Земля

17 октября


У меня начались месячные.



20 октября


Кончились.



30 октября


Сегодня познакомилась с каким-то мальчиком. Все старшие классы после уроков заставили прибираться в школе – мести и мыть полы, носить парты. Вообще уже охренели. Я мыла пол в кабинете биологии. Мне назначили помогать этого мальчика. Зовут его Сергеем, он из 11-го «Г». Так как у нас четыре 11-х, я его смутно помню. Высокий такой, худой. Но красивый, на самом деле. Он очень странный. Спросил: «Как тебя зовут?» Я ему: «Лена». А он: «Ты уверена?» Я подумала, что это шутка, и засмеялась. А он стоял – серьезный, молчал. Я еще больше засмеялась. Меня еще так никто не смешил.


Когда мы с ним мыли, он задавал мне время от времени вопросы – и слушал, что я отвечаю. Когда я родилась, кто у меня родители, где я живу, сколько мне лет. Самый ржач был, когда он мне задал вопрос – какого ты пола? Я снова засмеялась и не ответила. «Ты девушка, да?» - «Да, Сережа, я девушка, как ты догадался?» - «А я – юноша». После того, как он это сказал, я совсем от смеха переломилась. Но – главное – для него это все были не шутки. Вряд ли я смогу с ним общаться.



2 ноября    


Я все еще влюблена в нашего историка. На уроках по истории сижу, сердце замирает, стучит так глухо-глухо, но я делаю вид, что просто слушаю. Мне так нравится вся эта игра, конспирация. Так нравится скрывать свои чувства. И, если нужно подойти к нему и что-то спросить, я спокойно подхожу и спрашиваю, говорю с ним, - а потом, дома, я буду вспоминать каждое мгновение этого разговора – и как он повернул голову, и как с любопытством переспросил, и как улыбнулся, и как откинул волосы ладонью назад.


Да, я люблю его. Но об этом никто никогда не должен узнать и не узнает – ни он, ни мои подруги, ни даже я сама. Мне ничего от него не нужно. Я существую в этой реальности – хожу в школу, домой, сижу на уроках. Мое тело везде присутствует, никто придраться ко мне не может. А как я к кому отношусь – это уже мое дело, мой мир.



3 ноября


Сегодня я шла домой вместе с этим Сережей. Он не провожал меня, просто, когда я вышла из школы, оказалось, что нам по пути. И мы пошли. Сергей опять говорил что-то странное. Он сказал: 
- Вот видишь, Лена, мы с тобой идем по улице рядом, я несу твой портфель. Ты – девушка, в платье, а я – юноша, в штанах (я засмеялась). Мы с тобой разговариваем, ты смеешься… Вот опять смеешься. Вобщем, всем кажется, что я тебя провожаю и что ты мне нравишься. А я – тебе, хотя бы немного.
- Ну и…? И что дальше?
- Но ведь это неправда. Я тебя не провожаю. Несу твой портфель только потому, что ты сама меня об этом попросила. Ты мне не нравишься. И я тебе – тоже не нравлюсь.
Я снова засмеялась (чегой-то я так много смеюсь?).
- Почему, ты мне немного нравишься.
- Да? Может быть. Но любишь-то ты другого.
Я остолбенела.
- Ну и кого это? (сама уже дрожала).
- Историка, Виктора Ивановича.
- Откуда ты знаешь?
- Я думал об этом, наблюдал за тобой.
- А кто тебя просил думать и наблюдать? Ты же ничего обо мне не знаешь?!
- Почему? Я много о тебе знаю. Ты мне сама все рассказала – когда мы мыли полы, помнишь? Ты – девушка, тебе шестнадцать лет, тебя зовут Елена, твои родители….
- Перестань! Хватит меня дурачить! Все, иди домой! Слышишь? Иди домой!!!


Вообще-то, зря я на него так накричала. Бывает у меня такое. Как моя мама на папу кричит. Он ушел – не обиделся и даже не разозлился, кажется. Как ему это удалось? Я бы реально вышла из себя.


Итак, моя тайна раскрыта. Вот, сижу на выходных (разговор с Сережей был в пятницу) дома, и все не могу прийти в себя. Обижаться на него? А за что, собственно? Похоже, у Сережи все очень хорошо с мозгами, если он так быстро понял то, чего даже моя мать не поняла.



6 ноября


Сегодня пошла в школу в хорошем настроении, как ни странно. Во-первых, я примирилась с тем, что Сережа – вобщем-то, чужой мне человек – знает мою тайну. А, во-вторых, - чего я совсем от себя не ожидала – я вдруг подумала, как это глупо – влюбиться в этого историка. Банально и глупо. И вся моя влюбленность мигом прошла. Так хорошо и свободно на душе. И – главное – появляется будущее, неизвестное и интересное. Надо бы с этим Сережей познакомиться поближе.



11 ноября    


Познакомились. Ходили сегодня в наш парк. По моей инициативе, конечно, - он ее не проявляет. Я просто подошла к нему вчера и сказала – пойдем завтра вместе гулять. Он согласился, улыбнулся даже, правда, так, словно ему было все равно – подошла бы я или нет.         


Не знаю, что думать об этой встрече. Гуляли, разговаривали. Он меня спрашивал теперь про весь мой род – это была жесть, конечно. Я ему говорю:
- То есть тебе сведений о родителях уже мало, да? Тебе нужны теперь дедушки и бабушки?
- И не только дедушки и бабушки, Лена. Но и прадедушки, и прапрадедушки.
- Насчет прапрадедушек – это я тебе точно не скажу, так и знай. Я сама этого не знаю. Но… но до прадедушки, наверное, доберусь. Он, кажется, купцом какой-то гильдии был. А что за любопытство такое, Серый? Если я тебе про прапрадедушку с прапрабабушкой расскажу, ты мне еще что-то про меня откроешь?
- Нет, не открою. А то, что ты в Виктора Ивановича была влюблена, это я не по родителям понял, а просто по тому, как ты на него смотрела.
 Я улыбнулась:
- А почему ты говоришь, что была?
- А разве это не правда?
- Правда. Как ты понял?
- По твоему лицу в понедельник, когда ты в школу пришла. Лицо у тебя было такое, что ты хотела влюбиться в кого-то другого.
- В кого же?
- Ну… В меня, например.
Ах, ты… - я остановилась и смотрела на него, широко улыбаясь, о, господи, как же мне было хорошо в тот момент! - Ах, ты, шкодник. Слушай, с тобой же нельзя общаться, ты все наперед знаешь. Как можно так жить? - он пожал плечами, - Может быть, ты и прав по поводу меня.


Я замолчала. По идее, в таких ситуациях (я знаю это по фильмам), он, юноша, должен что-то говорить, как-то ответить на мои предполагаемые чувства. Я, наверное, ждала этого, но ничего от Сергея не услышала. Естественно, разве он будет делать то, что «полагается»?

