Норильские рассказы

                Октябрьская площадь.
                --------------------------------
      
          В 1949 году было закончено строительство домов на Октябрьской площади города Норильска. По замыслу и схожести некоторых элементов фасадов, например, каменных ваз, обрамляющих крыши по периметру, по высоте и грандиозности арок, построенный ансамбль претендовал на ассоциацию с Дворцовой площадью Ленинграда. Случайным совпадением назвать это было нельзя - ленинградские архитекторы, прибывшие на строительство нового города на "окраине мира", взяли за образец архитектуру родного и самого красивого города советской отчизны. К тому же с Октябрьской площади началось строительство совсем другого, принципиально отличного Норильска от старого, оставшегося за озером Долгим под горой Шмидта. Поколение молодых целеустремлённых и, главное, свободных людей заменило громадную массу каторжан, большей частью политических "сталинских" репрессированных, содержащихся в многочисленных лагерях, разбросанных здесь и там в этом суровом краю на вечной мерзлоте.
      Новые люди - новая архитектура, но это была не только новой, выдающейся по многим аспектам, красивой и созданной по лучшим мировым образцам, классической в своём роде. Такой архитектуры до этого просто не было. В своей истории человечество ничего подобного не создавало в данных условиях, климате и географическом положении. Открытки с изображением Октябрьской площади Норильска разлетелись по миру миллионными тиражами. Это было чудо. Такого ещё никто не видел.
      Но пролетело пятьдесят с лишним лет, рухнули завоевания Октября и страна СССР, сбросив с себя многочисленных родственников - союзные республики, стала Россией, а Ленинград был переименован в Санкт-Петербург. Совсем по-другому стала выглядеть и Октябрьская площадь со стороны Старого города - раньше своими двумя надстроенными кубическими башнями по обе стороны берущей отсюда начало центральной улицы города она являлась выдающейся постройкой на фоне всего остального низко-этажного города, теперь же потерялась среди выросших вокруг в большом количестве девятиэтажных зданий. А надстройки - башни сталинских пятиэтажек тянули между тем только на шестые - седьмые этажи. И всё-таки я, стоящий здесь так часто и любующийся творениями минувшей эпохи, рядом с оставленным памятником поверженной культовой личности В.И.Ленина, я, современный человек, родившийся в годы расцвета Союза, пионером поживший в коммуналке в дальней части левого крыла данного архитектурного ансамбля, не переставал восхищаться шедеврами прошлого и ощущать былую высоту и гордую осанку взметнувшихся над бескрайними просторами тундры каменных исполинов. В моей жизни произошло крушение могучего государства, в котором я жил, немного погодя довелось мне побыть и свидетелем того, как пролетевший однажды по осени ураган снёс множество лепных ваз с крыш домов на Октябрьской площади. Но не ураган был настоящей причиной данного происшествия, это была работа времени, которое подточило камень с годами и человека, который махнул рукой на левое здание и не ремонтировал его уже несколько десятилетий. А вот правому зданию повезло больше - несколько лет назад жилой дом с гастрономом "Москва" на первом этаже был реконструирован в дорогую гостиницу, в которой впоследствии довелось побывать самому президенту РФ. Подвергнутый капитальному ремонту дом, к сожалению, вместе с обретённым лоском потерял, вероятно, частичку своей прежней души,что-то высокомерное появилось в его облике, каким-то прилизанным чистюлей предстал он рядом со своим потрёпанным жизнью, но честным братом и более не рассматривался мною отдельно, а только лишь как составляющий элемент площади.
