Встреча тринадцатая. Выстрел

   
    ***

    Жизнь и Смерть неразрывно связаны неразрушимыми цепями, словно сёстры, которые из сиамских близнецов. Ещё, говорят, обе они всего лишь две стороны одной монеты. А мы, люди,  бродим с завязанными глазами по ребру этой самой монеты. При такой-то шаткой позиции, случается, что и срываемся, и не всегда проваливаемся к Жизни. Смерть - это та из сестёр, что не пользуется особой популярностью в приличном обществе. А в чём собственно она-то виновата? Просто работа у неё такая. Кому-то надо и упокоить слишком непоседливых граждан или тех, кто засиделся в гостях у Госпожи Жизни. Сама-то она вытолкать загостившегося визитёра смущается. А сестрице, это так запросто. Она гостям завсегда рада. Может от того, что они к ней особенными толпами и не ходят вовсе. Ну,  так  заскочит,  случается,  один-другой  обезбашенный юный самоубийца. Так с ними обычно и поговорить не о чем. Такие  господа только о себе рыдать способны. Был, правда, весёленький период, когда поэты толпами валили. Душевная компания тогда подобралась. Хорошая мода в то время сложилась. Как поэту случалось в свою тридцать седьмую годовщину войти, так они сразу же тут как тут. Смерть тогда была чрезвычайно популярна. А теперь прошли те времена. То ли поэты повывелись, то ли мода переменилась. К счастью ещё, что мода на любовь не проходит. Хотя,  по чести сказать, настоящей-то любви нынче тоже того, днём с огнём не сыщешь. Вот в прежних-то веках, совсем иначе было. Если уж случалось любить, так обязательно до смерти. Теперь-то всё иначе. Народ осторожничает, безумствовать не спешит. А уж отдать свою драгоценную жизнь за любимого, так такого и не дождёшься вовсе. Это нынче из области легенд. И всё же иногда сказания оживают. Только на такую редкость, как способность любить и жертвовать собой, даже у самой Смерти рука не поднимается. От этого Судьбе иной раз удаётся отсрочить дату вхождения своих подопечных под мрачные чертоги Госпожи Смерти.

     Он.

     Мы молча бежали по лесу, не тратя сил на ненужные разговоры. Специфическая профессия  выработала у нас навык понимать друг друга без слов. Нас было пятеро здоровых мужиков, хорошо вооружённых и экипированных необходимыми средствами связи, жаждущими в эту минуту только одного: успеть. Успеть спасти Её!  Нам очень повезло. Проводник нашёлся как-то сам собой. Неизвестно откуда появился  перед нами, уже готовыми пуститься в путь, невысокий чукча,- обыкновенный местный охотник:
- Я  Тамму, - представился он. - Могу показать, где искать человека, который увёз ту солнечную женщину.
Я не сдержался  и схватил  его за руки:
- Помоги! Ты что-то видел, Тамму?
- Я видел, - ответил  чукча, осторожно отнимая у меня свои руки. - Тот человек оставил  машину у тропы, что ведёт к Синегорью. Та женщина была с ним. У неё связаны руки.
- Я убью эту сволочь, - тихо взвыл я на эту новость. Зачем этой падали потребовалось связывать Её? Он опасен чрезвычайно, и Ветку нужно было вытаскивать, как можно скорее.
- Я знаю эту тропу, - доверительно поведал нам Тамму. - Я могу показать.
