Володя

Посвящается Мальчишу Кибальчишу
и Незнайке на Луне 
 
— …Трудное у тебя было детство. Бедный мой мальчик.
— Почему трудное, — смущенно ответил я. — Детство как детство.
— Правильно, детство как детство, — согласилась Иштар. —
Поэтому и трудное. Оно в нашей стране у всех трудное.
Чтобы подготовить человека ко взрослой жизни.
Которая у него будет такая трудная, что вообще охренеть…»
В. Пелевин, «Ампир „В“» («Empire ‘V’»)
 
 старая сука всё сидела напротив меня и про-
должала жрать хлеб с курагой! Меня это дико
бесило! У неё был прозрачный пакет из какого-то супермарке-
та с завязанными ручками — так завязанными, что невозмож-
но было ничего достать — а внутри одни буханки хлеба и одна
курага. Она проделала в пакете дырку (не слишком большую,
ну чтобы рука пролезала), и через неё доставала… вернее, лучше
бы она его просто доставала — так она его сначала ломала, а
потом вот эти куски уже доставала, клала в рот, чавкала, а после
зажёвывала курагой и снова, блин, чавкала. Я не мог этого тер-
петь. Меня прямо там чуть наизнанку не вывернуло… А на Ме-
дицинском институте зашли какие-то китайцы и смуглые де-
вочки в платках. Я не выдержал в конец и на следующей оста-
новке вышел…
  — А
Доктор озабоченно снял очки и положил их на стол, по-
смотрел на меня устало. Видимо, за сегодняшний день я был
далеко не первым. Но с завидным спокойствием истинного
психиатра, выдержав небольшую паузу, он заговорил:
— Знаете, сейчас вы пребываете в небольшом стрессе. Это,
думаю, и вы сами отрицать не станете… Вам нужно хотя бы па-
ру часов прийти в себя. Эксперимент, а в нашем случае —
эксперимент с психикой, он требует… осторожности… И лич-
но я опасаюсь некоторых неблагоприятных последствий. В
любом случае, вам лучше часок-другой посидеть в соседней
комнате, немного прийти в себя. Тогда, думаю, мы сможем на-
чать.
— Ок.
Нельзя говорить, что Володе не повезло со временем рож-
дения. Хотя многие впоследствии пеняли именно на это. Вре-
мя рождения, как известно, не выбирают, да и по большому-то
счёту за всю историю России вряд ли можно выделить доста-
точное количество периодов, в полной мере пригодных для
рождения и свободного развития личности. Но люди рожда-
лись и даже развивались. Родился и Володя.
Это произошло 12 декабря 1994 года, когда рождаться, в
принципе, стало не модно, зато умиралось весьма легко. Маль-
чик был рождён в первую годовщину принятия Конститу-
ции РФ, чему был очень рад дед новорожденного —
спившийся советский интеллигент, вскоре упавший по пьяне с
лестницы и сломавший себе шею. Такому повороту событий в
жизни деда родственники были только рады: дед уже всем на-
доел.
Это была первая потеря Володи, которую он даже и не за-
метил. Таким образом, в составе семьи остались: 1) мать, бух-
галтер; 2) отец, менеджер средне-низкого звена; 3) бабушка.
Первым двоим было как-то не до воспитания мальчика. А
последней хоть и было, но ближе к семидесяти у неё начался
старческий маразм, ввиду чего она вдруг вбила себе в голову идею сделать из Вовы аскета и чуть ли не второго Иисуса Хри-
ста в пику всеобщему молодёжному духовному растлению. Она
даже водила его ежедневно в церковь. Но Володе это казалось
скучным, и в конце концов на пятом году жизни он продемон-
стрировал акт протеста и послал бабулю нах*й.
Вообще день рождения Володи не зря совпал с Днём Кон-
ституции. В некотором роде он был её дитём и порождением.
Этаким Windows’ом 95 — подчас барахлящим и недоделан-
ным, но вполне несущим в себе дух нового времени. Старые
ценности почившего Союза забылись даже родителями Воло-
ди, а уж он-то и подавно был далёк от них. Поэтому даже со-
прикосновение с ними вызывало в мальчике подсознательную
враждебность. Одно из первых таких соприкосновений про-
изошло, когда мальчику было около трёх лет.
Володя ещё не так давно научился говорить, но уже в под-
робностях знал все марки машин. Некоторые списывали это на
врождённое пристрастие к технике. К технике чего, правда, не
уточняли.
Была зима. Папа, попивая пиво, вёл закутанного в шубей-
ку круглолицего сына вдоль проспекта. Плотными рядами ма-
шины неслись вдаль, обдавая выхлопными газами счастливого
мальчика. Он зачарованно наблюдал за этим движением тонн
железной массы и иногда издавал в такт рёву моторов какие-то
свои, отдалённо схожие с ним, звуки. Порой Володя дёргал
отца за рукав, указывал на дорогу и кричал:
— «Волга»!
Или:
— «Ока»!
Или:
— Папа-папа! «Мерседес»!
Происходящее заметила ветхая старушонка, ставшая с
умилением наблюдать за ним. Наконец это умиление достигло
такой фазы, что буквально со слезами радости на глазах, она
подошла к юному знатоку, восторженно причитая:
— Батюшки! Батюшки!.. Новый Ленин растёт!
На что Володя сделал суровый вид, развернулся к ней и со
всей детской прямотой проговорил:
— У-у-у, б**дь…
Да, он рос смышлёным мальчиком...
А время шло куда-то. И однажды оно дошло до того, что
окружающим стало абсолютно ясно: подросли люди, но люди
уже совершенно другие — с иным ходом мыслей. 
 
