1974

Рисунок 96г: Букет Семь треугольников
__


В любой, самый скучный момент своей жизни, как я понял, до 7 вещей человек ощущает: вот легкий спазм в животе, вот лай далекой собаки. Разумеется, и машина  проехала. А перед глазами белое что-то – раскрой их пошире, и увидишь беленький шкафчик. Немного жжет над губой – наверное, ел горячую пищу. Рука на голове так расположена, что мизинцем в глаз залезает… И в принципе, даже такое можно вспомнить потом…

Одиночество чем хорошо? Можно сосредоточиться. Сосредоточился до точки и пишешь остренько или рисуешь тонкой линией, оттачиваешь непонятно какое мастерство, с которым просто некому на голову свалиться…

Закончились зубы, ослабел нюх и слух, но осталось зрение… Болели ноги, всё валилось из рук, не работал живот, всё ныло, болело, скрипело, но оставались мозг, а прямо под мозгом – стопроцентное зрение. И это большое благо, когда ты не кто-нибудь, а великий художник…

__


Люди «искусства» пытаются играть на два фронта, и вдохновляться, и продаваться, и зарабатывать, и самосовершенствоваться – такая мания денег и  успехов – тогда как если и сосредоточишься на одном, урожай тебе на нем отнюдь еще не гарантирован. На выходе же их раздвоенности имеем сплошную туфту, иллюзорный мир…

Всё время хочется спать. Если сон не помогает, остается его старшая сестра? Что-то не хочется…

__


«Что в детстве заложено, то на всю жизнь остается» - и ощущение себя молодым тоже на всю жизнь остается. Самому 41 год и братьям немало, а всё ощущаю себя пареньком. Тем более, что таковы и «успехи». …Грязь и переломы способны затереть и сломать то, что в детстве заложено…

Сдуру здоровый и закаленный и сдуру больной. При таком образе жизни один закалится, а другой схватит воспаление легких…

В молодости удаль на воле, а после уже только в стойле  рабочего места…


__


Бузова – перекрашенная, в белом парике и малость выпивающая…

Пожалуй, и этих, с «Большого брата» тоже как реальных персонажей своей жизни  запомню. Василий Печень…

Но я ведь кое-что и раньше смотрел, а всё же забыл. Примерно, как одноклассников. Их бы всех на кассеты в подкрепление памяти…

Всего лишен, прижат к самой последней стене, сделать ничего нельзя, даже стоять нельзя, и у меня остается последняя привилегия, доступная только писателям – чтение; способность устлать эту последнюю стену книжными полками. Окна нет в этой последней стене, но экран компьютера есть и будем надеяться, что меня всё-таки выручит сия привилегия…