Welcome with scissors

Я закрываю глаза и представляю, что оказываюсь в голубой комнате. Абсолютно голубой. И стены, и пол, и потолок небесно-голубого цвета. Огромное окно без штор транслирует мне движение города. Но звуков не слышно. Я сижу по-турецки на черном квадрате надувного матраса по центру этой комнаты и пишу. Я пишу это для вас. И я надеюсь, что вы это прочтете.
Мои глаза все еще закрыты. А ваши?

Самое сложное – это просыпаться. Утро – это мой кошмар. Хотя я даже не уверена, утро ли сейчас. Здесь нет окон. Есть только дверь, за которой я слышу ваши шаги. Твои и твоих девочек. Я уже научилась узнавать тебя и поняла, что девочка каждый раз новая. С этого начинается мое утро. Под эти звуки я открываю глаза и делаю первый вдох, впуская в себя спертый воздух темной комнаты, задыхаясь и закашливаясь реальностью. Ты слышишь. И входишь ко мне. Приносишь мне завтрак и просишь меня не выходить какое-то время и постараться вам не мешать. Ты же знаешь, что я не смогу сделать ни того, ни другого. Но это твой ритуал. Он развлекает тебя и убивает меня. Каждое мое  утро.
Я ем, поставив тарелку на поджатые колени, под вашу возню и шепот за дверью. А потом наступает оглушительная тишина. И я замираю, слыша только, как часто стучат мои зубы о стакан с водой. Я знаю, что сейчас начнется продолжение моего кошмара.

Я закрываю глаза и представляю, что оказываюсь в голубой комнате. Абсолютно голубой. И стены, и пол, и потолок небесно-голубого цвета. Огромное окно без штор транслирует мне движение города. Но звуков не слышно. Я распахиваю его настежь, чтобы не знать того, что происходит у вас за дверью. Там, в моей реальности. Я оглушаю себя гулом и гудением машин. Я проливаю на улицу дождь. Я усиливаю ветер и приправляю это все раскатами грома.
Мои глаза все еще закрыты. А ваши?

Вечером ты приходишь ко мне с ужином. Ты садишься напротив и, пока я ем, рассказываешь мне о своей девочке. О том, какая она была милая и нежная. О том, какая у нее кожа, какие волосы, глаза. О том, как она смешно корчила рожицы и иногда вскрикивала слишком громко. Ты спрашиваешь у меня, не слышала ли я этого. Я отрицательно качаю головой и думаю, что слышала только дождь и гром на улице. Ты говоришь, что я странная и что весь день была ясная погода. Мою еду можно не солить совсем. Я едва успеваю ловить слезы губами, чтобы они не упали в тарелку. Ты гладишь меня по спутанным волосам и проводишь пальцами по мокрым дорожкам на моих щеках. Ты снисходительно улыбаешься. Ты обещаешь, что она больше не придет. Никогда. Я киваю, показывая, что знаю это и верю тебе. И молчу о том, что придет другая. Тебя это может обидеть и даже разозлить. Я не хочу, чтобы ты злился. На прощание ты целуешь меня в лоб и желаешь мне спокойной ночи.

Я закрываю глаза…

Было бы лучше не просыпаться совсем. С каждым пробуждением становится все тяжелее. Я сжимаю руками виски и стискиваю зубы. Я не хочу дышать. Я не хочу открывать глаза. Я не хочу слышать. Мне хочется затаиться, сделать вид, что меня здесь нет. Никогда не было. Хочется исчезнуть. И я ненавижу себя за то, что против моей воли, практически насилуя глотку, сквозь плотно сжатые зубы из моей груди с хрипом вырывается долгий беспомощно-жалобный стон. Ты тут же появляешься рядом с неизменным завтраком. Все, как обычно. Твои просьбы. Твоя улыбка. И я кусаю себя за руку, чтобы только она не попыталась тебя удержать, когда ты снова скрываешься за дверью. И снова эта возня, этот шепот, эта невыносимая тишина, а потом… этот звук, от которого я все время пытаюсь убежать. Странный, металлический, щелкающий, чавкающий. Он выедает меня изнутри. И я не могу понять, что это за звук. Он сводит меня с ума.

И снова…
Я закрываю глаза и представляю, что оказываюсь в голубой комнате. Абсолютно голубой. И стены, и пол, и потолок небесно-голубого цвета. Огромное окно без штор транслирует мне движение города. Но звуков не слышно. Я сижу по-турецки на черном квадрате надувного матраса по центру этой комнаты и пишу. Я пишу это для вас. Я признаюсь в этом вам.

