Интернат для одаренных иногородних Глава 6б

 Интернат для одарённых иногородних                Юрик Дук


6б. Per aspera ad astra - превратности метода (продолжение)

        В январе девяносто второго история моей болезни достигла апогея. Начиналась она года за три до этого. Возникли болевые ощущения при ходьбе – в икрах и стопах. Постоишь, проходит. Потом опять. Год не брал в голову. На второй возникла оригинальная мысль обратиться к врачам. Пошёл к хирургу, тот направил на анализы. Результаты эскулапа не встревожили - предположил, что что-то с суставами не в порядке. Назначил лечение посредством лекарств. Эффект не возымелся. После воинских сборов с хождением в солдатских сапогах по жаре и непомерным курением от безделья службы положение усугубилось, боли возникали чаще и становились сильнее. Да, это тревожило. Но суета жизни, тем более что приятная, отодвигала реакцию на тревоги на завтра. Припекло к концу девяносто первого. По ночам при горизонтальном положении тела происходило онемение ног в нижней их части. От этого не моглось спать, сон прерывался и затем исчез. С бессонницей боролся достаточно сильным снотворным. Ответный удар организма выразился в воспалении нижних конечностей изнутри, ступни ноги при отхождении ко сну неприятно жгло. Идти в поликлинику к тому же хирургу не хотелось. Проводы в Геленджик с промерзанием довершили клиническую картину. В Портпосёлке, где жила боевая подруга по искусству Наташка Овчинникова, приёмы на дому практиковал Заслуженный врач РСФСР господин Китаев. Мы отправились к нему. Приговор был неутешительным – перемежающаяся хромота или облетерирующий эндартериит по-научному. Господин Китаев оформил эпикриз на фамильном бланке, а на словах просил передать хирургу из поликлиники, что тот – мудак. «И это в таком молодом возрасте, таком молодом, - качал умной головой старый доктор, - дай бог, чтобы без оперативного вмешательства обошлось…».
        Не обошлось. После новогодних каникул отправился с эпикризом Китаева в поликлинику. Мудак-хирург слёту прозрел относительно моего давнишнего недомогания. «А я ещё подумал,… но возраст, ваш возраст – всего-то тридцать пять…». Мне выписали направление в больницу к доктору Марьеву. Александр Юрьевич специализировался на сосудистых заболеваниях конечностей. Больных любил, но в разговорах был жёсток и обходился без экивоков. Осмотрев и прослушав, бесстрастно бросил: «Вот эту правую над коленкой и отхерачим». Я иронически хорохорился: «Ну, если так надо отечественной медицине…». Но хорошего и, вправду, было мало. УЗИ показало, что в правой ноге, начиная с бедра, кровоток составлял 25% от нормального. Вязкая вялотекущая кровушка недокармливала стопы и ввергала их в ишемию покоя. Две недели доктор взял на попытки реабилитации. Мне ставили капельницы, промывая сосуды. На ночь кололи слабенькую наркоту для спокойного сна. Для промывки мозгов доктор поместил меня в общую палату. Это была шокотерапия. Натуральный анатомический атлас обрезания – вот у этого мужика отчикали пару пальчиков на ноге, у другого ногу по колено, третьему отъяли по самое не хочу. На второй неделе привезли прошлогоднего «клиента» без обеих по бёдра ног (для профилактического лечения) и усекли ножку тому, который без пальчиков… сильно болело, по ночам кричал. У-ЖАС! Сознание отказывалось воспринимать окружающую действительность. Но куда деваться? Открываешь глаза и, вот оно - удивительное рядом. И ты на подходе? Образовался товарищ по несчастью, Артур Гудзь. Ещё моложе – едва за тридцать. Бывший спортсмен, велосипедист. Ходок ещё тот. За спиной диагноз холодящий пристроился, а он по ночам в пургу  из больницы по подружкам отрывался. Может сердце чуяло, что в последние разы?…
        Реабилитация не удалась. Отказали разок в наркотическом укольчике на ночь – симпотмчики тут, как тут. В ногах немота и жжение, сон пропал. Состоялся решающий разговор с доктором: «И что, дружок? Не получается без операции, сам видишь. Можешь, конечно, послать нас; а сам в Москву, скажем, дёрнуться. Проходили. Так же без ног возвращались. Нет у тебя времени на варианты, запустил заразу, гангрена близко. Я могу кровоток улучшить, есть технология. Прыгать потом не будешь, бегать сильно тоже. Но жизнь на своих ногах доживёшь. Сам говоришь, дочка, вон какая – поднимать надо. До завтра думай. Решите, пусть жена зайдёт». Вот и всё. Финиш. Жил-радовался, лучшей доли искал, уходил-приходил, психовал, курил…Счёт выписан, пора платить, кафе-шантан закрывается! За что?!!! Вопрос повисал в пустоте…
        Завтра после обеда пришёл анестезиолог. Побеседовали о том, о - сём: «…Ты не бойся. Мы тебя хорошо выключим – общий наркоз называется».
