Перпендикулярные миры

     Холодно ночью в зимнем январском лесу. Угрюмо насупившись, чуть покачивая под ледяным ветром покрытыми снегом лапами, темными глыбами высятся ели, вздрагивают тонкими голыми веточками промерзшие березы и осины. Чуть слышно ветер посвистывает в зарослях кустов и треплет торчащие из сугробов высушенные пучки прошлогодней травы.
     Извивающимися струями змеится по заснеженным полянам злая колючая поземка, в небе повис, отбрасывая от темных деревьев еще более непроглядные тени, в холодных россыпях звезд подсвечивающий мертвенным светом замороженный мир серебряный фонарь убывающей луны.

     Под тощим калиновым кустом у занесенного снегом трухлявого пня притаился русак. Он давно уже должен был весело скакать на соседнем поле, подстригая острыми бритвами резцов оголившуюся на взлобках под ветром проросшую в зиму траву, или в молодом осиннике грызть хрустящие от мороза горьковатые побеги. Под утро же, после трапезы он собирался со своими товарищами взапуски погонять по припорошенному свежим снегом плотному насту, напутывая такое количество петель, возвратов и скидок, разобрать которые будет не под силу ни лисице ни волку, ни, конечно, человеку.
     Такие незатейливые планы были у косого, но вмешался случай, и все пошло наперекосяк. Как раз, когда он уже собирался в сгущающихся сумерках покинуть место своей дневной лежки, на недалекую елку вдруг опустилась бесшумная тень. Это мог быть припозднившийся тетерев, или собирающаяся ко сну ворона – он не разглядел. Но здесь на окраине поляны вполне мог появиться и суровый филин, а с ним шутки плохи. Вот поэтому и сидел заяц под кустом, чувствуя голодные судороги в пустом желудке, стараясь ни малейшим движением не выдать своего присутствия.
     Ветер с вечера постепенно переменил направление и теперь очень неприятно задувал сзади, приподнимая шерсть и охлаждая спину. По-хорошему надо бы повернуться, но заяц знал, что в его положении лишнее движение вполне может быть последним в жизни, и терпел.

     Филин был стар, опытен и житейски мудр. Он давно уже собирался поохотиться на этой поляне, но все как-то было недосуг. Обычно филин кормился на поле возле прошлогоднего стога сена, превращенного полевыми мышами в многоярусный город, из которого они частенько выскакивали посмотреть на белый свет, чем он успешно пользовался. Там же на поле можно было перехватить и неопытного зайца-сеголетку.
     Но на днях приехали трактора, и стог вывезли в ближнее село. Мыши частью отправились в путешествие к человеческому жилью, частью разбежались по сугробам. Зайцы, чуя не выветрившийся до сих пор запах солярки, появляться на поле временно перестали, поэтому филин уже третий день для поиска пропитания прилагал дополнительные усилия.
     Каждую ночь он, выбирая наилучшее место для охоты, делал засады в разных местах, но пока успехи были весьма скромными. Пара-тройка мышей – все, чем он мог похвастаться за последние сутки, но в природе награждается только подкрепленное умением упорство, поэтому сегодня местом засады была выбрана лесная поляна.
     Еловая ветка хорошо скрывала его в темноте, но была неважным прикрытием от морозного ветра. Филин поежился и переступил мохнатыми лапами. Он давно заметил под кустом странное пятно, чуть, может на одну восьмую тона, выделявшееся на фоне снежного намета. Это вполне мог быть притаившийся заяц, но филин не был уверен, а без стопроцентной уверенности тратить свои силы ему не хотелось. Поэтому старый охотник терпеливо сидел в засаде, медленно вращая круглой ушастой головой, оглядывая окрестности, и в то же время неотрывно следя за необычным пятном.