Эта комната – мое убежище. Тайное место в каком-то далеком уголке моего сознания. И здесь я могу рвать на себе волосы, орать, крушить все, что попадется под руку. Здесь я могу выбежать за тобой, вцепиться тебе в плечи и просить тебя… о чем? Господи! О чем мне просить тебя? Признаться в том, что я хочу быть на их месте? На месте всех этих одноразовых девочек, которые никогда не приходят снова. Которые просто не могут прийти снова. Ведь они… не уходят. Я никогда не слышала их шагов после всего, что происходило у тебя с ними. Я знаю, что ни одна из них так и не вышла за пределы твоего дома. После этого страшного звука. И я в ужасе оттого, что могу оказаться на их месте. Но я постоянно ревную тебя к ним. Постоянно мучаю себя ими. Даже в этой голубой комнате. Я прячусь в ней для того, чтобы сказать хотя бы себе, что я… люблю тебя? Болею тобой? Жду тебя? Я прячусь в этой комнате уже намного больше месяца. Почему я?

Ты держишь меня в темной комнате без окон уже намного больше месяца. Я не знаю, почему я. Уже намного больше месяца ты каждое утро приносишь мне завтрак и просишь не выходить некоторое время и не мешать вам. Ты знаешь, что я не смогу сделать ни того, ни другого. Цепь, ввинченная в стену и закрепленная на моей лодыжке, не достает до двери ровно на два метра. А язык ты мне вырезал в первый день моего пребывания в твоем доме. Я не знаю, почему я. Первые пару дней я пыталась кричать. Но ты бил меня за это. Сильно и достаточно жестоко. Следующие два дня я писала и харкала кровью, а ты заботился обо мне. Потом я думала, что меня будут искать. Но меня не искали. Потом я думала, что смогу сбежать. Но ты объяснил мне, что я не права. И я снова долго зализывала раны. А потом… а потом я поняла, что у меня никого больше нет… кроме… тебя. И тогда начали появляться твои девочки. И мое непонимание. И мой ужас, когда я вдруг осознала, что ревную тебя к ним. И моя паника, когда я вдруг осознала, что влюблена в тебя. А сегодня появилось беспокойство, когда я не услышала чужих шагов за дверью. Только твои.

Сегодня все происходит не так, как обычно. Ты заходишь ко мне и ждешь, пока я доем свой завтрак. Ты смотришь на меня по-другому. С каким-то лихорадочным блеском в глазах. С почти детским нетерпением. И кажется, с вожделением. У меня сосет под ложечкой от твоего взгляда. Вы когда-нибудь ощущали смешанное чувство надежды и ужаса. Я ощущаю его сейчас, когда он освобождает мою ногу. И я чувствую, что у меня есть шанс на побег. Но мы оба знаем, что я не воспользуюсь им. Ты берешь меня за руку и ведешь к двери, за которой я так часто мечтала побывать. За которой я так часто боялась оказаться. Меня ослепляет дневной свет. Ты подхватываешь меня на руки и кладешь на что-то твердое и холодное. Ты говоришь, что очень долго ждал этого. Говоришь, что хотел, чтобы все было идеально, поэтому тебе нужно было время. Практика, говоришь ты, нервно ухмыляясь. Во всем нужна практика. Я улыбаюсь и киваю тебе, показывая, что все понимаю. Ты просишь меня не кричать. Тебя так раздражало, когда они кричали. Я снова киваю. Ты привязываешь мои руки ноги кожаными ремнями, прикрепленными к краям хирургического стола, на котором я лежу. И через мгновение я вижу то, что издавало этот странный пугающий звук. Ножницы. Я чувствую прикосновение металла к свое коже…

Я закрываю глаза и представляю, что оказываюсь в голубой комнате. Абсолютно голубой. И стены, и пол, и потолок небесно-голубого цвета. Огромное окно без штор транслирует мне движение города. Но звуков не слышно. Я сижу по-турецки на черном квадрате надувного матраса по центру этой комнаты и пишу. Я пишу это для вас. И я надеюсь, что вы это прочтете.
Мои глаза все еще закрыты. А ваши?






P.S. "а тут я с ножницами… и по живому, по живому…" (с)

     "-Я не нашла в Интернете ни одного случая, когда жертвы были бы влюблены в своих маньяков…
      -Может, они просто не успели об этом рассказать…" (с)

Музыка: The Pierces «Love you more»