Слово о Зощенко

Я  -  люблю Зощенко!
Ругайте меня, бейте меня палкой по голове, но я непоправимо люблю Зощенко!
Я люблю Зощенко – и больше никого мне не надо любить!
Я люблю Зощенко – и никому не позволю посметь его обижать!
 
Ну и люби себе на здоровье,  –  скажет какой-нибудь каверзный читатель.  –  Вот невидаль какая. Мы, может, тоже много чего такого любим, и у нас, может, тоже есть свои личные  привязанности. Но мы об этом тихо молчим в тряпочку, мы об этом ни гу-гу!…

А я вот не смогла удержаться, и всем рассказываю. Одна чудная женщина мне сказала, что если я открою, если я когда-нибудь попытаюсь открыть книгу Михаила Зощенко, то тут же и полюблю его всей душой. Теперь она умерла, эта добрая женщина, но у меня осталась память о ней, и о том, что она говорила.
 
И действительно, однажды я открыла книгу Зощенко  –  и полюбила его навсегда и бесповоротно. Я открыла его книгу… и не смогла поступить по-другому. И если бы сейчас случилось чудо, и он явился предо мною во всей своей красе, живой и весёлый, то я бы ему так и сказала: дескать, люблю я Вас, Михаил Михайлович, и прошу это принять к сведению. Но люблю осторожно, со всеми приличиями, как доброго друга и неугасимый «светильник разума». И он бы сказал мне так: «Я крайне тронут, милая гражданка, вашим признанием, чего мне при жизни, может быть, так не доставал. И если бы вы полюбили меня лет 80 назад, то стали моей незабвенной музой!» И подтвердил сказанное дружеским неординарным пожатием крепкой руки.

Вот как, представьте себе, всё могло быть!
 
Хотя, вы не думайте, я и других писателей тоже очень люблю. Но все они разные, как драгоценные изумруды, поэтому и любить их нужно непременно как-то особенно. Мне удивительно симпатичен Довлатов, и я уже об этом где-то писала. Но Довлатов, это другое. Я преклоняю низко голову пред Гоголем и Достоевским. Эта любовь огромна и даже небесна по своей сути. Но лучше вовремя закрыть рот и ничего о ней больше не говорить, чтобы где-то в глубины велеречивых фраз не вплелась невольная фальш...

Я чрезвычайно болезненно люблю Чехова, и хоть сейчас пожала бы его благородную руку и обняла его, как друга. Если бы он мне только это мог позволить. Я необратимо–нежно люблю Андерсена, и через 130 лет после его смерти трепетно целую его портрет на книжной  обложке. Я обожаю Аверченко за его тонкий (тоньше уже некуда!), как паутинка, юмор. Всякий раз читая его, хохочу и болтаю ногами, как неразумный ребёнок…

Откровенно, до нелепости, до какой-то неизъяснимой опасности я люблю Хармса. Это он помог мне увидеть мир под новым, совершенно иным углом зрения. Это он заставил меня шагнуть решительно с края пропасти и улететь вверх тормашками в туманную бездну потрясающего абсурда и неожиданной гармонии. И обрести, наконец, свободу творческой мысли и, если хотите, всяких подобных вещей. Да и потом мало ли кого я люблю и полюбливаю из милой писательской братии. И если всё время о том говорить и подбирать слова... ах, давайте оставим!

Со скорбью в сердце и печалью в глазах хочется отметить, что за весьма короткое время нашей жизни мы ухитрились превзойти всех героев Михаила Зощенко вместе взятых. Мы теперь вытворяем такое, что если бы писатель Зощенко был жив, то какой простор бы открылся глубокомысленному взору светлых его очей! Мы далеко продвинулись в своих изощрённых поступках и всяких там безобразных фантазиях. Мы беспробудно заврались, заворовались, перепились, почти перебили друг друга, и зашли в глубокий тупик и полное недоумение. Уж страшнее человека на Земле никого не осталось…

Вот до чего я договорилась в конце своего «слова»!
 
Так что пусть простит меня уважаемый писатель Зощенко и впечатлительный читатель за такие вот нелестные выводы. Я лишь хотела сказать, что говорила мне однажды добрая женщина: открывайте когда-нибудь книгу этого милого сердцу писателя. Для больных он станет бальзамом, старых утешит, умных сделает мудрее, глупых  –  умнее, а иных заставит посмотреть на себя другими глазами…

Пройдут годы, и быть может, дождливой промозглой осенью кто-то томимый глухою печалью и одиночеством нашарит у себя на пыльной полочке заветную книгу, и откроет ее…  Но у каждого она будет своя…   
И это стане  –  его спасением!

* * *
Где же ты теперь, дорогой моему сердцу писатель? В каких неведомых мирах и недосягаемых пространствах ты пишешь  свои сюжеты? И знаешь ли ты, что где-то далеко во Вселенной, на маленьком удивительном шарике Земля тебя по-прежнему помнят и любят неумираемой любовью. И так  –  будет всегда!


---------------------------------
Иллюстрация из интернета.
Спасибо автору!