     Ослепительно яркое полуденное солнце окутывает землю влажным парным зноем, какой бывает обычно после только что окончившейся грозы. Между ветвей легкими молниями мелькают, внезапно на секунду замирая на месте и потом так же внезапно срываясь, стрекозы. Над зарослями лопухов и крапивы белоснежными лепестками порхают капустницы, все пространство заполнено несмолкаемым звоном кузнечиков.
     В густом воздухе, наполненном ароматами цветов, подсыхающих деревьев и травы, растворены еще тысячи, а может, миллионы запахов, и все они знакомы ЕМУ. Вот запах одуванчика, это василек,  а вот и терпкий запах цветущего дуба. Теперь пахнуло молодым березовым листом, и тут же почуялась еда. Ну, конечно, ведь именно на березах, на молодых побегах толстеет с каждым часом вкуснейшая тля.
     ОН заволновался и затоптался на месте. Мимо пробежал муравей, заметил ЕГО, побарабанил по хитиновым щиткам усиками, ощупал передними лапками и попробовал на прочность челюстями, но ОН поджал лапы и превратился в неприступную полусферу. Когда же неугомонное насекомое попыталось тащить ЕГО в сторону муравейника, ОН выпустил две ядовитые капли. Этого хватило, чтобы ЕГО оставили в покое, ОН еще некоторое время посидел без движения, осматривая окружающее пространство, потом приподнялся и, быстро перебирая лапками, побежал вверх по стеблю пырея. Чем выше ОН поднимался, тем отчетливее становился запах еды. Вот и колосок, легкий ветер пробежал по траве, погнав по лугу зеленую волну, и дав возможность определить направление движения. ОН взбежал на верхнюю точку качающейся травины и на секунду замер.
     Ветер, опять всколыхнув луг, принес еще более манящий запах – там, на опушке, в кронах берез была ОНА, и это было уже выше ЕГО сил.

     Танк, взревывая двигателем, покачиваясь на выбоинах и резко повертываясь корпусом на крутых поворотах, бодро бежал по лесной дороге; мимо проплывали заснеженные деревья, фары выхватывали из темноты придорожные кусты, торчащие из обочины ветки и корни вывороченных пней. Старший лейтенант Кузьмичев сидел на башне, свесив ноги в открытый люк и, прикрывая варежкой лицо от набегавшего студеного ветра, мрачно осматривал окрестности, подсвечивая их вращающейся башенной фарой. Кузьмичев был не в духе, да и было от чего расстроиться, - сегодня под вечер, когда рота шла маршем, назначенная от его взвода дозорная машина оторвалась от колонны, куда-то свернула и как сквозь землю провалилась. На связь экипаж не выходил, и поэтому ротный отправил его на поиски, категорически приказав без пропавшей машины не возвращаться.
     Кузьмичев посмотрел на висящую над головой яркую луну, на серебряном диске которой при небольшом воображении можно было различить смутные черты некоего лица, сегодня имеющего определенно издевательское выражение. В полевом лагере в это время уже, наверное, поужинали и располагались в натопленных палатках, наверняка посмеиваясь над его неудачей.
     Старший лейтенант огорченно сплюнул на обочину, потер подмерзающий нос и стал придумывать кару, которой подвергнет, когда найдет, бестолковых танкистов.

     Еще ничего не произошло, но отточенным за миллионы лет эволюции звериным чутьем заяц почувствовал, что в окружающем мире что-то изменилось. Вроде все так же светит над головой уже значительно опустившаяся к западу луна, так же змеится, неприятно набиваясь в подшерсток снежная поземка, и покачивается перед носом сухая травина, но косой насторожился. И верно, не подвели его предчувствия, - над вершинами спящих по краям поляны елей вдруг вспыхнул и погас странный, похожий на зарницу, отсвет.
     Потом необычное свечение стало вспыхивать чаще и уже не гасло полностью, а резче обозначало на фоне посветлевшего неба темные силуэты деревьев, погружая поляну в еще более густой мрак.
     Еще ничего не слыша, заяц подушками лохматых лап ощутил, как земля стала мелко подрагивать, и сердце его застучало быстро-быстро.