   
Потом снова заговорила:
- Ну так зачем тебе знать о моем роде? Ты что, так хочешь проверить, подходим ли мы друг другу?
- Нет.
- Может быть, ты из дворянского рода? Тогда не подходим – я из купеческого, да и то в лучшем случае.
- Нет, Лена, я не из дворянского рода, я вообще из крестьянского.
- Из подлых людей? – засмеялась я. – Ну так зачем тогда?
- Да как тебе сказать… Просто, знаешь, я где-то год назад увлекся своей родословной. Я расспрашивал своих родителей, потом бабушек с дедушками. Я узнавал все больше и больше. Потом я даже в архив ходил и смотрел какие-то документы о нашей семье. Узнал много нового.
- И что?
- А потом я что-то такое понял.
- Что ты понял?
Он посмотрел мне в глаза и серьезно ответил:
- Я понял, что я - Сергей Алексеевич Борунов.
Я снова заржала:
- Да, это великое открытие.
- Моя фамилия – это фамилия людей, которые жили задолго до меня и будут жить долгое время после меня. Мой отчество – это имя моего отца, а оно, в свою очередь, принадлежало его дедушке. Мое имя – имя моего дедушки.
- И что?! 
- Ничего. Я проживу свою жизнь, рожу детей и лягу в могилу, на которой будет висеть мое фото и две даты – рождения и смерти.
- Ты как-то мрачно мыслишь, Сережа.
- Да? Но я совсем не мрачный. Я просто понял это, вот и все.
- А что здесь понимать, собственно? Но ты, Сережа, забываешь о том, что, во-первых, ты живешь, и живешь сейчас, и этого у тебя никто не отнимет. Между прочим, именно ты – а не твои прадедушки и правнуки – сейчас… как бы это сказать… представляешь свой род. А, во-вторых, - несмотря на все, что ты сказал, - ты - уникален, ты – личность.
- Ты думаешь - я уникален? – спокойно спросил он.
- Да, можешь быть в этом уверен. Уверяю тебя, что среди всех твоих прапрадедушек и прапрабабушек не было такого, как ты.
- А, может быть, был? – он сказал это на полном серьезе, словно вся эта тема была для него очень важной.
- Нет, не было.
- Но ведь моя уникальность не могла свалиться с неба. Она должна была откуда-то взяться. Я осекалась.
- Ну… отчасти да, конечно. Но отчасти – она свалилась с неба.   
Он нахмурился. 
- Даже если это правда, хорошо, есть эта уникальность. Ну и что – и будет эта уникальность как бесплатное приложение к моей личности. Чтобы мне и другим не было совсем скучно.
- Слушай, Серый, я что-то не пойму, что ты хочешь всем этим сказать?
- Наверно, я хочу сказать, что эта жизнь меня не устраивает.
- Ой, только не надо вот этого, хорошо? Это дешевый прием, Сережа, мне кажется, ты умнее этого. Сейчас ты еще скажешь, что ты хочешь покончить с собой. Чтобы я тебя пожалела и спасла.
     - Нет, совсем нет. Скорее, я считаю, что наша жизнь – это самоубийство.
Я возмутилась:
     - Ну какое самоубийство? Какое самоубийство?! Ты только посмотри вокруг – солнце светит, снег блестит, люди смеются, дети играют. Какое самоубийство? Ты это все выдумал, Сережа.
Он вдруг посмотрел на меня таким страшным нечеловеческим взглядом, и чуть ни заорал:
- А разве не самоубийство – знать досконально наперед, что произойдет в твоей жизни, читать об этом в романах – и все равно проживать эту жизнь?! Я, например, могу тебе сказать, что тебя ждет в будущем. 
- Ну, скажи. 
-  Ты закончишь школу и поступишь в ВУЗ, на бухгалтера или менеджера, скорее всего, на менеджера. У тебя будет пять парней, предпоследний из которых станет твоим мужем. Это буду, конечно, не я. Ты выйдешь замуж и родишь двух детей.
- Мальчика и девочку?
- Не знаю, может быть, двух мальчиков. Будешь работать и воспитывать детей. Умрешь лет под семьдесят.
- Ну и что?! Ну и что здесь такого?! Даже если это все правда – хотя это еще нужно доказать, – что в этом плохого? Нет, ты скажи?! 
- Не знаю. Ничего.
 Сережа как-то весь ушел в себя, не захотел больше со мной спорить, отвернулся. Здесь я и поняла, что он реально больной – для него это все была не поза, не выпендреж, он на самом деле так думал. Это меня и ужаснуло. На секунду я даже подумала, что он, может быть, прав.


Мы больше ни о чем таком не говорили, и скоро я ушла домой. Сережа меня проводил.



1 декабря


Сегодня мне приснился сон про Сережу. Мне приснилось, что он делает мне предложение – стоит передо мной на коленях. При этом он смотрит на меня влюбленными глазами и говорит, что все, что он нес раньше, в парке, - все эта полная фигня и что, как это ни банально, я спасла его и вернула к жизни: «Я думал, что так только в фильмах бывает…»


А потом... потом он вдруг улыбается и говорит: «Или в снах…» И его добрая любящая улыбка мигом превращается в наглую усмешку, он смеется надо мной, все громче и громче, дико хохочет... 


Я проснулась.



5 февраля


Сейчас перечитывала свой дневник. За прошедший месяц все изменилось. С Сережей я общаться перестала – не знаю, почему. Отмечала Новый год с друзьями. Познакомилась с Вадимом. Он хороший. Невысокий такой, крупный, сильный и красивый, с челкой на лбу. Все время жует жвачку и улыбается. Он сам подошел ко мне на одной вечеринке. Мы с ним танцевали, разговаривали, пили вино. За все это время Вадим ни разу не пытался лапать меня, как это делают некоторые парни. Потом у нас было свидание, Вадим повел меня в кафе, угощал мороженым и шампанским. Потом мы пошли ко мне – родителей у меня не было (они были в Египте). Мы снова танцевали.


А потом мы сделали это. Всё. Вот я и стала женщиной. Странные ощущения. С одной стороны, последние два года (если не больше) я только об этом и думала и только этого и хотела. А, с другой, - как-то не похоже это всё на сильные ощущения. Словно галочку поставила. Даже когда сама с собой – и то посильнее. Странно.


И Вадим этот тоже… Кажется, я его люблю. А, в то же время, иногда, когда я с ним рядом, такое отвращение накатывает, оно меня пугает, - отвращение к его глазам, к этой челке дурацкой, к жвачке постоянной и улыбке.



10 февраля            


Вадим меня бросил. Нашел себе кого-то другого. Перестал звонить и приходить ко мне в школу, чтобы провожать до дома. Мне больно, но, может, это и к лучшему? Мама утешает меня, как может. Я так благодарна ей.   



12 февраля


Сегодня снова общалась с Сережей. Сама провожала его до дома. Мы шли и разговаривали.


