Ольга...

   Андрей В. Миронов

Ольга


     В середине сентября восьмидесятого первого года, Доктор, вернулся я из «колыбели трёх революций» в очень удручённом состоянии духа… И «колыбель» ни при чём, и дух не виноват… не виноват никто… а так гадко…
     Отпуск мой продолжался, деньги оставались… мы с Витюшей, другом моим с третьего класса средней школы № 157, «гуляли»… т.е. выпивали…
     Что нас занесло в этот бар на Петрозаводской?
     Может быть, ты помнишь, Доктор?
     Да, Доктор, ты прав, просто всё…
     Магазины закрылись… выпить хотелось… про деньги я сказал… Двинулись мы в так-сопарк, но –  «облом»… у таксистов полный «голяк»… тогда Зубарёв и вспомнил про этот бар:
     - Менакер, а по коктейльчику?
     - А пуркуа бы и не па, - ответил я
     Бар стандартный, немудрящий: стойка, несколько столиков со стульями, площадка для плясок… зал маленький, поэтому кажется, что народу много…
     Столики заняты…а у стойки два свободных стула… оказалось, что здесь можно выпить и коньяк, и водку, и шампанское, и, даже, ром… но, нет… коктейль, так коктейль…Взяли мы по «Полярному сиянию» - водка, шампанское, ликёр «Шартрез»…и, потягивая его, стали высматривать места за столиками…
     На, определённо везло, очень скоро две «утки», так тогда называли особей женского пола, снялись с места и направились к выходу… Стулья освободились, мы стаканчики свои взяли, и стулья те заняли… на спинках двух оставшихся стульев висели то ли кофточки, то ли ещё что-то вязаное, женское… их владелицы, вероятно, танцевали…
     - Менакер, давай снимем, - Зубарёв указал на вязанные предметы
     - И ты будешь это носить, - отшутился я
     - Сука ты, Менакер, - улыбнулся Витюша, - я про хозяек…
     - Так это надо посмотреть, что за крокодилы…
     - Факт, причем, безусловный, - согласился он…
     Меж тем, быстрый ритм музыки сменился медленным, к столику подошли две барышни (ну, не нравится мне слово «утки», «барышни» – изящнее) и заняли свои места за нашим столиком… Одна – маленькая стройная брюнеточка с чёрными глазами и волнистыми во-лосами, другая – блондинка, повыше ростом… тоже ничего… Присели они, изящно так за-курили… окинув нас взором… и не без интереса…
     Диск-жокей, как на заказ крутил «медляки»…
     Зубарёв – любезный моему сердцу бабник, пригласил блондинку, я, соответственно, брюнетку…
     У “Pink Floyd” замечательно длинные композиции…
     Легкая и гибкая, она, как змейка, извивалась в моих руках… воображение, подогретое алкоголем, разыгралось…
     - Ты, художник, - спросила она, чтобы хоть что-то спросить…
     Это из-за бороды…
     - Нет, я стихи пишу…
     - А почитай…
     - Я свои наизусть не помню, при встрече передам напечатанные…
     - А ты уверен, что мы ещё встретимся?