     Филин насторожился. Ему тоже были не по душе эти отблески света, к тому же он почти наверное знал причину их возникновения, но голод удерживал его на месте, к тому же подозрительное пятно под кустом странно вздрогнуло и, казалось, пошевелилось.

     Между тем свет за деревьями стал ярче, уже не за вершинами, а сами вершины деревьев осветились, и над землей пополз, нарастая, низкий с подвыванием гул. Выдержать этого косой уже не мог. Он подскочил, мгновенно выбрал направление для бегства и рванулся к спасительной чаще.

     Шанс упускать было непростительно, черной бесшумной молнией филин прорезал пространство поляны и без промаха ударил в свою жертву. Дико и тонко закричал косой, перевернувшись на спину и мощными взмахами задних лап пытаясь отбиться от вцепившегося в него мертвой хваткой крючьев-когтей врага. Но филин знал свое дело, - упав на бок и уклоняясь от заячьих лап, он безжалостно рвал его горячую плоть, стараясь перекусить позвоночник.
     Вот заяц последний раз вскрикнул, его лапы, вырвав кусок коры, ударили в трухлявый пень, и он затих.

     Да, там, в зеленом и белоствольном березняке ОНА ждала ЕГО. ОН взглянул на жаркое солнце, потоптался, раскрыл красные щитки надкрылий, выпустил крылья и вдруг почувствовал, что его лапки и крылья внезапно заледенели. Ничего не поняв, на мгновение ОН очнулся, увидел свое разрушенное жилище, что-то белое и бесконечно холодное вокруг, залитое мертвенным светом серебряного светила, и мороз безжалостно выдавил каплю жизни из крохотного тела.

     Филин переждал с минуту, с удовольствием отдыхая после удавшейся схватки, потом перехватил добычу половчее и, тяжело замахав широкими крыльями, полетел в чащу.

     Дорога еще раз повернула и потянулась по краю большой поляны. Здесь на открытом месте к набегающему против движения воздуху прибавился еще и морозный ветер.
     Кузьмичев поморщился, поднял меховой воротник бушлата и осмотрелся. Через засыпанную снегом поляну змеились тонкие струи поземки, перекатывающие какие-то светло-серые клочки не то шерсти, не то чего-то еще. По дальнему краю темнел лес, у подножия которого ему показалось, что-то есть.
     Старший лейтенант повернул фару и, о удача! наконец-то в ярком луче увидел желанный силуэт.
     -Механик, налево!- еще не до конца веря, что ночные поиски закончены, скомандовал он, танк сбавил скорость, послушно повернул, качнулся, перелезая через обочину, и пошел по снежной целине, оставляя за собой ровную глубокую колею.
     Кузьмичев с удовлетворением рассматривал приближавшийся силуэт потерянной машины, уже не обращая внимания на пронизывающий ветер и на перебегающие перед танком странные обрывки. Вот в луче  фары мелькнул куст, потом недавно кем-то расковырянный старый пень, возле которого на секунду вспыхнула ярко красная капля и исчезла под гусеницей.
     И тут же многотонный корпус машины потряс тяжелый удар, и она запрыгала, переезжая через трухлявый, но сохранивший еще твердую сердцевину пень. Кузьмичев, получив ощутимый и жесткий толчок в зад, подскочил, выругался и подал команду остановиться, после чего еще раз посмотрел на найденный танк.
     Машина стояла у самого края леса на ответвлении старой дороги, из-под снега ровным аккуратным рядком торчали гребни расстелившейся гусеницы. Над теплым моторно-трансмиссионным отделением был растянут брезент, из-под края которого выглядывали грязные валенки мирно и крепко спящего экипажа.
     -Дрыхнут, негодяи, и дела им ни до чего нет!- вспыхнул было Кузьмичев, потом сплюнул, облегченно вздохнул, спрыгнул в снег и пошел будить «негодяев».