Крайние меры

        1

        Одно время Таня работала на Цветном бульваре. Миша, генеральный, проявлял о ключевой сотруднице всяческую заботу и оказывал повышенные знаки внимания. Отдельный кабинет, единственный во всей компании (даже сам Миша располагался в общем зале с двумя заместителями), кофе по утрам, корпоративная машина до дома… И вопросы всякие: как семья, как дети? Нет, речь шла не о мужском интересе, скорее, о дружбе или о приятельском флирте.
        А с детьми у Тани как раз было не очень хорошо: у детей была астма. Да и самой ей периодически становилось тяжело дышать. Врачи пугали гормонами, Таня сопротивлялась, безосновательно уверенная, что со временем всё пройдет само. Однако не проходило…
        Миша, половину смысла жизни которого занимала благотворительность и забота о собачьем приюте, оставить этот факт без изменений не мог. Постоянно, с завидным упорством, он таскал на работу то брошюры, то всякие слухи о методах лечения. Таня принимала информацию благосклонно, но претворять её в жизнь не торопилась. А вдруг будет хуже?
        –  Обливание ледяной водой – панацея от всех болезней! – выразительно читал ксерокопию какой-то лекции Миша, делая акцент на слове «всех».
       Татьяна слушала вполуха.
        – Слушай, тебе что, трудно их облить из ведра? – наконец возмутился Миша.
        – Миш, я оболью, –  пообещала Таня, – В субботу.
        – Почему не сегодня?
        – Я сегодня поздно приду, ты же сам меня загрузил документами.
        – Иди домой, – тут же отреагировал генеральный.
        – Миш, в субботу…
        В понедельник с утра Миша подошёл к ней.
        – Обливала?
        – Миша, мы в кино пошли, а потом в гости к бабушке. Знаешь, как это для детей важно? – и Таня сделала виноватое лицо.

        2

        В пятницу был корпоратив. В компании с Мишей Таня заметила нового человека. То ли его знакомый, то ли партнёр. Вряд ли сотрудник, всех сотрудников Таня обычно набирает сама, и Миша бы не стал никого приглашать без её совета. Красивый: высокий и широкоплечий, аристократические манеры, тёмные глаза – Таня смогла рассмотреть их издали, потому что время от времени мужчина внимательно смотрел в её сторону. 
        Миша подошёл и показал рукой на незнакомца:
        – Таня, это Иван.
        Тот галантно поклонился ей издалека.
        – Таня, он тебе позвонит.
        – Пусть звонит, –  улыбнулась Татьяна, –  Симпатичный.
        – Таня, –  повысил голос Миша,  – Это не то, что ты думаешь! И ещё, запомни, пожалуйста. Пожалуйста, запомни: всё что он скажет или сделает  – это тебе во благо. Ты запомнила?
        – Что-то ты темнишь, – она кокетливо-подозрительно прищурила глаз, – Да пусть звонит.
        Иван позвонил. А потом ещё и ещё. Низкий густой баритон с мягко-властными интонациями не давал возможности повесить трубку первой, и Таня говорила с ним часами. Что ему было нужно, оставалось для нее загадкой. Никуда не приглашал, не просил о встрече, не флиртовал, не рассказывал о себе. День за днем Иван говорил и говорил только о Тане. Точнее, о ней и детях. 
        – Как вы лечите детей от астмы? – спросил он как-то раз.
        Таня рассказала про процедуры и таблетки, а потом вспомнила про Мишин совет с обливанием и пожаловалась на нехватку времени: там же целый курс нужен, а это каждый день месяца полтора или два.
        – Сколько времени требуется, чтобы вылить ребёнку на голову ведро воды? – поинтересовался Иван.
        – Ну, это надо сначала освободить ванну, – начала было Татьяна.
        – Сколько времени требуется, чтобы вылить ребенку на голову ведро воды? – ещё раз поинтересовался Иван, медленно и отчётливо артикулируя каждое слово.
        Миша не зря ценил её как очень толковую сотрудницу.
        – Вылить – секунд пять-десять, – оценивающе ответила Таня.
        Иван повесил трубку.


