Снайпер

       
          В С Т У П Л Е Н И Е
 

Взрыв на вокзале в Мадриде стал чёрным днём не только Европы и Испании в частности, но и в жизни конкретных людей, чьи родственники или знакомые погибли или были ранены в этом чудовищном злодеянии террористов. После 11 сентября 2001 года 11 марта 2004 года стало синонимом трагедии, разыгравшейся в США. Все силы правоохранительных органов Испании были брошены на расследование обстоятельств взрыва и причастности к нему организации ЭТА. Никто поначалу не сомневался, что именно эта организация причастна к злодеянию, но вскоре выяснилось, что теракт совершили арабы, члены организации «Аль-каида».
Первоначально премьер-министр объявил, что не сомневается в причастности к теракту сепаратистов ЭТА, ведущих на протяжении 30 лет вооружённую борьбу за независимость страны басков. Своего мнения он не изменил даже тогда, когда лидер сепаратистов Батасуна заявил, что организация не имеет никакого отношения к теракту. Он намекнул, что причастно арабское исламистское движение. Непродуманное высказывание премьер-министра стоило ему портфеля. Однако, не все в правительстве зациклились на сепаратистском следе. Министр внутренних дел Асабес не стал высказывать определённого мнения и дождался первых результатов расседования. Оказалось, что в городе, откуда выехали три из четырёх взорванных поездов, детективы нашли фургон с детонаторами и плёнки с исламистским содержанием.
Асабес отдал распоряжение тщательно отработать эту версию, но уже к вечеру 12 марта арабоязычная газета опубликовала письмо, к котором ответственность за взрывы взяла на себя «Аль-каида». Король Испании Хуан Карлос выступил с телеобращением к нации, выразил соболезнование семьям погибших и раненых. Король объявил трёхдневный траур в стране и сказал, что страдает вместе со всеми. Большинство семей погибших и раненых, несмотря на постигшее их горе, поверили заверениям нового правительства о тщательном расследовании и наказании виновных. Поверили и смирились с этим многие, но не все.


               
               








             Г Л А В А  1

Сержант Чарльз Коллинз, инструктор по снайперскому делу в бригаде воздушно-десантного назначения Иностранного легиона, был отпущен в краткосрочный отпуск в Бордо, где жила его семья. По правилам, существующим в Иностранном легионе, имя Чарльз Коллинз было не настоящим. Подлинное имя держалось в секрете и знали о нём только несколько человек из высшего руководства. Дома сержанта знали под другой фамилией и не подозревали о его службе в Иностранном легионе. По договору с руководством, сержант, как не состоящий на действительной службе, пользовался многими свободами в том числе и поездками домой раз в месяц. Он согласился на эту работу из-за приличного денежного довольствия и за девять лет работы скопил порядочный капитал. Контракт, подписанный на десятилетний срок, приближался к концу, но Коллинз не волновался о будущем.
Сидя в купе поезда, направляющегося в Бордо, Чарльз думал только о предстоящей встрече с семьёй, о отпуске, который они решили провести в Испании. За семь лет совместной жизни он с семьёй каждый год отправлялся в отпуск в какую-нибудь страну и там, на месте, находил то, что прежде увлекало его в прочитанных книгах. Первые два года службы в Иностранном легионе он, гражданин Великобритании, после десятилетнего пребывания в десантных войсках страны, считал отдыхом и использовал своё право на ежемесячную отлучку к семье всевозможным развлечениям. Он тогда не был женат, но не считал обманом использование условий контракта о «посещении семьи». Коллинз не был бабником, не был пристрастен к алкоголю. Свободное от службы время он использовал для посещения библиотек, так как был любопытен и с увлечением читал книги о путешествиях. Посещал он и художественные выставки, и различные лекции. Это началось ещё во время службы в десантных войсках после посещения лекции, которую проводил один из известнейших путешественников страны. Он так увлечённо рассказывал о интересных находках, о комических ситуациях, возникающих от непонимания языка или традиций национальных культур, что Коллинз захотел узнать как можно больше, чем могли рассказать лекторы за короткое время. С тех пор он и стал завсегдатаем библиотек и лекционных залов. Это не означало, что он проводил там всё время. Он с удовольствием мог выпить пару кружек пива или пару стопок виски, но только если рядом был интересный собеседник. Так же  он проводил время в Бордо, Марселе или других городах юга Франции в течении двух лет, пока не встретил Женевьеву.
Однажды при посещении библиотеки в Бордо, он обратил внимание на молодую девушку, которая увлечённо рассматривала журналы с репродукциями картин. Коллинз отвёл взгляд и углубился в чтение очередного рассказа о путешествии, но не мог сосредоточится. Чарльз вышел в курилку, выкурил сигарету, вернулся к столу и словно какая-то сила заставила его повернуться в сторону девушки. Она сложила журналы и направилась к абонементному столу, чтобы сдать их. Та же сила подняла Чарльза, он очутился возле стола и сдал свою книгу. Следуя за девушкой, он вышел на улицу, но не решался подойти к ней. Она зашла в кафетерию и села за столик. Чарльз присел невдалеке и когда официант принёс ей кофе, решительно направился к её столу.
--Вы не против если я сяду с вами?
--Не против, если вы мне объясните, почему вы преследуете меня от самой библиотеки.
--Меня зовут Ричард Стоун. Друзья называют Диком.
--Я—Женевьева. Так что случилось?
--Я не знаю как мне объяснить, но не сомневаюсь, что виноваты в этом вы сами.
--Неужели! В чём же моя вина?
--В том, что вы мне нравитесь.
--Это уже более конкретно. Честно скажу, что я тоже обратила внимание на вас. Не часто встретишь в библиотеке человека в военной форме. Что вы читали?
