Быть вместе, эпилог, Гей-повесть

По-осеннему темная ночь наполнена тобой. Как каждая предыдущая и все последующие, какие у нас еще будут. Осенние, зимние, летние, весенние… Каждая ночь моей жизни – всегда – будет наполнена тобой.

Я чувствую, как у меня учащается пульс – от этих мыслей, от взгляда на тебя – расслабленного после недавних безумств, совершенно обнаженного, со следами моих пальцев на все еще разгоряченной коже. У тебя закрыты глаза, а на губах невероятная улыбка: в ней и блаженство, и какая-то интимность, и усталость, и, наверное… то же ощущение счастья, которое сейчас болезненно плещется во мне. Я хочу любоваться тобой – часами, годами – просто смотреть на тебя, лаская взглядом каждый миллиметр твоего прекрасного, зацелованного мной тела…

– Саааш… – ты протягиваешь мое имя хрипловато, настолько возбуждающе, что меня буквально подбрасывает на месте от резко нахлынувшего желания. – Когда ты так смотришь… я начинаю дрожать…

О, Боже мой… Он сам, интересно, знает, как действуют на меня его голос, тон, это его «Саааш» и то, как он дрожит от моих взглядов?! Надо срочно отвлечься на разговоры, а не то…

– Мм? – вопрошаю, как будто бы удивленно. – У тебя же глаза закрыты! Откуда ты знаешь, что я смотрю?

– Я чувствую… – Женька произносит это тихо, на выдохе, и у меня начинают трястись пальцы, пепел с сигареты падает на обнаженное бедро, я вздрагиваю от боли… и возбуждаюсь еще больше.

Черт. Черт, черт, черт. Я точно не смогу сдержаться, я не смогу… Сигарета максимально аккуратно пристраивается в пепельницу.

– Так значит… ты чувствуешь? – шепчу в самое ухо, укладываясь сверху одним плавным движением, отчего Джен охает и вытягивается в струнку. – И ты… дрожишь? Как интересно… От чего же? От страха?

– Оооо… дааа… определенно от страха… – Жека пытается отшутиться, но его голос предательски дрожит, а сам он выгибается, елозит, не в силах лежать подо мной спокойно.

– Это хорошо… это правильно… Мне нравится… – с садистскими нотками в голосе мурлычу я, покусывая его уши и шею.

Женька толкает меня, оттопыривая задницу, и я несильно шлепаю его по ягодице.

– Ох… От страха, даа… Что ты затрахаешь меня до смерти… – шепчет Джен, утыкаясь лицом в подушку и честно стараясь не двигаться, хотя у него ожидаемо не получается.

Обожаю, когда он такой! Покорный и… да, заезженный мной, заласканный до потери сил, но все еще изнывающий от желания,  как наркоман, который ради дозы готов пойти на все. Я с силой стискиваю его плечи, больно кусаю за загривок, отстраненно думаю о том, что к вечернему костюму придется подбирать шарф…

– Ты… ты ходить не сможешь… нам вставать через четыре часа…

Знаю, что уже не смогу остановиться, и он это знает – но если скажет сейчас: «Не надо», я… ну, я что-нибудь придумаю… Но он не скажет…

– Плевать! Сашка, Сашка, Сашка, пожалуйстаааа… – от этого стона – почти плача – у меня в глазах темнеет. Мы точно когда-нибудь друг друга убьем…

Я скольжу по нему всем телом – грудью по его взмокшей спине, животом по ягодицам – Жека раздвигает ноги, и мой колом стоящий член одним движением находит свою цель. Я целую плечи, непрерывно двигающиеся лопатки любимого, и стараюсь не отвлекаться на дурацкие мысли о том, что мой член находит Женькину задницу уже совершенно самостоятельно, без какой-либо помощи со стороны мозга.

Короткое движение вперед – и Жека вскрикивает, мгновенно напрягаясь, вгрызаясь зубами в подушку. Чччерт… Я полный придурок. Без смазки, без презерватива, без предварительной подготовки… Надо же так потерять голову! Ну и что с того, что я кончил в него не больше пятнадцати минут назад… второй раз за ночь? Я же чувствовал, что ему в конце уже даже было больно!