        3


        На следующий день, идя на работу, Таня заметила Ивана у самых дверей офиса. В руках у него было ведро. Таня с любопытством взглянула на его ношу.
        Иван поднял ведро над Таниной головой, и её с ног до головы окатила волна холодной воды. После этого развернулся и, гремя пустой тарой, направился в сторону метро. Охранник схватился за сердце.
        Она смутно помнит, как прошла мимо секретарши, и как Миша спрятался в свой кабинет, завидев её в коридоре, и как оборачивались вслед коллеги, и как ей принесли фен и обогреватель – высушить обувь.
        Вечером Миша читал ей лекцию:
        – Ты знаешь, сколько Ивану ехать до нашего офиса? Полтора часа! И полтора часа обратно. Да ещё с ведром. А ты не можешь найти для детей пару минут!
        Детей Таня облила в тот же день, но для выздоровления этого оказалось мало.
        Миша находил всё новые и новые методы лечения, Иван призывал разозлиться.
        – Вы копите в себе обиды и гнев, не даёте эмоциям свободно выходить наружу, – настойчиво объяснял ей Иван, –  Вам нужно прикричаться, выплеснуть из себя негатив.
       Таня ничего выплёскивать не собиралась. 
        – Если я это выплесну – мир утонет, – отшучивалась она.
        – А если не выплеснете – утонете вы сама! – заявлял Иван.
        Пару раз Таня покричала у себя на кухне, закрыв форточки и включив погромче радио, но всё это было несерьёзно.

        4

        А в сентябре произошло странное.
        Миша вызвал Таню к себе в кабинет и, пряча глаза, велел срочно переделать кадровую документацию за три последних года: там не хватало оттисков с корпоративной символикой. Таня раскрыла рот от удивления: это же мелочи, ни одна комиссия не будет к этому придираться! Но Миша был твёрд:
        – Позвони домой и скажи, что придёшь поздно. Очень поздно.
        Вечером, когда все уже давно ушли, Таня сидела за стеклянными дверями своего кабинета и, обозревая пустой офис, вполголоса ругала Мишу, на чём свет стоит.
        И тут она увидела стоящего у входа Ивана.
        Пиджак его костюма был расстёгнут, и под ним виднелась ослепительно белая рубашка – именно так Иван был одет всегда. Однако теперь на его шее был намотан яркий цветной шарф, а в ушах раскачивались огромные красные кольца-клипсы. На тёмных волосах Ивана был закреплен плюмаж из цветных перьев, а губы накрашены ярко-красной помадой.
       Таня обомлела. Иван прошел через весь офис и, зайдя в её кабинет, прикрыл за собой стеклянную дверь.
        И начал петь… Ваня учился в школе по классу вокала, и его голос в диапазоне между очень низким баритоном и басом дробит стены. Иван пел матерные частушки, одну за другой, безостановочно. Тане, ни разу до этого не слышавшей от него не только ни одного грубого, но даже просторечного слова, показалось, что она сошла с ума. Или с ума сошёл сам Иван. Диссонанс между формой и содержанием был чудовищный. 
        Спустя бесконечно долгое время Иван, наконец, прекратил петь и не спеша, очень обстоятельно, глядя прямо в глаза Тане, начал рассказывать ей о том, что он сейчас будет с ней делать. То, что он говорил, было ещё ужаснее того, что он только что пел. Волосы у Тани встали дыбом. Иван явно готовился к этой речи заранее, потому что придумать такое на ходу было невозможно. Таня попыталась представить угрозы Ивана воплощёнными в действия и поняла, что если он осуществит хотя бы часть из того, о чем рассказывает, она навсегда останется глубоким инвалидом, если вообще будет жива.
       Таня смотрела в глаза Ивану и с ужасом видела, как в них всё сильнее загорается властно-жестокий огонь: он не просто пугал, он действительно с каждой минутой все больше хотел это сделать. Таня опустила глаза вниз. На Иване были свободные брюки и распахнутый пиджак, и она смогла убедиться со всей уверенностью, что он действительно готов сделать то, о чем рассказывает. Прямо сейчас.