        Я лежал на узком операционном столе совсем голенький. В помещении было прохладно, в душе ёрзал страх. Вот сестра со шприцами. Маленький и большой – ну, очень большой! Это куда же меня таким? Бо-оль-но бу-у-дит! Сначала маленьким в руку. Потом – перевернись-ка на бочок – анестезиолог шариковой ручкой чего-то в спину потыкал, потом из большого вкололи – а, и не больно,… вперёд катетер вывели, капельницу подключили. Ах, Александр Юрьевич, это вы? Здравствуйте! С ним ещё один в зеленоватом облачении – лучший Зашивала в городе. «Как себя чувствуете, больной? Всё будет хорошо, как в анекдоте. Вот такой анекдот не слышали?»… Какой, там, анекдот, я лечу-у-у… И провалился в небытие.
        Ушло всё – боль, дрожь, страх. Нирвана. Зачем меня будят? Я только улетел. «Больно-ой, больной! Просыпайтесь!». С трудом приоткрываю глаза – где я, что со мной? Кругом бинты – на груди, на животе, на ногах. В голове сумасшедшее веселье. «Давай, дружок! На каталку переползай… аккуратненько, не спеши…». О-ох!!! По всему телу одуряющее резануло… Привезли в палату. Теперь в койку – ещё раз «О-ох!». Сестра ушла. Вокруг засуетились мужики из ходячих – одеяло подоткнули, подушку повыше подправили: «Так удобно? А ты боялся, Юрок. Всё прошло, всё путём. На поправку пойдёшь». – А где Артурка? «Так теперь его повезли…».
        Артура вернули далеко после обеда. Такого же, как я – всего в бинтах. Следом ворвался Александр Юрьевич. Встревоженный. Сразу ко мне: «Отошёл? Как чувствуешься?». Не дожидаясь ответа, резко: «На ноги неделю не вставать. Ходить в судно. Сейчас придёт сестра – на аппарат тебя поставит. Терпеть и не ныть, тоже неделю». Расстроено обернулся на Артура и ушёл. Первым делом после операции надо было самостоятельно помочиться, иначе беда – сестра иглой выход струйке искать будет. Мужики дали литровую банку: «Давай, тужься!». Легко сказать. Лежа никак не выходило. Полусполз ногами вниз, в ушах голос Марьева: «На ноги не вставать!». А как же тогда пи-пи? И так страшно, и так – больно! Опёрся на руку, в другой - банка. Как тужиться, если внутри всё исполосовано?!! Через не могу… слава богу, - пошло!!! В дверях сестра с судном. Увидев банку облегчённо вздохнула – пронесло. За ней пришла другая, в руках какой-то приборчик загранично-зелёного цвета. «Давайте больной подключаться». В приборчике толстенький шприц закреплён, от него трубку в катетер, на мне пластырем прилепленный, сестра вставила. Прибор в электророзетку на стене включила: «Вот красная лампочка. Как загорится и заверещит – меня позовёшь!».
        В больнице я пробыл около двух месяцев. Первая неделя – круглосуточная прокачка сосудистой системы посредством германского аппарата. Противно, нудно, но прошли. На ночь кололи наркоту, но как спать, если каждые четыре часа шприц менять. Потом ещё неделю отсыпался. А и хватит – чудодейственные укольчики отменили. И это после месяца подсидки. Началась миниломка – сам спать не могу. Ночью маета, днём – полудрёма. Прошли и это, сон наладился. Встал на ноги при помощи костылей. Потом перешёл на тросточку. Туда-сюда по коридору, и даже вверх-вниз по лестнице. Практически заново учился ходить. Марьев-то чего боялся, - что ногу у щиколотки мне перебил. Его ноу-хау заключалось в том, что кость ноги элементарно зубилом надсекалась в нескольких точках. По образовывающейся продольной трещине шёл дополнительный кровоток. У щиколотки он сильней приложился, думал - сплошной перелом соорудил. К счастью – нет. А внутри какой-то клапаночек урезали. Он кровоток к нижней части тела регулировал в зависимости от нагрузки. Его убрали для прямого стекания. Ещё в барокамеру закладывали на часовые сеансы - для насыщения тканей кислородом. Как могли – вылечили. Спасибо, Александр Юрьевич! Суровый Вы наш. От всего сердца и его потоков.
