Голубятники

        Ещё мальчишкой я заинтересовался тем, как голубятники в нашем небольшом городе гоняют голубей. Голубятниками называли у нас тех хозяев, которые держали голубей, периодически гоняли свою стаю, поднимая в полёт, разводили и размножали голубей. Размахивая длинным шестом с тряпкой на конце, с пронзительным свистом, голубятник поднимал высоко вверх  стаю своих голубей, наблюдал, любуясь  полётом  стаи и полётом каждого голубя. Поднятая стая голубей подолгу кругами летала  над своим домом, а потом снижалась, садилась и  возвращалась в свою голубятню. Это были большие любители голубей, которые могли подолгу любоваться голубями и их полётом. Они узнавали высоко в небе каждого своего голубя по полёту, знали повадки каждого  из них. Они также знали пары понятых голубей, то есть знали, какой голубь, с какой голубкой дружит, создавали им условия для размножения.
 
    Такие пары дружных голубей называли понятыми парами. Понятые голубь и голубка, как семейная парочка в голубятне подыскивают себе место для гнезда. Они очень интересно проявляют свою любовь друг к другу, они держатся вместе, они целуются, сцепляясь клювами, и конечно, занимаются любовью. От такой пары можно получить потомство, но голубятники не всегда выделяют такой паре место для гнезда. Они, ведь занимаются селекцией, и выводят потомство только интересных, с их точки зрения, голубей, и к тому же крепких. Крепкими называют голубей, которые крепко привязаны  к своему дому, к своей голубятне, а не в смысле крепких физически. Вот понятые пары голубей и должны являться наиболее крепкими, не только привыкшими к своей голубятне, но и инстинктивно привязанными к своему гнезду.
 
    Раньше в нашем городе было много этих  голубятников, любителей разводить и гонять голубей. Все они знали других голубятников в своём районе, многие  из них общались между собой. Между ними было нечто  вроде состязания, заключающегося в том, чтобы не дать переманить своего голубя, а по возможности заманить в свою летающую стаю чужака, чужого голубя.   А это иногда бывает, когда чужой голубь пристанет к чужой стае в поисках голубки. Тогда, посадив стаю и заманив чужого голубя в свою голубятню, хозяин некоторое время не выпускает его в полёт, выдерживает в голубятне, пока чужак  не привыкнет. На первое время иногда бывает необходимо связать крылья голубю, чтобы он не мог взлететь, даже выпущенный из голубятни. Связывают у него несколько маховых перьев крыльев в один или два пучка на каждом крыле. Связанный таким образом голубь свободно гуляет по площадке перед голубятней, может взлететь на небольшое возвышение, а подняться в воздух и улететь не может. Так и привыкает голубь к новой голубятне, тем более, если заведёт себе пару.
 
    Но часто, узнав, кто из голубятников поймал его голубя, хозяин  идёт и договаривается о выкупе своего голубя. Иногда соглашаются на обмен этого голубя на другого, более молодого, которого легче приучить к новой голубятне. Иногда выкупают за корм, иногда за деньги.  При этом имеется в виду, что чем крепче голубь, тем меньше стоит его выкуп. Это потому, что крепкий голубь, тем более, если у него осталась голубка в прежней голубятне, всё равно к ней улетит, как бы  долго его ни держали связанным. Он станет обузой другому голубятнику, поэтому тот легче с ним расстанется.
 
    У нас, в соседнем дворе, двое мальчишек чуть постарше меня,  держали голубей, а их голубятня была у самого нашего забора. Поэтому я с интересом наблюдал за ними, сидя на заборе, а потом и сам напросился им помогать. Мне нравилось держать голубя в руках, поить его изо рта, смотреть, как голуби кормятся, гуляя по площадке. Да и за полётом  голубей высоко в небе я любил наблюдать. Даже иногда ложился на траву и  смотрел вверх, стараясь не выпускать из виду всех голубей летающей стаи, пытался сосчитать их, хотя это и не просто. Я тоже знал всех их голубей, а их было у соседских ребят не много, едва ли более десятка. Один голубь у них был не летающим. Он не мог высоко летать вместе с другими голубями, но мог перелететь на соседнюю крышу, или слететь вниз на площадку. Его брали в руки, подбрасывали вверх, он взлетал на крышу и там сидел, пока другие голуби летали в вышине. Он служил им, как бы маяком, по которому они ориентировались в полёте. Заметил я, что голуби спокойнее летают, когда видят, спокойно сидящих других голубей на знакомой крыше или на площадке, где они кормятся.

    Стая голубей  летает  большими кругами, поднимается  так высоко вверх, что  видна едва заметными точками. А когда стая  возвращалась,  то некоторые голуби  снижаясь, иногда парили, расставив крылья и не махая ими, снижались, как на парашюте.  Некоторые голуби любили играть, кувыркаясь через хвост, как в своеобразном   «штопоре», быстро падая   при этом вниз.  Снизившись, они рассаживались на деревянной крыше сарая, а значительно реже, на железной крыше нашего дома. Посидев и отдохнув на крыше,  голуби, не спеша, по одному или по два слетали на площадку перед открытой дверцей голубятни. На этой площадке они  кормятся, там рассыпано зерно, здесь же и вода в небольшой и неглубокой ванночке. Тот, не летающий голубь, «Сизый», как мы его называли, тоже слетал с крыши, и со всеми  вместе заходил в голубятню, когда их загоняли.
 
