Река

"Ой на святого, Ой на Купалу, Девки гадали, Венки кидали, Кидали в воду, В воду быструю, Скажи реченька про жизнь молодую, С кем наша реченька, Век вековати, Кого наша реченька, Любым назвати, Долго ль я жити, Долго ли буду, Неси реченька венок, Ней дай потонути."



Ах, как же так...негоже ведь до срока девку белую звать. Да вон она, сама уже спешит ко мне талым снежком, ветром резвым, плачем далеким...и как тут не позовешь, когда сердечко биться не желает. Ах, как же так...

Ах реченька, речка быстрая
Прими душеньку одинокую
Прими душеньку в синь глубокую
Да водицею все печали смой
Да неси меня к морю хладному
Да за ястребом за моим неси...

Как же так, реченька, как же так случилось, что солнышко на ночи темные променяла? Как же зимушка Морана стала роднее летних дождей и грома Перуновой колесницы? Вот и разгневались Хорс да Даждьбог, вот и не уберегли от бед...
А случилось все на закате русальих дней, когда подошла к нашему селению грозная урманская ладья. Страшная драконья голова, оскалившись, глядела на нас, словно вот-вот оживет великий змей и унесет в свое далекое царство. Урман мы все боялись. Да только оказалось, что с миром они пришли, просили у старейшин наших приюта после долгих битв. Прибыли они с новым княжичем на Русь, но не по нраву им пришлись наши земли, вот и решили на родину возвратиться. Из самой Альдоги путь держали. Негоже гостям отказывать, вот и приютили суровых воителей в своих домах. Девки наши сразу стали на урман заглядываться, да и как тут удержать взгляд – за таким мужем всегда спокойно будет, а уж как сына родишь, так и вовсе беды знать не придется. Матери воинов всегда в почете. И я глядела, только страх пред ними не позволял вечерами из дома бегать, стыдливо краснея перед холодными синими глазами. Не умела я, как другие девки, мужикам головы дурить. Не дарили мне никогда поцелуев, не знала я слов ласковых. Уж и матушка выгоняла в Купалью ночь жениха подбирать и сестрицы жаловались, что счастья из-за меня не будет, а все ждала я чего-то, будто чувствовала душа – не надо мне спешить. Ох беду, беду душа моя накликала. Да кабы знала я, разве ж сидела бы так долго в девках? Ох беда…
Пригляделась я вою одному. Как узнала о том посейчас неведомо, а только сердце билось при виде морских глаз чаще, рвалось к нему, как запертая птица стремится к воле. Звали того воина Адальхаук и девки всегда сторонились его – уродливый шрам покрывал его щеку, вот и не люб он был красавушкам нашим. А мне же краше никого не было. Так и хотелось весь жар ему отдать, всю нежность, светлой Ладой даренную. Да не смотрел на меня северный ястреб, отводил холодный взгляд, оружие крепче в руках сжимал. Беду, беду моя горлица принесла… а уж на великий праздник кресеня пропало мое сердечко в руках любимого. Долго по лесу бежала, долго летела горлица от ястреба, да не спаслась. Тут уж и выпустила свой огнь, подарила его чужому сердцу, взамен на его пламень. Жаркими были поцелуи, жгли слова, жаром пылали тела…ох беда, беда…пропал веночек в темной водице…пропала душа в горечавковых очах…
Не знали подруженьки, не знали сестрицы, кем живет мое сердечко. Смеялись, Зимою называли, за душу, которой тепло не любо. Не знали товарищи сурового воина, в чьих руках его птица хранится, не глядел он на девок, не манили его песни и гуляния. Хранили мы крепко нашу тайну, не хотели пока родичей моих тревожить. Боялась я за матушку, которая не любила урман всем сердцем, боялась гнева батюшки. Вот и молчали пока. Только в лесной тишине таяла я в могучих руках, слушала рассказы о далеких берегах, где растут на камнях деревья, а души молодых девиц водят на небе разноцветные хороводы. Просить бы не посмела, но мечтала, что уеду в Нор-эгр, увижу своими глазами скалистые берега, что сковывают море. Только звала моего Ястреба служба у далекого северного князя, ратные дела, где девке не место. Приближалось неминуемое время разлуки…ох кабы знала…полетела бы вслед за ним, не позволила бы уйти…беда, беда…
Горячо обещал он в нашу последнюю ночь вернуться и забрать меня. Просил ждать и не отдавать другому свое сердце. Как же я могла отдать, если он его с собой забирает? Не хотела я выходить на проводы урманской ладьи. Думала, не выдержу, рванусь за воинами, разорвется от плача бела грудь, полетит птица вслед за морским драконом. Да и дома не смогла сидеть, побежала взглянуть напоследок на любимые глаза. Он не хотел глядеть на меня, но не выдержал и подарил последний, прощальный взгляд…
Ах, реченька, знала бы ты, как тяжело было слезы хранить. Не люб мне стал день, не радовали девичьи посиделки. Одно счастье было – смотреть на водную гладь, да ждать, что появится дракон, который принесет моего Ястреба. Не замечала я, как растет коса, как погодки мои давно мужними стали. Года проходили, сердечко блуждало в северных морях и никак не достать до него было. Реченька моя, но как же другим объяснить мою печаль? Не слушала меня родня, плакали выросшие сестрицы. Скоро, темна водица, скоро предстоит и мне мужней стать. Уже ждет меня жених в супружьей избе, догорают свечи в горнице. Как же так? Как же мне позабыть своего Ястреба и другому тепло подарить?
Не жаловаться я к тебе пришла, не привыкла делать это. Да снился мне сон недалече – кружил над горящими ладьями ястреб, долго кружил, искал кого-то, а не найдя упал в море, стрелой пораженный. А вслед за ним горлица белая бросилась… Погиб мой воин, ушел к своему богу в небесные чертоги. Нет мне там места рядом с ним, так и с чужим рядом не буду!
Возьми меня, реченька, к себе…стану навьей в твоих глубинах, буду песни петь о ястребе и горлице…а того глядишь, возьмут меня на небо девы и позволят станцевать своему любимому. Будут ясно мерцать в небе невыплаканные слезы и пролетит над скалистыми берегами белой птицей душа, в поисках своего воина…так и будут они искать друг друга покуда не сольются в едином пламени и не растают пепелом над темным морем…морем, с которого все началось…