        Артуру повезло меньше. К недельной прокачке он относился фривольно, сам отключал аппарат, вставал, ходил. Да и сосуды, очевидно, были поражены сильнее. Была вторая операция. Приходил Марьев, смотрел на ногу. А она белела и синела. Короче, ногу Артуру отрезали. Я ему оставил костыли. Они не мои были. С работы – Ольга Афанасьева типа походить дала. А я Артуру оставил…
        Выписали меня в канун восьмого марта – подарком женскому коллективу семьи. Как ни надоела больница, а уходить было страшновато. Здесь-то мы все одинаковые, полугодные. Притерпелись, примирились. А на свободе все бегут-спешат, за деньгами гонятся. Куда нам таким за ними поспеть? ... Ещё два месяца держали на «больничном». Мудливый эскулап долечить хотел основательно, чувствуя предыдущую промашку. От чего долечить? От безысходного ощущения тревоги, - что теперь будет дальше? ... Подкрался критический срок допускаемого «боления» – четыре месяца. Далее светила врачебная комиссия с определением степени инвалидности. Оно мне надо? Плюнул и пошёл к заведующему отделением: «У меня обстоятельства – семью кормить, дочь поднимать. Работа не пыльная, с физическими перегрузками не связана. Сиди себе за кульманом, карандашиком води. Пусти, Христа ради, на работу, как есть таким – типа здоровым!». Перечеркнул зав. отдела мою медицинскую карту красным карандашом и заботливо сказал: «Иди, сын мой, трудись. Но теперь на учёте у нас будешь. Регулярно приходи проверяться, не стесняйся». Через год я ещё раз побывал у Марьева – на профилактике. Капельницы, барокамера и … - шокотерапия. Из прошлогодних «соратников» никого не встретил. Лица другие, а с ногами всё то же – то есть они, то – нет. И от этого никуда. Закрывая печальную тему, отметим – болезнь не ушла окончательно, она всегда со мной. То сильнее, то тише. Хроника, одним словом. Но ноги целы. Вовремя унёс…
        В отраду сердцу дела у Эльвиры Юрьевны пошли круто в гору. Тот год был концентратом событий – одно другого хлеще: конкурсы, победы, прослушивания, заграница. Но обо всё по порядку. И прежде устами самой виновницы.
        Из дневника: «В феврале в Самаре состоялся отборочный тур на всероссийский конкурс им. Эрденко в Белгороде. Я прошла. В апреле я поехала в Санкт-Петербург, на I;-й открытый конкурс скрипачей и виолончелистов. Прилетели в Пулково в дождливый день. Добрались до гостиницы без приключений. Жеребьёвка на следующий день. Занимались. Прослушивания проходили в Доме композиторов, на Герцена 45, кажется. Очень красивое здание, особенно зал. Итак, я собралась с силами, вышла на сцену – зал забит до отказа. А я стала играть. Прошло несколько минут – я закончила и … раздались аплодисменты. Впервые в жизни я ощутила какое-то восторженно-щемящее чувство – чувство полёта, что-то во мне встрепенулось. Поток поздравлений не уменьшался. Прошёл второй тур, и вот все участники в зале с трепетом ждут оглашения результатов. «Первое место присуждается … Эльвире Сабановой, Тольятти!». Мы чуть не подпрыгнули от счастья. Я поздравила педагога и концентмейстера – Макарову Елену Николаевну. Всё. Ура! Так же мне присудили специальный приз за лучшее исполнение пьесы петербуржского композитора Г.Портнова. Вот такое счастье, это, действительно, был коронный год. Погуляли по Питеру, наслаждались видом с крыши Исаакиевского собора. На следующее утро мы улетели домой. И опять встречал нас папа с цветами..
