Сакити

Сакити не очень хорошо помнит, сколько ему было лет, когда он потерял дом и семью. Но точно знает, что мать тогда считала его почти взрослым – дала на руки маленькую сестренку и вела бежать.  Довела до тайного хода из замка, повесила на шею мешочек с оберегом и обняла, крепко-крепко. И велела: спасать сестру. «Беги, мой хороший, беги!»
Сакити и не останавливался. В стены вжимался, рот сестренке закрывал – она глупая, плакать вздумала, едва разбудил ее чей-то предсмертный крик.  Сакити кусал губы – ему тоже хотелось плакать, тоже хотелось вернуться назад, к маме, но он не останавливался. Кашлял, от дыма рот пытался закрыть, падал, даже полз… А потом сестра перестала плакать. Даже глаза не открыла, когда брат ее встряхнул, перехватывая поудобнее. Вот тогда Сакити стало по-настоящему страшно. Движимый непонятной, почти мистической надеждой, он старательно запоминал, где оставил потяжелевшее тельце в цветной тряпке. Ему бы там и самому остаться, материнский наказ помнить, сестру спасать – так нет, испугался. Совсем невзрослым себя показал. Закрыл сестренку травой и все просил лежать и его ждать. Даже мешочек этот, который мать одела, сверху положил, хоть сестра и не плакала…  А потом бросился бежать. Не разбирая дороги, кубарем, мимо расправы, которую учинили нападавшие над защитниками крепости.
Сакити повезло – на мальчишку сначала внимания не обратили, не стали ловить, а уж потом, когда отпылало зарево, когда стихли крики и звон оружия, когда шаткая тишина туманом поплыла над  остовом крепости и лагерем нападавших – тогда уже он мало чем отличался от уцелевших ребятишек, которых, на удивление, напавшие больше не трогали. Перемазанный, разукрашенный ссадинами, заплаканный, сначала он старательно обходил костры стороной. Потом голод взял свое, а судьба благоволила – удалось стащить еду. И еще раз. А потом кто-то из солдат сам бросил мальчишке кусок, приказав сбрую лошадиную от грязи почистить…

Взрослым Сакити быстро научился не доверять. Взрослые норовили обмануть, пнуть, прогнать его и таких же мальчишек-беспризорников, которые в поисках еды прибились к вооруженному отряду.  А еще взрослые, напившись, старались затащить того, кто потише да почище, в глухое место. Сакити, на свое счастье, красивым ребенком никогда не был, а уж в оборванной одежде, с постоянным волчьим прищуром и припухшим от постоянных драк с такими же приблудышами лицом – так и даже симпатичным не назвать.
У взрослых всегда была еда. Да, к Сакити пришел постоянный голод. Хорошо, хоть холода он не чувствовал – с тех самых пор, как совсем еще малышом утянуло в полынью…. Мать рассказывала, что взрослый мужчина, бросившийся его спасать, не справился с течением. Так и захлебнулся. А Сакити выбросило из-подо льда в соседней полынье. Словно обменяла суровая зимняя речка одну маленькую жизнь на другую. С тех пор, говорила мать, и улыбаться Сакити разучился. Только скалился по-волчьи. Думали даже – демона речка вернула, так нет… во сне иногда растягивались губы мальчика  в прежнюю, хоть и немного подрагивающую кривоватой линией улыбку.
Ночью взрослых надо было стараться не разбудить. А если получится – так и стащить лишний кусок лепешки, а иногда и рыбы. Сакити крался по лагерю, чутко следил – где часовые у костров спят, а  где – бдят. Вторые он старательно обходил. Присматривался. Вот у этого костра можно даже не пытаться – этих он знает, кого-то из малолетних воришек на месте прибили, а труп в овраг скинули, волкам на поживу. А здесь… Сакити остановился. Прищурился, прикрывая глаза тыльной стороной ладони. Около огня спали. Завернувшись в одеяло, посапывая, и разметав по стылой земле замечательные белые прядки. Мальчик даже засмотрелся, как шевелится одна такая от ветра. Мягкая, наверное.
Сакити подошел ближе. Потом совсем близко, присел на корточки около спящего. Взрослых надо было опасаться… спящий выглядел совсем подростком, которому совсем недавно дали взрослое имя. Мирным и неопасным. Сакити подумал и осторожно потрогал пальцем самый кончик прядки, тут же отдернув руку.
- Ммм? – спящий глубоко вздохнул и замотался в одеяло посильнее, положив ладонь под щеку. Сакити обрадовано оскалился. Прядочка оказалась мягкой, как у новорожденных зверенышей шерсть. А зверят мальчик очень любил… Грязная ладошка погладила волосы беспечного юноши еще смелее – и оказалась пойманной.
- Ну а ты, собственно, кто такое? – внятно и абсолютно не сонно вопросил юноша, открывая фиалковые глаза. Сакити рванулся, да держали крепко. Как в силки попалось запястье, не освободить, не выцарапать.
- Сакити,- буркнул мальчик и дернул руку еще раз. И уже скорее по приобретенной привычке, нежели ради результата, попросил, - а дай поесть, а?
- Сакити-тяааан… - протянул юноша, отчего оборванец сел на землю, хлопая глазами. Да его последний раз так с год назад только мать кликала! По хорошему настроению, да когда про разбитую крынку не знала. – Ну тогда не убегай! – предупредил юноша, и, отпустив грязную лапку, принялся рыться в мешке. Сакити от изумления послушался и остался сидеть, за что и был вознагражден половиной лепешки.
- Хочешь еще? – заботливо поинтересовался блондин, потягиваясь и убирая светлые волосы от лица. – Конечно, хочешь. А скажешь мне, зачем ты меня трогал, получишь.
Сакити насупился. Есть хотелось сильно, лепешка была на редкость вкусной и даже мягкой, а  не зачерствевшей, какими обычно расплачивались солдаты с оборванцами за грязную работу… снова вспомнилась мать, мальчик шмыгнул носом, утираясь рукавом.
- Беленький, - ткнул он пальцем в сторону снова упавшей пряди, которую юноша старательно убирал за ухо. Длины не хватало, прядка не слушалась. – И пушистый,- подумав, добавил Сакити, и быстро дернул лапкой, отправляя в рот вожделенную половинку лепешки.
- Сакити-тян, а ты быстрый, - с непонятными интонациями протянул ошарашенный блондин, некоторое время посозерцав обворованную руку. – Ну давай тогда знакомиться. А меня зовут Шигехару…