Было решено, что мы малой группой пойдём следом  за Громовым и его пленницей  с
проводником, а майор Петров стянет основные наши силы к Синегорью и будет ждать моего сигнала. Я всё ещё надеялся догнать  урода раньше, чем он доберётся до своего лежбища. Потому что, когда он достигнет известного ему адреса и поймёт окончательно, что помощи ждать не откуда, то может  совсем озвереть, ощутив себя загнанным в угол. В этом случае Ветке грозит весьма реальная угроза. Сорвать на ней своё бессильное бешенство, козлу этому, обязательно захочется. И зря она выглядела такой беспечной, когда садилась в ту трижды проклятую машину. Глядела на него, Данте, и будто бы улыбалась. Чего смешного увидела? Уж совсем непонятно. Или думает, что статус жены этого подонка Её как-то  от него защитит? Так это вряд ли. Громову обязательно захочется отыграться за свои неудачи на ком-то слабом и беззащитном. Я тихо завыл, представив себе Веточку в руках этого монстра. Мой волчий вой, переходящий в злобное рычание, сразу же подхватили друзья, которые бежали  следом  за мной, и думали, наверняка, о том же, о чём и я. Замыкали нашу группу братцы омоновцы, так славно прикрывавшие меня в аэропорту Синегорья. Они, по-своему обычаю, привычно помалкивали, но действовали слажено и сосредоточенно. Впереди нас всех лёгкой рысью шёл щуплый проводник, не испытывая от этой быстрой пробежки вовсе никакого дискомфорта. Сразу было видно, что местная тайга для него привычна и знакома, как дом родной. Он не только не уставал от бега, а ещё и успевал вести с нами светскую беседу, не обращая внимания на наши односложные ответы.  Честно говоря, я был благодарен этому добряку чукче за его попытку быть с нами вежливым. Его пространные  разговоры хоть немного отвлекали от гнетущих мыслей о рыжей пленнице.
- А я про вас всё знаю, - радостно сообщил нам Тамму, как только мы вошли в тайгу.
- Ага, - поддержали мы беседу кивком головы.
- Мне про вас родич рассказывал. Эйнекей его зовут, - ещё радостнее поведал проводник.
- Хороший у тебя родич, - выдохнул я, с благодарностью вспоминая старенького чукчу, спасшего мне жизнь и ухаживавшего, как за родным, на озере Джека Лондона.
- Ага, - согласился с моей характеристикой Тамму. - Звоночек, очень мудрый. Он даже лечить умеет.
- А почему  "Звоночек"? - выдохнул рядом со мной любопытный Хохол.
- Имя "Эйнекей" переводится на русский,  как "Звоночек", - доброжелательно пояснил нам проводник.
Серёга поднатужился и выдал ещё один вопрос :
- А откуда вообще взялось слово  "чукча"?   От "Чукотки"?
- Нет,  это "Чукотка" -  от "чукчи".  А чукча по-нашему  -  скиталец. - Мелкий проводник, объясняя нам, большим дядькам,  эти прописные истины, был  чрезвычайно горд  собой.
   За столь познавательным разговором время летело незаметно,  и  то  довольно большое расстояние, которое мы смогли преодолеть  за достаточно короткий срок по достоинству оценить смогли только наши натренированные ноги. Проводник вёл нас уверенно, легко замечая след, оставленный Громовым и его пленницей.
- Да, он просто прёт, как носорог, - с энтузиазмом тыкал пальцем Тамму, в только им замеченный очередной признак пребывания здесь бандита. - А  рыжая-то умница какая! Вот волос Её на кустарнике. А там дальше лоскут одежды.  С такими подсказками я вам и не нужен совсем.
- Ты нам очень нужен, - поспешно уверил я  нашего симпатичного проводника. - Мы в тайге новички. Без тебя могли и заблудиться всё же. Мы очень тебе благодарны за помощь.
- А я уже догадался, куда они  направляются, - важно заявил нам Тамму, приняв мою  похвалу, как должное. -  Думаю, он тащит Её в маленький домишко,  который расположен  в тайге возле Синегорья, с той стороны,  где находится аэропорт.
- Данте, ты его точно просчитал! - одобрительно взглянул на меня Кешка.
Я только пожал плечами. Дело это было привычное, и на подобные расклады у меня выработался уже профессиональный нюх.
- А хотите,  я вам короткую дорогу к этому месту покажу? - прищурился хитро наш проводник.
От такого заманчивого предложения у нас сразу же открылось второе  дыхание.