 
Дефолт
 
Страна была ещё в полном шоке от августовских событий.
Володе, конечно, это было не очень интересно, но даже этот
четырёхлетний мальчуган из разговоров усвоил, что доллар
как-то внезапно стал в 6 раз больше, чем был раньше. Смысла,
правда, тут Вова никакого не видел, но в душе завидовал этому
самому доллару и тоже хотел вырасти раз этак в шесть.
Дома у Володи отмечали чей-то день рождения. Несмотря
на тяжёлое положение экономики России, праздник всё-таки
организовали. Пусть закуски и не отличались особыми изы-
сками, но как уж у нас водится, выпивке внимание было уделе-
но, и даже большое. Пока взрослые пили, ели и обсуждали
проблемы, мальчик безо всякого дела шатался по двухкомнат-
ке. Телевизор был в зале, где стоял стол, и смотреть его Володе
не разрешали. Он переживал, что гости засидятся допоздна, и он пропустит мультики вечером. Было грустно. А ещё грустнее
становилось из-за смеха, то и дело доносившегося из зала. Ему
очень хотелось пойти на улицу и покататься с горки вместе с
дворовыми ребятами, поиграть в царя горы или просто поки-
даться в кого-нибудь снежками. Но и это всё сегодня, кажется,
не светило ему. Поэтому от нечего делать, Володя пошёл ко
взрослым в зал.
Там уже поели-выпили. Кто-то пошёл в другие комнаты,
некоторые курили на балконе, так что за столом народа было
немного.
Наиболее дружелюбным Володе показался дядя Гена —
сослуживец и собутыльник его покойного деда. Дядя Гена был
полноватым стариком с обвисшим лицом и густыми седыми
бровями, как у Брежнева. Но Володя никогда не видел Бреж-
нева, а поэтому и брови дяди Гены не вызывали у него никако-
го враждебного чувства. Он подсел рядом с уже порядком вы-
пившим стариком, которого тут, похоже, мало кто восприни-
мал всерьёз. Ну а дяде Гене, как человеку общительному и ин-
теллигентному, очень хотелось высказаться. И он обрадовался
хоть маленькому, но собеседнику. Начал он, по сути, банально:
— Володька, а сколько тебе лет?
Мальчик с готовностью показал дяде Гене четыре пальца и
радостно улыбнулся. Он ещё не умел считать.
— Четыре года?.. Да ты уже совсем взрослый!
Вова не нашёлся, что на это ответить.
— А кем хочешь стать? — продолжал стандартный список
вопросов дядя Гена.
— Спайдерменом.
— А это как?
Володя подхватил лежащий на тумбочке комикс и показал
старику.
— Человеком-пауком то есть хочешь быть? — с интересом
разглядывая картинки, спросил дядя Гена.
— Да!
— А зачем?
— Чтоб Ваське по башке треснуть!
Повисла многозначительная пауза.
— И всё?
— Ну, ещё чтобы мир спасти.
— А зачем?
Тут мальчик немного задумался. Но тут же вспомнил,
сколько респекта выпадает на долю Человека-паука и ответил:
— Чтобы…
— Чтобы уважали? — подсказал дядя Гена.
— Ага! — с готовностью согласился не совсем понимаю-
щий Володя.
— О! — дядя Гена, кажется, ухватился за мысль. — Чтобы
уважали! А ты думаешь, будут?
— Будут!
— Нет, Володька, не будут. У нас уважают только мёртвых.
И то иногда. Ты уж не рвись в пауки. Ведь быть Человеком
просто гораздо сложнее, чем  Человеком-пауком, или как ты
сказал?..
— Спайдерменом.
— Ага, тем более… И знаешь, Володька, любить тебя этот
мир всё равно не будет.
— Почему? — то, что дядя Гена говорил на равных, явно
подкупало, но многое казалось непонятным и даже жуткова-
тым, так что у Вовы даже мурашки по коже пошли.
— Потому что он никого не любит. Но и не ненавидит.
Он равнодушен. Иногда это хуже ненависти, иногда — лучше
любви. И это не хорошо и не плохо, это просто факт.
— А как нужно сделать, чтоб любил? — Вова всё не уни-
мался.
— Ну сделать что-нибудь геройское и умереть.
— Но я не хочу… — жалобно произнёс мальчик.
— И не надо! Потому что не факт, что и тогда ты будешь
героем. Может, будешь каким-нибудь безымянным солдатом, и
даже мама не узнает, где тебя захоронили. Так что ты во всякие
мены не рвись — побудь человеком.
Но тут подошёл кто-то из гостей и отвлёк дядю Гену от
занимательной беседы.
— Старый, хорош ребёнка стращать, давай лучше ещё по
стопарику налей!
Этой ночью Володя не мог долго заснуть. Его пугала тем-
нота, смерть, через которую надо было становиться героем.
Кое-чего из речи дяди Гены он не понял, но это пугало ещё
больше. И Человек-паук, игрушка которого стояла у него ря-
дом с кроватью, стал для Володи вдруг каким-то маленьким-
маленьким, прямо как мгновенно обесценившийся рубль.
 