        Через две с небольшим недели вся наша компания снова поехала – теперь в Белгород. Поездом до Москвы, потом до Белгорода. Было весело. Утром, все заспанные вышли на перрон. Нас встретили, посадили в автобус. Повезли в музыкальное училище, а потом в гостиницу «Центральная». По жеребьёвке я играла восемнадцатым номером. Участников было очень много. Впервые я почувствовала, что конкурсы – дело не простое, тут, как и в большинстве случаев потом, велась своя политика. Скажу лишь об итогах. Первую премию получили: Оля Захарова из Химок, Люда Бацеко из Белоруссии. Мне досталась вторая, подруге по Петербургу третья. Не потому что хуже сыграли, просто так надо было. Нисколько не расстроившись, уехали. Теперь мне предстояло очень большое испытание. Дело в том, что нас пригласили в Санкт-Петербург ещё раз. Я давала свой первый сольный концерт. И поехали мы туда через четыре дня после Белгорода. Я не знаю, как у меня хватило сил всё это вынести. На этот раз Петербург встречал нас очень тёплым солнечным днём. Надо сказать, что пригласила нас Анна Ильинична Зайцева – педагог из 26-й школы. И жили мы у неё дома. Был план, чтобы я и Валя Светловская (она училась в одной из школ С.-Петербурга) сыграли двойной (D-moll) концерт Баха. Но в связи с тем, что я только что отыграла конкурс, это дело решили отложить. Однако сразу по прилёту услышали, что репетиция с оркестром сегодня же. В срочном порядке пришлось учить. Концерт состоялся через два дня. Первое отделение было минут 40-50. Я играла всю свою программу. Во втором – сначала я с оркестром играла a-mollьный концерт Вивальди, затем вместе с Валей – Баха. Конечно, мне было тяжело, был момент, что я думала – сорвусь… Но, ничего, выдержала. На следующий день мы отдыхали. Родители Вали пригласили нас в гости, а вечером мы отправились в Театр Оперы и Балета на «Ромео и Джульетту». Мне очень понравилось.
        Пора было уезжать. Но у нас опять(!) не было билетов. А я так и знала, что повторится такая же история, как в Геленджике. Два дня мы ездили в Пулково с надеждой, что улетим. Но, увы! Все наши попытки остались бесплодными. Совсем уже отчаявшись, на третий день опять отправились в аэропорт, - и, как ни странно, купили билеты … без мест. По правилам нас должны были пропустить первыми, однако этого не произошло. Регистрация подходила к концу, пошла посадка в самолёт, только тогда нас пропустили. Как бешеные, мы по прямому эскалатору помчались, как позволяли сумки. Людей вокруг нет, пустота. Прибежали к одному выходу – не туда. Наугад выбрались на улицу, вернее – на площадь. Кругом самолёты. Мне стало страшновато. Работники Аэрофлота подсказали, где стоит наш Ту-154. Всё было поставлено на карту. Вспоминая этот момент, я всегда думаю, что такого в кино не увидишь. Через метров сто оказались у лайнера. Трап ещё стоял. Мы поднялись и очутились у входной двери. Все места были заняты, так нам сказала стюардессы, а рядом сними, одобряюще кивая, стояли люди «кавказской национальности». Всё решили их деньги. Горестно вздохнув, мы развернулись и медленно спустились на землю. Кругом было пусто. Поняв, что в Пулково нам делать нечего, наша компания отправилась на Московский вокзал. Угрюмый дедушка Ленин взирал со своей высоты на копошащихся у касс людей … До Москвы билеты достали. Столица встретила как всегда – море народу. По рекомендации Анны Ильиничны мы поехали к её знакомым. Переночевали. Утром  с провожатыми поехали на Казанский. Судьба в этот раз сжалилась и преподнесла подарок – опять же один из знакомых Анны Ильиничны сумел достать нам билеты на поезд».
                Очередной виток взлёта связан с явленьем Маэстро. Даже сейчас я не знаю, как подходить к этой теме. Он один и воистину велик. Что мы в его торжественной судьбе? Так, мимолётный эпизод … промельк мотылька ля.