– Ничего… ничего... давай же! – Джен пытается расслабиться и даже сам двигается мне навстречу, но снова жалобно стонет. Тоже мне, герой-сабмиссив нашелся…

– Нет. Солнце, нет… Прости… – я стараюсь, чтобы в голосе не слышалось разочарования, как могу аккуратно выхожу из него, разворачиваю, прижимаю лицом к себе.

Женьку трясет, он всхлипывает, трется об меня, хватает за плечи.

– Сашка… я хочу… я очень хочу…

Я готов кончить уже только от этих слов. Но насиловать его не могу, и самому нельзя после того, как мы вчера увлеклись… Мы – два маньяка-извращенца! И что с этим теперь делать?!
Еще крепче прижимаю к себе свое сокровище, почти укладываюсь на него снова и вовлекаю в глубокий поцелуй. Когда Джен немного расслабляется, на ощупь нахожу под подушкой тюбик со смазкой, откручиваю крышку, выдавливаю в три раза больше, чем нужно…

Мои пальцы ласково касаются опухших мышц, поглаживают, невесомо, едва ощутимо. Жеку выгибает в моих руках, он стонет мне в рот, закидывает ногу на мою талию, облегчая доступ. Знаю, знаю, хороший мой, но быстро не будет… Будет медленно… и долго… так что ты успеешь несколько раз умереть от наслаждения… обещаю…

Круговые движения то легкие, то с небольшим нажимом – я жду, когда мышцы перестанут сжиматься и хоть немного раскроются, приглашая меня войти… Первое скользящее движение внутрь одним пальцем дается уже легко и совсем не встречает сопротивления. Я ласкаю Женьку изнутри, сходя с ума от того, какой он горячий, как плотно обхватывает мой палец, как жарко стонет мне в губы. Начинаю двигать чуть интенсивнее, добавляю второй палец…

– Смазка… где? – выдыхает Джен с совершенно безумным взглядом, как только я прерываю поцелуй, чтобы немного отдышаться.

Совершенно некогда думать, зачем она ему – я убираю свободную руку с его затылка, рискуя вывихнуть плечо, нащупываю почти пустой тюбик за своей спиной и передаю любимому.
Движения пальцами внутри него отдаются болезненной пульсацией в моем члене, я трусь им о Женькино бедро и думаю, что, наверное, и сам скоро кончу.

– Ааах!.. – вероломное вторжение в мою задницу Жекиных пальцев, кажется, лишает меня остатков самообладания. Немного больно, чуть-чуть жжется, Джен двигается сразу резко и глубоко, пытаясь подхватить мой собственный ритм у него внутри – все это невероятно возбуждает. Это сумасшествие – то, что мы творим – это форменное безумие! Теперь мы оба двигаемся, тремся друг о друга, пытаемся переплестись ногами, сталкиваемся плечами и лбами, стонем, вскрикиваем…

Кончаем мы почти одновременно: он немного раньше, чуть не оторвав мне пальцы, когда с силой сжал их, подавшись ягодицами вперед, и через пару минут я – вцепившись зубами в плечо своего ненаглядного маньяка...



– Я весь искусан! Кто-нибудь обязательно подумает, что мы завели огромную бешеную собаку! – возмущался Джен, выйдя из душа утром.

– А ты не раздевайся ни перед кем, некому будет думать, – я показал ему язык и продолжил сушить феном волосы.

– Когда закончится наше рабство… – Джен подкрался сзади, прижимаясь ко мне со спины влажным телом. – Я привяжу тебя к кровати и не оставлю на твоей драгоценной коже живого места! Ты у меня весь будешь в укусах, засосах и синяках!

– Жека, прекрати! У меня сейчас встанет, и мы тогда точно опоздаем на свадьбу!