- Меня бросил парень.
- С челкой?
- Да, с челкой. Ну что ж, твое предсказание сбывается.
Сережа засмеялся.
- Да а что там предсказывать-то?! По тебе и так все видно. 
- Слушай, Сережа, а, может, ты…того…этого… ну… как это говорят… нетрадиционной сексуальной ориентации?
- Да ты что, Елена?! Куда мне?! Мне девушки нравятся. Мне ты нравишься.
- Ну так и что?
- Да, нравятся. Но мне не нравится, что они мне нравятся.
- Все-таки, ты педик.
Мы засмеялись. После того, как Вадим меня бросил, давно я так хорошо себя не чувствовала. Потом я снова заговорила:
- Слушай, ну, хорошо. Вот ты сказал тогда, что эта жизнь тебя не устраивает. Я тогда подумала, что это дешевый выпендреж с твоей стороны, но потом я еще долго думала об этом и поняла, что это не так. Но это меня как раз и пугает. Я хотела спросить у тебя, все-таки, - хорошо, тебя не устраивает. Но ведь такие вещи, как любовь, секс, рождение, смерть – они от нас не зависят. Ты же сам это понимаешь. То есть, ты отвергаешь эту жизнь, но – что вместо нее? Ты собираешься в монастырь?
- Нет. Монастырь – это не круто. Да и в бога я не верю.
- А что тогда? Я просто даже не могу себе это представить.
- У меня есть мысль по этому поводу. Но, если я тебе ее скажу, то ты будешь считать меня сумасшедшим. А я бы этого не хотел.
Я долго уговаривала его и препиралась с ним, умоляла, чтобы он сказал. И часа через два – мы постоянно к этому возвращались - он сдался: 
- Ну ладно, хорошо. Хорошо, я скажу тебе, – он даже остановился, и я тоже, - Я хотел бы жить вечно и не ходить по земле, а летать. 
- Что?!
- Что слышала.
Я обиделась:
- Сережа, почему ты всегда смеешься надо мной?! Я тебя, между прочим, спрашивала серьезно! Не надо шутить надо мной. Я знаю, что ты думаешь, что я – полная дура, но не до такой же степени, блин!
Но он смотрел на меня своими ясными глазами:
- Ты хотела, чтобы я сказал тебе правду. Я сказал тебе правду.
- Ты надо мной посмеялся – зло и жестоко. Слышишь? Зло и жестоко.
Я чуть ни заплакала. Мы стояли друг напротив друга и молчали.
- Не мог придумать что-нибудь покруче? Что ты хочешь быть вампиром, например? Или что ты инопланетянин? А?! Ты хочешь не ходить по земле, а летать?! Ну – где же твои крылышки? Сейчас ты их раскроешь?!
Сережа улыбнулся.
- Нет, не раскрою. Крыльев у меня нет.
- Как же ты, факин, собираешься летать, а?!
- Слушай, успокойся, Елена. Я не шутил.
- Ты не шутил?
- Нет, нисколько.
- Но что ты тогда имел в виду, ведь ты не сумасшедший, чтобы говорить такое серьезно?!
- Не сумасшедший.
Мы пошли дальше.
- Ты помнишь уроки по биологии? - спросил он.
- Я на них всегда сплю.
- А вот и напрасно. На одном уроке биолог как-то упомянул нам о том, что в Ростове есть НИИ, которое занимается изменением человеческого тела в целях отправки его в космос – без летательных аппаратов.
- Без летательных аппаратов? Но это же невозможно, Сережа.
- Как сказать… В девятнадцатом веке считался невозможным полет в космос. Ростовское НИИ проводит эксперименты по созданию так называемого эфирного человека.
- Что это за страх такой?
- В нашем понимании эфирный человек – это такой человек, у которого остался только мозг, информация и большое количество энергии, которое и выглядит как своеобразное эфирное облако. Все остальное – желудок, голова, руки и ноги, (он улыбнулся) член – у него отсутствует.
Я засмеялась:
- Как же он размножается?
- Не знаю. Жить эфирный человек может неопределенно долго.   
- Подожди, подожди, я что-то не поняла – он уже есть, этот эфирный человек, или его нет?
- Ну, послушай, я тебе расскажу. Дело в том, что биолог нам только упомянул об этом НИИ. Потом я уже сам стал копать о них информацию. Создано это НИИ было довольно давно – в 2002 году. За одиннадцать лет они провели огромное количество экспериментов. Сначала у них долго не получалось создать эфирного человека. Все люди, которые участвовали в опытах, погибали. НИИ хотели закрыть, но оборонное министерство отстояло его. Наконец, в 2009 году они создали первого эфирного человека.
- Не может быть?!
- Да, это правда. Об этом просто не сообщали широкой публике. Боялись – мало ли что будет. В конечном итоге, было принято решение – во избежание проблем – использовать эфирных людей только в далеком космосе. Их всех туда и отправили. Ученые наблюдали за ними, пока это позволяли приборы. С одной стороны, эксперимент вроде бы удался – доказано, что эфирные люди могут перемещаться в космосе, и мы их видели, и они сами нам сообщали об этом. А, с другой стороны, – как только они пересекали границу Солнечной системы, мы теряли их из виду, они не посылали нам никаких сообщений, и никогда не возвращались. Так что сейчас, в 2013 году, стоит вопрос о закрытии Ростовского НИИ. На него потрачено много денег – буквально миллиарды, – а отдачи никакой. Но НИИ добилось, все-таки, у правительства разрешения и денег на еще один эксперимент.   
- На создание эфирных людей?
- Да. Будут созданы два эфирных человека и отправлены в космос.
- Да, идиотов-то в нашей стране всегда хватает.
- Да, верно. Один из этих двух идиотов – я.
- Ты врешь!
- Нет, не вру.
- Это правда?
- Да.
Я не верила ему.
- Слушай, я вот стою и слушаю тебя. Мне кажется, что ты все это придумал, вычитал в каком-то фантастическом романе, и паришь меня здесь, как дуру.
- Я тебя понимаю. Я сначала тоже так думал. Пока… 
- Пока что? 
- Пока не поехал туда, в Ростов, и не увидел секретную пленку с записью полетов этих существ, - когда Сергей это сказал, все его лицо преобразилось, глаза загорелись, а губы задрожали (как будто передо мной был сектант, заговоривший о своем гуру); я его таким никогда не видела, - Это похоже... похоже на чудо... Это невозможно описать... Это — настоящая жизнь, а не тысячу раз прокрученная, как наша. Вобщем, ты должна это увидеть... Обязательно должна... - он немного помолчал, задумавшись о чем-то (видимо, о том, нужно ли мне видеть эти пленки, или нет), и продолжил, - Короче, я сразу же написал заявление, они его приняли, потом обследовали меня, проверили мои интеллектуальные способности.
- И что?
- Все, меня взяли.
- Слушай, ну это вообще, конечно. У меня в голове не укладывается. А кто второй?
- Второго пока нет.
- Почему?
Сергей пожал плечами.
- Все боятся. Да и сами эти специалисты – тоже боятся. Есть предположение, что, покидая Солнечную систему, эфирные люди погибают. Поэтому мы их и не видим в наши приборы. Возможно, они просто рассеиваются в космосе.
- А если это правда?
- Правда, значит, правда. Собственно, основная цель нашей отправки – проверить это.
- Как вы это проверите?
- Во-первых, мы специально замедлим скорость передвижения на границе Солнечной системы. Во-вторых, в нашей информационной программе будут особые сверхпрочные элементы, которые, по идее, должны позволить нам отправить последнее сообщение о том, что мы гибнем, и, почему именно это происходит.
- По идее?
- Да, по идее.
- И ты вот так просто идешь на это?!
Сережа кивнул головой.
- Ты понимаешь, что ты – просто пешка в этих дурацких никому не нужных экспериментах?! Возможно, что вас отправят, вы, естественно, – не дай бог, конечно, - погибнете, и эту программу просто закроют и забудут о ней. Будут искать другие пути. О вас даже знать никто не будет.
- Ты все сказала правильно, Елена. Да, мы будем пешками в этих экспериментах. Но разве лучше быть пешками в биологической игре?! Родился – родил – помер, родился – родил – помер. И что дальше? Что здесь подтверждать?! Ну и потом, даже если мы растворимся там, на границе Солнечной системы, мы, все-таки, сначала пролетим ее, - лицо Сережи снова преобразилось, - Это будет несколько минут настоящего счастья. Полет Икара.
- Несколько минут?
- Да, несколько минут.
- Слушай, но мне не понятно, почему обязательно такой риск? Если эфирные существа исчезают на границе Солнечной системы, зачем их туда посылать, не верную гибель?! 
- По многим причинам. Во-первых, эфиризация — сверхдорогая процедура, поэтому она и держится в тайне. Если все люди захотят стать эфирными, это породит страшный социальный конфликт. Правительство, которое платит такие огромные деньги, хочет, естественно, получить за них и серьезные результаты. А сама Солнечная система уже, более или менее, нам известна. Ну и, наконец, ты сама понимаешь, что человечество всегда мечтало выйти за рамки той планетной системы, в которой оно существовало. Игра стоит свеч.