--Я люблю читать о путешествиях. Сам я имею мало времени для путешествий, но хочется знать как можно больше о других странах.
--Похвально. А я начинающий художник. Пока упражняюсь в студии в этюдах с натуры. Зашла в библиотеку случайно—просто было по пути и решила посмотреть на новинки в иллюстрированных журналах.
--С натуры—это как?
--Перед вами стоит человек или  предмет и вы на бумаге рисуете, например, руку или бедро, или вазу. И чем натуральней будет изображение, тем более высокую оценку вы получите у преподавателя. Ну, я заболталась с вами, а мне пора в студию.
--Женевьева! Не могли бы мы встретиться с вами снова?
--О! Военный начинает штурм, а мне показалось, что вы нерешительный человек.
--Я действительно нерешительный человек в отношении с девушками или женщинами, но в своём деле более чем решительный.
--А что же это за дело?
--Я—военный человек. Обучаю молодёжь основам военного искусства.
--Вы наставник?
--Что-то в этом роде. Но вы не ответили на мой вопрос?
--Не вижу оснований для отказа. Вечерами я свободна и мы могли бы встретится в каком-нибудь кафе.
--У вас есть номер телефона?
--Да. Запишите.
--Я человек несвободный и будет лучше если я позвоню и сообщу вам когда я свободен.
--Договорились. До свиданья, несвободный человек. Жду вашего звонка.
Они встретились, и не один раз, поближе узнали  друг друга и решили пожениться. Вскоре одна за другой родились  две дочери: Лилиан и Ирен. С тех пор сержант Коллинз использовал условия контракта по назначению. Женевьева жила в небольшом домике с маленьким клочком земли и Чарльз во время посещения любил повозится в земле. Жена не оставила своей профессии и хотя не стала модным художником, раз два-три года устраивала выставки своих картин. Чарльз, у которого было хобби графика по металлу, которою просто именовали чеканкой, тоже иногда ставил в уголочке свои работы на выставке жены. Девочки подрастали и требовали постоянного присутствия отца и между Чарльзом и Женевьевой стали возникать семейные ссоры на почве воспитания детей. Коллинз и сам чувствовал, что кратковременные посещения отражаются не лучшим образом на взаимоотношениях с дочерьми. Старшая, Лилиан, начала ходить в школу и требовала постоянного внимания. Ежегодные поездки на отдых, конечно, способствовали сближению, но потом, в течении целого месяца, дети не видели отца. Он разрывался между семьёй и армией и ждал окончания контракта. Если раньше он подумывал о продлении контракта, то теперь твёрдо решил, что этот год будет последним. Как и положено Чарльз за год до окончания контракта предупредил командование о увольнении.
Сидя в поезде, который стремительно приближался к Бордо, Коллинз уже настроился на встречу и мысленно представлял себе путешествие в страну Сервантеса. Конечно, он понимал, что время сильно изменило Испанию и от Сервантеса если что и осталось, то только музеи и книги. Чарльз и в других странах, где время меняло всё в лучшую или худшую сторону, в силу своего воображения, представлял себе тот образ жизни, который у него сложился от прочитанного.Он не даром выбрал Испанию. Это было последнее путешествие, которое он наметил перед увольнением из армии. Через полгода он будет свободным человеком и посвятит всё оставшееся ему время семье: жене и детям. Испания в его понимании была несвободной страной, до сих пор остающейся под игом католической церкви. Чарльз считал, хотя и не был атеистом, что светское государство не может  строить свои отношения с церковью на основе соблюдения церковных догматов. В мире были только две такие страны: Испания и Россия— Россия была далеко, да и  ехать туда он не хотел, а Испания была рядом и духовно была ближе.
Дик, а для этого дома он был только Диком, вышел из такси возле дома, прошёл в глубь двора и по старой привычке оглянулся, чтобы удостовериться, что никто за ним не наблюдает. Десятилетний срок службы в десантных войсках не проходит даром. Открыл дверь и тут же, как грозди винограда на нём повисли дочери, издавая индейские боевые кличи. Они всегда радовались приезду отца, затевали игры и только к вечеру, когда шли спать он мог спокойно поговорить с Женевьевой. Она не ревновала и всегда с любовью смотрела на проявления радости со стороны детей. Дик, с трудом освободившись от дочерей, поцеловал Женевьеву и пошёл в ванную умыться с дороги. На столе ждал обед и дети с нетерпением ждали его конца, чтобы завладеть отцом. Женевьева налила себе и Дику красного вина, а дочерям воду смешанную с вином. На несколько секунд, следуя традиции, они молча сидели, благодаря Бога за предоставленную пищу, а потом приступили к еде. За кофе они  стали обсуждать свою поездку: к морю можно было отправиться минуя столицу Испании, но Женевьева обязательно хотела побывать в Мадриде, где собраны коллекции выдающихся художников Испании. Дик не возражал, потому что и сам ни разу не был в Мадриде, а для дочерей само путешествие уже представляло удовольствие и потому крюк в несколько сот километров не имел никакого значения. Покончив с кофе, Дик поиграл с дочерьми и вышел на крыльцо покурить. Уложив дочерей, Женевьева вышла к Дику. Она любила эти моменты, когда склонив голову на плечо мужа, молча наслаждаться его присутствием. Дик обнял жену, поцеловал в затылок. Несмотря на прожитые совместно годы, Дик любил жену, как и семь лет назад. Он готов был отдать за её счастье свою жизнь и знал, что это не обычный штамп. Покурив, он поднял жену на руки и отнёс в спальню. С юношеским волнением он ожидал, когда Женевьева выйдет из ванны и ляжет в постель .Как и в первый день их близости, Дик нежно поцеловал жену и погрузился в неё без остатка.