Меня действительно ужасно расстраивал этот дурацкий запрет на порчу моей кожи. Но стилисты Игоря грозили страшными карами, если увидят на ней хоть малюсенькую царапину. А от большого багрового засоса на моей шее, наверное, случится массовая истерия или сорвется пара европейских показов…

– Так. Где мой костюм? – я точно помнил, что вешал его вчера на дверцу плательного шкафа параллельно Женькиному, мы покупали их вместе – темно-синий для меня и черный для него специально для сегодняшнего знаменательного дня.

– Я его выбросил. Ну, ладно, не выбросил, но убрал. Если ты меня любишь, пойдешь сегодня в этом… – голос Жеки был одновременно виноватым и упрямым, и я мысленно сделал пометку как-нибудь поговорить о том, что мне не очень нравятся подобные самоуправства в бытовых вещах…

Оказалось, что мне приготовили ослепительный костюм цвета слоновой кости с белыми атласными лацканами, жемчужными запонками и трогательным белоснежным цветочком в кармашке пиджака. Когда я смог выдохнуть, потеряв дар речи от восхищения, Джен бесшумно появился сзади и нежно поцеловал меня за ухом.

– Ты оденешь? Для меня…

Разве можно было отказаться? И все же, с этой минуты меня не отпускало чувство, что я чего-то не знаю… ощущение какого-то подвоха…

– Хм… Я в белом, ты в черном… Наташка не приревнует? Это все-таки, ее свадьба! – я пытался шуткой выудить из любимого, что он задумал.

Но получил только взгляд, полный превосходства, и щелчок по носу.

– Не будь таким нетерпеливым! Все, идем, такси подъехало…



Свадьба оказалась для меня полной сюрпризов. Я, например, не знал, что Наташка пригласила многих наших общих знакомых, с которыми успела подружиться за год моей «семейной» жизни. Тут были Костик с Варварой – ослепительной в кремовом длинном платье, с тяжелыми волнами рыжих локонов по плечам, а еще Мишель и Ури, оба в светло-лиловых костюмах, выглядевшие непривычно тихими и торжественными. Я также совсем не думал, что буду так взволнован, и каждое официальное действие в ЗАГСе будет отзываться во мне учащенным сердцебиением и пощипыванием в глазах. Я стоял за спиной у сидящих на особых «родительских» стульях мамы и отца, одной рукой поглаживая вздрагивающие от счастливых слез мамины плечи, а другой стискивая ладонь Женьки. И того, что Жека будет вот так – открыто, почти официально – стоять со мной рядом на месте «ближайших родственников невесты» – я тоже не ожидал. И был так счастлив, что чуть не пропустил самый торжественный момент – когда в зал, под громкие звуки марша Мендельсона вошли Наташка и Антон.

Все было невероятно красиво: простое белое платье и длинная – до пояса – коса моей сестры, которая наотрез отказалась от пышных причесок, непривычно взволнованный Антон, даже помолодевший на мой взгляд – или он просто побрился? Красивая музыка, трогательные слова, блестящие кольца, дрожащий голос невесты, когда она тихо ответила: «Да». Я чувствовал себя странно – одновременно счастливо и от чего-то тревожно – и если бы не близость Джена, которого я, даже не глядя, ощущал рядом с собой, я бы наверное совсем потерялся в своих эмоциях.

После официальной церемонии всех словно попустило: и гости, и молодожены шумно переговаривались, сыпали остротами и предположениями о том, для кого чем закончится свадебный ужин, все как-то перемешались в одну большую толпу – веселую и ликующую.
Жека настоял на том, чтобы самому сделать парадные фото, поэтому сразу после окончания регистрации они с Наташкой и Антоном на какое-то время пропали в местной оранжерее. Я от души хлебнул шампанского, чтобы унять волнение, переобнимался со всеми своими новыми родственниками, ответил на вопросы некоторых гостей о «милом юноше, который был со мной рядом».

– Это мой близкий друг.

Честное слово, вряд ли они были бы счастливы более развернутому ответу, а это всех устраивало.