      В былые годы на башнях - близнецах (после 11 сентября 2001 года подобное сочетание прочно укрепилось в нашем сознании) красовалась надпись определяющая целиком и полностью политику и жизнь целого государства: "Слава КПСС". То есть на левой надстройке стояло слово "Слава" и округлённый потрет К. Маркса чуть ниже, на правой соответственно "КПСС" и портрет В.И.Ленина. Для Энгельса в данном случае места не нашлось. Вот с этого места и начинался тот Норильск, в котором я вырос и прожил большую часть своей жизни, но как-то так получилось что Октябрьская площадь в итоге, после завершения строительства города, которое продолжалось более сорока лет до начала девяностых годов прошлого века и собрало на довольно сжатой территории практически все стили архитектуры советской эпохи, оказалась на городских "задворках", последней чертой, разделяющей жилые районы от промышленных, потеряла значение площади в плановом разделении города - больше здесь нельзя было увидеть прогуливающихся прохожих; проводимые городские праздничные мероприятия отодвинулись дальше, в глубь Норильска, на площади Гвардейская и Театральная, и только множество машин сновало по Октябрьской в разных направлениях, машин, ставших единственными посетителями площади, но вряд ли кто из водителей и пассажиров обращал какое-либо внимание сквозь тонированные стёкла на былые достопримечательности самого северного города в мире.
      И только одна одинокая фигура часто бывала на площади Октябрьской, обходила её по кругу вызывая недоумение и недовольство проезжавших по безлюдному месту водителей авто, стояла у арок, вглядываясь во множество колонн, больших и малых, балконы и прочие выступающие элементы фасада, щедро украшенные лепниной, и наконец, на взметнувшуюся на фоне чёрного неба башню с её высокими и узкими, не имеющими признаков жизни, потухшими много лет назад, частично высаженными окнами. Этой одинокой фигурой являлся я, замысливший одно дело и решивший во что бы то ни стало воплотить свою мечту в реальность.
      Новая жизнь, низвержение былых ценностей и возникшая возможность с помощью денег осуществлять любые, самые несбыточные на первый взгляд, проекты в жизнь, подвигла меня на то самое, о чём сейчас пойдёт речь.
      В один из дней ранней норильской осени я зашёл в научно - техническую библиотеку, расположенную в левом здании площади, на первом этаже и поинтересовался, кому принадлежит помещение башни, начинающейся четырьмя этажами выше. Меня проводили к заведующему библиотекой, и, когда я повторил свой вопрос, а также изложил в общих чертах, с какой целью мне это понадобилось, он посмотрел на меня как на человека, находящегося не в полной гармонии со своим разумом. Заведующий вежливо попросил меня впредь его не беспокоить.
    Наверное это несколько удивительно, но я наперёд знал итог данного разговора. Всё, что мне требовалось, это всего лишь узнать, что заинтересовавшее меня помещение является собственностью библиотеки и содержит в себе запылённый букинистический хлам, заполняющий рассохшуюся мебельную утварь прошедшей эпохи.
     А затем работу начали деньги. А с помощью денег и время встало на мою сторону. Уже к декабрю я являлся лицом арендующим шестой этаж дома по адресу: проспект Ленина, 1, или, если говорить доступнее, башня, со всем хламом и выбитыми окнами, принадлежала мне.
     Для начала я занялся ремонтом, и к первым весенним дням новые стёкла весело засверкали под вновь поднявшимся над нашей северной землёй ослепительным мартовским солнцем. Затем, когда основное оборудование поднималось в башню специально установленным рядом со зданием краном, я начал ремонт самого здания. Выцветший зеленоватый оттенок дома сменился светло - голубым небесным цветом. Были восстановлены каменные вазы на крыше и, получившее второе рождение, левое здание площади теперь уже ничем не уступало своему правому брату - гостинице. Скажем, оно даже выиграло в фундаментальности облика, но это уже сугубо моя личная точка зрения и к делу не относится.
     Всё лето велись работы, вызывавшие неподдельный интерес горожан, но никто ничего не знал и даже не предполагал - суровые рабочие в оранжевых комбинезонах молча и серьёзно делали свою работу, избегая контактов с прохожими. Только к осени, к приходу прохлады и тёмных ночей, всё было готово.
    В один сентябрьский вечер я поднялся по широкой лестнице бывшей библиотеки в свою башню. В просторном, лишённом мебели, зале никого, кроме меня, не было. Посреди зала было установлено что-то напоминающее зачехлённое артиллерийское орудие самого большого калибра, направленное в небо. Темнело. Я вышел из зала на террасу с каменными клумбами. Внизу проплывал поток машин, мерцали фары, в домах зажигались окна. Это был мой Норильск, мой любимый город, в котором мне довелось осуществить свою мечту. И когда в вышине зажглась первая звезда, я шагнул обратно в башню, подошёл к таинственному предмету и сдёрнул с него чехол.
    Новый, недоступный людям мир наблюдал я этой ночью в глазок телескопа.