     Выделялась  пара голубей, крепко привязанных друг к другу, «понятых», как таких называют. Голубка «Белая» и голубь «Дикий», как жених с невестой, всегда сидели вместе, даже несколько обособленно от всей стаи.  Имя «Дикий» неизвестно почему закрепилось за этим голубем, он даже не был похож расцветкой на обычных диких голубей, именно
"голубого", голубоватого цвета. Это был голубь коричневого, даже светло-коричневатого цвета, без всяких отличительных пятен другого цвета. Отличался он большим наростом  у основания клюва, что свидетельствовало о хорошей породе этого голубя, породе почтовых голубей. А имя «Белая» действительно соответствовало оперению голубки, она выделялась именно яркой белизной.  За этой парой интересно было наблюдать, когда они отдельно сидели на низкой крыше сарая. «Дикий»  ворковал, бегал  вокруг голубки, клювом поправлял ей пёрышки, клювом брал и держал её клюв, ну, просто, как при поцелуе. Такое воркование и ухаживание не кончалось и после того, как он, потоптав её, усаживался рядом. Ворковал он не один, воркованием отвечала ему и голубка, правда, значительно реже, потише,  непродолжительно.
 
    И вот этот самый «Дикий» однажды, когда  вся стая летала кругами над своим домом,  перелетел в другую стаю, которая, тоже кружа в высоте, сблизилась с нашей стаей. Что его там привлекло, или он заблудился, не распознав чужой стаи, но он так и сел вместе с голубями той стаи  и был загнан в чужую голубятню. Не заметили мы момент этого перелета, а только на земле обнаружили пропажу «Дикого». Догадались, конечно, что переманил и поймал его тот самый голубятник, который живёт под горой, хотя самого хозяина голубиной стаи мы не знали. Никто из ребят, хозяев голубей, не пошел выкупать «Дикого», хотя о пропаже жалели.
 
    Так прошло несколько дней. И вот однажды  я со своего двора увидел кружащего низко над домом одинокого голубя. Я узнал его. Это был «Дикий», но он не садился на крышу, так как не было видно других голубей его стаи, а это его настораживало, вот он и летал кругами на небольшой высоте. Все голуби у соседей были заперты в голубятне, а самих ребят не было во дворе. Я перелез через забор в их двор, открыл голубятню, взял того самого, нелетающего голубя «Сизого» и подбросил на крышу. Сразу же «Дикий» быстро снизился и сел рядом с ним на крышу, как будто бы узнал своего знакомого «Сизого». Я сбегал в их дом позвать ребят, но мать сказала, что их нет дома. Тогда я, открыв дверцу голубятни, выпустил на площадку всех голубей и бросил им горсть корма. Сразу слетел «Сизый», а за ним и «Дикий». Все голуби ходили и, торопясь, клевали корм, а «Дикий» постепенно приблизился к «Белой»,  клевал рядом с ней, как ни в чём не бывало, но и не проявлял при этом  бурной  радости. Покормив всю стаю на площадке, я осторожно стал загонять всех голубей в голубятню.  Мне не терпелось скорее загнать всех голубей, а  особенно беглеца  «Дикого». Не сразу мне это удалось, так как  голуби не хотели отрываться от корма, рассыпанного на площадке перед голубятней.
 
    Ребята обрадовались, когда я рассказал им, как «Дикий» вернулся, и как я посадил его и загнал в голубятню. А я был доволен больше всех, так как понимал, что если бы не моя расторопность, то неизвестно, как повёл бы себя вернувшийся «Дикий», не найдя других голубей своей стаи.
 
     А ещё, не у соседских ребят, а у другого голубятника я наблюдал, как стая голубей летала всю ночь до рассвета, не успев, вероятно, снизиться и сесть вечером в светлое время. Я видел, что эти ребята, а их  было двое, поставили лампу керосиновую на площадку и выгнали из голубятни на площадку остальных голубей. Ведь уже темнело, а стая всё не снижалась, продолжая кружить  где-то в высоте, ориентируясь на лампу и на голубей, сидящих на площадке в свете лампы. Стаю в воздухе не было видно, и можно было только догадываться, что голуби всё ещё летают, и никуда не улетят, пока видят других голубей, в светлом пятне с керосиновой  лампой посередине.
 
     Я, конечно, не дождался рассвета, чтобы увидеть возвращение этих голубей, хотя мне очень хотелось убедиться, что голуби действительно всю ночь провели в полёте. Но потом я специально подходил к этому дому и видел, что этот  голубятник попрежнему гоняет стаю своих голубей, значит, стая нормально возвратилась. Повидимому, это редкий случай, когда голуби остаются в полёте на ночь, по крайней мере, мне больше не приходилось с подобным явлением встречаться. Да и не очень то длинна  летняя ночь, но всё же что-то же заставило голубиную стаю оставаться в полёте до рассвета.  А ведь ночью в темноте голуби сесть не могли, не видно им окружающих крыш.  Все птицы, кроме птиц  ночных, ещё с сумерками прячутся в гнёздах.  У них слабое зрение в темноте – «куриная слепота», вероятно, и у голубей.