        В те смутные годы утраты державного контроля каждый выживал, как мог и во что горазд, в меру оказавшихся в распоряжении ресурсов и замаха амбиций. Мы не подходили в ватагу вожаков, ни психологически, ни мировозренчески. У нас просто был очень способный ребёнок, и с этим что-то надо было делать. К счастью тогда судьба сама мостила нам путь и подворачивала ситуации. Оставалось только делать шаги. «Виртуозы Москвы» стали частыми гостями в Тольятти и непосредственно на заводе. Сейчас это трудно представить – со сцены конференц-зала нашего затюханного корпуса 51 в обеденный перерыв лилась божественная музыка в их исполнении, и утончённо-аристократическая Алла Демидова декламировала исключительно лирическое и проникновенное. Пиршество духа запросто так. Маэстро Спиваков сильно сдружился с Большим Директором Владимиром Васильевичем Каданниковым. Это был период испанских сезонов и пика славы «Виртуозов». ВАЗ помогал им. Вечером, после просветительства на заводе, давался концерт во Дворце культуры и техники. В антракте нашу ненаглядную представили Владимиру Теодоровичу. Мы с Лили не присутствовали при этом, оно и вправду было лишним. «Ну, как? Как?» - тормошили Эльвирку по возвращению со смотрин. А что как? Послушал, наговорил тёплых слов, предложил показаться в московской Консерватории – поучаствовать в мастер-классе кого-либо из профессоров. Вот здорово! Растём. Ещё один сюрприз ждал меня следующим утром на работе. Едва забрезжила трудовая вахта, в наше старое помещение ворвался Пётр Михайлович. Да-да, тот самый Прусов. Мой первый, это самое, начальник. Теперь он был заместитель главного конструктора. Как мог, живописно передал содержание отдельных разговоров на вчерашнем фуршете официальных лиц после концерта. Из его рассказа выходило, что Спиваков сказал Каданникову: «Есть тут у вас хорошая девчонка. На бревне играть умудряется. Ей бы инструмент поприличней». Во, как! Прозвучали на самых местных верхах. На тот момент у Эльвиры уже был неотвратный смычок белого волоса от самарского мастера Крохалёва. Вот только скрипочку, как обещал – из мебельносфабрикованной, не довёл ещё. Скрипку Эльвире дали в Питере, когда сольный концерт играла, от знакомых всё той же Анны Ильиничны. То есть продали, конечно. Но деньги потом, когда оказия случится. Да и деньги смешные – в районе моего месячного оклада. Их мы отдали Ольге Владимировне, кажется, а она через кого-то в Питер по назначению. Не устанешь восхищаться уровнем отношений истинных питерских людей. Но дальше-то что? Упомянуты были и?... А, и хватит на пока. Хотя дальше тут же и не так уж плохо – надо в ЛОНДОН лететь! Ух … страшно подумать. Надо, ПЁРСЕЛ-СКУЛ приглашает. Прямо-таки нас и приглашает? Место есть в российской делегации. Что за делегация? От музыкального сообщества города Твери. Они Эльвиру на конкурсе видели, она им понравилась. Теперь их команда летит на международный фестиваль, организуемый знаменитой Purcell Scholl, хотят взять Эльвиру. И педагога, естественно. Только надо всё быстро делать, времени в обрез. Документы на выезд оформить, паспорт на скрипку, билеты, опять-таки… Ой, мама – это денег сколько же? Мы на питерски-белгородские вояжи поиздержались, за скрипку отдали, а на ВАЗе идут задержки выдачи зарплат. Семейный бюджет начинает не соответствовать уровню притязаний. Не волнуйтесь, на заграницу вам помогут. В Тольятти есть замечательная молодая торговая фирма «Инкомп LD». Они согласны оплатить перелёт Москва-Лондон и обратно двух лиц. Чисто из любви к искусству. А Тольятти-Москва и Москва-Тольятти? – «Ну, знаете, это уже мелочи. Быстрее доверенность оформляйте на провоз ребёнка посторонним лицом – педагогом. И ещё к нам, в отдел культуры зайдите, - забрать гарантийное письмо для паспорта на скрипку. Его (паспорт) надо в Москве, в Музее им. Глинки делать. Фотографии скрипочки и смычка принесите. Ждём». Вот так мы впорхнули в орбиту деятельности отдела культуры администрации района, и всемогущей Тамары Владимировны, его начальницы. Мороки было много. И было боязно, – ребёнка, практически одного  отправлять чёрти, куда за тридевять земель на окраину Европы. Бумаги собрали, снесли в отдел культуры. Там посмотрели, одобрили: «Теперь это надо в Тверь отправить побыстрей! Вот вам номер тамошнего телефона - договаривайтесь». И – здрасьте!?...