                2006г. Норильск








                Кран.
                ------------

  Высоко на склоне горы стоял старый башенный кран. Огибая его и площадку, на которой помимо различных металлоконструкций стояло множество поставленных одна на другую проржавевших, частично дырявых, бочек, наполненных сыпучей сероватой субстанцией, проходила дорога, продолжавшая далее свой серпантинный подъём в гору. Каждое утро на служебном автобусе я ездил по этой дороге на работу, в рудный карьер, громадной уступчатой воронкой лежащий на самой вершине горного плато. Автобус медленно карабкался вверх, за окном один унылый пейзаж сменялся другим - каменистые, лишённые растительности, уступы и обрывы горы, заслонившей собою небо. После очередного поворота, далеко вверху, показывались башня и стрела крана, затем он исчезал, автобус медленно накренивался то в одну, то в другую сторону, взбирался, петляя, всё выше и выше, мимо прикрепившегося к склону дробильного цеха с чуть приоткрытыми воротами ( заканчивалось хмурое северное лето ) , и вот дорога достигала площадки с краном, автобус объезжал её по кругу, готовясь к очередному отрезку крутого подъёма, а я в который раз рассматривал разворачивающуюся металлическую конструкцию - двадцатипятиметровую Г-образную вышку, с конца протянутой в сторону руки - стрелы которой свисал проржавевший обрывок троса и с наглухо закрытой кабиной, за запылёнными стёклами которой было невозможно что-то разглядеть. 
           После того, как автобус, поравнявшись со стрелою крана, делал ещё один поворот и дорога начинала идти по более пологому склону строго к вершине, ехать оставалось совсем недолго. Проезжали автотранспортную контору, за которой стояло несколько  "Белазов",  а впереди уже виднелось четырёхэтажное здание АБК рудника - конечная.
           Устроился я слесарем по ремонту горной техники и начав работать в августе, когда ранняя осень уже заволакивала туманами по утрам однообразные горные ландшафты вокруг нескольких старых ремонтных цехов, проработал потом какое-то время на этом руднике. Осень и зима слились в одну тёмную и холодную полосу дней. Синеватые в свете редких дорожных фонарей снега скрыли от глаз всё вокруг : горы, дороги, цеха. Пропал и кран за замёрзшим окном автобуса.
           А весною  с гор хлынули потоки, ливни смыли остававшиеся на склонах клочья грязного снега,  а свежие ветра и солнце подсушили камни. Одним солнечным утром, когда автобус добрался до крановой площадки, я был неожиданно поражён, увидев новый кран вместо старого. Солнце ослепительно отражалось на покрашенном в яркий жёлтый цвет металле, со стрелы на нескольких тросах был опущен массивный крюк, за прозрачными стёклами кабины было видно пустующее сиденье. И площадка под краном была пуста, исчезли покоробленные ржавые железки и бочки, казалось, кран вот-вот заработает. 
           А спустя некоторое время в кабине крана появилась она - женщина в белом платке под каской.  Начала вращаться стрела, заскользили троса, наматываемые лебёдкой ; стропы, натягиваясь струнами, обхватывая  тугими петлями забитую до отказа тару, переносили её с подъезжавших грузовиков  на территорию склада. Всё выше и выше росли яруса контейнеров и бочек на площадке на склоне горы и стропил их, разгружая, сам я, заводя стропа под них, продевая крюки, знаками показывая куда ставить грузы. В начале лета я перевёлся с карьера на складскую  базу стропальщиком и теперь по утрам автобус высаживал меня здесь. Работы было много. Нескончаемый поток машин завозил стройматериалы для начавшейся грандиозной стройки. Лишь в обеденный перерыв было время у нас с крановщицей, спустившейся с высоты, посидеть на краю обрыва, посмотреть на громадный озёрный край, необъятно раскинувшийся  далеко внизу и маленький городок точкой на нём, в котором жили мы.
         
      Всё менялось. Всё свежее и чище становились ветра, долетавшие со стороны заводов, кольцом окружавших городок, всё ниже становились заводские трубы, сжимались границы отнятого у природы человеческими руками пространства, просыпалась природа, леса вокруг становились всё ярче и пышнее. Мир молодел на глазах, ярчайшим невиданным светом сияли небеса.
           Наконец настал день, когда не осталось ни крана, ни карьера, ни городка со всеми людьми, его населяющими. Остались только гора , высокое синее небо над ней, все наши надежды и мысли и наша большая Любовь.



                2010г. Волгоград
               
               






                Лунные моря.
                -------------------------

      Мальчик спросил:
      -Папа, куда ты смотришь?
      Вдвоём они стояли посреди тёмного заснеженного двора, мальчик держал за руку  отца, который вглядывался в ночное небо. Через какое-то время отец заговорил, не опуская головы, и белый выдыхаемый пар вместе со сказанными словами поднимался наверх.
     - Смотри, как ярко сегодня светит Луна. Это солнце льёт на неё свой свет из-за края Земли, невидимого нам. Голубые тени на жёлтом её диске - это впадины, что зовутся морями. Море Радости и море Отчаяния - такие названия у лунных морей. Нам никогда не прогуляться  по их берегам, не посидеть на каменных валунах, что покрывают поверхность Луны, не побегать вокруг кратеров. Но главное всё-таки то, что мы можем видеть их, видеть вполне отчётливо, так, как мы никогда не сможем увидеть собственные земные моря, основная часть которых для нас так же недоступна, да вдобавок ещё и невидима.
       После этих слов отец посмотрел на сына.
       - Прогуляемся?
      И они вышли из своего двора и спустились по железной лестнице на соседнюю улицу, чтобы по ней, под зажжёнными фонарями на высоких столбах, вдоль больших, наметённых за долгую зиму сугробов, идти в сторону от дома до края их небольшого городка.
      А Луна тем временем стала необычайно яркой, сверкая в вышине как ослепительная монета. Смотреть на неё стало почти невозможно - никаких морей или впадин - только сверкающий над миром шар.
      Но отец с сыном не видели этого. Они шли по жёлтому снегу и только ночь была впереди.