Так мы разговаривали еще долго, бросив портфели на замерзшую скамейку возле его дома и нарезая круги вокруг нее. Я даже заплакала в какой-то момент, когда поняла, наконец, насколько это все серьезно.


Придя домой, я проверила по универсальному информационному справочнику, что, действительно, Ростовское НИИ существует, что в нем проводятся эксперименты по созданию эфирных людей. Не было, правда, написано, к чему они привели. Просто говорилось – «эксперименты продолжаются». «Да, продолжаются», подумала я и снова заплакала.



20 апреля


После того разговора моя жизнь незаметно для меня изменилась. То есть внешне все осталось по-прежнему – школа, уроки, мальчики, – но внутри меня что-то произошло. С Сережей я больше не разговаривала. Когда видела его в школе – почти каждый день – здоровалась и шла дальше. Я не могла с ним общаться, потому что мне было жалко его, жалко, что он добровольно погибнет в шестнадцать лет. Я боялась, что, если подойду к нему, просто зареву как дура. После разговора с Сергеем вся моя жизнь стала казаться мне какой-то незначительной. Это произошло само собой. Я была абсолютно не согласна с Сергеем и никогда бы не сделала того, что он собирался сделать. Но все равно – в глубине сознания постоянно что-то «тикало», постоянно появлялась Сережина мысль, которая осуждала меня, смеялась надо мной, презирала меня.


Особенно я вспоминала его фразу «родился – родил – помер». Вернее, не вспоминала, а она сама во мне появлялась, и всегда не к месту, - когда я знакомилась с каким-нибудь мальчиком, или танцевала с ним, или занималась с ним сексом. Однажды в гостях я страшно напилась и орала эти слова, приставая к парням. Все смеялись надо мной, это было ужасно.


В конечном итоге, я просто возненавидела Сергея. Я стала проклинать его за то, что он испортил мне жизнь, за то, что вместо того чтобы - как все нормальные люди - получать удовольствие от жизни и ни о чем не думать, я все время думала о том, что все это пошло и банально. Я ругалась с Сергеем про себя. Я доказывала ему: «Да, для тебя это пошло и банально, а для меня – нет, я получаю удовольствие, и не лезь ко мне!!!» Я постоянно спросила с «внутренним Сергеем». Я даже – назло ему – стала чаще встречаться с парнями и чаще заниматься сексом. Помню, была такая неделя в конце марта, когда я делала это каждый день – с парнями, сама с собой.   



23 мая   


Сегодня был выпускной. Когда я вручала цветы нашей любимой Валентине Ивановне, я плакала. Мне почему-то страшно стало – что там будет, во взрослой жизни? И что будет с нами? И с Сергеем? Когда все выпускники выпили шампанского и разбрелись по актовому залу, ко мне подошел Сергей. Сердце у меня замерло. Мы вяло поздравили друг друга. Потом я не выдержала и спросила: 
- Ну что?
- Что?
- Как твое НИИ? Не передумал?
- Нет, - и потом шепотом добавил, - 15-го июля. 
У меня сердце заколотилось.
- Что - 15-го июля?
- 15-го июля я стану эфирным человеком. Только не говори никому, пожалуйста.
- Хорошо. Значит, 15 июля ты перестанешь быть нормальным человеком?
Он усмехнулся: 
- Да, 15 июля я перестану быть устаревшей биологической машиной.
- И члена у тебя не будет?
- Да, не будет.
- Это обидно.
Мы грубо, по-взрослому, засмеялись, хотя мне-то было совсем не до смеха. 
- А как же твои родители?
- Родители? Они все лето живут на даче.
- А тебе... Тебе — не жалко их?
Сергей глубоко вздохнул:
- Жалко...
И замолчал. Я поняла, что лучше было сменить тему.
- Слушай, я тебя никогда не спрашивала, - а ты вообще, того?
- Что - того?
- Ну, у тебя было когда-нибудь?
- А, это? Не было.
- Не было?!
- Нет.
Я посмотрела Сергею в глаза, он немного смутился. Я продолжила наступление.   
- Но, если не было, то как ты можешь судить об этом?   
- Не знаю, может быть, и не могу. Я как-то не думал об этом.   Могу – не могу. Просто я так думаю и все.
- Мне кажется, что это неправильно, несправедливо.
- То есть?
- То есть, ты можешь, конечно, превращаться в эфирного человека, чтобы потом погибнуть, но… но… ты хотя бы должен попробовать. Хотя бы разок.
- Но я не хочу.
- Ты хочешь, просто, ты, наверное, не хочешь заморачиваться, да?
Он отвел свой взгляд: 
- Возможно.
- Ведь это нужно познакомиться с девушкой, потом сводить ее куда-нибудь, и не один раз. А она может еще и не… отреагирует никак. Да?
- Возможно.
- Но ты подумай. Может быть, уже есть такая девушка, с которой ты уже знаком, и знаком неплохо. Может быть, с ней у тебя получится.
Сергей пожал плечами.
- Что-то я не припоминаю такого. Ну ладно. Я подумаю.


Интересно, он только сделал вид, что не понял, или правда не понял? По-моему, правда не понял. Какие, все-таки, мужики балбесы, когда до этого дела доходит. Ну ничего не соображают.