     - Я очень уверенный в себе человек…
     Смолкла музыка, мы вернулись к столику… Зубарёв сходил к стойке бара… принёс нам по коньячку, барышням по коктейльчику… завязалась беседа… Ольга, так звали брюнетку, будущий художник-реставратор, заканчивала училище им. 1905 года… Татьяна – блондинка – фотограф-художник, и тоже – будущий… Наши профессии, в сравнении и их,  звучали куда как скромнее: Витюша – лаборант, я – электросварщик… Однако, социализм уравнивал всех и вся…
     Время к полуночи…девчонки домой засобирались… мы, естественно, не могли их не проводить… Витюше повезло больше: Татьяна жила на «Аэропорте», а Ольга на «Киевской», точнее на Кутузовском…
     В полупустом вагоне мы болтали о музыке, о литературе – ни о чём…Она записала у меня на ладони свой номер телефона, я записал свой в её записную книжку…
     Мне было позволено проводить её только до угла дома… дальше нельзя… мама может смотреть в окно… расспросы… лишне это…
     И всё…
     Я успел на метро до часа ночи, а около двух крепко спал на своём любимом диване – умытый и умиротворённый… умываясь, я машинально смыл с ладони номер её  телефона, и вспомнил об этом только утром… и даже не огорчился…
     Я никогда не звоню барышням первый… такая дурная привычка… потом, при наличии досуга, я мог встретить её на выходе из подъезда, или у дверей училища… или, ещё проще, но только если Витюша взял номерок у Татьяны…
     Отпуск продолжался… торопиться было некуда… да и барышень, надо сказать, хватало, по одной на каждый день недели…
     Она позвонила первой, через пять дней после бара:
     - Миронов, - почему они всё называют меня «Миронов», - пойдём в театр, у меня два би-лета в «Современник», «Спешите делать добро»…
     - Где встречаемся? – С моей стороны не логично было бы отказываться…
     - У входа, без десяти семь…
     Я опаздываю только в двух случаях: когда я пьян или если я умер…Сегодня был не тот случай, опоздала она…
     Поэтому, первый акт мы смотрели, сидя на ступеньках в проходе… Благо, в зал пустили и со ступенек не гнали…
     Не понравилась мне, Доктор, эта пьеса… патетики слишком много даже для соцреа-лизма…
      Великолепная игра Кваши, Тереховой и Ахеджаковой пьесу не спасали, а Гафт, как будто соглашаясь со мной, откровенно иронизировал, над собственной ролью…
     Первый акт дался мне с великим трудом, Доктор…
     В антракте, мы было двинулись к буфету, но очередь, Доктор, это нелепое порождение социализма, произвела на нас удручающее впечатление… Нет, буфет в театре, где антракт длится десять минут – это нонсенс… Скажи мне да, неутомимый мой приятель…
     Наплевали мы на буфет, со всеми исходящими… Давненько, Доктор, не видывал я зеркал такого размера в фойе здешних театров… огромное… Ольга подошла к нему, зеркалу, т.е., оглядела себя и с восторгом констатировала:
     - Хороша…
     И с этим было не поспорить, Доктор…
     Второй акт созерцали  мы в сидя креслах, но и это удобство не спасало меня от зевоты с закрытым ртом… с открытым, пожалуй, было бы слишком…
     Я был ещё благовоспитан, Доктор…
     Есть ещё бог… и второй короче, чем первый… и закончился, благо…
     Мы гуляли по Чистым прудам… и, невесть как, попали на Арбат… оказалось, что и не «невесть», а умышленно Ольга привела меня сюда… в Гагаринском переулке, в доме вете-ранов ВЧК жила её бабушка… ей нужно было навестить старушку…
     - Бабушка – ветеран ВЧК? - изобразил я удивление в лицах…
     - Нет, ветеран, как раз дедушка – старший дознаватель ВЧК, Альтман Семён Наумович…
     - А папа, соответственно… - продолжил я…
     - А папа, совсем не соответственно, Альский Наум Семёнович – довольно известный в Москве адвокат, - продолжила Ольга…
     - А ты, что опять не соответственно, Дымова, но Ольга Наумовна… - игра становилась увлекательной…
     - Правильней было бы –  Димова, - второй дед у меня совсем наоборот – болгарин… 
     - Оля, радость, да сколько ж в тебе понамешано…
     - Немало, как видишь…
     Так, за разговором, подошли мы к подъезду дома… и прощаться надо, Доктор, а не хо-чется… ты не поверишь…
     - Миронов, а что ты так печален?
     - По-видимому, влюблён…
     - В кого бы это?
