Писатели будущего - антиутопия - часть 5

Семён Матвеевич вышел из подъезда. На улице было ещё светло. Начался снег. Он брёл, не разбирая дороги. В метро идти было опасно, пластиковый проездной  был именным, и все передвижения по нему легко было отследить. Автобусами, троллейбусами и трамваями (там ещё по старинке принимали наличные) теперь пользовались, в основном, пенсионеры. Молодёжь предпочитала маршрутки, обычное или лёгкое метро, недавно появившиеся городские электрички, ходившие по второму и третьему транспортному кольцу.
На автобусной остановке никого не было. Подъехал видавший виды полупустой "Икарус" с гармошкой посередине. Писатель купил у водителя талон.
Он ехал в неизвестность. Семён Матвеевич понимал, что покупать еду за имевшиеся у него бумажные деньги будет непросто - сейчас во всех магазинах принимали к оплате, как правило, пластиковые карты, а купюры брали только при предъявлении паспорта с чипом. Жене на работе оформили пластиковую зарплатную карточку, и поэтому последнее время  всё в семье она покупала сама.

Писатель вылез автобуса на Университетском проспекте и пешком дошёл до смотровой площадки на Воробьёвых горах. Здесь он постоял молча, посмотрел на город. Это была иная Москва, не та, которую Семён Матвеевич знал. Слева ввысь поднимались вавилонские башни Сити из тёмно-зелёного стекла, железа и бетона. Впереди виднелся стадион Лужники с огромным щитом, рекламирующим дорогую иномарку. Новодевичий монастырь стоял обезглавленный - купола снесли, колокола сняли. Теперь там располагалось издательство какого-то мужского журнала. Похоже, новому руководству ничто «человеческое» не было чуждо.

Солнце садилось, в декабре темнело рано. Белые хлопья снега укрывали землю, падали на лицо и быстро таяли. Становилось холодно, хотя он и одел старенький тёплый пуховик. Теперь у писателя не было дома, и надо было искать себе пристанище, чтобы не замёрзнуть. Он стал вспоминать, где обычно грелись бомжи. Последнее время их было особенно много, но ведь кто обращал внимание на этих несчастных созданий! Кажется, они обычно грелись в переходах метро и в мелких магазинах, где не было охраны или чип-контроля. Раньше, когда все церкви ещё работали, то и в них тоже. В поезда бедолаги уже не могли проникнуть – везде стояли турникеты для пластиковых или пенсионных карт.
Рядом со смотровой площадкой стояла старая церквушка. Табличку с названием, кресты и купола уже сняли, икону над входом, вероятно, замазали штукатуркой. «Кажется, это Храм Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах», – вспомнил Семён Матвеевич. Но, как ни странно, изнутри ещё слышалось тихое пение, и сквозь зарешёченные окна лился мягкий свет. Он дёрнул дверь за ручку, та открылась со скрипом. Внутри было тепло, горели лампы и свечи, на стенах виднелись росписи, сохранились некоторые современные деревянные иконы, около стен стояли деревянные леса. Всё золото – лампады, дорогие оклады, кресты – и самые старые из икон, разумеется, реквизировали в первую очередь в пользу «становления нового режима». «Кто знает, может, несколько из них скоро появятся в частных зарубежных коллекциях или у наших олигархов», - подумал писатель.
В храме был только бородатый старичок со шваброй в руке, убиравший зал и при этом напевавший. Он с нескрываемым удивлением посмотрел на писателя. «Что Вам нужно?» - поинтересовался дедушка. «Можно, я тихонько постою тут, помолюсь? Мне предстоит трудный путь», - спросил нелегал. «Да, конечно», - ответил старичок. – «Хотите, я покажу Вам оставшиеся иконы и расскажу о них?».
Он провёл Семёна Матвеевича и поведал писателю о каждой из них, и о святых и мучениках, изображённых там.
- Вы так хорошо знаете всё, наверное, работали здесь раньше?
Дедушка вздохнул.
- Я был настоятелем этого храма. Но теперь это в прошлом, сторожу здание, по совместительству убираю. Видите эти леса? Скоро росписи замажут штукатуркой, последние иконы снимут и заберут, а здесь будет склад типографии.
- Батюшка, какой кошмар! И Вы терпите это? Неужели ничего нельзя сделать?
- Сын мой, история повторяется, если из неё не вынести для себя правильных уроков. А Бог не в рукотворенных храмах живёт, Ему можно молиться и служить везде, и в келье, и в лесной сторожке. Вот и Вы собрались в трудный путь, вероятно, не от хорошей жизни. Кто Вы и почему пришли сюда, в заброшенный храм?
- Не знаю, просто хотел погреться. Я теперь бродяга.
- Я бы рад пустить Вас на пару дней, но сам тут на птичьих правах, со следующей недели приходят маляры и начинают закрашивать стены, а потом сюда перевезут стопки журналов. Не знаю, куда мне теперь податься, светского образования у меня нет.
Писатель решился и рассказал все свои злоключения батюшке. Настоятель выслушал грустную историю нелегала, благословил горемыку, и, наклонившись к самому уху, шепнул ему:
- Рядом с главным зданием МГУ много фонтанов и больших ваз для клумб. Говорят, там находятся вентиляционные люки бомбоубежища, которое приказал построить ещё сам Сталин для работников и студентов Университета. И ещё поговаривают, что в одном из таких мест есть замаскированный вход в подземелье. Подождите меня здесь немного.
Он ушёл и вернулся через минут пятнадцать с лопатой, испачканной землёй и старым Евангелием и молитвословом в руках.
- Спрячьте это под одеждой и идите из храма прямо. Там Вы будете в безопасности.
Батюшка дал Семёну Матвеевичу драгоценный дар, несколько свечей, спички и маленькую иконку Спасителя, писатель завернул её в рубашку и сложил в свой рюкзак, а книгу аккуратно засунул на грудь, под свитер, заправив его в штаны, наглухо застегнул куртку.
Настоятель перекрестил скитальца, и тот вышел из церкви на улицу. Перед ним лежала заснеженная аллея с фонтаном в центре. Семён Матвеевич направился прямо к нему.

(продолжение следует)