Немая сцена – непонятливые мы какие. Кому всё надо? Вот то-то и оно. Созвонились, договорились. Отвезли конверт на вокзал «Жиг. Море» к московскому поезду, отдали не менее сговорчивой проводнице со сторублёвкой благодарности. В Москве товарищ из Твери подойдёт, заберёт. DHL тогда в России ещё не освоился. Завтра вечером снова созвонились из переговорного узла на почте, естественно. Далёкий тверской голос мило сообщил, что всё прекрасно, только вот нужно согласование из областного самарского КГБ. Неплохой поворот. И как в него вписаться? Отдел культуры в курсе или нам, лично на приём? Что вы, что вы! Самарский КГБ оповещён и уже работает по этому вопросу, неделя в запасе есть. Прекрасно. Остаётся сущая мелочь – билеты в Москву и обратно, да деньжат на пропитание неплохо бы. В отдел культуры соваться некорректно. И так – вон сколько сделали. Думай, папа, думай. Время такое пришло - время глубинного мышления. В горизонтальной округе все сами с прошлого месяца получку ждут недоданную. Только вверх по новой социальной лестнице. «Здравствуйте, Пётр Михайлович! Беда небольшая приключилась – в Лондон летим, а до Москвы никак. Не выручите?... С зарплаты отдам». Лукаво в усы улыбнулся Прусов. И выручил, слава богу. …Рано радовались. Пришла пятница, завтра лететь. А самарский КГБ не согласовал. Нервы оборвались, да, пошло оно… больно надо в энтот Лондон. И так наездились. Не тут-то было,  когда ещё шанс представится? Поздно вечером, педагог возникла на пороге,  коротко выдохнула: «Летим» и растаяла, назначив встречу в Курумоче.
        Следующее утро принесло лишь одно небольшое приключение. В аэропорт Лили и Эльвиру вёз мамин знакомый с работы Серёга. Сумки в руки, сами в машину – вперёд. Документы благополучно остались на тумбочке… Вернулись с полпути. Взяли забытое. До регистрации оставалось полчаса. Нервы оборвались ещё раз. По рассказам Лили, так она не боялась никогда в жизни, Серёга пёр, презрев всё – светофоры, ГАИ, время. Пронесло. Успели. Это был его звёздный час.
        Туманный Альбион с радостью распростёр свои объятия юным дарованиям и сопровождающим лицам. Но поездка была, в общем-то, ни о чём. Фестиваль, знакомства, дружба на три дня – это здорово. Потусовались. Во второй части программы проживание в чисто английских семьях. Без языка, без переводчика, наобум. Нет, англичане, безусловно, радушно приютили этих загадочных русских. Кормили, поили, (муж и жена Самуэй, два взрослых сына, дочь-подросток Кэти) в доме всё показали, на велоэргометре дали педали покрутить, старшенький на своём авто по Лондону покатал. С познавательной точки зрения да ещё в первый раз исключительно интересно. Баулы с Second Handом при отъезде вручили – непривычно, но почему бы и нет? Пиджачок зелёненький-зелёненький такой, рубашонка белая в красную полоску, юбка в клетку, туфляшки лакированные – блеск! Доча импортно преобразилась. А ещё фирменная тёмно-синяя толстовка с эмблемой Pursell Scholl во всю грудь. До сих пор в ходу, т.е. в носке, и краска не слиняла. Ну, сувениры там – микро Биг Бэн под золото, кукла-гвардеец в медвежьей шапке, фото Тауэра, биография самого Генри Пёрселла. Память, что ни говори. Гвардейца потом сопрут, и я знаю кто.
        Из Курумоча катили на такси в приятном возбуждении. И шампанское, шампанское до глубокой ночи. Отметили прекрасно. Радостью делились со всеми, даже через прессу. Эльвира с Ольгой Владимировной попали на её первые страницы – мелкие информационные сообщения, большая подробная статья, сусально отполировавшая знакомые светлые образы на фоне ещё не истоптанных газонов, по которым, и ходить можно. Творческий дуэт навестил с чувством глубокой признательности, благодарности и коробкой конфет с шампанским заботливых спонсоров – фирму «Инкомп LD». В отношениях наметилось развитие, речь пошла о пошиве концертного платья за счёт фирмы. Приятно, чёрт возьми. Из Москвы пришло приглашение посетить в сентябре мастер-класс профессора МГК господина Кравченко. «Ну, что, Эльвирочка, поедешь в Москву учиться?», - без всякой задней мысли вопрошали мы. «Нет, - скромно, но твёрдо отвечал ребёнок, - я в училище в старом городе поступлю, а потом в нашей школе, как Ольга Владимировна, преподавать буду». Вот тебе и кусок колбасы с таблеткой аспирина – чисто стокгольмский синдром. Но это были цветочки. Развесистая ягодка налилась к исходу августа. Зашелестел слушок – вам привезли скрипочку из Франции, от Спивакова. Что-о-о-о!!! Опофигеть! Такого не может быть, потому что не может быть ни-каг-да - мы же не в сказке живём, а в постперестроечной России, кругом развал и смута, деньги взбесились из сотен в тысячи, получки через раз дают, в магазинах мыши по полкам уже не бегают. И на тебе, - манна небесная! Неужели? Оторопь постепенно прошла. А, - и где? Если это, действительно так… Не спешите, всё будет. Бу-дет – вам говорят. Всё. В октябре – сольный концерт в ДКиТ и торжественное вручение. Потерпите немного, дайте подготовить мероприятие на высоком соответствующем уровне. Вам же есть пока чем заняться – в Москву, в Москву, лучезарные вы наши, на мастер-класс! Скрипочка же пока полежит в надёжном месте, в сейфе директора ДКиТ, не испортится.