        5

       Таня подумала про окно. Это без шансов: там решётка. А напротив прозрачной  стены – офисный стол с ксероксом и низкий шкаф, и даже если Таня разобьёт стекло, она не сможет через них перепрыгнуть. Таким образом, выйти из кабинета можно только через дверь, спиной к которой стоит Иван.
       Таня вспомнила слова брата: если мужчин несколько, возможно только звать на помощь, если один – у тебя есть шанс, но только в том случае, если ты ударишь первой. Рост у Ивана фактически под два метра, по кадыку она может промахнуться, бить между ног брат категорически не советовал: раньше, чем нога или кулак достигнут цели, у мужчины сработает защитный рефлекс. Таня сделала глубокий вдох, резко отодвинула в сторону край стола и, подавшись вперёд всем телом, впечатала правый кулак в грудь Ивана, в район солнечного сплетения. Под рукой что-то всхлипнуло, Иван охнул, покачнулся к Тане и сжал её в объятьях, как клещами. Не продохнуть. Руки каменные. Всё его тело неподвижно, как статуя.
       Таня дёрнулась пару раз и почувствовала, как по её груди расползается страх. Надо было что-то делать. Если уж бьёшь – бей, чтобы убить, вспомнила она снова слова брата. Таня раскрыла рот и впилась в ключицу Ивана зубами так, что под ними заскрипела кость.
        Иван выдохнул, дёрнул плечом, отпустил руки и, одним движением развернув Таню к себе спиной, снова сжал её, как железными обручами. И Таня почувствовала чуть ниже поясницы то, чего она так старалась избежать.
        И на неё нашло затмение. Свет померк. Густая чёрная волна ярости поднялась откуда-то из глубины тела, которое моментально налилось тяжестью и силой. Из груди, из самого нутра, исторгнулся низкий протяжный вой. Так кричат раненые вампиры в фильмах ужасов. Таня билась внутри кабинета, волоча на спине Ивана и круша его телом мебель. Офисный календарь, подаренный Мишей, треснул и упал со стены на пол. Документы из рассыпавшихся папок путались и рвались под ногами, низкий шкаф отъехал в сторону от стены, и Таня обрушивала Ивана боком на его острый край. А ещё она била его ногой по правой голени, острым каблуком, раз за разом, тысячу раз подряд.
        Сколько это продолжалось, Таня не помнит. Но в какой-то момент времени её взгляд уловил сквозь полумрак Мишину фигуру за стеклянной перегородкой. Миша не даст в обиду даже животное. Что касается людей, то Таня была больше чем уверена, что он ради благополучия ближнего готов пожертвовать своим здоровьем. Однако Миша стоял неподвижно и не вмешивался. Таня с трудом заставила себя остановиться и вгляделась в его лицо. Мишины глаза были полны слёз.
        Пытаясь унять колотящие её эмоции, Таня прислушалась к тому, что происходит у неё за спиной. Иван дышал со всхлипами, но не шевелился. Всё, что он делал, – это сжимал Таню в своих неподвижных руках. Таня затихла, выравнивая дыхание, и только когда она совсем успокоилась, его руки начали сначала слегка подрагивать, потом стали мягче, потом по ним прошла волна крупной дрожи, и только затем Иван осторожно и очень медленно разжал свои объятья.

        6

        Потом Миша расскажет Тане, что она сломала Ивану ребро и раздробила голень: в кости образовалась трещина и острым каблуком была иссечена надкостница. А пока Миша закатывал на мертвенно-белом Иване брюки и мыл его ногу, сплошь покрытую багровыми рубцами, водой из офисного чайника.
       Таня бродила по офису, и Иван неотступно следил за ней глазами. Миша вытаскивал у него из волос запутавшиеся перья и пытался шутить. Таня слышала словно сквозь вату:
        – Ваня, а давай я тебя того... Тебе после этого уже всё равно, а мне как другу приятно…
        Потом Миша собирал вещи и двигал мебель, а Таня, покачиваясь из стороны в сторону, смотрела на свое отражение в тёмном окне и видела только свои огромные глаза.
        Потом они ехали в Мишиной машине в больницу. Сначала Таня отказывалась садиться, и Мише пришлось, держась от неё на некотором расстоянии, демонстрировать раскрытые ладони. Ивана Таня не боялась, но села на переднее сиденье, рядом с Мишей.
        Около ворот больницы Миша вопросительно обернулся назад, к Ивану, и тот отдал распоряжение:
        – Будь с ней, я сам.
        Потом Миша с Таней смотрели, как Иван, сильно хромая и подволакивая ногу, идёт к воротам и через больничную площадь к приёмному покою.
        Недалеко от Таниного дома Миша остановился и купил водки.
        – Пей, – протянул он ей открытую бутылку.
       Таня отрицательно замотала головой.
        – Пей! Что ты мужу скажешь? Время два часа ночи!

        7

        Спустя полчаса он тащил ватную Таню на руках на четвёртый этаж: в московских пятиэтажках не делают лифтов. И передал её сонному Олегу:
        – У нас был внеплановый корпоратив. Она немного выпила.
        Как это ни странно, но астма и у детей, и у Тани спустя некоторое время почему-то прошла. Не сразу и не от одних только обливаний, но прошла. Словно и не было ничего.