     Прилично срезав путь,  мы почти их  догнали. Маленькая, скорее похожа на сказочную, избушка находилась на уютной полянке. В этом волшебном месте  тайга словно расступилась, позволяя простым смертным увидеть столь удивительную красоту. Но в данный момент покой тайги был нарушен  Веткиным тонким криком.  То, что происходило на поляне, заставило меня забыть об осторожности и бросится  на подонка издевающегося над моей любимой. Рядом с Веткой я переставал быть профессионалом,  а превращался во  влюблённого идиота. За эту свою ошибку после я буду раскаиваться, всю оставшуюся жизнь. Но в ту минуту  всё же был не способен вести какие-либо расчёты. Тогда я хотел только одного - любой ценой успеть пересечь поляну, и вырвать из лап этого чудовища, практически обессиленную Ветку.  Сердце взвыло от боли, когда я увидел Её, всю  исцарапанную, в разорванной одежде, со связанными впереди руками. Ноги отказывали Ей, провоцируя постоянные падения. Громов тащил свою измученную жертву за верёвку, которой так остроумно связал тонкие руки. Её кожа на запястьях  покрылась ссадинами от натирающих верёвок, которые обильно кровоточили.
- Шевелись, дорогая! Мы почти уже рядом. Я вижу, что ты, наконец, растеряла своё остроумие. - Садист был явно счастлив,  достигнуть цели своего путешествия. - Сейчас расслабимся, малыш.
Этот его двусмысленный намёк и послужил тем толчком, от которого у меня окончательно "сорвало крышу". Я и до этого был на взводе. А о том, чтобы позволить этой твари  "расслабиться" с моей Веткой, даже помыслить  было невозможно.  Сразу забыв о своём обычном  благоразумии и хладнокровии, я, как безумный, бросился бежать прямо через поляну. Услышав мой топот, Громов  резко обернулся и поднял пистолет, целясь мне в  живот.
- А вот и спасатель с дружками, - криво ухмыльнулся Олег Олегович и выстрелил.
То, что произошло в тот крошечный промежуток между этой его фразой и выстрелом, показалось мне страшным сном. Увидев меня под прицелом,  Ветка вскрикнула и за мгновение до выстрела резко метнулась под пулю.
- Нет! - взвыл я, падая на колени перед Её маленьким неподвижным телом.
- Нет! - испугано взвизгнул Громов, пытаясь уклониться от гигантского кулака моего друга  Серёги.  Ходили слухи, что наш Хохол ударом кулака по лбу мог свалить быка. Не знаю, как насчёт быка, но Громов свалился, словно большой мешок с дерьмом, ещё прежде, чем Серёгина лапа соприкоснулась с его головой. Оторвать эту голову от туловища мне не позволил благоразумный  Кешка:
- Макс очнись! Она жива, слышишь! Ветка жива! Ты ей нужен!
Эти его крики всё же дошли до моего помутневшего от горя сознания. С некоторым сожалением, словно волк,  добровольно покидающий свою добычу, я отошёл от прилично помятого тела  Громова и  глухо запросил  вертолёты  у ожидающего моего звонка Севы Петрова.

      Она.

    Громов со мной церемониться не собирался. Остановив машину у начала лесной тропы, он грубо выволок меня наружу. Идти мне с ним отчего-то никуда совсем не хотелось, а особенно в тайгу. Сам, придурок, заблудится и меня в какие-нибудь дебри утащит.
- Пошёл к чёрту! - упёрлась я, не желая идти за ним следом.
- Не упрямься, дорогуша, - попытался сначала он меня уговорить, - а то придётся сделать тебе больно.
- Зачем я тебе нужна-то теперь? - всё ещё пыталась я отмазаться от пугающего путешествия. - Данте тебя отпустил, вот и беги. Ведь Он всё равно тебя догонит. А я тебя только задерживать стану. По лесу я вообще не ходок. У меня даже ноги кривые, честное слово.
- В том-то и дело, что твой спасатель так просто не отвяжется, - вздохнул Громов. - Поэтому расстаться с тобой для меня смерти подобно.
