поэтому, из всех наших дорожных разговоров запомнились в основном диалоги  про еду. Ещё когда завтракали утром в Кеми, Лена у меня всё заботливо спрашивала: “- Ты это поел, братик? А вот это? Всё, не будешь больше?”   И тут же мужу: “- Пойди, вывали всё это в унитаз!” Меня  такое  отношение  к  продуктам  немного удивляло и я интересовался: “- А вы что, не будете в дорогу есть?” “- А мы это не едим”, - отвечала Леночка и тут же предлагала мне попить на выбор: компот из ревеня, молоко  и  вчерашнее пиво. Когда я попил, звучала та же команда мужу: “- Вылей, Саша, всё, что осталось,  в унитаз и поехали!”
                Точно также было и на перекусонах на травке. Заботливо угостив меня какой-то скользкой варёной картошкой из целлофанового пакета и старой колбасой, сестра остатки заворачивала в бумажку и выбрасывала в кусты, ласково приговаривая при этом: “- Больше никто не будет? Тогда выкидываю!” А сами они наворачивали немецкие мясные паштеты из банок, густо намазывая их ножом на белый хлеб. Мне поневоле приходилось терпеть эти их пакости, так как ехал с ними зайцем, без билета, но про себя  я  твёрдо решил всё рассказать маме, как они надо мной издевались  в  Кеми  и  в  дороге.
                Светлым пятном во всей этой тяжёлой и нудной поездке остался шикарный обед в Петрозаводске у подруги сестры - Ларисы. Тарелки с наваристым мясным супом стояли в других тарелках, а те уже на салфетках, как в лучших ресторанах. Хлеб при нас был поджарен в тостере и нежно хрустел на зубах. На троих (без зятя) мы выпили бутылочку чудесного сухого вина. Потом смаковали  душистый кофе со всякой вкуснятиной и даже успели походить по магазинам. Лариса была молодой вдовой  военного  лётчика и, если бы Петрозаводск был поближе к Москве, а я чуть-чуть порешительней, то прикинулся бы, что меня сильно укачало в машине, упал  на  пол, потерял  сознание и на недельку остался бы у неё отлежаться и прийти в себя. Но до дома было ещё далеко и, прощаясь  с  гостеприимной  красавицей Ларисой, даже у меня  на  глаза навернулась скупая мужская слеза.
                Довольные и сытые, мы несколько часов ехали молча. Не знаю, о чём мечтал зять, ёрзая на переднем сиденье и  облизывая  губы, но я, кроме как об аппетитных прелестях Ларисы, ни о чём другом  думать не мог. Видимо, сказывалось месячное воздержание от семейных радостей. Да и одичал я немного, отвык от женского общества, три недели работая лесорубом-одиночкой  в  карельской  тайге.
                Ночевали мы у другой подруги сестры в Олонце. Она тоже была без мужа - он на неделю уехал на рыбалку. Зять и тут  сразу  съел всё мясо (как пахан в нашем автопробеге) и сразу ушёл отсыпаться.  Сестра с подругой сцепились языками и никак не могли наговориться, а меня после овощного салата напоили карельским бальзамом с кофе (чтобы не уснул), дали фуфайку, два детектива и посадили на застеклённом балконе сторожить “Форд”, стоящий под окном. Стояли белые ночи – можно  было читать даже без лампы. И вот я со второго этажа всё следил, чтобы шпана, густо тусовавшаяся всю ночь во дворе, не открутила колёса у нашей машины. На ночь был утверждён график дежурства, но никто мне на смену не пришёл - ни в час ночи, ни в три. В четыре утра я самовольно бросил пост и прилёг на диван подремать. А в шесть  меня опять поили кофе с бальзамом, совали рюкзаки и сумки в руки - тащи в машину, уезжаем.
                Остаток пути я сладко дремал, полулёжа на заднем сиденье, глядя  сквозь сонную пелену в глазах, на уже знакомые и почти   родные места - Бологое, Вышний  Волочёк,  Калинин,  посёлок   Радченко.