 
Эксперимент
 
И вот прошло уже достаточно лет, чтобы Володя изменил-
ся настолько, что был не узнаваем. Он сидел в коридоре иссле-
довательского центра и ждал. Он хотел куда-то скрыться и
скрылся именно в этом месте. Вообще у каждого, наверное,
человека бывают моменты, когда он хочет скрыться ото всего
привычного мира. Поэтому, когда сегодня с утра парень слу-
чайно увидел в интернете объявление, что требуются люди от
18 лет, здоровые, для проведения психологического экспери-
мента длиной в несколько дней,  без явных последствий для
здоровья, он тут же понял, куда хочет уйти.
Сама суть эксперимента была примерно такова: человек
помещался в пустую комнату, в которой не было света, запахов;
подопытный с помощью специальных приборов ставился в
условия, когда его рецепторы не получали практически ника-
ких импульсов — то есть человек лежал с ощущением полного
отсутствия ощущений. Оплата была также привлекательной: за
каждый час полагалось по 80 рублей, то есть за сутки можно
было заработать порядка двух тысяч, что являлось также нема-
ловажным стимулом.
А сейчас Володя успокаивал нервы после случая со старой
каргой, подвернувшейся ему в автобусе.
Чтобы тупо не сидеть без дела, он вытащил из рюкзака
книжечку, посвящённую Великой отечественной войне, кото-
рую ему нужно было читать для  доклада по истории России.
Читать он её, однако ж, не собирался, — для подготовки док-
ладов есть интернет, но теперь делать всё равно было нечего —
надо было хоть чем-то себя развлечь.
Поколение 20–30-х годов в Великой отечественной вой-
не: страница 102. Вова открыл книгу наугад. Глава была не
очень большой — около двадцати страниц печатного текста
плюс приложение в виде старых чёрно-белых фотографий. Он
начал читать.
Сначала говорилось что-то про систему воспитания стро-
го в рамках новой идеологии. «В государстве, изначально и
постоянно находившемся под угрозой внешнеполитической агрессии выращивалось поколение, способное этой агрессии
противостоять». Как понял Володя для себя, назвать это поко-
ление прямо «хорошим» по нынешним меркам тоже как-то
сложно (да и вообще называть поколение хорошим или пло-
хим несколько дико). Был определённый дух стукачества, было
тотальное зомбирование, что-то ещё. Но в отличие от зомби-
рования сегодняшнего, то зомбирование было направлено на
создание опоры стране, а не на её уничтожение. Вова на минут-
ку залез в приложение и стал просматривать фотографии до-
нельзя просто одетых детей, во что-то игравших, бегавших по
улице, занимающихся спортом. Были и портреты — разных
возрастов — грустные, весёлые, безо всякого выражения.
Вова перевернул несколько страниц обратно. Там были
какие-то цифры и итоги. Говорилось, что это поколение выиг-
рало самую страшную в истории человечества войну и погибло
в ней. Практически полностью. Была приведена таблица, где в
процентах указывалось количество вернувшихся с фронта при-
зывников разного возраста. Кажется, меньше всего повезло
рождённым в 1922 году, — из них (а было призвано подав-
ляющее большинство мужской части) назад вернулось лишь
три процента.
Володя закрыл книгу, вздохнул и пошёл в кабинет к про-
фессору.
— Я буду раз в несколько часов приходить к вам, спраши-
вать о самочувствии, — сказал доктор. — ак только почувст-