- А за меня Макс тебе голову оторвёт, - радостно засмеялась я, вспомнив о своём нежданном счастье: Он меня любит, сам сказал.
Мужу моё радостное настроение совсем не понравилось,  и он поторопился мне его испортить, отвесив  внушительную пощёчину. Зубы мои резко щёлкнули,  и улыбаться сразу расхотелось. А вдруг  этот урод мне ещё и зубы повыбивает. Как я тогда беззубою  покажусь Данте на глаза?
    Тем временем заботливый мой муженёк достал из кармана своего дорогого, но мятого и испачканного пиджака, крепкую верёвку и связал мне руки, приговаривая:
- Извини малыш, но так-то оно вернее будет. Не хватало мне ещё за тобой по лесу бегать.
   Бег через тайгу был похож на кошмар. Впереди, как лось, мчался Громов, подгоняемый страхом. А я волоклась за ним следом, завывая на всю тайгу от боли в запястьях. Громов безжалостно тянул меня за верёвку, словно хозяин,   отправляющий упрямую старую козу на живодёрню. Я медлила, как могла, цепляясь ногами за пеньки и кочки, одеждой за кусты и деревца, не прекращая упрямо вопить. Вскоре мужу мои фокусы надоели,  и он отвесил мне ещё одну пощёчину. Из носа тут же потекла кровь. Моя голубая водолазка окрасилась алыми разводами. Нос и водолазку было ужасно жалко. От боли и сожаления я горестно заревела, но орать  перестала, помня о перспективе утратить зубы и не самым лучшим образом изменить форму носа. Вообще-то у меня почти греческий профиль. Я всю жизнь пыталась убедить в этом окружающих. Но даже самые близкие подруги уверены,  что греки возле моих предков даже близко не стояли.
  Всю дорогу я тайком оглядывалась, в надежде увидеть признаки погони. Однажды мне даже послышались отдалённые голоса. Но Громов ускорился, отчего я стала ещё больше падать, окончательно разбив коленки до крови и изорвав джинсы. Муж петлял, как заяц. Наверное, воображал себя опытным рейнджером и пытался запутать следы. Меня возмутила эта несправедливость. То, что Данте идёт по следу, я не сомневалась ни минуты. Уверившись в Его любви, теперь я даже помыслить не могла, что Он оставит меня без помощи. Мне хотелось хотя бы как-то помочь Ему. Откусывая зубами крохотные прядки своих растрёпанных волос, я  незаметно сплёвывала их на кусты. Несколько раз удалось оставить оторванные случайно лоскутки моей одежды.  Очень удачно заняв себя таким образом, я совершенно  перестала замечать своего похитителя. Это почему-то разозлило Громова:
-  Что притихла?! О спасителе своём думаешь?! -  ядовито стал допытываться муж.
Я благоразумно помалкивала. С одной стороны, не хотелось рисковать и так уже немного травмированной внешностью, а с другой - выдавать свою активную деятельность  по организации  следа, указывающего направление нашего движения.
- Конечно,  Он придёт, - сам себе ответил  муженёк, громко пыхтя от быстрого бега. - Он придёт, а я буду его поджидать. Этот дурачок бросится тебя спасать, а я его шлёпну.
Громов противно захихикал, словно в предвкушении какой-то детской шалости.
- Размечтался! - не выдержала всё-таки я, за что тут же получила болезненный тычок в бок.