Утром дети подняли весёлый гвалт и разбудили Дика. Женевьева уже хлопотала на кухне, готовя сендвичи в дорогу. Вещи были собраны и когда подъехало такси, Дик был побрит. Вокзал встретил их обычным шумом и они  пробивались к перрону через обычно плотную толпу людей в сезон отпусков. Поезд Бордо-Мадрид был прямым, они заняли своё купе, разложили необходимые в дороге вещи и, даже неугомонные дети, притихли перед предстоящими радостями и удивительными открытиями в дороге. Едва поезд тронулся Дик вышел в коридор и посмотрел расписание. Поезд прибывал в Мадрид утром 11 марта. Остановки в Тулузе, Барселоне и затем Мадрид.
--На такой скорости летали старые самолёты,--Дик поделился сведениями с Женевьевой.—Раньше на такое путешествие ушло бы не меньше пяти-шести дней, а теперь полтора суток—и финиш.
--Здорово,--закричали дети,--поспим и утром в столице Испании. Папа! Расскажешь что-нибудь о Испании?
--Конечно. Дорога длинная и мы успеем поговорить.
--Папа! Давай сейчас. До Барселоны далеко, а когда приедем мы уже будем знать кое-что о стране. Ты всегда интересно рассказываешь.
--Договорились. Но в девять вечера в постель. И без разговоров.
--Понятно, господин командир!
--Испания—это страна, где родились знаменитые художники и самый знаменитый писатель Сервантес. Но я чувствую, что вас интересует не это,а только всё связанное с местами, которые мы намерены посетить.
--Правильно папа! Мы же знаем, что ты уже всё просмотрел по нашему маршруту. Мама! А тебе  интересно?
--Очень. Но вы же мешаете папе.
--Как опытный экскурсовод,--Дик сделал вид, что говорит в микрофон,--я начну с достопримечательностей, которые являются гордостью испанцев. Это замки. В Сеговье мы побываем в замке Алькасар. Чем знаменит этот замок? В нём жили многие короли Испании. Он был построен в 11-м веке, неоднократно перестраивался, а 1862 году сгорел во время пожара. Был восстановлен и теперь используется как музей.
Замок Аревало представляет собой квадратную крепость с мощными угловыми башнями. Впервые он упоминается во времена короля Педро Первого Жестокого.
--А когда он жил?
--В одиннадцатом веке. Но замок знаменит не тем, что в нём жили короли, а тем, что он был превращён в тюрьму для королевских особ и грандов. В нём содержался даже принц Вильгельм Оранский.
--Тот самый?
--Тот самый. После реконструкции стал музеем. Замок Кока находится в Севилье. Это отличный образец оборонного искусства. Замок находится в частном владении и попасть в него трудно.
--Почему?
--Потому что там живут люди, а вмешиваться в личную жизнь нельзя. Они разрешают посещать замок только в определённое время.
--Это все замки.
--Нет, не все. Я говорю только о тех, которые мы возможно посетим. Замок Энсинас не столь знаменит, но представляет собой красивую архитектуру древности. Замок Монтеалегре был построен для контроля границы королевства Вальядолид и королевства Леон. Это старые области Испании. Ещё есть замок Монтеррей, построенный в период войн с Португалией, а в бывшей резиденции королей Наваррских в Олите стоит великолепный замок, сохранивший стиль той эпохи. Часть здания превращена в гостиницу.
--А другие замки? Тоже—гостиницы?
--Нет. Не все. Есть и другие, но мы там не побываем. Лучше перейдём к теме, которая вас больше всего заинтересует.
--Аттракционы?
--И аттракционы тоже. Я имею ввиду парки.
--А мы там побываем?
--Обязательно. Парк «Порт Авентура» в Каталонии недалеко от Барселоны по многим параметрам превосходит «Дисней Уорлд». Он расположен на берегу Средиземного моря и климат позволяет устроить множество водных аттракционов. В нём более пяти «русских» горок. Многие считают их «американскими», но это неправильно. Чем ещё интересен парк? На сравнительно небольшой территории представлены архитектура, культура и растительность пяти континентов. Каждая «страна» на континенте самостоятельна вплоть до одежды служащих и кафе с национальной кухней.
--Мы долго там пробудем?
--Один день.
--Но мы же успеем осмотреть всё?
--Успеем. И даже побываем на представлениях. Конечно, представления идут во всех «странах» и за один день все посмотреть невозможно, но мы выберем самые интересные. Уверен, что мы проведём удивительный день в парке »Порт Авентура». Даже мы с мамой почувствуем себя детьми.
--А ещё где мы побываем? Есть же ещё другие парки.
--Конечно есть и вы готовы целыми днями пропадать на аттракционах.
--Да, папа. Да, мама. Разве это не интересно?
--Интересно, особенно в вашем возрасте. Мы с мамой подобрали для вас ещё один парк. Там не только много развлечений, но история древних цивилизаций Средиземноморья. Там можно стать египтянином, греком, римлянином, причём быть в центре развивающихся представлений.
--Разве такое возможно, папа?
--Возможно при самых новых достижениях научного прогресса.
--А где расположен парк?
--Там, где мы будем отдыхать, в Валенсии.
--А ещё есть что-нибудь сказочное?
--Есть и это действительно сказочное. Представьте себе….
--Хватит, Дик. Дети должны поесть.
--Ну, мама!
--Это кто возмущается нарушением порядка?
Дети послушно устроились за столом и принялись за захваченные Женевьевой продукты. Она с Диком тоже принялись за бутерброды и лимонад. Идти в ресторан не хотелось и потому довольствовались сухой пищей. Дик вышел в тамбур покурить и когда вернулся дети уселись рядом и, молча ожидали продолжения рассказа. Он улыбнулся, посмотрел на Женевьеву, которая ответила ему ласковой улыбкой и продолжил рассказ.