После ЗАГСа мы поехали кататься по городу – благо сегодня было прохладно, но солнечно. Жека поминутно всех фотографировал, но старался чаще оказываться рядом со мной, чтобы я не скучал. А потом мы на пару часов остановились в местном молодежном парке, где заранее арендовали большую террасу, чтобы без спешки выпить за здоровье молодых и сделать последние «дневные» фото, перед тем как разъехаться на подготовку к свадебному ужину.
Мы были уставшие и счастливые. Как-то незаметно собрались в неприметном уголке за беседкой своей компанией: мы с Жекой, Ури с Мишем, Костик с супругой, а потом еще и сестренка с новоявленным мужем к нам присоединились. Разговор вяло перетекал от одной свадебной темы к другой – не менее свадебной, но у меня вдруг возникло чувство, что все просто выжидают некоего момента… о котором, по-видимому, только я и не был в курсе. Навострив уши, я принялся с интересом вглядываться в лица своих друзей, но они лишь широко улыбались, только еще больше укрепляя меня в моих подозрениях. Я уже собрался открыто завить, что прямо сейчас грандиозно обижусь, если мне не расскажут, что они задумали, и тут Костик засмеялся, обращаясь к Жеке:

– Ну, ладно, парень, думаю уже пора. И нас истомил, и Сашка, вон, скоро с ума сойдет  от любопытства.

Я ощутил, как Джен вздрогнул и взволнованно вздохнул, затем увидел, что остальные образовали вокруг нас плотный круг, защищая от любопытных глаз. А потом… потом Жека оказался передо мной, опустившись на оба колена, прямо на октябрьскую затоптанную траву, и я пытался понять, не упустить каждое слово, которое он говорил.

–…Я люблю тебя. В нашей стране еще долго не разрешат проводить красивые церемонии таким, как мы, но я не хочу ждать. Здесь и сейчас, в присутствии всех этих дорогих нам с тобой людей, я прошу… Сашка, выходи за меня?

Я ничего больше не видел из-за слез, которые текли у меня из глаз,  не слышал из-за оглушительного стука сердца. Если бы Женька не успел вскочить, испугавшись моей бледности, я бы рухнул туда к нему, наплевав на светлые брюки. Но он вскочил, и прижал, и целовал, испуганно заглядывая в глаза, шептал, что любит, просил прощения, что снова все спланировал без меня… Я вдруг понял, что срываю нечто невероятно важное в моей жизни. Поэтому я вцепился ему в плечи, оторвав от себя, совершенно неприлично шмыгнул носом и выдохнул:

– Я согласен!

Нас хлопали по плечам, тискали как котят, лохматили волосы, Наташка и Варвара дружно рыдали, я изо всех сил старался держаться, хотя Жека шепнул мне, что раз я «невеста», мне можно плакать, все поймут. За это я его ущипнул за задницу и укусил за ухо – чтобы снять стресс. Потом Мишель вдруг драматично завопил:

– Кольца же! – и смутившийся Костик достал из кармана бархатную коробочку, в которой оказались два золотых ободка с одинаковой витиеватой гравировкой…

Я стоял под осенним кленом, почти наполовину лишившимся своих листьев, и, затаив дыхание, смотрел, как самый дорогой для меня человек надевает мне на палец золотое кольцо. Это было настолько… невероятно, волшебно, нереально – что я боялся в это поверить.
 
Мы все еще стояли, крепко обнявшись, переплетя пальцы, касаясь кожи друг друга теплым металлом, и не сразу заметили, как к нашей взволнованной группке подошла моя мама. Она обняла и поцеловала Наташку с Антоном, сказала что-то теплое всем, кто здесь был, а потом подошла к нам. И только когда она притянула обе наши головы к своей, я вспомнил, что мы с Женькой все еще держимся за руки, и на пальцах слишком отчетливо сверкают новенькие обручальные кольца.

– Хорошие мои… Берегите друг друга. И приезжать не забывайте, на каникулы или в выходные! Обещаете?