                Когда свернули с Ленинградского шоссе на Конаково, меня начала колотить мелкая дрожь - до дома оставалось всего 35 километров. Если бы не слабая дорожная кормёжка, я, наверно, сгорая от нетерпения, выскочил бы на ходу и побежал впереди машины. Что было вполне осуществимо, так как перед Конаково расширяли трассу, всё перерыли, насыпали песку и машины тащились гуськом не быстрее 10 километров в час. К тому же оба моих попутчика, словно нарочно, всячески оттягивали мою долгожданную встречу с женой и с холодильником, полным вкусной еды. Зять Саша капризничал, стал останавливаться чуть не у каждого столба и требовал горячего кофе из термоса, а сам потом долго дул в железный стаканчик, остужая его. С одной стороны, он вроде бы устал, двое суток подряд  держась за руль, а с другой - мог бы войти и в моё положение. Я на себе вдруг остро ощутил силу и бессмертие классики. Ленинские слова: “Промедление смерти подобно!” - будили во мне дикие желания и звали на подвиг. Не устарел октябрьский лозунг до сих пор. Сестричка Леночка тоже стала вести себя как-то странно. На каждой остановке она рысью убегала в кусты и долго шуршала в них, делая вид, что ищет там грибы на ужин. Мы  её  еле-еле  зазывали  обратно  в   машину.
                Между Конаково и Дубной нас ждало ещё одно испытание. (Прямо как у Одиссея, когда боги  десять лет не давали ему вернуться с войны к любимой жене Пенелопе). Ремонтники только-только залили дорогу жидким гудроном и начали посыпать щебёнкой. Камни ещё не прилипли толком и разлетались из-под колёс во все стороны, как осколки от гранаты. В трёх местах даже краску отбили на капоте, а встречные машины осыпали нас камнями, как шрапнелью. Зять впервые за тысячу километров пути стал вслух употреблять ненормативную лексику, не замечая, что в салоне сидит женщина. Он так умело поливал  матом  конаковских дорожников, как будто они во всём  виноваты  и специально к его приезду затеяли ремонт. Мы с сестрой испуганно притихли и до парома сидели молча - было жалко  водителя, скрипевшего зубами, при каждом ударе камня по новой, только что купленной  машине. Зять был уже на  грани  психического  срыва,  у  последней  черты. Я стал тихонько шептать сестре на ухо советы, как, приехав домой, быстро снять у него стресс и не допустить инфаркта или инсульта. Самый простой и верный способ (пришедший к нам из глубины веков от предков) – это влить в зятя при встрече с тёщей  (с обязательными цыганскими криками: “Пей до дна! Пей до дна!”)  два губастых стакана водки  и уложить спать. Остальные способы  менее эффективны и требуют больше  времени  на  подготовку.
                Перед паромом была очередь из машин на три захода – надо ждать около часа. Напряжение нарастало стремительно. Уже ничего не хотелось - ни кофе, ни шампанского. Даже фигуристые конаковские девчонки, гулявшие по берегу канала, не так радовали  глаз,  как  в обычные дни. За каналом виднелись дома родного города. Мы все трое вышли из машины и ходили вокруг неё кругами. Хоть прыгай в воду и добирайся вплавь - быстрее дома будешь. (Мобильных телефонов тогда ещё не  было и неизвестность нас    прямо изводила). Последние минуты были самыми томительными.  Я молил Бога, чтобы паром не сломался и не  подошёл  бы  караван  из барж, которые медленно будут ползти   часа  три.
                Зато когда подкатили к дому и дети сестры подбежали к машине, все сразу успокоились. Лена  ушла с  сыновьями по магазинам покупать им подарки, зять, облокотившись на машину, ждал приглашения к столу от тёщи, а я таскал маме на  балкон пустые трёхлитровые банки (страшный дефицит в то время) и прикидывал, сколько мы в них заложим на зиму экологически чистых продуктов - деревенского мёда, компотов, огурчиков   и  различного  варенья.
                Через  три  дня  уже  на  моей  машине (тоже иномарка  “ЗАЗ-968М”),  мы собрались за черникой на Полудёновку. Мама - на пенсии, я - в отпуске, а тётя Валя Волкова с моей женой – пpocтo  взяли и удрали с работы. Так им всем вдруг захотелось ягод. Поехали не рано, часов в 10 утра. Сзади в “ЗАЗике” уже давно что-то постукивало и я сильно не гнал. Как чувствовал - быть беде. Да и не лежала  душа к этой поездке – женщины  меня силой заставили. И вот у переезда в Мельдино в моей ласточке что-то хрустнуло и она заглохла намертво. (Аналогичный случай был три года назад - перед рынком на Большой Волге  лопнула полуось.  Я  тогда рулил, а  жена с тёщей толкали машину до дома). Тут женщин было уже трое, они так пихнули лёгкий “ЗАЗик” со мной за рулём, что он пролетел метров сто. И всё. Скорости не включались - полетела коробка передач. Полчаса женщины ещё ждали от меня подвига и на что-то надеялись. Я старался оправдать их доверие изо всех сил: дёргал за рычаг скоростей, залезал под машину, стучал ногой по скатам, как бывалый водила, но всё без толку.
