Моя армия

               Армейская тетрадь   

                «тэги» :  штаб, трибунал, клуб. 

                ***             

…Текст, фрагмент, предлагаемый Вам, уважаемый Читатель, не имеет ни малейшего отношения к так называемому «мэйнстриму», и вообще к художественной прозе.  Слово «мемуары» тоже звучит как-то слишком возвышенно.  Короче, здесь нечто среднее – и давайте не будем «зацикливаться» на жанрах!..


            1 января 1985 года. 
Пошёл второй год моей армейской службы.  Теперь уже в качестве художника войсковой части.  Фактически, я «отдуваюсь» не только за нашу часть, но и за другие, помельче. А войсковых частей в нашем военном городке – добрый десяток!  Думаю, теперь мне уже не придётся на стрельбище палить по мишеням одиночными из автомата Калашникова – а жаль. Стрелять я и в школе любил.  И сборку-разборку на время с интересом… азарт здесь, что ли.
…До 4-х утра успел сделать все афиши.  Майор Чеботарь с 31-го на 1-е был в наряде – т.е. дежурным по части – и, соответственно, нас контролировал. 

            4 января, пятница. 
После всех работ Чеботарь дал задание: к утру подготовить новые киноафиши.  Это не считая кучи «молний», «Комсомольских прожекторов», «Тревог» и т.п. – на плац. 
Хорошо, что Мамедов завтра заменит моё дежурство. 

            5 января, суббота. 
Выходные дни – самые рабочие для клубных работников.  А мне ещё приходится мотаться как формально заведующему (так в штабе оформили зачем-то).  Инвентаризация, пятое-десятое, подписи… Терпеть не могу всю эту «бомажную рухлядь».

            6 января, воскресенье. 
Чеботарь выдал блокнот для регулярных рабочих записей (опять ради контроля?), «стандарты» на «молнии», продиктовал 14 надписей на папки.  Вкалываю, пишу на плац.  В основном при электрическом освещении. Кажется, начал хуже видеть. 
Сегодня – моё ночное дежурство. 

            7 января, понедельник. 
Не нашёл прапорщика Борисова – товарищ прапорщик ну как в воду канул и под землю провалился одновременно!  Соответственно, не передал ему «молнии» и прочие бумажки на «восьмёрку»…
И сам не поехал.  Озноб, голова болит, стучит в висках, а в глазах темнеет – подскочило давление.  Вот что значит пахать и днём и ночью… Родителям об этом не пишу.  Ерунда.
Закончил материальный отчёт за декабрь. Как же я ненавижу эту документацию!!! Короче, «всеми фибрами».
Нужно бегать, ставить подписи…
Вызвал старшина.  Срочно делать «Комсомольский прожектор» для нашей роты. 
Заступил в наряд.  Замполит мною не доволен.  Откуда ему знать, что сердце постоянно колет (уже начал глотать таблетки) и пульс к вечеру под 140!..

            8 января, вторник. 
С утра отрапортовал начальнику штаба майору Перепелице: «…Без происшествий, дежурный по штабу рядовой Рябоконь!»
Утром же проверил пульс – больше 120-и, непорядок. Завернул в санчасть за таблетками, заодно давление проверили, паршиво. 
Без меня появились новости: в клубе отовсюду бежит вода, прорвало отопление.  Дали в помощь целую роту, «наводить марафет».  Ясное дело, здесь не до сна.  Ни днём, ни ночью.  Приходится работать в клубе – а Юрка Мищак стал в наряд вместо меня. 
Вечером – как всегда: срочное задание. В том числе материалы на «восьмёрку».  Борисов наконец-то всё толком объяснил.  До часу ночи – всё сделал.  Приходил «контролировать» сержант – земляк, Серёга Дятлов.  «Рота ищет непришедших на проверку».  А вдруг Рябоконь в самоволке?!  Куда там, еле ноги переставляю с этим бесконечным авралом…
…Аврал хорош, когда он трое суток.  Можно без сна и регулярного приёма пищи выдержать пару дней, «на сухарях» и голом кипятке, но когда неделями…

            9 января, среда. 
Утренний развод. Надписи отдал прапорщику Борисову.  Кажется, его снимают с должности секретаря комсомольской организации части.  Потом замполит отправил меня в УНР*.  Вызывает не кто иной как Владимир Фёдорович Трушин, подполковник в отставке, «самый главный партиец» в УНРе.  До партсобрания (начало в 16.00) я готовил таблицы.  Отпрашивался на обед – бегом.  Получил новое задание от Чеботаря.  Завтра всё завершим, в т.ч. 2 стенда для предвыборных дел – у меня два толковых помощника, успеем. 
Написал вечером коротенькое письмо Марианне. 
Есть слухи, что меня переводят в другую роту.  Знаю точно, что многих наших перевели в 5-ю роту, причём «штатников» – во 2-ю…
21.00 – точно!  Во 2-ю роту переводят. 

            10 января, четверг. 
Утром наводили порядок на складе.  Замполит лично участвовал!  Хоть офицер, но – молдованин? – Чеботарь не ленив.  В чём, в чём – а в этом его упрекнуть нельзя. 
В зале тоже успели кое-что: вынесли с Мищаком из-за экрана на сцене длиннющую лестницу и с её помощью повесили на плацу третий флаг – протянув по всему флагштоку проволоку. 
Моё ночное дежурство в клубе.  Поработав над замполитовскими поручениями, в клубе наши мастера пьянствуют (имеют право!) – старые прапорщики Пасынков, Охота, Иванов. 
И – надо выполнять очередное задание майора Чеботаря.  У замполита поручений на всех хватит.  Как говорят в Одессе, «их есть у нас для вас». 