30 мая


Я пишу – сейчас утро, Сергей спит в моей постели. Он все тогда – на выпускном – понял, просто виду не подал. Он вчера мне в этом признался.


Что-то очень важное произошло в моей жизни. Может, и в его тоже?


Вчера он пришел вечером – без приглашения, как знал, что я буду дома, а родители еще во вторник уехали на дачу. Он пришел с цветами. Я была очень рада, великолепные алые розы. Но я, конечно, не удержалась, подшутила над ним: 
- Что же это такое – ты говорил, что не хочешь проживать обычную жизнь?
- Ты меня заставила, – он засмеялся.
- Нет, неправда. Никто тебя не заставлял.
Я шутила, но сама была на седьмом небе от счастья. Кажется, мой сон сбывается (правда, у этого сна – странная концовка…)


Мы ужинали при свечах, разговаривали, смеялись. Сергей ни разу не упомянул о Ростовском НИИ, а я боялась хоть словом обмолвиться об этом. Хотя мне очень хотелось поиздеваться над этим будущим «эфирным человеком».


Потом мы танцевали. Я начала целовать его. Мы целовались долго, наверное, полчаса. Я чувствовала, как он впивался в мои губы, жадно, по-мужски. Завелся он очень быстро. Он начал меня обнимать, затем потянул на диван. Я не сопротивлялась. Когда я легла, Сергей задрал мне подол платья и снял трусы. Когда он вошел в меня, я почувствовала что-то странное – именно то, что я всегда ожидала от мужчины, но никогда еще не получала. Как будто я впервые потеряла девственность, хотя это было далеко не так.


Когда член Сергея входил и выходил из меня, я думала только об одном: «Ты мой навсегда. Никто и ничто не сможет тебя похитить. Ни Ростовское НИИ, ни тем более другая женщина. Ты — мой. Ты - мой». Сергею я, правда, ничего такого не сказала – ни тогда, ни позже, - но мне показалось, что он и так понял, что я чувствовала. Мы занимались любовью до пяти утра...    


 Сейчас он спит. Я тоже падаю от усталости. Но я счастлива. Кажется, впервые за всю свою жизнь.               
 


13 июня


Это лето – какое-то сумасшедшее. Я зубрю и сдаю экзамены в педвуз. Родители возят меня на дачу. Но самое главное – не это, самое главное – Сергей. С того дня, когда мы впервые переспали, мы встречаемся почти каждый день. И не устаем. Наверное, люди женятся тогда, когда понимают, что встречаться бессмысленно, - нужно просто жить вместе. Ой, что это я – про брак заговорила?! Рано мне еще.


Брак не брак, а я люблю его. Я ему ничего не говорила, а мне и не нужно. Не хочу его напрягать. Люблю. Мамочки. Как только о нем подумаю, сразу таю, как шоколадка. У меня такого никогда не было. Встреча с ним – как глоток воздуха, - подышал и дальше побежал жить в безвоздушном, мать его, пространстве. Ни на каких мальчиков не заглядываюсь, просто смешно это даже. Письмами его засыпала. Не могу утром уйти из дома – как бы ни спешила – если не отправлю ему что-нибудь. Хоть пару словечек, хоть рожицу.


Но он-то, кажется, тоже влюбился в меня. Втюрился по-настоящему, эфирный, блин, человек. Мне ничего не говорит, но я-то чувствую, как он дрожит рядом со мной. Просто дрожит. А как мы с ним сексом занимаемся – об этом лучше даже не говорить. Лезем друг к другу «туда» везде, где только можно – в метро, в парке, на лестнице. Если уж дело до кровати доходит (не всегда такое получается), то всё, мы почти сразу кончаем от радости. Сереженька уж и так в меня зайдет, и этак, и не устает никогда, как и я, впрочем. Безумие какое-то. Настоящее безумие. Мамочки, когда же это кончится? Надеюсь, что никогда. Но, если не кончится, – я умру от счастья.          



10 июля


Счастливая сумасшедшая жизнь продолжается. Постоянные встречи с Сергеем, сдача экзаменов (сдала почти все, английский остался), поездки на дачу. Но в голове все время – эта дата, 15 июля. День, когда Сергей должен стать эфирным человеком. С тех пор, как мы встречаемся, ни я, ни он ни разу об этом не говорили. Хотя нет, вру, было один раз. Однажды ночью, мы спали у него дома, – я ляпнула, дура, что вот, мол, скоро твое превращение уже. Он ничего не сказал. Я спросила:
- Ты поедешь?
Я была немного пьяной, возбужденной и невыспавшейся, поэтому я просто не сдержалась.
Сергей вздохнул: 
- Не знаю.


Мне этого было достаточно. «Не знаю» - это ведь не «да, конечно, поеду», хотя это и не «нет, не поеду». Но мне было достаточно. Я вздохнула с облегчением. Значит, и его тоже задело, значит, он уже, по крайней мере, задумался, значит, ему уже есть что терять в этом человеческом мире. Я была горда тем, что именно я – не друзья и не родители – оказалась единственным возможным якорем. Значит, я не зря живу на этом свете.


Большей определенности я от него не требовала. Я понимала, что, если требовать, то только хуже будет. Услышав его ответ, я отсосала у него с превеликим удовольствием.



12 июля    


Дура.


(вечером)


Дура. Ничего больше не могу написать. Дура, что соблазнила его, дура, что влюбилась, дура, что дала ему влюбиться. Дура. Мазер факин.


Сегодня я получила от него письмо по электронной почте:


«Привет, Лена! 


Я уехал в Ростов. Не ищи меня. Ты, наверное, не сможешь меня простить. Но, на самом деле, единственное, в чем я виноват перед тобой – это то, что я не говорил тебе правду и позволял тебе думать обо мне то, что ты хотела думать. Я все время мучился из-за этого, но не знал, как сделать по-другому.


Я в тебя влюбился, это правда. Ты открыла для меня целый мир. Теперь я знаю, что любовь между мужчиной и женщиной – это великое счастье. Я его испытал. Теперь, как ты сказала тогда на выпускном, я имею моральное право судить.


Елена, я ни на секунду не сомневался в том, что я все равно сделаю то, что задумал. Это не мужское упрямство, а мое желание. Когда я сказал тебе однажды на твой вопрос, поеду ли я в Ростов, - «Не знаю» - я соврал. Я и в тот момент был убежден, что поеду. Я сказал так, чтобы не расстраивать тебя, не разрушать то, что между нами было.


В земной жизни обычного человека очень много счастья. Но все равно, всегда «что-то остается», понимаешь? Какой-то привкус… Привкус того, что все это уже было, и будет, и человек – это просто винтик. Винтик любви. Но в человеке – во мне, по крайней мере – есть и другое желание, понимаешь? Желание выйти из круга сансары, сломать его, поставить себя над ним. Это желание побеждает все. Когда мы были с тобой вместе, я чувствовал, как миллионы людей бурлят во мне и прикасаются к тебе. Когда мы занимались сексом, я чувствовал, как миллионы лягушек прикасаются друг ко другу. Мой член – это не я. Мое сердце – это не я. Мой разум – это я.


