Дворняга

Яков- алкаш лет пятидесяти, с опухшим, почерневшим лицом и потухшим взглядом сидел прямо на вытоптанной лужайке, в небольшом сквере. По вечерам здесь неспеша прогуливались старики, а ближе к ночи собирались пьяницы, наркоманы, проститутки ...
К утру, выложенные из камня дорожки сквера были густо залиты разлитым вином, пивом, усеяны стеклом от битых бутылок, окурками и объедками.
Вот посреди всего этого "великолепия" сидел Яков и, морщась, рассматривал трофические язвы на своих ногах. Когда он отрывал взгляд от своих ран и смотрел на мир, в его взгляде была какая-то обреченность. От остальных пьяниц он отличался тем, что никогда не дебоширил, говорил всегда тихо, обращаясь к каждому на вы, даже когда был пьян как библейский Лот. На улице он всегда появлялся в одном из своих старых пиджаков, утративших цвет и форму джинсах, поношенных туфлях. Раньше он работал на рынке и в лавках поблизости от скверика, выполняя самую тяжелую и грязную работу. Но болезнь жадно пожирала его и он уже не мог таскать тяжелые ящики с овощами и фруктами. Поначалу, местные лавочники относились к нему покровительственно и пытались перевоспитывать Якова. Но Яков не слезал с бутылки и в конце-концов, добрые и богобоязненные лавочники стали смотреть на него как на человека конченого. Прежний покровительственно-доброжелательный тон в общении с ним лавочники сменили на пренебрежительный и злобный. Ему всё труднее было справляться с обязанностями грузчика и работодатели все чаще недовольно покрикивали на него. Однажды нагнувшись, чтобы поднять очередной ящик с овощами, он не смог разогнуться. Так он стоял минут пять, пока не появился хозяин лавки и не прикрикнул на него: -В чем дело?!
-Ты же видишь, что он не может таскать ящики,- с укором сказала лавочнику его жена, работавшая у мужа на кассе.
-Не может, пусть сидит дома!- бросил в ответ лавочник.
С тех пор, чтобы собрать на бутылку, он он по утрам сидел возле банка и просил милостыню, а днем слонялся вдоль автобусных остановок и просил шекели на проезд. Собрав на бутылку, он напивался и потом валялся иногда прямо на улице или в подъезде, но чаще- в этом же сквере. Если ему подавали, он благодарил, если нет- то воспринимал это философски.
 На ногах у него открылись трофические язвы, а в добавок к язве желудка появились и боли в груди. Но он продолжал пить, не то пытаясь с помощью алкоголя убежать от мучавших его болей, не то поскорее развязаться с жизнью.
Его лицо совершенно осунулось, глаза ввалились и совсем потухли. И лишь копна рыжих курчавых волос по-прежнему украшала его голову, будто бросая вызов жизни. Непокорная шевелюра была единственным  в нем, против чего алкоголь был бессилен.
Сил добраться до банка у Якова уже не было и он обращался к случайным прохожим, торопливо срезавшим угол , проходя через сквер, прося шекели на водку.
-У вас не будет занять мне шекелей десять?- Обратился Яков к своему соседу по дому Михаилу.
-Нет,-твердо ответил тот и демонстративно отвернувшись от алкаша, уверенно пошел своей дорогой.
Яков воспринял отказ соседа философски. Взгляд его не выражал никакого осуждения лишь все ту же обреченность.
Сосед Якова был человеком энергичным, принципиальным, очень дорожил мнением окружающих и потому во всем старался быть для них примером. Несмотря на свой пенсионный возраст, он работал по четыре часа в день дворником - ровно столько, чтобы сохранить пособие по старости, и частным образом подрабатывал садовником в богатых домах. Пьяниц он не любил и не подавал им принципиально.
-"Если бы он был голоден , я бы и двадцати шекелей для него не пожалел!"- Как-то объяснял он свой отказ соседям по дому, когда Яков обратился к нему с аналогичной просьбой несколько месяцев назад.-А на водку- не дам!
Старик гордился своей принципиальностью и добрым сердцем. Он и вправду был человеком не злым- подкармливал бродячих котов и собак, всегда откликался на просьбы старух, если тем нужно было что-то починить, он делал это либо бесплатно либо за небольшие деньги. До отъезда в Израиль он был уважаемым человеком, начальником цеха на огромном заводе.
-Я бы и тут неплохо устроился,- говорил он соседям, преисполненный чувства собственного достоинства, - Но, что поделаешь, возраст.
В Израиле ему нравилось и он был патриотом своей страны, интересовался политикой и был ярым противником любых уступок арабам.
Дети Михаила жили в центре, а он доживал свой век в социальной квартире, коротая свободное время на посиделках с такими же стариками как и он сам.
Якова он поначалу пытался воспитывать, увещевал, стыдил за пьянство.
Яков же вежливо слушал, но менять в своей жизни ничего не хотел.
-Кому-то нужны деньги, а мне нужна водка- философствовал он. -Вот вы,- говорил он, обращаясь к старику, -Все пытаетесь заработать  денег , там, тут... А что они вам дают, ваши деньги? - спрашивал он старика.
-Как что?! - возмущался старик,- Я ни от кого не завишу и детям могу помочь, разве этого мало?!
В ответ Яков лишь усмехался и это злило старика-соседа. Покровительственный тон его речей сменило раздражение и он решил из принципа , что алкаш никогда не получит от него ни одной агоры.
-Жаль,- как-то отрешенно сказал Яков, получив отказ старика.
Старик шел не оглядываясь , но в груди у него появился неприятный холодок, похожий на стыд. -"Молодой еще парень, сам себя довел до такого состояния",- будто оправдываясь перед самим собой думал сосед.-"Кто ему виноват"?!
А еще через три дня после этой встречи, Яков умер.
-Сам себя и довел,-констатировал старик узнав о смерти соседа. Остальные жильцы молча согласились с ним.
Прошло еще два дня и вернувшись домой, Михаил вдруг увидел возле своей двери небольшого роста, рыжую собаку. Это была обыкновенная дворняга, вот только глаза у нее были человеческие и очень знакомые.  Старик присмотрелся и ему вдруг показалось, что это глаза Якова.  Та же обреченность была в них.
-Погоди, я сейчас,-торопливо сказал он псу и открыв дверь в свою квартиру, не раздеваясь, бросился к холодильнику, в котором всегда было несколько видов колбасы - по старой советской привычке. Торопливо выложив на полиэтиленовый пакетик несколько ломтей колбасы, старик вышел на площадку, чтобы накормить пса. Но того уже и след простыл, пес будто растворился в воздухе.
-Где же ты? - растерянно произнес Михаил, держа в руке колбасу для пса. Старик вдруг мысленно снова увидел прямо перед собой глаза бродячего пса и сердце его сжалось.