                2005г. Норильск









              "Расскажи мне что-нибудь"
              -------------------------------------------------


                В моём поле зрения появляется новый объект.
                "Иду на ты". БГ и "Аквариум"



             В свои шестнадцать я точно архитектурой не интересовался. По мне, на соответствующем этапе, у человека есть только одна цель и это явно не поиск  дальнейшего жизненного пути. Центральное место в мире занимают друзья, всё остальное служит сопутствующей декорацией. Путешествуя в шестнадцать лет, не столько постигаешь мир вокруг, сколько - себя в этом мире. Что осталось в памяти от поездки группы старшеклассников в марте 1989 года по Узбекской ССР? Совсем не мавзолеи, мечети и минареты. Остались друзья. Осталась та первая, такая странная встреча.
      За те четыре дня, которые ушли на осмотр Бухары, я так с тобою и не познакомился. Особенностью нашей группы было крайне неравномерное соотношение юношей ( пять ) и девушек ( двадцать пять ). Как тут было не разбежаться глазам? И вот именно тебя я не заметил. А между тем возникающие симпатии между противоположными полами навешивали на плечи юношей дополнительные сумки, ведь руки были заняты собственным багажом. Поздним вечером четвёртого дня, с пятью порядком навьюченными парнями, группа отправилась на каганский вокзал Бухары для ночного переезда в Ургенч.
       Мы оказываемся сидящими за столиком друг против друга на боковых сидениях плацкартного вагона. Почему я тебя не заметил раньше? Как можно при такой внешности совершенно не выделяться среди других? Вот и остальные заняли свои места, начинается непрерывное движение за кипятком для чая, и вот уже, под шутки и смех, переброс в картёшки. Я понятия не имею, где сейчас  талнахчанин Санёк, Ромик, что определил наезжавшего на нас в день приезда узбека "кандидатом в покойники", Серёга по прозвищу "дядя Хо-Хо" и очкастый псевдоинтеллигент Костян. Где они расположились, и в этом ли вообще вагоне?
        То, что я не замечал тебя до этого момента, вовсе не значит, что ты не заметила меня. Наша мужская пятёрка уже не однажды проявила себя в поездке, обращая на себя повышенное девичье внимание. Чего стоил один из бухарских вечеров, когда сопровождавшие группу две тётки, руководители поездки, уличили нас в распитии водки, причём Костян вообще оказался в "умате". А с каким восторгом, на одном из обедов, вся группа наблюдала в окно ресторана спящего на открытом балконе гостиницы пьяного Санька. Видели его все, кроме сопровождающих, постоянно чем-нибудь занятых.
          Вскоре выключают основное освещение и всё пространство вагона растворяется в полутьме. За окном промелькивают редкие огни. " Расскажи мне что-нибудь", - обращаешься ты ко мне, словно к старому знакомому. Теперь я скорее угадываю твои черты, чем вижу, но память уверенно дорисовывает твой ставший вдруг бесконечно притягательным образ. Несмотря на отсутствие в жизненном опыте подобного общения, как легко мне даётся это ночной разговор с тобою! Как просто мы приоткрываем друг другу свои жизни, которых никаким образом ещё не коснулось непостоянство этого мира.
             Вволю наигравшись и насмеявшись, давно спят остальные участники поездки. Вот и мы принимаем наконец решение ложиться. Заняв своё верхнее место, я долго не могу уснуть. Значит, не так уж это и сложно - общаться с "новым объектом". Потребуется совсем немного времени, чтобы понять, как далеко был неправ.
    Пробуждение не из самых приятных. Подъём около четырёх часов утра. И вот - мы в Ургенче. Посадка в автобус. Занимаю место рядом с тобою. После ночной духоты вагона, стремительного подъёма и высадки, говорить сейчас  ни о чём не хочется. До гостиницы добираемся в полном молчании. Номера нам достаются на разных этажах.
     В этот день нет экскурсий. Можно бы отоспаться после столь короткой ночи, но это почти ни у кого не получается. В итоге, собравшись всем мужским составом, изучаем окрестности. Несмотря на раннюю весну, припекает солнце. Другой мир, со своими законами и правилами, предстаёт нашим глазам. Молодые узбеки ( с которыми совсем скоро жизнь сведёт совсем в других условиях, показав истиную суть этого азиатского племени ), в своих мешковатых халатах и тюбетейках, вызывают у нас понятную иронию. Женщины, у которых мы пытаемся спросить дорогу, потупив взор, молча проходят мимо.
      Вечером, в подступающих сумерках, собираемся большой компанией в открытой беседке, недалеко от гостиницы. На одной из скамеек мы сидим рядом. Чувствую я себя несколько скованно. Причиной тому совершенное незнание, как вести себя дальше с тобою. Наступил ли уже новый этап в наших отношениях, или мы всё так же продолжаем оставаться вчерашними случайными попутчиками? Но ведь что-то же было этой ночью? Что-то, сблизившее нас? Или это только так кажется мне? И если мы теперь вместе, в чём должно заключаться моё внимание к тебе? Эти мысли не дают мне шутить как обычно и поддерживать интересную беседу. Я замечаю, что твой интерес ко мне становится всё слабее.
         Со временем беседка пустеет. Наши расходятся кто куда. И вот мы остаёмся одни. Я знаю, что должен нарушить это напряжённое молчание, знаю, что мы должны уже определиться в сложившейся ситуации. Я протягиваю тебе свою руку, и твоя ладонь доверчиво ложиться на мою. Я спрашиваю тебя, будем ли мы встречаться, когда вернёмся в свой город. Какое-то время ты молчишь, а потом предлагаешь поговорить обо всём завтра. Мы возвращаемся в гостиницу, расходимся по своим номерам. Впереди у меня вечер и ночь, полные ожидания и непонятной тревоги.
               Новый день начинается с автобусной экскурсии. Я вижу Наташу, выходящую из гостиницы и окружённую своеобразным эскортом из нескольких подруг, которые, вероятно, должны держать меня, в случае чего, на расстоянии. С одной из подруг Наташа занимает место в автобусе. Я, как и прежде, до сближения с Наташей, вместе с ребятами разместился на последнем ряду. И вот мы в пути. В моём синем блокноте несколько текстов песен на английском языке. Я пою эти песни негромко, но всё же многие девушки в салоне оглядываются, смотрят на меня. Многие, но не Наташа. Потом, вместе с Саней и Ромиком, мы исполняем Гимн Советского Союза на мелодию "Скованные одной цепью" Наутилуса, " Иду на ты " Гребенщикова и ещё много чего другого. Вот уж что-то, а петь в автобусе куда как занимательнее просмотра проносящихся мимо пейзажей.
       А вечером в гостинице я вижу Наташу с другим. Это рослый парень из другой тургруппы. Они стоят и разговаривают как старые знакомые недалеко от входа в гостиницу. В первый миг я словно пропускаю прямой удар в лицо. Потом уже накатывает неведомая прежде горечь.
       После ужина я подхожу к столику, за которым Наташа разговаривает с подругами и прошу её отойти со мною на пару слов. Мы выходим из освещённого зала в весенние сумерки, и только один вопрос я успеваю задать: "Почему ты так поступила?"
        Ничего не ответив, лишь бросив на меня полный непонимания взгляд, Наташа поворачивается и быстро уходит. Больше мы с нею не разговариваем, а, вернувшись в свой город, ничего не говорим друг другу перед расставанием.
       