   * Несколько УНРов объединены в УИР – Управление Инженерных Работ.  И работают там не роботы, а вполне реальные люди – преимущественно с инженерно-техническим образованием.  Фактически, мы служим в подразделениях Инженерных войск – тех, что наводили переправы через Днепр, вышвыривая фашистов с нашей земли – тех, что восстанавливали разрушенные оккупантами объекты первостепенной значимости, а также дома. Жилые дома для живых людей – живых, но похожих на обтянутые кожей скелеты.  Поскольку многие знают, что существование на оккупированной территории трудно было назвать жизнью. 
   Сейчас иное время.  Со всеми его плюсами и минусами устоявшейся – и местами застоявшейся – мирной жизни.  Мирная жизнь расслабляет – но она всё же несравненно лучше взрыва снарядов и массовых расстрелов под лающие звуки немецкой речи. 

   Нам с боевыми товарищами не довелось побывать в настоящих боях.  Но были иные «бои» – так сказать, «бои местного значения».  Противостояние сержантам-таджикам (извергам, садистам – среди которых чудом затесался и младший сержант Мацкив с Западной Украины – к слову сказать, особой склонности к садизму он не проявлял), особенно зверствовал сержант Норов, почти не говоривший по-русски.  Настоящий душман, басмач.  Тем не менее, кто-то из местных начальников продвинул его в… «кандидаты в члены Партии»!.. Вот так и происходит разложение Системы – через таких «членов», оборотней, разложение изнутри. 
   Было противостояние молодому старшине Никульченкову – только получившему погоны явному неонацисту.  Фуражка вывернута против устава – как у тех «наци», из 1941-го.  На столе в каптёрке под стеклом – фото полуголых девиц, на которых из одежды ярче всего выделяются повязки с перевёрнутой свастикой. 
   Был момент, когда человек десять из нашей роты сговорились и одновременно подали рапорты о переводе их в Афганистан – там как раз началась война.  Мол, хотим помочь братскому афганскому народу.  Романов и на самом деле хотел оказать интернациональную помощь забитым и обманутым ханами жителям кишлаков.  Но раз услышал, как ребята перешёптываются после отбоя: «Лучше в Афгане от пули помереть – чем здесь инвалидом остаться без почек и селезёнки». 
   Усатый ротный командир, имевший странную фамилию Немехно, кричал и рвал рапорты на мелкие клочки. 
   Никого ни в какой Афганистан не отправили.   

   Сейчас я думаю почему-то совсем о другом. О том как прапорщик Никульченков, назначенный в прошлом году старшиной 1-й роты, избивал молодых солдат. По странной прихоти судьбы, в основном всё тех же – земляков и узбеков. Точнее, каракалпаков Западного Узбекистана – слово «кара» им когда-то приставили не зря, цвет лиц на самом деле был очень тёмным. Цветом они напоминали, скорее, эфиопов, чем тюркскую народность; европейскими чертами же – венгров или французов, никак не узбеков.
   Солдаты редко выходили из «каптёрки» сами. Чаще их вытаскивали подручные – младший сержант Мацкив и запуганные таджики. Впрочем, их лидер, сержант Норов, активно закатывал рукава и «принимал участие». Он по полу тела не тянул. Транспортировали другие. 
   Странно, что Норов, который почти не говорил по-русски в отличие от Никульченкова – и сам старшина, ОБА они «числились» кандидатами в партию коммунистов.  У земляка, Лёши Злобина, дед и мама были коммунистами (отец успешно отбился в своём институте от подобного счастья, хотя остался заведовать отделом), но ему и в страшном сне не могло присниться, что «члены партии» могут представлять из себя таких моральных уродов, ублюдков, иначе не сказать!
   Кстати, в партию их так и не приняли – уж больно резонанс пошёл широкий. Двое многократно избитых ребят поняли, что не хотят умереть здесь, и сбежали из части. Толик Бычков пришёл в военкомат «сдаваться» через месяц – пришёл в сопровождении родителей, и то лишь после того, как родители взяли с военкома обещание… Ну, это уже подробности. 
   Трибунал состоялся.  Норова, кажется, перевели в иную часть, а прапоршика Никульченкова должны были посадить на пару лет.
   Почти посадили. Он получил ровно два года «химии». Причём в родном городе – так сказать, «не отходя от кассы», по месту жительства.  Хоть из армии выперли мерзавца, и то дело. 

   Нам с ребятами не довелось побывать в настоящих боях.  Но зато мы успели потрудиться на строительстве мощного АБК (административно-бытовой комплекс ткацкой фабрики им. 8 марта) и ракетной рембазы – о которой что-то звучало в запрещённом «Голосе Америки».  Они, заразы-империалисты, всё знали о нашей армии!  Ну, почти всё…
   Так что я успел поработать в прошлом году и монтажником железо-бетонных конструкций, и стропальщиком, и чернорабочим, и даже почти сварщиком.  Почему «почти»?  Потому что резать металл электросваркой научился – а вот сваривать в монолит арматуру не получалось. Тут нужен талант. Брак не проходит. 
   Игорь Васильцов успел не только поработать – но и разбиться.  Слава Богу, не насмерть – что с его стокилограммовым весом удивительно… Он, оступившись, пролетел несколько этажей (к тому времени АБК вырос от нулевого цикла до тридцатиметровой высоты) и рухнул на плиту, переломав почти все кости – руки, ноги, рёбра… В госпитале его, что называется, собрали по частям.  Но не комиссовали – это ведь ЧП для начальства.  Молодого инвалида (он похудел ровно в два раза, сильно хромал – после операций одна нога осталась короче другой, руки дрожали), бывшего тяжелоатлета быстренько переучили в киномеханика.  И оставили в армии… 

                ***