                У взрывной тёти Вали вскоре не выдержали нервы. Она бегала с пустой  корзиной в руке вокруг машины и кричала: “- Угораздило меня связаться с вами с дуру-то! И с вашей рухлядью! Надо было Кучиных попросить - Саша бы нас мигом отвёз! Что это за машина? Облейте её бензином и сожгите прямо тут! Одни хлопоты, да расходы с ней! Она вас разорит! Тамара, послушай меня, продавайте скорее эту рухлядь! Связалась я с вами! И  день  пропал,  и  ягод  не  набрали!” Мама робко пыталась заступиться за нашу семейную гордость: “- Что ты,  Валя! Машина неплохая. Мы её починим и ещё поездим на ней, надо только, чтобы мастер её посмотрел”.
                Потом мама с тётей Валей остановили попутку и уехали за черникой, а жена пошла на электричку, чтобы прислать из Дубны техпомощь. Брошенный всеми, я сел на заднее сиденье, расстелил газетку и съел все  припасы, взятые в лес - помидоры, огурчики, бутерброды и яблоки. От переживаний у меня всегда появляется волчий аппетит. Это одна  из  наших семейных   черт. В трудные минуты  кто-то пьёт горькую, кто-то травится, стреляется, вешается, а мы сразу за стол  и  наворачиваем за обе щёки.
                Через час подъехал зять на своём “Форде”, привязал меня на верёвку и дотащил до дома. Правда, у парома верёвка лопнула, так как всё те же дорожники, уже наше Дмитровское шоссе залили жидким гудроном. Колёса прилипали к этому адскому покрытию и верёвка в одну нитку не выдержала. Я выскочил, встал в спешке на коленки, привязал верёвку вдвое, а когда поднялся, на каждом колене у меня висело по большой лепёшке гудрона. Зять с сестрой, увидев это,  так хохотали в машине, что “Форд” качался из стороны в сторону. Хорошо, что брюки были старые, для огорода и леса.                Поставил я “ЗАЗик” на стоянку у дома, сел и заплакал. Лето на улице, отпуск, самая заготовительная пора, а у меня  опять  поломка  и  запчастей  нигде  не  достать  к  такому  раритету.
                В это время мимо меня в очередной раз просвистел зять на своём красном “Форде”, а сестра с детьми высунулись из  окон и строили мне рожи, мол, попробуй, догони. Тут я решил крепко выпить вечером и отлупить зятя за то, что он так и не дал мне порулить “Фордом” ни на трассе, ни в Дубне. Но они как чувствовали свою вину  передо  мной  и вечером меня к маме на посиделки не позвали, а  рано  утром уехали  с  детьми  на  море.
                Весь месяц, пока они ныряли в море, я мечтал, как  буду мстить коварному зятю. Ночами, ворочаясь от бессонницы,  представлял себе эту картину  так - вот выиграю в лотерею белый “Мерседес”,  приеду  на нём  в  Кемь  и  поставлю его  у  них  под  окном,  рядом с  их короткозадым    “Фордишком”. Тогда уже  зять  будет прыгать у окна и просить   меня дать ему прокатиться кружочек по городу. А я буду делать вид, что плохо слышу.  Или  скажу, что  ключи  потерял.  Вот  так.  Знай  наших. Как он ко мне, так и я к нему.
                А  вообще, я зятю остался даже немного благодарен за то чувство, что ощутил пусть и  в роли пассажира. Когда летишь под 170 км в час по нашей советской дороге, то поневоле чувствуешь себя немножко Богом, по сравнению с теми, кому это пока не дано. Прав был Николай Васильевич Гоголь – какой же русский не любит быстрой езды!  А наш мужик ещё и непредсказуем во всём – и на дороге и в жизни. Вот почему Запад нас боится и никогда не сможет до конца понять русскую душу.