              Начинается четвёртая четверть девятого класса. Учёба отодвигается на дальний план ( впервые за всю школьную жизнь пришлось примерить на себе статус "оставшегося на осень" ). Со всеми парнями после поездки мы поддерживам дружеские отношения. Серёга открывает для меня мир советского андеграунда. Вместе с Ромиком мы собираемся и едем к Саньку в Талнах, забуриваемся сначала в кафешку, а потом в кинотеатр на фильм "Фонтан" ( который осуждает наша с Ромиком учительница литературы за "ненорматив", а ведь цензура ещё не пала, "весёлые" времена только начинаются ). И невозможно не упомянуть зародившуюся именно в те весенние дни привычку к употреблению пива. Костян, уже продвинутый в этом плане, обладатель десятилитровой пластиковой канистры, быстро ввёл нас с Серёгой в агрессивно-устойчивую колоритную среду очередей за разливным пивом. Остаётся признаться, что и закурил я именно тогда. Но это уже ненужное отступление.
     В один из апрельских дней в доме моём раздался звонок. Я снял трубку. Звонила Наташа. Мой номер она взяла у руководительницы поездки. Как ни в чём не бывало, Наташа спрашивала, что у меня нового. После пары таких звонков мы договорились о встрече. Наташа решила взять с собой подругу, с моей стороны был приглашён Серёга. Собрались у меня за чаем с тортом. Только никакого у нас в этой встрече сближения не получилось. Тем для разговора не было, а вспоминать о поездке никому не хотелось. Подруга немного смахивала на зайчиху и Серёгу явно не заинтересовала. А в Наташе, сколько ни старался, я уже не мог разглядеть прежней Наташи, той, которая была в поезде. Пробыв совсем недолго, подруги ушли. Таким образом, эта попытка вернуть прежние отношения, окончилась ничем.
        Но тяга к путешествиям со временем прочно вошла в мою жизнь. Стало привычным основательно готовиться к предстоящим поездкам, детально прорабатывать маршрут, попутно составляя запасные варианты к нему. И от каждого путешествия в памяти остаются десятки новых, порою труднопроизносимых, названий шедевров мировой архитектуры и природных достопримечательностей, незабываемые впечатления от длительных прогулок по величественным городам и берегам чужих морей. Только никаких друзей уже рядом нет.
   