Всё же поверить  в то, что эта желеобразная пародия на человека, с красной потной мордой, может убить моего Данте, я  не могла. Но беспокойство обрушилось  на душу ядовитой змеёй, больно жаля сомнениями. Переход был долгим и мучительным. Я совершенно выбилась из сил. После очередного падения вдруг поняла, что не смогу больше подняться. Громов совсем озверел и стал злобно пинать моё скрюченное тело, понукая встать и продолжить путь, словно  павшую на тяжёлом переходе лошадь. У самой поляны, к которой  этот подонок так яростно стремился, он вынужден был меня тащить, сильно натягивая верёвку, связывающую мои руки. Верёвка разорвала кожу на запястьях, но боли от ран я уже не чувствовала. Даже взвизгивала и стонала чисто автоматически. Моё тело и разум впали в какой-то ступор. Громов с энтузиазмом волок меня к симпатичной избушке, ехидно намекая на расслабление. У меня больше не было сил протестовать и сопротивляться.  Оставалось его молча ненавидеть, испепеляя взглядом. Вдруг с противоположной стороны поляны послышался  треск ломающегося кустарника и топот  быстро бегущего человека. Я подняла глаза и вздрогнула. Макс бежал что было сил, глядя  прямо  в дуло наставленного на него пистолета. Громов был почти что счастлив. Его мечта, - убить моего Данте,- кошмарным образом сбывалась.
- А вот и спасатель ..., - торжественно объявил он мне о своём мерзком триумфе и выстрелил.
Откуда у меня взялись силы? Этого я никогда, скорее всего, больше не узнаю. Почему я не вспомнила про детвору? Наверное, я была всё-таки плохой матерью. Очень надеюсь, что они смогут меня когда-нибудь простить за это безумие. Сожалела ли я об этом? Вряд ли я была способна думать в ту минуту о чём-нибудь. Только одно слово жгло пылающим факелом моё сознание:
- Данте!
Неизвестная  сила подхватила меня и толкнула вперёд, навстречу любимому. Спину обожгло жгучей болью:
- Нет, - выдохнули мои губы,  и темнота поглотила меня.


    ***
      Маленький человек  по имени Тамму с грустью взирал на красивую поляну со сказочным домиком в центре. Жизнь удивительная штука и всё в ней так сложно переплетено. И любовь,  и смерть завязаны в тугой узел, который распутать не каждому дано. Жалко было рыжую, но  для неё хотя бы все муки были уже позади. А вот смотреть на застывшего на поляне,  высокого её спасителя, так было просто страшно. Зачем его спасал мудрец Эйнекей? Вот если бы не спас, то теперь уж они наверняка соединились бы навечно. Печально покачав головой, Тамму тихо растворился среди лесной листвы, торопясь проведать пожилого родича и рассказать ему о печальных событиях, которых ему, Тамму, довелось быть свидетелем.
      Иннокентий Крышин, горестно вздыхая, протянул  свой большой носовой платок,
сомнительной чистоты, громко рыдающему Серёге.  Друг был в таком отчаянии, что мог
сподобиться  только на два действия:  избивать виновника трагедии,  или плакать как дитя, в  связи с тем,  что виновника у него всё-таки отняли. Сначала это был совершенно свихнувшийся от ужаса Данте, а потом вовремя подоспевшие ребятки майора Петрова и друзья омоновцы. Поэтому бедному Хохлу оставалось только горестно рыдать по погибшей рыжей, по утратившему из-за этой гибели разум другу. На Данте было страшно смотреть. Совершенно мёртвые глаза, цвета застывшего олова  на бледном до синевы лице,  казалось,  могли смотреть только на хрупкую безжизненную фигурку любимой, похожую на  сломанную куклу. А когда её увёз вертолёт с красным крестом на корпусе, Макс и вовсе закрыл  глаза, замерев на поляне безжизненной статуей. Кеша интуитивно чувствовал, что необходимо что-то срочно делать, но представить не мог, что именно.
    
    К счастью, Судьба к этому моменту как раз доковыляла до этой злополучной полянки. Уж она-то знала, что нужно делать в таких случаях. Видит Бог, она не хотела доводить до такой крайности. Но кто её,  когда слушался? Сами вечно наворотят дел, а ей  Судьбе бери теперь, расхлёбывай,  спасай,  выручай, уму разуму учи. Разозлившись не на шутку, сердитая старуха  решительно подошла к статуе, в которую превратился   Данте, и со всей силы огрела спецназовца своей клюкой по хребту. Тот вдруг вздрогнул, открыл глаза и отмер. Наблюдавший за Максом Кеша, заметил  перемену и, с облегчённым вздохом, поторопился подойти  к  другу.