Ню

               
 Из письма моей подружки:

«Я опять работаю в галерее. И тут тоже много всякой всячины: пилоны-пилястры, кубизмы-модерны, истерические конкурсы.

Аромат элитного кофе. Бодрые массовки. Натюрморты-пейзажи и портреты, портреты, портреты…

И паскудная бумажная требуха, приправленная суровыми разборками до первой крови.

Но иногда выдается возможность просто побродить по экспозиции, не обременяя мимику протокольной корректностью.

И можно бесстыдно приложить ладонь к живому холсту. Не всегда успевая разглядеть в полумраке, что под нею: мохнатый бок айвового плода или сырой парапет питерской набережной, а может, еще чего.

Да и не важно это: все равно, глаза-то закрыты. И бредешь тихонько, изредка поигрывая пальцами по фактурному слою. Просто кожа… внимательна очень. И радуется жизни так же, как слух или зрение, скажем, ласкаются плеском прибоя.
Потому так непросто было лишиться моря…

«Вам нужен свет?» - вспыхивает голос студентки-смотрителя разом с полной иллюминацией.
И моя рука застигнута врасплох на месте преступления. Да притом, на животе Адама. Еще безгрешного. Немного сонного в момент сотворения.

Приехали. Впору покраснеть.

«Кракелюр проверяете? Вам нужен свет?»

Свет мне, конечно, все еще нужен. Или просто нужен. Хотя эти славные девочки, которых протяженнее я на целую жизнь, думают об этом в каких-то иных категориях.
И нахальный вопрос за вечерним чаем: «А каково это – в финале осознать, что ВСЕ  прожито в шуме чужих мнений?», - вряд ли имел целью меня обидеть.

Но себе-то ответить на него я должна?

 Пока-пока. Пиши.»