                Норильск, Талнах 2018













                Ширак
               ________

   Человек с одним наушником и высокий смуглый парень появились у нас одновременно. Тот, что с наушником, был одних лет со мною, парень - примерно возраста моего сына. Несколько дней эти двое присматривались к обстановке и окружающим людям. Державшийся особняком от остальных, кучкующихся по углам, я первым заслужил возможность с ними пообщаться.
   - Не вижу здесь секьюрити, - были первые слова, с которыми ко мне обратился старший, - и как здесь вообще обстоят дела с охраной?
- Никак, - ответил я ему. - Возможно, охраняется периметр, но здесь, внутри, мы сами по себе. Под надёжной защитой толстых стен и стальных решёток.
  Однако мой ответ его не устроил и он пояснил:
  - Вообще-то я и есть секьюрити, приставленный - он кивнул на парня, - к нему, но если на нас нападёт группа людей, я могу и не справиться.
  - Вам не стоит переживать из-за этого, - попытался я успокоить его, - здесь сидят исключительно аргентинцы, а это довольно спокойная публика. Другое дело бразильцы - вот где сплошная агрессия! Но они в другом отделении.
  - Аргентинцы? - удивился Наушник, - все эти люди были задержаны, как и мы, при попытке добраться до Буэнос- Айреса через Стамбул?
  - Именно так. По соглашению Деда с Эрдоганом нас всех завернули на турецкой таможне. И, судя по всему, мы все довольно скоро окажемся на передовой.

    Меня очень интересует парень, у которого есть личный охранник. И я позволяю себе спросить у Наушника о его подопечном. Имя у парня очень странное - Ширак, он - сын опального олигарха, только в данном случае это никак не убережёт его от отправки на фронт. Мало-помалу я нахожу с Шираком общий язык и мы понемногу общаемся. В отличии от меня, он не теряет надежды выбраться отсюда.
    Ширак почти не знаком с жизнью обычных людей, поэтому моя работа в шахте и на заводах, о которой я иногда вспоминаю, для него своего рода экстремальное времяпровождение. Так же и мне интересна жизнь людей, для которых нет ничего невозможного. Вернее - не было. В настоящий момент отец Ширака, находившийся под следствием за крышевание сомнительного бизнеса, заключил контракт с Минобороны и уже два месяца воюет.
    В свою очередь Ширак узнаёт, как находясь на пути в Аргентину, мы с женою просчитывали вероятность, с какою наш сын может выбраться из страны. Теперь жена одна в Аргентине, а сын продолжает оставаться в бегах. Я также рассказываю про грандиозный компьютерный Проект, созданный сыном и невозможность реализовать его из-за российского гражданства.
    - Я в любом случае здесь не задержусь, - говорит мне Ширак, - всё-таки деньги, которых у меня достаточно за стенами тюрьмы, многое решают в этой жизни. И когда я буду свободен, я куплю у твоего сына его Проект.

    Большой крытый грузовик везёт меня вместе с охранником и другими, сидевшими с нами людьми к границе ДНР. Среди нас нет Ширака, исчезнувшего непонятным образом в одну из ночей. Связь, которую глушили в зоне, восстановлена и довольно скоро охранник выходит на Ширака через свой наушник. Какое-то время он только слушает своего бывшего охраняемого, затем начинает передавать мне вполголоса:
     - Ширак нашёл твоего сына и вместе они улетели в Буэнос-Айрес через Минск. Твой сын очень хорошо заработал на своём Проекте. Твои жена и сын живут в Трелью, купили дом, сын работает учителем английского в местной школе. Твоя семья передаёт тебе большой привет и очень надеется дождаться тебя. И ещё привет от самого Ширака!

   
   
       Светлогорск. 
       170 км на Юг от Норильска
       Сентябрь 2024

 










     Прощай, Светлогорск.
     ---------------------------------



      В Волгоград я прилетаю всегда вечером. Это мой второй перелёт за день, первый  - из Красноярска - проходит утром. Новый терминал аэропорта Города - Героя ( не такой уже, правда, и новый ) ещё не даёт полностью осознать, что я уже на своей Родине, на своей Земле. И только после стремительного передвижения от багажного транспортёра к выходу, в темень привокзальной площади, к дожидающемуся меня пустому автобусу в город, я ощущаю себя в своём мире, в его густом, напитанном полынью воздухе степных волжских просторов. Несмотря на пустующие сиденья, я еду стоя ( хватило трёх, вместе со вчерашним, перелётов ) на средней площадке, придерживая чемодан и пытаясь разглядеть за зеркально отражающими салон стёклами хоть что-нибудь. Но попытки эти заведомо тщетны - с освещением у нас туго не только на окраинах. Понемногу набирается народ, едет домой с работы. Вот они - мои земляки, чуждые мне в той же степени, что и люди любого другого незнакомого города.
    При пересадке в центре на другой автобус, уже до дома, постоянно происходит непредвиденный момент, - то нужный мне маршрут недавно отменили, то в неверном неоновом свете напутаю с остановками. И всё равно через полчаса я поднимаюсь через лесополосу к больнице Ильича. Завершает путь огибание своей девятиэтажки, кодовый замок, лифт, дверь, уже открытая...