Мой разум – это жалкое устройство, которое удивляется всему, что происходит вокруг, и гибнет вместе с телом. Разум сопротивляется смерти, но она все равно настает. Разум сопротивляется любви, но и она все равно приходит. Мой разум хочет другого тела и другой жизни. Он не хочет быть просто игрушкой в руках очередного бывшего животного. Если бы я остался, что бы нас ожидало? Мы бы с тобой расстались, потому что жениться нам еще рано, а долго любить в таком ритме, как мы с тобой любим, невозможно. Вот и все. Человек – это раб времени, а мой разум не хочет быть его рабом.


Если ты хочешь узнать, боролся ли я с собой, я тебе отвечу – нет, ни секунды не боролся. Потому что, как только я думаю о том, что могу превратиться в эфирное существо, как только вспоминанию записи с их полетами, которые я видел, я весь переполняюсь радостью и обо всем забываю. Все мне кажется таким мелким и скучным. И ты – не исключение, хотя это совсем не значит, что я не люблю тебя. Я сам, моя жизнь, мое тело кажутся мне только смешными препятствиями в том, что я задумал.


Мне больно писать тебе. Мне больно оттого, что ты не поймешь меня или поймешь совсем по-другому. 


Прощай».


Да, мне кажется, что «я не поняла его» или «поняла совсем по-другому». Сука, настоящая сука. Не могу ничего писать. Реву как дура. Хочу покончить с собой.



13 июля


Не пошла сегодня на экзамен. Не смогла выйти из дома. Родители были в шоке, но так и не смогли ни вытащить меня на улицу, ни добиться моего объяснения. Всю ночь проплакала – видок у меня, конечно, любого напугаю.   


Ладно, я дура недоразвитая, а ты умный. Ладно, я чего-то не понимаю. Но я, Сереженька, отлично понимаю одно, – что ты меня предал. Не отрекаются, факин, любя. Ну ладно твой член – это не ты, но твое сердце – разве это не ты?! А что же тогда ты? Разум? Разум – это просто справочная система, факин бич! Ходячий компьютер и не более. Ты просто испугался жизни, испугался времени, и того, что оно тебя съест (а оно действительно тебя съест). Ты захотел убежать в свое «эфирное человечество», которого, может быть, даже и нету, ты его вживую даже не видел никогда. А меня ты видел. И трахал. И кинул.


Ты захотел, чтобы жизнь оказалась проще, чтобы в ней не было времени и противоречий, чтобы все было гладко. Но так не бывает. Да, если ты любишь (особенно – если ты сильно любишь), то, возможно, потом разлюбишь, и будешь страдать и, может быть, даже покончишь с собой от мучений. Да, если ты родился, то ты умрешь однажды, таков закон, но изменить этот закон невозможно. Да, ты биологическая машина, но ведь к этому не сводится все! Мы же не только трахаемся, а, когда трахаемся, не всегда чтобы сделать детей.


Ты предал меня и предал жизнь, и выбрал вместо жизни какую-то холодную серую выдумку про эфирных импотентов.


Что мне делать? Я сейчас в таком состоянии, что лучший выход – покончить с собой. Или, может, - поехать к нему? А зачем? Если он смог обманывать меня так долго и притворяться даже в постели, что я смогу изменить?   



16 июля    


Вот и всё.


Сейчас я перечитываю страницы дневника и удивляюсь тому, что у меня еще совсем недавно – буквально позавчера – была совсем другая жизнь. И совсем другие чувства и мысли.


 Утром 14-го я вылетела в Ростов. Я решила поехать к нему, не зная, зачем я это делаю. Я просто понимала – либо в Ростов, либо... Вобщем, я не могла остаться дома. Родители спали и не слышали, как я уходила. Пока ехала до аэропорта и потом летела в самолете, а потом - на такси до Ростовского НИИ, я думала о том, что скажу ему. «Скажу, что он предал меня, что он любит меня и что мы предназначены быть вместе. Я просто это знаю – и все. Все остальное – в том числе эфирные существа – для меня не существует. И, на самом деле, для него тоже. Я должна ему это сказать. Пусть он считает меня дурой, сумасшедшей, слишком человеческой, или еще кем-то. Пусть. Но я должна ему сказать. А он должен мне ответить. Если он ответит «нет», то я не знаю, как буду жить дальше. И буду ли жить вообще».   

 
В шесть вечера я была в НИИ, огромном новом здании зеленого цвета, стоявшем на окраине города. На вахте я объяснила охране (а ее было немало – человек пять), кто я такая и чего я хочу. Они, как ни странно, отнеслись с пониманием. Главный вахтер позвонил какому-то, видимо, начальнику и тот разрешил мне встречу с Сережей. Я обрадовалась, что все выходило по моему плану и так легко. Меня повели по бесконечным пустым коридорам. Пригласили в один из кабинетов – это была медицинская смотровая с ширмой и кроватями, покрытыми белыми простынями.


Я нетерпеливо заходила от стены к стене. Чем больше я ждала, тем сильнее волновалась, - все-таки, я не верила до конца, что найду его так быстро. Через минуту вошел Сережа, с ним было еще три человека – двое мужчин и одна женщина, все были одеты в строгие темные костюмы. А Сережа был в обычный одежде – свитер и джинсы (я, видимо, ожидала, что на нем будет форма космонавта). Я задрожала от радости. Итак, он стоял передо мной. Однако, увидев меня, Сергей никак не отреагировал – словно перед ним была незнакомая женщина. Это было страшно и странно.


- Здравствуй, Сережа.
- Здравствуйте.
Он смотрел на меня, равнодушно улыбаясь.
- Ты что… меня не… не узнаешь?! 
- Нет, я Вас не знаю.


У меня внутри все перевернулось. Сначала я пыталась сдерживать себя, но потом – просто не смогла, я закричала что было силы, я кричала словно в далекое пространство, боясь, что он меня не услышит, я опрокидывалась в свой собственный крик, нутром понимая, что это последний шанс что-то изменить, достучаться до этого истукана:
- Да ты же трахал меня два дня назад! Я отсасывала у тебя два дня назад! Ты, сволочь!
Все четверо отшатнулись от меня и стали переглядываться. Сергей сказал: 
- Я Вас не помню. Почему Вы кричите?
- Кричу?! Твою мать, я люблю тебя, не делай вид, что ты уже робот! Слышишь?! Я люблю тебя! Они что, накачали тебе чем-то?!
- Кто они?
Я бросила взгляд на мужчин и женщину, которые оторопело смотрели на меня, не зная, что делать.
- Твои эти специалисты хреновы! Послушай, Сережа, Сереженька, я люблю тебя, ты любишь меня, давай уедем отсюда, уедем навсегда!
Сергей смотрел на меня непонимающим взглядом. Потом выражение его лица изменилось – словно он понял или вспомнил что-то.
- А, Вы, наверное… Вы, наверное, второй человек, да?
- Какой второй человек?
- Мы никак не можем найти второго человека для эфиризации. А нужен молодой человек. Наверное, это Вы. Я только не понимаю, почему Вы так волнуетесь. Вы не бойтесь, все будет хорошо. Слышите?
- Сережа, ты что, правда меня не узнал?
- Нет.