     - Зеркальце у тебя есть, - о старый, проверенный способ…
     - Есть маленькое, в пудренице…
     - Достань…
     Она достала, Доктор… Что называется, купилась… а может статься – подыграла…
     - Открой и посмотри…
     Открыла, Доктор, открыла и посмотрела… сначала в зеркальце, потом на меня… потом… поцеловала меня в щеку и заговорщицки шепнула:
     - Идём в подъезд…
     Мы вошли, поднялись на шестой этаж… Ольга вывела меня на «пожарную лестницу» и подробно проинструктировала:
     - Стоишь здесь и ждёшь, как только бабушка уснёт, я тебя впущу… она у меня глухая… понял?
     А что здесь было не понять, Доктор? Как ты полагаешь, часто она проделывала этот трюк?
     Что-то около часа стоял я на переходном балконе «пожарной лестницы»… Арбатские переулки растекались фонарями во все концы… редкие автомобили пересекали пустынные перекрёстки, мигающие желтыми огнями светофоров…
     Тихо и ясно в душе у меня, Доктор…
     Приоткрылась заветная дверца… Ольга в «ночнушке» поманила меня из дверного про-ёма… Мы, на цыпочках, прошли в её комнату…
     Доктор, почему на цыпочках? Глухая же бабушка…
      Ольга стянула с себя ночнушку… только узенькие белые трусики остались на ней… она уморительно долго пыталась сорвать одежду с меня…
     Доктор, наверное, пора мне сменить этот джинсово-приталенный стиль на что-то более свободное… больно смотреть, как барышни мучаются…
     И всё свершилось Доктор, но как-то быстро… настолько, что мы ничего не поняли…
     Вторая попытка привела к тому же результату в физическом плане, а в моральном уд-ручала до крайности… внутри, Доктор, только внутри…
     - Миронов, ты такой черный, волосатый, - иронизировала Ольга, - страстный должен быть…
     - Вы, уж не обессудьте, барыня, - отшучивался я, - ну, просто первый раз со мной такое, от избытка чувств-с…
     - Ты же женат был, и что жена, - улыбалась маленькая вредина…
     - И жена, и не только жена, казалось бы, никто не обижался…
     А, может быть, действительно, казалось, Доктор?
     - Ну, ничего, - Ольга зевнула в ладошку, - я тебя всему научу так, как мне нравится…
     Несколько самоуверенно, а, Доктор?
     На рассвете она проводила меня до порога… Поцеловала нежно и предупредила, что её дней пять не будет…
     А какая мне разница, Доктор?
     - Появишься, позвони, - сказал я и растворился в лучах рассвета…
     На работе выпил я спиртику, и замечательно выспался на груде «телогреек» в «электро-щитовой», куда всем, кроме нас, монтажников, вход категорически воспрещался…
     Она позвонила, через четыре дня…
     А за четыре дня, Доктор, произошло множество очень приятных для меня событий: вернулся из Нигерии двоюродный брат Коля… довольный и, по советским меркам, богатый… И кому, какая наплевать, что деньги закончились у него через полгода… Главное «теперь», а не «потом», Доктор…
     Коля, в изрядном подпитии, подарил мне триста чеков «Внешторга» и сто рублей «наших», одной жёлтой бумажкой… Веришь, нет, Доктор, впервые в жизни держал я её, купюру сотенную, в руках… и это было волнительно..
     Чеки я израсходовал в «Берёзке» на шмотки: джинсы, куртка – синий мелкий вельвет, черная итальянская сорочка… а наши отложил на гитару…
     Свою электро-самоделку, я продал, как только распался наш ВИА… шиховскую «аку-стику» погибла в битвах с «урлой»… я год не чувствовал струн… а так хотелось…
     Доктор, только ты меня понимаешь…
     А ещё, много лет, как валялась у меня на антресолях старенькая «вертушка»  - «Мелодия 110», столько лет, что даже старожилы не помнили, куда запропастились, полагающиеся ей колонки,… а тут Витюша, невесть откуда приволок вполне добротные «АК- 25»… теперь, вечерами, я мог слушать музычку, благо «пластов» на тех же антресолях – сплошь рарите-ты…
     Тут она и позвонила...