       Так трижды возвращался я домой  на время своих отпусков, по окончанию уезжая обратно на работу в Светлогорск, посёлок, с которым и собираюсь вас немного познакомить. Как вообще получилось, что я в нём оказался, да ещё на долгих три года?
    Большую часть своей жизни я проработал в Норникеле, а Курейская ГЭС, при которой существует этот посёлок - одно из его подразделений. Это раз. Пожизненная моя тяга к новым местам - два. А в-третьих, это конечно же случайность, которых так много в нашей жизни и которые с не меньшей уверенностью можно назвать неслучайностями.
   Таким образом почти три года назад на старом советском АН - 24 я впервые совершил перелёт Красноярск - Светлогорск. Прямо у самолёта прибывших ждал автобус, и я спросил у водителя ( моего будущего коллеги - я был приглашён сварщиком в АТЦ ), добросит ли он меня до местной гостиницы. Гостиница, она же пожарная часть, находилась рядом с гаражами, в которых мне предстояло работать, на въезде в посёлок. Минут через двадцать пути ( стоял конец марта и снег на дороге был идеально гладко накатан ) водитель объявил гостиницу и я вышел. Как оказалось, в автобусе со мною ехал ещё один человек, который также, как и я, приехал по вызову и которому тоже нужно было в гостиницу. Это был инженер Валентин, на десяток лет меня младше.  Добираться до гостиницы из посёлка, куда он уехал вместе с другими пассажирами, ему пришлось пешком. Поселили нас в одну комнату, где и состоялось наше знакомство. Валентин поддержал моё предложение прогуляться до посёлка, оказавшегося двумя улицами непонятно как пронумерованных пятиэтажек с больницей и клубом. Зашли в магазины, которые лично на меня произвели, мягко говоря, удручающее впечатление.  Магазинами назывались тесные павильоны, сочетавшие торговлю продовольственных товаров с галантереей. В ящиках перед прилавком стояли ящики с испорченными овощами, которые следовало выбросить. Довольно скоро выяснилось, что просрочка здесь - явление вполне приемлемое, самых необходимых продуктов, таких как соль, сахар, яйца и пр. может подолгу не быть, хлеб выбрасывают ближе к обеду и к вечеру его уже нет, а цены в два - три раза выше, чем в среднем по стране.
   Моей большой ошибкой было не купить в свой первый день в Светлогорске водки. Долгая дорога, прошлая бессонная ночь и предстоящее трудоустройство хотя бы частично могли быть сглажены употреблением небольшой дозы спиртного. А так, вместо ожидаемого отдыха, я получил вторую бессонную ночь. Ковид ещё гулял по стране и многие регионы масок не снимали. Возможно я подхватил его и около двух недель потом прибаливал. Да и с Валентином толком не пообщались. Впрочем, цель его приезда на Курейскую ГЭС была довольно банальной - вылезти из кредитов.
   Весьма серьёзно были омрачены мои первые дни в Светлогорске отсутствием мобильной связи. О том, что в посёлке имеется только один оператор связи - Мегафон, начальник не потрудился меня предупредить. Пришлось в полной мере прочувствовать на себе, каково это оказаться человеком в современном мире с "умершим" телефоном, на новом месте, в оторванном от большого мира посёлке. Я не мог сдать билеты в бухгалтерию, не мог заплатить хозяину квартиры и вообще совершать платежи и переводы. И, главное, не мог общаться с родными. В одном из магазинов в первый вечер мне пообещали через неделю доставить сим карту из Туруханска ( или Игарки ). Можно представить, и как я ждал  эту неделю, и в какое впал отчаяние, когда симку не привезли. Только ещё через неделю дальняя родственница смогла переслать мне сим карту из Красноярска.
   А в первый вечер Валентин предложил мне позвонить домой со своего мобильного. Но я не дозвонился. Плохая связь, медленный интернет, немного "оживавший" только с четырёх до пяти утра - с этим теперь предстояло мне жить долго.
   Та ночь в гостинице была единственной, следующую я провёл уже на снятой по рекомендации начальника квартире одного из работников участка.