--Недалеко от того места, где мы будем отдыхать в горах Каталонии находится дорога к озеру ведьм.
--Это такой аттракцион?
--Нет. Это подлинная дорога по которой шли спасающиеся от преследований еретики-катары, монахи-еретики и рыцари-тамплиеры. Дорога поднимается круто в горы и озеро открывается неожиданно. Там можно встретить и грифов, и лань, и косуль, и горного козла, и кабана, и лисиц. На озере нельзя появляться с огнестрельным оружием.
--Почему?
--Это же озеро ведьм. Выстрелишь в лису—а это может оказаться человек.
--Правда?
--Конечно. Ведь это озеро ведьм, а ведьма может превратиться в любую тварь.
--Папа! Это ведь сказка!
--Конечно, но разве не интересно?
--Очень. А дальше.
--А дальше мы увидим как боролись в древние времена против коварства ведьм.
--Хватит, Дик. Детям пора спать и нехорошо на ночь рассказывать страшные истории.
--Ну, мама!
--Дети! Думаю, вам интереснее будет самим это увидеть, чем слушать мой рассказ. А теперь и вправду надо спать, я устал, мама устала, а утром вы проснётесь и уже будете в Мадриде.
За час до прибытия на станцию Аточа, проводница разбудила пассажиров. Женевьева умыла и одела детей. Дик выкурил сигарету и вернулся в купе. Он застал плачущую Ирен, которая просила что-нибудь попить.
--Разве не разносили воду?—спросил Дик.
--Нет. Может быть ты сходишь в ресторан?
--Конечно. Упокойся Ирен. Я сейчас принесу пепси или сок.
Дик снова вышел в тамбур, чтобы перейти в следующий вагон. До ресторана было три вагона. Открывая дверь тамбура Дик по старой привычке посмотрел на часы. Было 7 часов 34 минуты. Он вошёл вагон ресторан, попросил бутылку пепси-колы, расплатился и направился в обратный путь. В это время мощный взрыв потряс поезд. Стекла в тамбуре и вагоне вылетели, поезд замедлил ход и Дика подбросило вверх, а потом ударило о боковую стенку. Когда он пришёл в себя, то услышал дикие крики, стоны и плач. Он бросился в тамбур, чтобы добраться до своего вагона, но тамбур был покарёжен и следующий вагон смят. Дик выскочил из вагона, пробежал несколько десятком метров вперёд и увидел только груду искарёженного металла, вместо вагонов. Кругом валялись люди: мёртвые или раненые. Примчавшиеся скорые помощи не успевали обрабатывать раненых. Движение на улицах, расположенных рядом с вокзалом не было перекрыто, на станцию продолжали прибывать пригородные поезда и это усиливало и без того возникшую панику. Дик бросился к вагону, но понял, что не сможет попасть внутрь. Он направился к лежащим на земле людям, надеясь найти Женевьеву и детей. Мёртвые и раненые лежали вперемешку, прибывшие полицейские и пожарные призывали людей к спокойствию, но это был глас вопиющего в пустыне.
Вскоре были развёрнуты полевые госпитали и он ходил из одного к другому, надеясь найти семью. К 11 часам на станцию приехал министр внутренних дел и вскоре начали оттаскивать покарёженные вагоны на запасные пути. Дик направился в сторону депо, где начали резать вагоны, чтобы извлечь тела пострадавших. Когда разрезали вагон, в котором ехал Дик, его глазам представилась страшная картина. Даже он привыкший к самым страшным обликам смерти, не смог смотреть на перемешанные останки окровавленных человеческих частей тел. Его вырвало, как и резчиков вагонов. Дик снова вернулся к полевым госпиталям, снова проверил каждого находящегося в них и осознал, что произошло самоё ужасное—его семьи больше не было. Он сел на железнодорожную насыпь и просидел там несколько часов. Слёз не было, потому что он находился в стадии полного отупения и только спасатели вывели его из транса. Он пошёл вместе с другими в помещение зала, также без всяких эмоций выслушал сообщение о теракте, позволил себя увести в гостиницу.
Он не помнил, как провёл четыре дня, куда ходил, что делал. Он словно находился в летаргическом сне: был живым, но умер психически. На пятый день его пригласили в больницу, куда прибыли израильские паталогоанатомы для оказания помощи испанским властям, чтобы  взять пробу для идентификации тел погибших. У всех записывали адреса, телефоны, чтобы потом сообщить результаты экспертизы. Дик ещё шесть дней прожил в иррациональном мире, не понимая что происходит вокруг, что происходит с ним самим. Только через две недели он очнулся от транса и понял, что произошло на самом деле. И тогда заплакал. Женевьева и дети—это было единственное, чем он жил. Если раньше он теоретически понимал это, то  теперь ощутил это физически. Работа, которую он любил, друзья, с которыми он привык общаться—всё это отошло на задний план. Для Дика со смертью семьи, как бы оборвалась ниточка, связывающая его с жизнью. Он жил: ел, пил, курил, но это происходило автоматически, не затрагивая его чувств. Также автоматически он вернулся во Францию, в Бордо, а потом к месту службы.
Командование приняло во внимание состояние Чарльза Коллинза и предложило ему досрочно уволиться из Иностранного легиона. Чарльз не возражал, для него всё происходило как бы в другом мире. Ему перечислили все причитающиеся деньги, выдали справку о окончании контракта и он выехал в Бордо. Через три недели пришло уведомление из Мадрида. Его извещали о результатах идентификации. Дик выехал в Мадрид, похоронил останки жены и дочерей в общей могиле и вернулся домой. Ещё три месяца он жил как в тумане, но однажды услышал, что террористы или часть террористов поймана и им грозит пожизненное заключение.



















