Изгнанник. Глава 2

   Задумывались ли вы когда-нибудь о том, что Галактики – они как люди. Так же рождаются. Так же умирают. С той разницей лишь, что года свои меряют не единицами, а миллионами.
   Рождаются, как дети, с болью и криками выходя из чрева чёрных дыр. Умирают в агонии, исчезая всё в те же бездонные колодцы. А пока живут, как люди, видят сны, сотканные из мерцания звёзд, из вспышек комет, из марева млечных путей. Сны эти сладки и уютны, тягучи и безмятежны, но лишь до той поры, пока какая-нибудь комета не сорвётся с привычного эллипса, или не сойдёт с орбиты одна из планет. Тогда Галактика вздрагивает, сонно открывает глаза, и сочатся из них нити мироздания, и ломается сон, и рушатся, взбудораженные проснувшимся сознанием, чьи-то жизни. Рушатся старые. Рождаются новые. На изломе сна. Жизни, причудливые и непонятные порой даже для космоса. Так и живёт Галактика по законам вечности – законам, не подвластным замкнутому пространству и сжатому земному времени, а потому недоступным простому человеческому пониманию.
   И смерти нет - есть только Вечность. Позади. Впереди. И видится она людям то спиралью, то восьмёркой, то бесконечной прямой.
   Спит Галактика. Спит человечество. Снятся им сны. И рождаются в глубинах этих снов на изломах сознаний новые жизни. Бурлит чёрная мать-дыра, содрогается в мучительных схватках – рождается НЕЧТО. Последний спазм, последний вскрик отчаянья – и зацепились за призрачный луч когтистые лапы, и заорала от боли огромная бесформенная голова – оно выползло в космос. И не было ему аналогов ни во времени, ни в пространстве, ни на спиралях, ни на бесконечно прямых восьмёрках. Галактика отвергла его, как отвергает организм человека инородное тело. Прыщ на прекрасном звёздном лице. Мерзкий паук в безмятежных снах. Звёзды глумились над ним, смеялись ему в лицо. Бездушные, жестокие блудницы ночи! Им было невдомёк, что безвестный галактический феномен рос, креп, матерел, покрываясь щитами и обрастая металлической чешуёй. Он сумел спрятать своё сердце от космических вьюг за тоннами железа. Он наглухо запечатал свою уязвимость в надёжный панцирь. Одинокий озлобленный странник бродил по дорогам Галактики, вычерчивая по ним свои скрижали и выписывая свои восьмёрки. И не чёрная дыра, изрыгнувшая его, была точкой отсчёта этого пути. Он был ДО, он будет ПОСЛЕ. Он ЕСТЬ НИЧТО. Он - космический изгнанник. Во влажных зрачках застыл хохот звёзд, но всё же где-то там, в глубине глазного дна, можно разглядеть истинную суть этого зверя. Нужно только захотеть услышать, как бьётся сердце, почувствовать, как глухо ворочается душа.
   Вы способны улыбнуться чудовищу и протянуть ему ладонь, как сделала это голубоглазая планета, внезапно появившаяся на его пути? НЕЧТО приняло эту улыбку и схватилось за протянутую ладонь, как за соломинку. Подальше от космического холода, от равнодушных звёзд, от вечных скитаний.
                ШУМ…
                СКРЕЖЕТ…
                ВОЙ…
   Он вошёл в атмосферу Земли.
                БОЛЬ В УШАХ…
                СУХОСТЬ В ГОРЛЕ…
   Ещё немного, и… Но на удивление мягкое приземление, словно сработала система амортизаторов.
   «Амортизаторы – странный набор звуков».
   Земля родила вполне земную мысль.
   Зверь огляделся – на много километров вокруг разлилось белое пространство.
   «Снег. С-Н-Е-Г. - повисло звенящей нотой в чёрной пустоте воздуха. – Какой горячий снег».
   Огромная голова качнулась в сторону, и цепкий взгляд заметил, что пространство – оно не всё белое, и совсем недалеко маячат жёлтые огоньки.
   «Деревня».
   Зверь нервно задрожал, не очень понимая, откуда и как приходит информация. Взор устремился в бесконечное небо, выплеснул немой вопрос: «Кто?» Но в ответ…
                ХОЛОДНЫЙ БЛЕСК ЗВЁЗД…
                СУДОРОЖНЫЙ ПОЛЁТ КОМЕТ…
                БЕЗЛИКИЕ ПЕЧАТИ ЧЁРНЫХ ДЫР ...               
               
               
    Мозг попытался найти свой ответ – в его извилинах родилась странная туманность: «У ВЕЧНОСТИ нет ответов, нет границ, нет НИЧЕГО. Она – НИЧТО, и я – НИЧТО. Или я – НЕЧТО, порождённое НИЧТО?» 
   В голове рождались, прояснялись и навеки запечатлевались символы, непривычные восприятию. Из символов образовывались слова и шершаво катались на грубом непослушном языке. Наконец-то появилась ясность – информация приходит из напитанного влагой воздуха. Осмотревшись ещё раз, зверь сделал первый шаг навстречу манящим жёлтым точкам.

   В голове – туман, в горле - сухость, в уши бьёт непонятный прибой. Тело стало как будто чужим. Она слегла. Внезапно. Только что кружилась в своей незатейливой юбчонке, распевая песни, и вдруг упала без сил. Маленькое детское нутро сжалось до горошины, на виске нервно запульсировала синяя жилка.
   РУКИ…  ШЁПОТ… ГОЛОСА… МНОГО ГОЛОСОВ… МЯГКАЯ  ПЕЛЕНА ТУМАНА… ЗВЁЗДНЫЙ КРУГОВОРОТ… ЧЬИ-ТО ХОЛОДНЫЕ ПАЛЬЦЫ ПЛЕТУТ СВОЮ СЕТЬ…
    Огромный глаз, словно чёрная дыра, присосался к покрытому морозным узором окну. Ничего не видно. Пришелец  очень осторожно подышал на стекло. От его дыхания оно чуть оттаяло, и он разом вобрал в себя всю картину: нехитрая деревенская изба, недавно побелённая русская печь, мутноватое зеркало в резной раме, образа под самым потолком с горящей перед ними свечой, высокая с пологом кровать, а на ней – худенькая девочка с восковым лицом. Волосы разметались по подушке, тонкие пальцы судорожно мнут простынь. Рядом хлопочет старушка, испещрённая морщинами и, словно снегом, укрытая сединой. Она очень встревожена, её движения суетливы.
   - Да что же это такое, Господи? Что с тобой, девонька моя? – неустанно твердит она, пытаясь напоить девчушку водой.
   «Это жизнь. Человеческая жизнь. И так продолжается ВЕЧНОСТЬ», - выстукивает скупое сердце в звериной груди, и шевелится где-то на задворках сознания кусок незастывшей души. Или не сердце это вовсе, пусть даже скупое, и не душа прорываются сквозь панцирь космического ящура? – Скомкались мысли. Маленькая девочка заблудилась в скрижалях воображения.