   Приехавший ещё пожить и поработать на Севере, я, осваиваясь на новом месте и втягиваясь в немногочисленный новый коллектив, ждал подступающей северной весны. Здесь следует отметить, что вся моя предстоящая светлогорская жизнь и работа были неразрывно связаны с трёхлетним договором оплаты аренды жилья, и в случае увольнения до истечения этого срока всю компенсационную выплату необходимо было вернуть предприятию. Таким образом, незапланированный отъезд из Светлогорска был практически исключён и мне предлагалось трижды прожить в нём каждое из времён года.
   Наступила первая весна. А длится северная весна примерно с начала мая до середины июня. Дальше наступает лето и прогулки по лесу ( имеется в виду обыкновенная размеренная ходьба по лесным тропам ) практически исключены из-за громадного количества гнуса: комаров, слепней и мошки, который не позволяет расслабиться ни на минуту.
   Ещё одна печальная особенность светлогорского лета - убитость поселковых дорог. Частично бетонные, частично грунтовые - разбиты они донельзя, и если долго нет дождя, ходить по ним крайне нежелательно. Проезжающие машины тянут за собою шлейфа пыли, накрывающие пешеходов. По этой же причине невозможно держать открытыми выходящие на дорогу окна.
    Безусловно, главным событием первого лета, да и всего первого года, стал поход к подножию горы Рудный Камень, находящейся в десяти километрах от посёлка. Было 10 июня, день был ясным и тёплым, комарья ещё не было. Я шагал по зарастающей грунтовой дороге по безмолвному распускающемуся лесу. Часто дорогу перебегали ручьи от ещё не полностью сошедшего снега. Какой-то участок дороги был полностью затоплен и мне пришлось доставать из рюкзака высокие сапоги и переобуваться. Я подошёл к подножию, начал было подъём, но вскоре дорога пропала, высокий кустарник и деревья преградили путь. Я присел здесь же и немного отдохнул перед обратной дорогой.
     Следующим летом вершина была мною покорена. День был такой же - безоблачный и тёплый, но взбираясь по склону через протяжённые нерастаявшие участки, я набрал снега в сапоги. Несмотря на переодическое его вытряхивание, ноги мои стали замерзать. Взойдя на верхнее плато, представлявшее собою пустынное пространство наваленных один на другой громадных каменных валунов и пронизываемое ледяным ветром, я, уже основательно продрогший, прикрытый скальным выступом, наскоро перекусил, разглядел свой посёлок на берегу водохранилища и начал спуск.
        Важным событием третьего лета ( без которого точно не удалось бы прочувствовать местную жизнь ) стала рыбалка на реке Курейке. Я совсем не рыбак, но спуститься на пару десятков километров по реке, на моторной лодке с сослуживцем, пройти под высокими скальными берегами, поросшими суровыми елями, и даже поймать несколько хариусов было просто необходимо.
        Помимо горы, реки и водохранилища, в пешей доступности от посёлка находятся также графитовый карьер ( вниз по течению Курейки ), разрабатываемый ещё в XIX веке англичанами и так называемый местными Перетоп - затопляемая дорога на группу из трёх связанных между собою островов на водохранилище. Исследовав"графитку", я переключился на лежащий в противоположной стороне Перетоп. Немного до него не доходя, на невысокой скалистой горе, носящей название Лысая, я нашёл место с превосходнейшим видом на живописные горы, окаймлявшие большой, лежавший внизу залив Курейского моря. На этой смотровой точке я и остановил свой выбор, соорудив себе скамью из доски на скальных основаниях и проводя на ней большую часть своих летних выходных дней. Жаль, что смотреть на чудесный пейзаж приходилось сквозь москитную сетку.
    Быстротечно северное лето, а ещё быстротечнее осень. От только начавшей желтеть листвы до снега - не больше месяца. И прогулки по зимнему лесу становятся возможны только по следу снегохода. В расступающемся по сторонам узкого гусеничного следа тёмном лесном массиве, утопающем в безупречно чистых снегах, присутствуют лишь два других оттенка: чуть желтоватый - корявых берёзок и нежно-зелёный - стройных высоких осин.
   
    Сильно скрашивали моё одинокое пребывание в Светлогорске отпуска домой. Здесь не берусь их описывать - это отдельная тема - светлая и долгожданная. А вот путь в отпуска и обратно, по двое суток в каждую сторону с непременной бессонной ночью, подгадывание под единственный в неделю рейс самолёта и регулярные задержки вылета на несколько суток в осенне-весенний период не упомянуть нельзя. Всегда этот путь изматывал, смазывал удавшийся отдых, а попытки переночевать в красноярском отеле не столько облегчали дорогу, сколько добавляли лишних хлопот и дополнительных передвижений ( чего стоят неудобные маршрутки из аэропорта в город, в которых не предусмотрено багажное место ).
    Что касается самой работы - последнее из-за чего я оказался на Курейке - то она была именно той, которой я занимался основную часть своей производственной жизни. Профессионализм, наработанный десятилетиями, никаким образом не вдохновлял ни меня, уже отработавшего своё и видевшего продолжение своего жизненного пути никак не в трудовых успехах, ни моё руководство, всё сильнее садившееся мне на шею и пытающееся выжать из меня как можно больше, давая при этом как можно меньше.

    Валентина, работающего на самой ГЭС, я встречал не часто. Бывало пересечёмся в магазине, "что да как" спросим, да сколько ещё времени нам осталось быть в этой дыре. Первый год Валентин отвечал уклончиво, мол, не знаю - останусь или нет. На второй год вроде как определился остаться. А потом я его увидел не одного. С дамой. У дамы был ребёнок. В создании второго ребёнка уже участвовал сам Валентин ( я видел его, счастливого, с коляской ) и вопрос об отъезде перестал быть актуальным.
     Поэтому отработав свои три года и покидая навсегда Светлогорск, я был крайне удивлён, увидев хмурого Валентина, улетающего моим рейсом.
    - Ты в отпуск? - спросил я его на регистрации, - а почему без семьи?
    - Нет, я уволился, - ответил Валентин. - Поругался с начальством. А семья эта у меня не первая. И возможно - не последняя.
    - А кредиты свои ты отдал?
    - Какой там. - Махнул он рукою. - Только новых набрал.
     И, простившись, полетели мы каждый к себе: Валентин - в Новосибирск, а я - в Волгоград.


      Светлогорск янв. 2025