                Г Л А В А  2


Вернувшись домой, Дик снова оказался между четырёх стен и даже не предпринимал попытки освободится. Из дому он выходил за продуктами, проходил мимо соседей, делая вид, что не замечает их. Как следствие, Дик начал пить и начинал прямо с утра, чтобы полностью отключится от реального мира. Ему часто стали снится события, произошедшие в поезде, прибывающем в Мадрид. Он снова и снова проходил во сне из тамбура в тамбур соседних вагонов. Добирался до вагона-ресторана и гремел взрыв. Чарльз просыпался в холодном поту и до рассвета не мог заснуть. Что творится в мире, что творится во Франции, что творится в Бордо—ему не было до этого никакого дела. Дик понимал, что превращается в живого трупа, но алкоголь заглушал чувства и желание избавиться от этого дурманящего рабства. Так он и жил, проходили  дни, недели и месяцы. В минуты просветления он понимал, что губит себя и  отправлялся к врачу. После беседы и лекарств проходило три-четыре дня и всё повторялось.
Однажды собрав всю волю в кулак, он пришёл к врачу и сказал, что хочет решительно покончить с алкоголем, но не хватает решимости. Врач-онколог по его настрою понял, что Дик говорит правду, что он действительно хочет покончить с алкоголизмом. Лучшим способом заставить человека поверить во вред алкоголизма была душевная беседа без всяких скидок на желание пожалеть или запугать пациента. И доктор откровенно сказал Дику.
--Я прекрасно понимаю причину вашего пристрастия, но должен вас предупредить, что когда содержание алкоголя в крови достигнет десятых долей процента, человек, в жилах которого течёт эта кровь, превращается в труп. Он начинает задыхаться, алкоголь поднимается по спинному каналу в мозг и давит хрупкие клетки, пока они не лопнут.
--Я знаю об этом и не могу остановится. После выпивки мне кажется, что становится легче.
--Этот кажущийся феномен действительно присутствует в воображении алкоголика но постепенно мозг повреждается так сильно, что человек становится идиотом. Я был бы не честен, если бы утверждал, что в смерти алкоголика  виновато только спиртное. В пьяном виде человек часто попадает под машину, его избивают в драках. Я не оспариваю, что существуют особи, которые много лет пьют и не умирают, а здоровье их кажется выше среднего для его возраста. За мою практику лишь два человека умерли именно от алкоголизма, но это не означает, что алкоголь не опасен. Разве жить как одноклеточное существо не равносильно смерти?
--Конечно, нет. И я же не алкоголик и я действительно не жалуюсь на здоровье.
--Я понимаю. У вас был прежде продолжительный цикл ежедневной физической нагрузки, но запас быстро истощяется. Потом сердце начнёт трепетать и останавливаться. Конечно, вы умрёте не сразу, может быть через несколько часов, через несколько дней или недель, но это только отсрочка. Вы будете метаться по комнате, кричать, царапать лицо, пока глаза не начнут стекленеть и тело наливаться свинцом. Вы будете умирать медленно, агония может длится, как я уже сказал, долго, но в конце концов всё закончится смертью. И всё это время вы не будете ощущать себя человеком.
--Вы знаете доктор мой фактор и разве он не способствует моим запоям?
--Нет. Это всё отговорки. Любой алкоголик…
--Но я не алкоголик!
--Согласен. Просто у меня чисто профессиональные термины. Скажем так, любой сильно пьющий человек пьёт по одной причине. Он боится и с помощью спиртного старается придать себе храбрости, но это не помогает, а только вредит.
--Чего же могу боятся я?
--Жизни.
--А если у человека осталась только одна радость в жизни, пусть даже самая ничтожная, как можно лишать его этой последней радости?
--Если вы способны ещё философствовать, то я думаю, что у вас есть все шансы не стать алкоголиком.
--Ладно, док! Я попробую. Действительно жить идиотом не очень приятно. Лучше умереть до того, как это случится.
--Вам умирать ещё рано. У вас прекрасное здоровье и от вас зависит сохранить его или нет. Всего хорошего. Меня ждёт следующий пациент.
Окончательное возвращение к жизни пришло из Мадрида. Дик получил официальное приглашение на годовщину трагедии. Он с трудом уговорил сам себя отозваться на приглашение, сходил в парикмахерскую, купил новый костюм и выехал в Испанию. В Мадриде всех родственников погибших в теракте разместили в гостиницах. Перед траурным ритуалом поминовения жертв теракта, родственников пригласили в министерство внутренних дел и предоставили  информацию по расследыванию. Уже ни у кого не вызывало сомнения, что к теракту причастна «Аль-Каида» и террористы проникли в Испанию специально для совершения теракта. В самой Испании задержаны 16 человек, связанных с террористической сетью, которой руководил  араб Абу Мусаб аз-Заркауи, представитель «Аль-Каиды» в Европе.