То же непонимающее и непомнящее лицо.


Мне стало совсем хреново. Если он притворялся, думала я, то он очень хорошо притворялся. Слишком хорошо. Невозможно настолько контролировать себя, даже свои собственные глаза, в которых ничего не изменилось, когда они увидели меня! Значит, его накачали. Он уже зомби. 


Я не помню, как вышла из института. Куда мне было идти? Что нужно было делать? Я окончательно запуталась. Где-то на заднем плане сознания маячила мысль – «убить себя, убить себя, убить и ни о чем не думать. Только один выход». Я гнала эту мысль, но, в то же время, чувствовала свое бессилие перед ней. Чувствовала, что, в конечном итоге, меня притянет к ней, как к магниту.


Ехать обратно в родной город я не хотела. Я понимала, что мои попытки остановить его ничего не дали и не дадут, они бессмысленны, но я, все-таки, хотела дождаться этой гребаной «эфиризации» - не знаю, зачем.  Словно Сергей уходил в монастырь или умирал, или еще что-нибудь такое, и я должна была быть рядом с ним до конца, хотел он этого или нет. А он не хотел. И я понимала, что мне лучше немедленно уехать обратно, я не знала, выдержу ли все это.


 Так, погруженная в эти мысли, я стояла посреди тротуара, словно безумная. Вдруг зазвонил мобильник, я нажала на кнопку, это была мама. Только сейчас я заметила, что она сегодня звонила уже несколько раз, но я не слышала. Мама плакала и ругала меня. Где-то на заднем плане басил строгим голосом отец. Я собралась с силами, заставила себя на миг успокоиться, чтобы мой голос не дрожал, и стала с ходу придумывать ей, мешая правду с вымыслом, что я в Ростове, с Сережей, у его тетки. Извинилась, что уехала неожиданно и не предупредила. Мама еще немного поплакала и поругалась, а потом стала отходить. Поговорив с ней еще минут десять, и пообещав, что приеду послезавтра, я выключила телефон. Вытерла слезы и побрела по вечерней летней улице.   


Я сняла номер в неплохой гостинице (чтобы портье не задавал мне лишних вопросов о моем возрасте, пришлось сунуть ему денег), заказала себе еды. Правда, я так почти ничего и не съела в ту роковую ночь с 14-го на 15-е. Я только ревела. Включила гостиничный PC, зашла в свой собственный компьютер, находившийся от меня на расстоянии сотен километров, и стала просматривать наши с Сережей видео. Ничего умнее я придумать не могла, хотя понимала, что такое времяпрепровождение только растравливает раны. На самом деле, я почти не обращала внимание на то, что видела на экране – я просто не могла сконцентрироваться. У меня перед глазами маячил совсем другой образ – образ Сергея, который равнодушно разводит руками, говоря, что он меня не знает. Когда я ехала в Ростов, я ожидала чего угодно – что он не разрешит встречу, что он пошлет меня подальше, что он будет объяснять мне, почему он так поступил. Я ко всему была готова. Ко всему, но не к тому, что, в конечном итоге, увидела. Лучше бы я не приезжала, думала я, но теперь было уже поздно.


Вдруг – это произошло где-то примерно в пять утра – я увидела, что на мою почту поступило новое письмо. Это было письмо от Сергея. Я дико обрадовалась и не знала, что думать. Одновременно я разозлилась  на него, что он так по-хамски поступил со мной сегодня, притворившись незнакомым. Руки у меня задрожали, я открыла сообщение. 


Это было видеописьмо. Запись была сделана в той самой смотровой, в которой мы встречались. «Вот, сучонок, - подумала я, - он еще издевается надо мной». Я нажала кнопку воспроизведения. Сергей – в той же одежде – стоял посреди смотровой и улыбался. Потом он заговорил: «Привет, Елена! Я хочу рассказать тебе кое-то очень важное. Я расскажу тебе об эфирных существах…» Я плюнула – «ну надо же, он, правда, издевается! Главное – ведь признал, что это я, Елена. Значит, он притворялся в НИИ… Вот, сволочь! А я еще здесь реву из-за него! Из-за этого куска дерьма, который в такую минуту посмел меня не узнать и предал меня!» 


Так я разговаривала с собой все то время, когда Сергей рассказывал в своем видеописьме об эфирных существах. Вобщем, я все прослушала. Потом я поставила еще раз – и опять не удержалась и ругала его про себя и ничего не слышала. Только где-то с четвертого раза я, наконец, прислушалась к его словам, хотя я все еще не могла простить ему его бесчувственности – того, что он говорил не о нашей любви, то есть не о самом главном. По стилю рассказа это было чем-то похоже на рекламный ролик.   


«Средняя скорость эфирного  существа – примерно 100 км\ск…   
Объем информации, который может передавать эфирное существо, – 1000 Ггб\ск…   
Эфирное существо обладает способностью общаться сразу с несколькими разумными существами…
Неверно думать, что эфирное существо состоит только из мозга. В нем есть также и эмоции – радость и бесконечная любовь…» 


На эту фразу об эмоциях я обратила внимание только какое-то время спустя. Просмотрев ее несколько раз, я заметила, что, когда Сергей произносил ее, выражение его лица как-то особенно менялось, на его губах появлялась еле заметная улыбка. Словно он обращался ко мне. Каждый раз, когда я слышала его слова об эмоциях, я ревела с новой силой. «Ну, ну, Сережа… Ты же любишь меня, я вижу… Почему же ты вместо себя предлагаешь мне бесконечную любовь эфирного существа?! Мне она не нужна, слышишь? Мне нужна твоя любовь. Твоя любовь. Твое сердце и твой член…»


Так я сидела еще два часа, а потом пришло новое видеописьмо. Словно первым письмом Сергей готовил почву, а вторым выложил главную информацию. Так оно и было – в его глазах, по крайней мере. Во втором письме Сергей сказал: «А теперь, Леночка (сердце у меня ёкнуло), я хочу, чтобы ты увидела кадры, которые никто никогда, кроме сотрудников НИИ, не видел. Это съемка эфирных существ – до того, как они отправились в космос. Я хотел бы, чтобы ты посмотрела это». Я только выругалась. Но все равно нажала на воспроизведение.


И тут я увидела их. Их. Эфирные существа. Почему их не показывают таким обычным людям, как я? Чего боятся? Того, что все сразу захотят ими стать? Наверно. Как только я их увидела, я обо всем и сразу забыла – о своей любви к Сергею, о своих страданиях, о том, что он предал меня. Я забыла все.   


