Запах

***

Я догоняла чувство.

Я не могла понять, что оно.

Мне его не хватало.

Мне его не хватало как жизни.

Это была серебряная змейка, ускользающая в прошлое. В этом состоянии, которое показывало мне язык и убегало, было все: смех весенних букетов, робость травы покрытой изморозью, шум горящего газа на кухне, сладость ожидания, соленое тепло маленьких цыплят, вельвет сумерек и вечерней улицы маленького города, струящийся аромат турецкого кофе. И еще много-много разных  звуков: воркование голубей на крыше, мерцание воды льющейся из-под уличного крана, радио, поющее: «Московское время шесть часов ровно», скрип деревянного пола. Молодая мама с глазами, в каждом из которых шоколадный батончик: мы с ней делаем меренги, у нас растут на кухне цикламены, я кормлю котят и крысят, холод еще не отделил меня от жизни и не превратил в одиноко шатающуюся субмарину.

Высшее проявление любви? Счастья? 

Последняя мечта была уехать в маленький захолустный городишко, снять дом за несколько долларов, носить воду, топить печку, жить с собакой, парой куриц, кошкой и рисовать. Чтобы  был снег, весна, осень, лес, рассвет, рождество, оладьи. Работать библиотекарем или учителем рисования. Но Бог посмеялся надо мной и погладил по голове.

Мое любимое время – утро. Я нанизывала на веревку атрибуты реальности. Запах крови. Запах кого-то идущего к тебе, который ты улавливаешь по своему изменившемуся запаху.

Мир должен сложиться в калейдоскоп.

Правильное узнаешь по теплу.

Ответ приходит раньше вопроса.

У японских детей есть запах счастья. Их к нему приучают с детства, чтобы потом, в зрелости, они могли при помощи этого запаха вывести себя из ступора.

Руки мне дарят маленький флакончик с золотой крышечкой. Я не помню руки, но я помню флакончик. С арабской надписью.

Масло ночной розы было для меня всеми городами южнее меня самой. Кофейными зернами, лавками специй, маленькими балкончиками, повозками по каменным узким улочкам и девушками, внимательно подводящими глаза перед зеркалом. В этих глазах тонут корабли и проносятся косяки переливающихся рыбок. В этих глазах вся грусть одинокого неба и недостижимых звезд. В них запах жасмина плывущий над городом: выходишь в ночь и тебя подхватывает волна безумия.

Фиолетово-бордовый аромат белого цветка, открывающегося сумерками, теплого ветра, бархатного как пустыня, бедер, светящихся при свете луны, Гарсия Лорки.

Танцевать. Мечтать. Море.

Я знала, что он вернется.



***

ODOR



I was running after a feeling.

I could not understand it.

I miss it.

I miss it as a life.

It was a silver snake, slipping into the past. In this feeling, that showed me the tongue and ran away, had been everything: laughter of spring bouquets, shy grass covered with a frost, the noise of burning gas in the kitchen, the sweetness of waiting, salty warmth of small chicks, velvet of dusk and evening street of small town, flowing aroma of Turkish coffee. And many, many different sounds: the cooing of pigeons on the roof, flashing water flowing out from a street tap, radio, singing: "Moscow time six o'clock exactly", creaking wooden floor. Young mother with the eyes, in each of them a chocolate bar. We do with her cookies, we grow in the kitchen cyclamens, I feed little cats and rats, the cold had not yet separated me from life and not turned into a lonely vagrant submarine.

Higher expression of love? Happiness?

The last dream was to go into a little hick town, rent a house for a few dollars, carry water, light the stove, live with a dog, a pair of chickens, a cat and to draw. To have a snow, a spring, a fall, a forest, a dawn, Christmas, pancakes. To work as a librarian or a teacher of drawing. But God laughed at me and caressed my head.

My favorite time - is a morning. I strung on a rope attributes of reality. The smell of blood. The smell of someone coming to you, that you pick up on your own changed smell.

The world must come together in a kaleidoscope.

The right recognized by the warmth.

The answer comes before the question.

The Japanese kids have the smell of happiness. They being taught it from childhood, so later, in adulthood, they could with this smell lift themselves out of a stupor.

Hands give me a little bottle with a gold lid. I can not remember the hands, but I remember the bottle. With Arabic inscriptions.

Oil of the night rose was for me all the cities to the south of myself. Coffee beans, spice shops, small balconies, wagons on the stone narrow streets and girls, attentively painting eyes looking in the mirror. In these eyes sink ships and rush shoals of iridescent fish. In these eyes the whole sad lonely sky and unreachable stars. There is a smell of jasmine floating over the city in them: you go out into the night and catch the wave of madness.

A violet-red scent of white flower, which opens with the dusk. The warm wind, silky like a desert. A hips, glowing in the moonlight. Garcia Lorca.

To Dance. To Dream. Sea.

I knew that it would return.