В Нидерландах было арестовано 8 человек, находящихся в стране с фальшивыми документами. Они признались в соучастии в теракте в Мадриде. Во время облавы в мусульманских районах Милана был арестован Рабей Осман Сейеда. Для координации действий и обмену информацией пять крупнейших стран Европы: Германия,Франция, Великобритания, Италия и Испания, создали центр по антитеррористической борьбе и благодаря усилиям этих стран и стали возможны аресты подозреваемых. Испанская полиция обнаружила недалеко от Мадрида дом, в котором обнаружена взрывчатка и детонаторы. Установлено также, что огнестрельное оружие террористам продавал испанский жандармский офицер. Специально для усиления борьбы с терроризмом в Испании открылась ассамблея Интерпола, на которой в рамках Европола была сформирована комиссия во главе с шефом отделения Интерпола в Нидерландах Бринкманом для осуществления тщательного расследования и по возможности предотвращения терактов. В конце беседы чиновник сказал, что большинство из пойманных террористов представляют выходцы из Марроко. Почти все из присутствующих отнеслись к этому сообщению без должного внимания, но Дик заметил, что два-три человека, так же как и он, восприняли это сообщение, как очень важное звено в цепи расследования. Дик, очевидно, и те люди, знал, что существует террористическая организация «Боевики Марроканской группировки», которая была самой жестокой в международном террористическом центре «Аль-Каиды».
Траурный ритуал поминовения проходил в кафедральном соборе Альмудена в Мадриде при участии короля Испании Хуана Карлоса и королевы Софии, а также членов королевской семьи. В соборе собралось около полторы тысячи родственников и главы государств и правительств многих стран мира. Кардинал Мадрида провёл заупокойную мессу по католическому обряду и выступил с проповедью, в которой почтил память жертв и выразил соболезнование членам их семей. Затем король Испании выразил соболезнование родственникам погибших. По окончании траурного ритуала в распоряжение родственников были предоставлены несколько ресторанов для поминовения погибших.
Дик и на траурном ритуале и после него в ресторане «Эскуда»  не   чувствовал реальность происходящего. Эта встреча через год после теракта казалась ему чем-то выходящим за рамки привычного мира. Пережитое раньше вновь стало подступать к нему весьма реалистично и чтобы избавиться от наваждения, Дик стал прислушиваться к разговорам вокруг него. Он ходил от одной группы людей к другой и вдруг остановился. До слуха дошёл голос, считающий произошедшее делом рук не только участвовавших террористов, но и тех, кто научил их. Он подошёл поближе и увидел седого, среднего роста человека с красиво посаженной головой, которого заприметил ещё в кафедральном соборе. Дик подошёл поближе и человек поднял на него внимательные серые глаза.
--Вы не согласны со мной?
--Извините,--Дик приложил руку к левой стороне груди,--я только что подошёл и не слышал вашего разговора. У вас кто-то погиб в теракте?
--Жена и дочь. А у вас?
--Жена и двое дочерей. Я услышал только конец вашего разговора и вы говорите, что вина этих нелюдей всего лишь половина, а вторая половина, и как я понял большая, лежит на тех людях, которые привили им ненависть?
--Вы совершенно точно поняли смысл того, что я говорил.
--Я хотел бы поговорить более подробно.
--Давайте пройдём внутрь и спокойно поговорим.—Дик увидел, что с ними направился внутрь пожилой человек похожий на араба.
--Вы с нами?
--Да. Я тоже хочу послушать.--Они заняли столик в углу, чтобы им никто не мешал, заказали пива.—Меня зовут Пабло дель Сорто. Я--профессор университета в Лиссабоне.
--Я—Али Хусейн. Живу во Франции. Выходец из Ирака. Я—курд. В теракте погибли пять моих дочерей. Они направлялись в Мадрид к своей бабушке. Старшей было шестнадцать лет и она приглядывала за младшими.
--Меня зовут Дик Стоун.
Официант поставил на стол пиво и удалился. Профессор закурил, а затем, посмотрев на собеседников, попросил разрешения.
--Да, да. Пожалуйста. Я сам до недавнего времени курил, но теперь бросил.—пояснил Дик, а Хусейн только кивнул головой.
--По какой причине? Табак—наркотик?
--Нет. Я очень много пил после смерти жены и дочерей, а курение и алкоголь несовместимы. Вернее совместимы, но нежелательны.
--Вы не правы и правы. Пиво и табак—это близнецы-братья, которые скрашивают годы. У того и другого довольно забавные истории. Например, американцы вполне уверены, что своим запретом на алкоголь, знаменитый «сухой закон» был впервые в истории человечества применён в Америке. А на самом деле самый первый «сухой закон» ввёл египетский фараон Рамзес Великий. Мы сейчас не будем спорить по поводу древности этого закона, но фараон под страхом смерти запретил подданным напиваться хмельными напитками, изготовленными из различных видов ячменя и устраивать пьяные гулянки на улицах и общественных местах. Рамзес предполагал, что уже следующее поколение забудет вкус богопротивного зелья, но….Закон оказался совершенно бездейственным и вскоре был отменён. Так же как и в США—история повторилась, но ума человечеству не прибавила и какая-то страна вновь будет пытаться сделать невозможное.
А историю табака очень сильно исказили. Христофор Колумб впервые увидел, как американские аборигены с удовольствием курят сигареты. Это произошло в 1492 году. Это настолько абсурдно и невероятно, что скорее поверишь в индейцев в цилиндрах и золотой цепочкой от часов. История….
--Профессор! Это неимоверно интересно, но всё же давайте вернёмся к нашему разговору.
--К нашему разговору?... Давайте. Как моя семья оказалась в Мадриде?
--Нет, мне не интересно как ваша семья оказалась в Мадриде. Возможно, путешествовала, возможно навещала кого-то из родных. Я хочу узнать на ком лежит главная вина, по которой мы с вами остались без любимых людей и почему правительство страны с таким трудом расследует произошедшее. Нам сообщили, что арестованы много людей и все они принадлежат к арабской расе. Если бы речь шла и мусульманах разных национальностей, то можно было бы предположить о несовместимости религиозных верований. В соборе мне показалось, что вы обратили внимание на сообщение чиновника. Я знаю о марроканцах по долгу службы, а вы?
--Вы правы. Я занимался этим вопросом и до гибели моей семьи, а потом это стало смыслом моей жизни.—Профессор посмотрел на Али.--Вы не находите мои речи предосудительными для вас.