Что я такого увидела? Это невозможно описать. Передо мной был какой-то двор – видимо, этого самого НИИ – где стояли зеленые деревья, пара скамеек, все это было обнесено высоким забором. И вот в этом дворе летали Двое – два существа, еле заметные, иногда вообще сливающиеся с воздухом. Они летали с необыкновенной легкостью, иногда останавливаясь у дерева или у скамейки. Фактически, это были газовые сгустки. Казалось бы, ничего примечательного. Но в их движениях, в их полетах я увидела совсем другую, не такую, как у нас, жизнь. Если сравнить, то можно сказать, что мы, по сравнению с этими эфирными существами, – все равно что комары, по сравнению с нами, людьми. Человек – это комар, или лучше – крот. Он живет в своей норе, изредка вылезая на поверхность, со страхом, чтобы добыть себе пищу. А потом лезет обратно. И что у него там в его душной норе – институт или семья, работа или любовь. Неважно. Скорость человека – это скорость крота. Скорость движения, скорость мысли. А эти – эфирные существа – они мыслили и двигались с невообразимой скоростью. Есть ли у них любовь? Есть, наверное. Но только более универсальная, более всеохватывающая. Они любят все. Они пребывают везде. Они мыслят настолько быстро, что даже не останавливаются на конкретной мысли. Они – ангелы, но только не мифические, а реальные. 


И тут я всё поняла. Поняла, почему жизнь – это страдание. Потому, что человек – животное, но в нем есть разум, и разум противоречит животному. Животное хочет убить, – а разум запрещает. Животное хочет потрахаться, – а разум опять запрещает. Разум все запрещает. Но сделать ничего не может. Вся жизнь человека – жалкая беготня между его животностью и его разумом, которые никогда не договорятся друг с другом. А если договорятся, – то только за счет самого человека. Разум – это сфера, в которую вступил человек, но лучше бы он не вступал, потому что ему стало от этого только хуже. Лучше бы он оставался только животным. Или – только разумом. Но для человека такое невозможно. Это возможно для эфирного существа.


Теперь я поняла, почему Сергей решился на эфиризацию. И почему он так странно вел себя, когда мы знакомились с ним. И почему он, не задумываясь, предал меня, когда пришло время уезжать. И почему он не сказал мне ничего – он просто не смог бы ничего объяснить. Наконец, мне стало понятно его сегодняшнее поведение. Конечно, он притворялся, этот стервец. Но что он мог еще сделать? Если бы он не притворялся, то ему бы пришлось прямо сказать, что он ни капли не жалеет о своем выборе и даже не вспоминает обо мне. Смогла бы я это пережить? Вряд ли.


Просмотрев видео раз пятнадцать, я легла спать. Кажется, я успокоилась. Я знала теперь, что нужно делать дальше.


Я проснулась часов в десять. Голова жутко болела. Но на душе, как ни странно, было светло и спокойно. Я села за компьютер и написала письмо Сергею:


«Привет. Ты говорил, что второй человек для эфиризации так и не был найден. Я хочу быть вторым человеком. Я делаю это не из любви к тебе, а исходя из понимания. Скажи им об этом».


Я собралась, сдала ключи и поехала в институт. «Вот так вот, думала я, на обычном трамвае – прямо в космос». Я смотрела на людей и думала о том, что я не презираю их, и не считаю, что жизнь человека ничего не стоит. Просто – нужно идти дальше. Мир все время идет дальше. И только в этом заключается смысл. Даже если эксперимент не удастся, даже если это будет ошибка, это все равно – ошибка будущего. А ошибки будущего стоят намного больше, чем истины настоящего.


В НИИ уже знали о том, что я решила. Эти люди смотрели на меня с любопытством (такой скандал вчера устроила), но и с уважением. Я написала заявление, прошла психологический, интеллектуальный и физический тесты. Результаты были хорошими, хотя и не оптимальными. В конечном итоге, ответственный за эксперимент (один из двоих мужчин, которые наблюдали вчера сцену в смотровой) сказал мне, что эфиризация начнется через два часа, и я могу отдохнуть, прийти в себя в специальной комнате. Потом он постоял еще немного, видимо, колеблясь, говорить это или нет, и, наконец, сказал: «Если у Вас есть желание встретиться с Сергеем Боруновым, то…» Я замотала головой. Желания у меня не было. Я улыбнулась и ответила: «Встретимся там, в космосе…» Он тоже улыбнулся, замолчал и повел меня в комнату. 


В ней я провела два часа. На самом деле, я скучала. Мне не терпелось превратиться в эфирное существо. В комнате были телевизор, компьютер, книги, даже кухня, где можно было приготовить себе еду, – я ничем этим не пользовалась. Легла на диван и заснула – я ведь не выспалась прошлой ночью.


Сон мне приснился, конечно, «символический» (мое бессознательное закинуло его как последний крючок, чтобы я передумала). Мне приснилась вся моя жизнь – будущая жизнь здесь, на Земле, которой у меня уже никогда не будет. Вернее, это был отрывок из этой жизни, эпизод, самый «сильный». Отрывок такой – большой дом и сад, лето, пикник в саду, я – мать двоих детей и жена какого-то мужчины. Сдается мне – хотя точно я не помню, – что это был Сергей. Мы сидели на траве, пили вино, ели свинину, дети орали и висли на нас с мужем, а сам муж время от времени обнимал и целовал меня. Все это было очень реалистично – мне казалось, что у меня во рту вкус мяса и что я чувствую, как дети  пахнут молоком.


Потом я проснулась. На душе, как и до этого утром, было светло и спокойно. Я, естественно, ни на миг не пожалела, что не проживу этой обычной человеческой жизни, которую так остро почувствовала во сне (усилия бессознательного оказались напрасны). Вообще, я не чувствовала никакого конфликта. Да, это радость жизни, и она никуда не исчезнет. Я изменяю жизнь, но не предаю ее, и не предаю ее радости. Так я думала, сидя на кровати, поджав под себя ноги, и смотря в окно, на пустынную летнюю улицу.   


В дверь постучали. За мной пришли человек пять специалистов и врачей. Они повели меня по коридорам института. Самое смешное, что мы, все-таки, встретились с Сергеем – он тоже шел вслед за своими сопровождающими и в определенный момент мы все вышли в один широкий коридор. Я до сих пор не могу понять, сделали это специально или – случайно. Мы шли, не останавливаясь, рядом. Сергей улыбнулся мне и сказал: 
- Привет!


Я сделала то же самое. Я заметила, что теперь, когда я «все поняла», он смотрел на меня по-другому, другими глазами, другим взглядом. Не так, как раньше, когда мы были просто одноклассниками, или, когда были любовниками (слово-то какое взрослое). Как бы это сказать? Теперь он смотрел на меня чисто, откровенно, теперь он был собой. А раньше — словно и не был. Я все это поняла. И подумала, что и я, наверное, смотрела на него теперь по-другому. 


 Сергей спросил:
- Ну как, тебе понравилось видео?
- Да. Мне очень понравилось.
- Я знал, что тебе понравится.   
Это были его последние слова. Сопровождающие Сергея завернули на очередном повороте, а мы пошли прямо. 


Ничего, кроме радости, я не испытывала. 







11 – 19 мая 2009 года,
Колтуши