     - Миронов, как обещанные мне стихи?
     Конечно же, я среди всей этой радости напрочь забыл о стихах…
     - Ждут тебя, - соврал я с лёгким сердцем…
     - Я тебе тоже приготовила кое-какой литературки, - я даже представил, как она улыб-нулась, - завтра встретишь меня около училища… в три…
     - Конечно, радость моя…
     На этот раз ей невозможно было опоздать…
     Я, Доктор, полночи перепечатывал стихи и возненавидел их до полусмерти… да и вид у меня был полуживой…
     - Ну, ничего, - думал я, - выпью водки – разойдусь. А не выпью разойдусь всё одно…
     А вот и она… вовремя… дежурный поцелуй…
     Из сумки извлекается увесистая кипа «самиздата», сопровождаемая словами:
     - Прочти…
     Я достаю свою, не столь объёмную, пачечку:
     - Аналогично…
     - Какие планы у юных художников? – Спросил я
     - Всё зависит от планов бородатых поэтов…
     - Бородатые поэты нечаянно вспомнили, что они ещё и гитаристы и решили прикупить себе гитарку, - мы вышли на Сущевский вал, - здесь, поблизости, есть симпатичный музы-кальный магазинчик, составишь компанию?
     - С наслаждением…
     Болтая, мы дошли до магазина «Аккорд»… Я давненько приглядывался к полу-акустике “Orpheus”, но семьдесят пять рублей для советского человека – это немало… а теперь они у меня были…
     Выбирая гитару, я исполнил «на бис» несколько давно заученных гитарных «па», чем привёл Ольгу в неописуемый восторг:
     - Миронов, я предполагала, что ты талант, но чтобы настолько…
     Доктор, до чего же легко расставаться с чужими деньгами…
     А ещё мы купили пару пластинок на Ольгин вкус, потому как решили отправиться ко мне… поймали тачку…и через двадцать минут… включили музычку, из только что приобретённых…
     На этот раз я не оплошал, Доктор…
    
     Мы часто встречались… днём у неё... вечером у меня… и ни слова о любви… да оно и не надо, Доктор…
     Безумствам нашим мы пели песни… и надо признать, неплохо пели… нам было хорошо…
     Помнится в мае, Ольгины родители выехали на выходные на дачу в Малаховку… скромный советский адвокат мог себе позволить… а мы с Ольгой не могли позволить себе упустить этакую возможность – всю ночь и никуда не надо торопиться…
     И не упустили, Доктор…
     Только, вот незадача, часа в два или около того, мы не спали… нам некогда было спать… но лязгнул ключ в замке… входная дверь открылась…
     Как выяснилось позже, Олин папа забыл дома бумаги, с которыми собирался поработать на даче… Малаховка – это же так близко, вот он и вернулся…
     А в это время… я курил… естественно лёжа… Ольга курила тоже… в паузах между затяжками она читала мне вслух Омар Хайяма… у неё это замечательно получалось…
     При всём своём еврейском папе Ольга таки имела горящие болгарские глаза безо всяких признаков грусти… добавьте к этому бессмертные «Рубаи»… и вы поймёте степень моего наслаждения… а, может быть и почувствуете…
     Папа вернулся, взял бумаги и не преминул заглянуть в комнату дочери… а там… мама дорогая… дочь курит… в постели… и с кем…
     Надобно заметить, что Наум Семёнович, даже знал, как меня зовут; Ольга нас знакомила, когда я делал вид, что учу её играть на гитаре…
     Он выронил бумаги, закрыл дверь, вежливо постучал в неё и потребовал, несколько застенчиво:
     - Андрей, выходите, я буду бить вам лицо…
     Как же, Доктор, не хотелось мне вставать, одеваться… но… пришлось…
     Я вышел к нему, окинул его взором, а он был ниже меня, и сказал:
     - Наум Семёнович, я же отвечу…
     Теперь он оглядел меня и, видимо, решил, что добрый мир лучше…