--Конечно нет. Вы ничего не сказали, что могло бы оскорбить меня или мусульман.
--Стало быть вы можете объективно рассказать о причинах ненависти, которая приводит к гибели людей только по причине отрицания или неприятия религии, исповедемой арабами?—спросил Чарльз.
--Да, могу. Но прежде всего хочу подчеркнуть, что эти люди не исповедуют никакой религии. Все основные религии не проповедуют насилия. Исключением являлась христианская религия, путём насилия стремящаяся вовлечь народы в христианство. Руководители Церкви поняли ошибочность своих воззрений и теперь прилагают все силы для исправления прежних ошибок, а ислам вообще самая толерантная религия в мире. Правда, я должен уточнить, что православная ветвь христианства осталась по-прежнему самой фанатичной и без компромиссной.
--Вы атеист?
--Нет. Атеисты ещё более опасны. Если у христиан и были какие-то, пусть и отвратительные принципы, то у атеистов они вообще отсутствуют. И христиане, и мусульмане совершали преступления, следуя своим отвратительным законам, а атеисты совершали и совершают преступления без всякого закона.
--Значит  вы считаете, что христианская религия проповедовала насилие, следуя своим отвратительным законам?
--Ни одна полезная истина не возникала в этом мире в результате кровавых распрей и одной из виновных в этих распрях была Церковь. И начало им положило выяснение имел ли вечное и вездесущее существо Иисус, зачат он был до или после сотворения мира, был ли он рождён на земле или на небесах, умер ли он во время казни, воскрес ли он, спустился ли в ад, вкушают ли христиане его тело и пьют его кровь? Имел ли этот сын одну или две природы, составляли ли эти две природы два лица, был ли святой дух сотворён только дыханием отца или дыханием отца и сына, представляет ли святой дух одно существо с отцом и сыном?
--Как же так? Сейчас только и разговоры о великой деятельности римского папы Павла-Иоанна Второго на благо мира.
--Всё правильно. Кровавые распри между католиками,протестантами,православными,мусульманами, еретиками были в прошлом и казалось ушли навсегда. А сколько веков происходили гонения на евреев. Неужели только из-за того, что евангелисты заставили бога родиться от  еврейки, а потом заставили евреев казнить его? Отцы Церкви поняли, что это была ошибка, но религиозная ненависть вернулась вновь, как в отношении инакомыслящих, так и в отношении к евреям. На этот раз авторами были не христиане.
--А вы говорили, что ислам самая толерантная религия, а сеют смерть именно мусульмане.
--Вы и сами заметили вначале нашего разговора, что не все мусульмане сеют смерть, а только арабская часть мусульманского мира и эта часть довольно мала. И виноваты в этом арабские проповедники, которые исповедуют свою собственную религию, совершенно не похожую на ислам.—Профессор снова посмотрел на Али, но тот промолчал.
--А можно более подробнее?
--Да. Тогда придётся начинать с самого начала. Мусульмане появились в Европе давно и точное число их неизвестно. Так же как неизвестно число арабов живущих в странах Евросоюза. Известно только, что  самое большое число арабов проживает во Франции, Великобритании, Бельгии, Нидерландах, Испании и Германии и именно там считается наиболее взрывоопасная обстановка. До 11 сентября 2001 года в Европе арабская часть населения ничем себя не проявляла. После же 11 сентября начали проводится демонстрации на улицах европейских городов, в которых принимали участие десятки тысяч человек. До теракта, расколовшего мир, исламистские политические партии не существовали в Европе. А сейчас? Конечно, они малы и не представлены в парламентах стран, но рост их рядов неуклонно растёт.
--Вы говорите вообще о мусульманах?
--Да. Но, как показали исследования, ядром, цементирующим все проявления роста исламизма, являются арабы и, прежде всего, марроканцы и выходцы из Саудовской Аравии. После 11 сентября полиции европейских стран арестовали сотни подозреваемых в терроризме и каждую неделю арестовывает всё новых. Это наглядно показывает, что число людей, переходящих от идей к действиям, растёт. Обширные исследования показали, что фундаменталистами являются 5% среди мусульманского населения, а из этих 5% три процента являются потенциально опасными. И, самое главное, эти 5% и 3% являются представителями арабского населения европейских стран. Если даже допустить, что в Европе проживает 6 миллионов арабов, то 300 тысяч являются фундаменталистами, а 180 тысяч потенциально опасными. Но как вы понимаете эти цифры совершенно не отражают действительного положения.
--Профессор! А почему именно арабы? Ведь мусульман в Европе достаточно много.
--Много. Вся беда в школах, которые открывают, так называемые проповедники. Они отказываются преподавать историю Холокоста, биологию, подвергают сомнению теорию происхождения жизни и развития человечества. В классах мальчики и девочки сидят отдельно. Девушек, которые отказываются носит паранджу, подвергают оскорблениям, сексуальному насилию. Все арабские священнослужители пребывают из Саудовской Аравии, они не говорят на местном языке и работают в неофициальных мечетях. Знание ими религии довольно сомнительно. Правительства, полиция и специальные службы располагают сведениями, что фундаментализм и молитвы в неофициальных мечетях полны ненависти к христианским ценностям. Мусульманские неофициальные школы проповедуют предвзятое отношение к инакомыслящим, чувство ненависти, ненасытную жадность, фанатизм, затмевающий разум, жестокость, уничтожающую всякое сострадание. Вот вам и составляющие террора.
--Но почему же они ничего не предпринимают? Что же делать, если государства не желают активно вмешиваться в эту проблему? У кого искать помощи?