        Московский вояж прошёл не менее мажорно. Успешно в сжатые сроки утвердились в росте мастерства и правильности освоения технических приёмов игры на инструменте (разбитых в пух и прах следующей весной Глезаровой Майей Самойловной, также профессором МГК им. Чайковского). Получили подтверждающий диплом. Погуляли по столице. Дали интервью журналистке «Российской газеты»! Газета вышла с очаровательной статьёй о провинциальной Золушке со смычком. Мы таяли и млели. Жизнь начала удаваться.
        Тем временем я сменил место работы. Бригада «Ух-2», вроде бы прижившаяся на фирме ЗМО, звала к себе. У них разворачивался фронт деятельности, и открывались перспективы. Обещали, как минимум, получку больше, чем «вазовскую», а потом… ваще деньгами засыплемся. Не вопрос. Написал заявление. Но с тяжёлым сердцем и долгом за Лондон пошёл к Прусову. Пётр Михайлович очень неодобрительно отнёсся  к моему намерению, отговаривал, пытался убедить, что стабильность существования подобных фирмёшек вилами по воде писана, а обратно вернуться будет ой, как трудно. Хотя стимулирующих факторов для отказа от ухода не обозначил. Не было их у него для меня. Вопрос о ведомственности жилья перестал быть угрожающим, заводу уже было недосуг вступать в разборки с уходящими. Он им прощал и оставлял квартиры. Я упёрся, Прусов плюнул, забрал долг и подписал заявление. Впрочем, мой институтский сценарий повторится и в этот раз.
       Наступила торжественная дата – персональное выступление Эльвиры на сцене Дворца культуры и техники и вручение инструмента от Маэстро. Нет, афиши не висели по всему городу. Мероприятие носило, скорее, камерный характер. Но публика была. Торжеству предшествовали деловые переговоры с официальными структурами культуры, возглавляемыми Тамарой Владимировной. Прямо на сцене, возле концертного рояля нам объяснили ситуацию и предъявили документы. Инструмент – скрипка трёхчетвертной размерности, работы современного французского мастера Алена Карбонара из Мерикура вместе со смычком и футляром южнокорейского производства передавались в собственность фонду культуры Автозаводского района. Фонд культуры на правах аренды передавал это несметное добро во временное пользование нашей семье с несением ответственности за его сохранность и оплачиванием ремонта в случаях возникновения необходимости оного. Было продемонстрировано письмо Владимира Теодоровича, устанавливающее именно такой порядок вещей. Господи, да мы согласны! О чём речь. Всё исполним, как скажете. Следует подписать договор между фондом культуры и нами – родителями о вышеизложенном. Конечно же! Давайте. – «Вот договор, подписывать вот здесь, можете текст прочесть». Да, да, читаем. Весь предыдущий опыт советской жизни мало располагал прецедентами личного вступления в договорные отношения с кем бы то ни было. В сознании возник сквознячок тревоги, он усилился, когда глаза наткнулись на материальную оценку арендуемого имущества – столько много тысяч долларов(!) нам никогда и не снились. Нет, не то чтобы мы испытывали недоверие к контрагенту или ожидали какого-либо подвоха. Как можно?! Их святость не ниже Папы римского. Однако сумма угнетающе давила. Это сколько ж лет отрабатывать придётся, если не дай бог, что?! Но обратного пути не было. И никакой голос свыше на ушко не подсказывал обо всех предстоящих сумасшедших инфляциях, деноминациях и прочих скачках курсов валют. Нужно было просто, закрыв глаза, броситься вниз головой в ледяную воду наплывающей действительности. Поёжившись, я соорудил свою подпись в нужном месте листа – была, ни была – вот вам, пожалте! «Спасибо. Только вы же понимаете, что эта скрипочка достаточно дорогая вещь?» - Да уж, млин! – «Необходимы