     Мы сидели на кухне и пили чай… Ольга было вышла к нам, но была немедленно изгнана…
     - Андрей, - вкрадчиво говорил Наум Семёнович, - а вы не хотели бы поступить на юридический факультет, я мог бы помочь вам…
     Я едва не рассмеялся – он прочил меня Ольге в мужья и, как знать, если бы я любил её… Но нет, нас связывала только постель…
     - Наум Семёнович, - с пафосом отвечал я, - при всём моем к вам уважении, литература привлекает меня больше, чем юриспруденция… и, потом, у меня талант к всякого рода спекуляциям…
     - Но, это же уголовно наказуемо, - ахнул Наум Семёнович
     - Наум Семёнович, только слепой может не заметить, что в этой стране скоро всё изменится
     - Возможно, вы и правы, Андрей, - задумался он
     Мы ещё испили чаю, а в шесть часов он проводил меня до дверей… Ольга спала…
     - А насчет юридического вы всё же подумайте, - это когда я вышел…
     - Я подумаю Наум Семёнович, до свидания, - ответил я, спускаясь по лестнице…
     Хорошо, что воскресенье, а то на работу в такую рань, после бессонной ночи… не правильно это, Доктор…
     А в понедельник отправили меня в Ленинград на месяц, в течение которого не произошло ровным счётом ничего…
     Я вернулся в июле… Тело моё скучало… Я позвонил Ольге… Мама сообщила мне, что она на даче… в Малаховке… а там тоже есть телефон…
     - Оля, я вернулся и еду к тебе…
     - Давай, часика в два, - сонным голосом пролепетала она
     В два я был в Малаховке, на улице Тургенева… Ольга встречала меня на крыльце в ночной рубашке, потягиваясь… Тургеневская барышня, да и только…
     - Миронов, ты едва не застал меня с любовником, - заявила она… позлить меня решила…
     - Оленька, да хоть с сотней, - парировал я с полным безразличием в голосе
     - Сотней, это ты хватил, а пяток наберётся…
     - Маловато, но рад за тебя… хоть ты не скучаешь… пойдём, погуляем?
     - Пойдём…
     Она переоделась и мы пошли на Малаховские пруды… купались… валялись на травке… целовались… на дачу вернулись к ночи… и ночь прошла не напрасно…
     У Ольги между грудей рос единственный черный волосок… меня всегда так и подмывало вырвать его… в то утро я осуществил своё желание… Ольга вздрогнула, посмотрела на меня и грустно так произнесла:
     - Дурак ты, Миронов, теперь мы непременно расстанемся…
     - Что так?
     - Просто так было всегда…
     Так оно и вышло на этот раз… Сначала меня услали в Рязань на два месяца… а потом в Ленинград на год…
     В декабре мы встретились у «Авроры»… Её группу вывезли в Ленинград на экскурсию… она мне написала… где и когда… мы и встретились…
     - Здравствуй, мой верный рыцарь, - она поцеловала меня в щёку…
     Я ответил тем же… хотел в лоб… но…
     Мы бродили по Городу… я болтал без умолку… к ночи я проводил её до гостиницы… мы обменялись дружескими поцелуями… а в феврале я встретил Светку свою… везёт мне на Светок в этом славном городе и не только в этом…
     В восемьдесят четвёртом, летом мы со Светкой приехали в Москву и навестили Ольгу в Гагаринском… Бабушка умерла в марте и теперь она жила отдельно от родителей…
     В девяностые я часто сталкивался с ней на Арбате… мы подолгу болтали… обещали друг другу звонить почаще… только вот я потерял сумку, а в ней записную книжку… она не позвонила… я же знал её адрес, но не удосужился…
     А в девяносто восьмом, я разбирал «архивы» и нашёл свой портрет, нарисованный Ольгой… на обороте телефон её рукой… я позвонил… женский голос, мама, наверное, сообщил мне, что Оля умерла в прошлом году от сердечной недостаточности…

               
                15 января – 18 февраля 2009