вуете, что не можете больше находиться здесь — зовите: мы
услышим.
***
В комнате стояла кромешная тьма. Вова лежал в какой-то
большой ванной в донельзя странном костюме, напоминаю-
щем скафандр. Пошевелиться он никак не мог. Всё тело было
обмотано каким-то мягким материалом, который почти не чув-
ствовался кожей. Вместо трусов был какой-то здоровенный и
тоже специальный мягкий подгузник. Скафандр был прикреп-
лён, кажется, к стенкам бассейна, в котором была вода, темпе-
ратуры человеческого тела, так что пошевелиться никакой не
имелось возможности. Запахов тоже никаких не было. Даже
кормить должны были три раза в день некими странными без-
вкусными смесями.
— Хорошо, — ответил Володя.
Доктор ушёл. Осталась пустота. Такого он ещё никогда не
чувствовал. И как ни странно, это было приятно и удивитель-
но. Тело было расслаблено, и само собой уже через полчаса
запросилось спать.
Несколько раз Володя просыпался и снова засыпал. Три
раза уже его кормили. То есть прошло уже около суток. За это
время ощущение невесомости и лёгкости сменилось чем-то
явно неприятным. Не чувствовать ничего абсолютно станови-
лось совсем невыносимым, и если бы ни деньги и цель — Вова
давно бы уже попросил, чтобы его вытащили.
А мысли в голову лезли уже самые неприятные: об учёбе, о
самых гадких людях, кого он только встречал на свете. Появля-
лась старуха с курагой и ела её.
Через время Вова стал ощущать, что слышит то ли треск,
то ли шорох. Потом это переросло в жуткое шипение —
наподобие того, которое исходит из не ловящего волну радио.
Шум был громким — больно давил на уши. Вова даже не сразу
понял, что это галлюцинации.
На время всё это прекратилось. Однако беспокойство не
проходило.
Володя, с лицом неестественно белого цвета, в гимнастёр-
ке, разодранной в клочья и грязной от крови, которая уже не
лилась, подошёл к лежащему в бассейне Володе, неся левой
оторванную правую руку.
— Можно я тут присяду? — этот голос Вова не единожды
слышал на видеозаписях, хотя в жизни его звучание всегда
представлялось каким-то другим.
Они сидели и смотрели друг другу в глаза. Время пропало.
***
Как закончился эксперимент, Володя не знал. Но ещё двое
суток ему пришлось провести в восстановлениях после опыта.
Врачи говорили, что с его психикой могло произойти нечто
опасное. Только на следующий день он смог адекватно изло-
жить все свои ощущения во время эксперимента. Все что-то
записывали и важно кивали головами, о чём-то друг с другом
переговариваясь.
Не рассказал Вова только одного. Он прожил за это время
много лет. Он ничего об этом никому не говорил.
Он влился, конечно, в свою прежнюю жизнь. Он продол-
жал учиться, потом пошёл работать. Отголоски же прожитых
где-то в другом месте лет являлись к нему периодически во сне.
Он просыпался под утро в холодном поту, ходил по комнате,
затем одевался, выходил на улицу. Недалеко от его дома была
площадь, на которой возле своеобразного архитектурного ан-
самбля стояли на постаментах броневик, пушки и танк времён
Второй мировой.
Стояла предрассветная тихая мгла, и слышно было каж-
дую машину, проезжающую вдалеке по проспекту. Володя са-
дился на один из постаментов, смотрел в далёкую пустоту, ка-
чал головой и говорил:
— Нет, мы не выиграем войну…
 
2010