какие-то меры безопасности… хранения,… перевозки. Очевидно, вам следует поставить в квартире охранную сигнализацию…». Мне почему-то стало смешно. Насколько известно, - в СССР охранную сигнализацию ставили при наличии телефонизации объекта. Установка телефона в те времена ещё относилась к дефициту. Быстро и за просто так обтелефонить нашу скромную двушку в только строящемся квартале ну, никак не светило. Разве что по блату или властному распоряжению… Представители самой культурной части власти стояли перед нами. «У нас нет телефона…» с затаённой надеждой промямлил я. Вопрос замяли пожатием плеч. - «А в школу вы как ездите?» - «На троллейбусе…». Мне стало ещё смешнее.  Я представил битком набитый троллейбус, нас с Эльвиркой, сдавленных толпой и заветным футлярчиком в судорожно поднятых над головами руках … а впереди троллейбуса патрульную машину ДПС с мигалками и громкоговорителем, из которого несётся: «Освободите проезд! В троллейбусе перевозится особо охраняемый объект!». Вслух я этого не  сказал, сдержался. На том тему и исчерпали.
        Дальнейшее празднество прошло без сучка, задоринки и даже с некоторым фурором. В знак уважения родителей тоже усадили на сцене для всеобщего обозрения. Изящная ведущая, ныне начальник департамента культуры всего города, Леночка Кузнецова задавала умные вопросы о том, как мы сподобились воспитать такого чудо-ребёнка и прочая, прочая. После беседы было зачитано благодарственное письмо нам с Лили от администрации Автозаводского района и объявлено, что отныне спонсорскую поддержку таланта будет осуществлять фирма ЖМО (Жигули – международное обслуживание). Затем слово дали непосредственно музыке. Эльвирочка на высоком духовном подъёме отыграла свою программу и была встречена горячими аплодисментами зала. Вот и славненько – признание нашло адресата. В завершение вечера господин Богачёв, директор ДКиТ, наконец-то вынес из-за кулис долгожданную, поблескивающую свежим лаком, скрипочку и со словами добрых пожеланий от непосредственно Спивакова и себя лично торжественно вручил её юному номинанту. Предел мечтаний свершился! Ах, какой неземной, сладко-завораживающий запах источало это всё – распахнутый тёмно-синий футляр с обивкой под бархат изнутри, сам инструмент с тонким грациозным грифом, о-о! – смычок с белым волосом и перламутрово переливающимся глазком на трости!!! Довершала комплект канифоль, уютно упакованная в тканный узелочек, перехваченный ажурной тесьмой. О, Боги, благодаренье вам! Мы пребывали если и не на вершине блаженства, то где-то рядом. То есть в кабинете директора ДКиТ – всенепременнейший фуршет по случаю вступления в пользование. Дамам – шампанское! Мущ-щинам (я и Богачёв) … - а и где это у меня (Богачёва) у шкафчике бутылочка виски застоялась (от Спивакова подарок, разумеется) … не пора ли раскУпорить! Виват, виват, виват!!!
        …Уставшие, но вдохновлённые, мы вышли из ДКиТ. Стояла тёплая октябрьская ночь. Слегка моросило. Жёлтый свет фонарей отражался в лужах на асфальте. Власть и свита нас отпустили с богом и несметным богатством в футлярчике. Глубоко вдохнув сыроватый, отдающий прелью опавших листьев, воздух, привычно направились к троллейбусной ост… Стоп! Стоять! Не туда! Мы же теперь во-он кто! Только такси! Где оно?! Подать сюда! Да и троллейбус-то – нешта в ночь ходют, жди до посинения. Машину на уже опустевшей Революционной улице, к счастью, удалось поймать сразу же. Быстренько, все вчетвером, юркнули в салон, удачно подвернувшейся большой «Волги» ГАЗ-24, девочки – Эля, Оля, Лиля на заднее сиденье, я со скрипкой - на переднее. Сопровождения ДПС не наблюдалось. Ни впереди, ни сзади.  Стало немного грустно. Да поехали допивать домой.