Радио и свобода

                Радио и свобода
 

      У нас дома всегда были хорошие радиоприемники. Сначала это были большие ящики, которые назывались радиолами. Солидные деревянные ящики с откидывающимися крышками на верху, где находился проигрыватель пластинок, всегда завораживали меня. Особенно вечером, когда горела его шкала, с названием неведомых городов и таинственно светился зеленый огонек,  словно недремлющий глаз стража эфира.  Казалось, что там внутри него происходят самые невероятные вещи в мире, которые никто не может понять.   Звуки и музыка на разных языках и из разных частей мира врывалась в мою комнату и уносила меня на своих невидимых волнах. Это было так здорово, что казалось весь огромный неведомый мир толпиться  в комнате и хочет спеть и рассказать о себе только тебе одному и больше никому.  Потом на смену этим монстрам пришли  другие приемники. У них уже не было ламп и  того уютного света и тепла, которые  были в тех старых аппаратах, но зато они ловили так много нового и запретного, что приходилось смиряться с их новым обликом. Что  тогда слушали у нас дома, в семье,  которая по классификации той правящей партии, считалась интеллигенцией.  Конечно не официозные станции. Их и так без труда можно было слушать по радиотрансляции, которая шла из неказистых приемников на три программы. Сладкоголосые дикторы день и ночь сообщали трудящимся, о всех новых победах, на трудовых фронтах необъятной родины. Война уже давно закончилась, но все еще каждый год продолжались битвы за урожай, выплавку стали и добычу угля и ну и других вещей, за которые народ должен был постоянно сражаться. Для того что бы получить эту информацию совершенно не нужны были мощные радиоаппараты. Но, вот что бы услышать другие новости, надо было серьезно потрудиться. Даже если у тебя  и был хороший приемник, то это не гарантировало, что ты свободно мог слушать  радиостанции из-за рубежа. Для этого надо было порой ложиться или очень поздно, или вставать ни свет ни заря. Однако органы власти прилагали максимум усилий и средств, что бы подавлять враждебные голоса. Они глушили их как на войне, глушат радио противника. На всех коротких волнах, о которых сейчас в эпоху интернета и FM частот их и не вспоминают, а многие даже не знают, что такие есть, стоял удручающих грохот и нестерпимое завывание там, где шли трансляции западных станций на русском языке. Прорываясь сквозь этот нечеловеческий грохот и шум, удавалось все так,  получать крохи информации о том, что действительно происходит в мире.   Это порой сбивала с истинного пути мою неокрепшую, молодую душу, что порой приводило к плачевным для меня последствиям. Начал я слушать эти голоса в классе пятом. Впервые случайно услышав на одной волне странную по тем моим понятиям музыку в исполнение, как я  потом узнал великих Beatles, я стал  искать   их музыку на других станциях и волнах. И вот тут я  и попался в сети вражеских, как тогда говорили голосов, да и еще  видя, как мои родители частенько просиживали у приемников, близко – близко приложив уху к динамикам, что бы лучше понять, что говорят ’’ враги ‘’.  Порой меня переполняла полученная мною информация, и я доносил ее до слушателей, которые были этому очень не рады. Происходило это иногда на так называемых классных часах, когда сообщалась информация по разложенным на столе перед докладчиком  газетам. Заунывным голосом информатор перечислял новые победы советских людей на земле, воде и воздухе. В классе стояла мерзкая тишина, которая многих вгоняла в сон и транс. Я  все внимательно  слушал, и иногда вставлял свои реплики. От моих   выпадов,   у сидящего за последней парты учителя. делалось нехорошим лицо. В конце,  концов,   меня  выгоняли из класса, на зависть  другим  бедолагам, остававшимся, еще долго  мучатся в душном классе. Со мной не раз проводились беседы и даже ставились двойки за прилежания, но поделать с собой я ничего не мог. Вирус правды, занесенный в меня волнами приемника,  делал  свое дело и однажды чуть не довел меня и моих родителей до беды. Это случилось во время вступления в комсомол. Я  всегда старался обходить членство в  разные партии и организации. Когда всем надевали пионерские галстуки, я был в больнице. Обнаружили, что я хожу без галстука к классу так седьмому, когда все уже торжественно носили комсомольские значки. Меня срочно вызвали в пионерскую комнату, дали почитать клятву и надели красный галстук.   Наш отряд носил имя Павлика Морозова, и когда на одном из сборов дружины, я сказал, что этот Павлик поступил нехорошо, донес на отца и родственников, которых потом погубили, мне пригрозили, что еще одно такое замечание, и я вылечу из школы с волчьим  билетом. Для меня было странным, что доносчик и стукач  был примером пионеров, в уставе которых были записаны простые библейские истины – не укради, не доноси ну и так далее.   Так я фактически проболтался в этих пионерах до десятого класса и никак не хотел идти в комсомол, увиливая от него разными способами. Но меня, все, же сломали. Аргумент подобрали железный. Не вступишь в комсомол, хорошей характеристики в институт не получишь. И я сдался, смалодушничал.   День моего вступления в партию совпал с датой столетнего юбилея Ленина. Чего только тогда не было сделано к этой дате. Награждали специальными  медалями, давали премии, писали песни. Брали обязательства выполнить и перевыполнить, догнать и перегнать  и так все это длилось год.  В тот день меня освободили от уроков, приказали надеть костюм и к одиннадцати часам явиться в райком комсомола. Знать я должен был на зубок главное - сколько у комсомола орденов, и за что были получены. Перед самым уходом из дома как ко мне пришли мои школьные друзья. Они решили в этот день прогулять уроки и поддержать меня в этот ответственный жизненный момент. Ни слова не говоря, достали бутылку водки,  и заставили меня  выпить для храбрости. В отлично настроение мы двинулись в райком.  Сразу позвали  в кабинет, где сидели функционеры и стали задавать разные вопросы. Я краем глаза увидел, что в соседней комнате был накрыт стол. Там уже потихоньку отмечали великий юбилей учителя всех  пролетариев земли.  На все вопросы я отвечал без запинки, и члены комиссия доброжелательно покачивали головой. И вот кто –то решил задать на прощание последний вопрос. Что Вы думаете, о международном  положение. И тут меня понесло. То ли от выпитой водки, то ли от их дурацких и никчемных вопросов. Я стал излагать им свою точку зрения, но в свете того что слышал по разным голосам. Лица у членов комиссии слегка побледнели, они бросили разговаривать между собой и стали задавать мне вопросы.  Атмосфера в комнате вдруг стала нехорошей и тягостной. За чем-то  спросили кто мой отец, где работает и есть ли у нас родственники за границей.  Потом, оборвав меня вдруг  на слове, попросили выйти на несколько минут,  сказав, что позовут, когда примут решение.  Это показалось моим друзьям  плохим признаком. Долго сидели  в этом длинным, пропахшим канцелярщиной коридоре, и безумно скучали. Стало   ясно, что я сморозил какую - то глупость, отвечая на вопросы, Но вот дверь открылась, и меня позвали для вынесения решения. Из  за стола, встал высокий мужчина, подошел ко мне, вручил билет и значок и сказал, что мне больше надо читать газет и в особенности Правду. Вечером дома был грандиозный скандал.  К отцу  на работу, звонили из высших партийных сфер, и предложили провести внушению сыну, за его безответственные высказывания,  при приеме в комсомол. На дворе были уже другие времена не столь мерзопакостные и людоедские. Приемник у меня отобрали, а оставили на  дурацкий аппарат. У него было всего три программы вещания, и все были они одинаковы, как дебильные близнецы – братья.   

Рига
2008 г.