--Хороший вопрос. Я не знаю. Если бы знал, то наверное стал святым у христиан. Хотя святыми становились только те, кто уничтожал огромное количество народа. Правительства и политики прекрасно понимают, что в борьбе за ниспровержение гуманных ценностей, фундаменталистам не победить, но они не хотят понимать, что идея фундаменталистов состоит не в этом, а в радикализации мусульманского сообщества. В последнее время появилось большое количество школ, официально не зарегистрирован ных на правительственном уровне. Однако, правительства за их деятельностью не ведут никакого контроля. Главный принцип любой политики—никогда не руководствоваться моральными соображениями. Радикалы-священнослужители заманивают в школы молодёжь и после обучения они теряют всякую связь с действительностью. Потребность в терактах в Европе и Америке не является врождённой, она воспитывается. Что касается Европы, то сигнал террористам был подан 11 сентября из США.
--Хорошо. Арабский мир пылает ненавистью к США, но при чём здесь Европа?
--Европа свой политикой поощряет терроризм. Возьмём для примера Францию. Проиграв войну в Алжире политики решили сделать страну мостиком между Европой и арабским миром. Сейчас в стране так много арабов-мусульман, что националистические настроения находят всё больше и больше поклонников. В стране и Европе сформировались крупные финансово-промышленные и политические группировки, лоббирующие интересы арабов. Франция, как никакая другая страна Европы инвестирует в арабские страны. Европа стала на сторону Палестины в арабо-израильском конфликте.
--Ну и что? Подобным делом занимаются все политики. Но это не повод для терактов, тем более, что Европа поддерживает арабов.
--Мой дорогой друг! Если бы речь шла о действительно светско-религиозной элите арабского мира или о простых порядочных верующих—то вы были бы правы. Но речь идёт о отбросах общества, о бандитах и им нет никакого дела до политики, нравственности, этике. Конечно, нельзя отрицать негативную роль войны в Ираке. И ещё один аспект…
 --Профессор! Вы убеждены, что теракт в Мадриде был ответом на участие Испании в войне против Ирака.
--Это полная чушь! Теракт в Мадриде, и это доказано, готовился в 2000-2001 годах, когда война в Ираке ещё не начиналась и испанские войска там не присутствовали. Недавние теракты в странах, которые не участвуют в иракской войне и осуждают вторжение американской каолиции, только подтверждают необоснованность версии о мщении за участие в войне. Если вы следите за последними событиями, то нападение на Национальную Аудиторию произошло уже после того, как испанские войска ушли из Ирака.
--А «Аль-Каида»?
--А что «Аль-Каида»? Самой большой ошибкой правительств стран Европы и США является связывание любого теракта с «Аль-Каидой». Историческую цель, которую поставила перед собой эта организация, она уже выполнила. Создан Международный Исламский Терроризм и Аль-Каида, хотя и является связывающим звеном, но многие организации действуют уже самостоятельно, не ориентируясь на руководство Аль-Каидой. Любому здравомыслящему человеку версия о причастности Аль-Каиды к теракту в Мадриде ясно, что она неубедительна так же как и бакский след. Чтобы поверить легенде о Бин Ладене, руководящем из пустыни или из джунглей десятками операций на уровне ведущих спецслужб мира, необходимо поверить и в неумение этих спецслужб выполнять свою работу. А это нонсенс.
--И что же делать?
--Терроризм—это идеология. Говорить о том, что мусульмане источник терроризма неправомерно, иначе получится, что идея терроризма заложена в религии. Но такой идеи нет ни в одной религии. Мир борется с терроризмом в лице одураченных исполнителей, а надо бороться с идеологами террора. Нужно в первую очередь уничтожить неофициальные мусульманские школы, руководство террористами, финансирование терактов, то есть инфраструктуру террора. А самое лучшее решение—не пускать арабов в европейские страны.
--А как же демократия?
--Так ведь демократия служить только на пользу террористам в данном случае. Но это моё личное мнение и как ответить на ваш вопрос: »Что делать?», я снова говорю—не знаю.
--Чтож, спасибо, профессор! Наверное, действительно на мой вопрос однозначного ответа нет. Я думаю, что каждый должен решать его по своему усмотрению.
Профессор задумчиво смотрел на Дика, словно пытался найти своё понимание слов Стоуна. Видимо выбрав наиболее правильное решение он тихо сказал:
--Будьте осторожны! Не надо брать на себя функций Бога или Разума. Вы ведь только человек.
--Но они взяли же на себя не человеческие функции?
--Да. Но они террористы и  их Бог—это ненависть, нетерпимость, злоба, фанатизм и взрывчатка. Будьте осторожны в выборе средств, иначе превратитесь в одного из них.
--Я ещё ничего не решил, профессор. Но вам огромное спасибо. Могу только сказать, что так называемые демократические ценности начали терять свой смысл в моих глазах после этого чудовищного злодеяния, унёсшего жизни дорогих для нас людей. Почему эти демократические принципы должны работать на террористов, которых оставляют в живых, вопреки всем божиим и человеческим законам, а ни в чём не повинные люди уходят в небытиё и демократические ценности не могут вернуть их к жизни?
--Не знаю. Я вижу вы сильный человек, имеющий своё мнение и, самое главное, умеющий его защищать.
--Благодаря вам, профессор. Вы вернули меня к жизни.
--Ваше право действовать так, как вы решили, но снова повторяю—вы только человек. Прощайте и дай Бог вам удачи!
--Спасибо, профессор. Она мне очень нужна.
Профессор вышел из кафе и Дик остался наедине с Али. Он хотел тоже уйти, но Али Хусейн дотронулся до  него рукой.
--Я хотел бы вам помочь.
--В чём?
--Пока не знаю, но вы скажите.
--Насколько я понимаю вы мусульманин.--Когда Дик говорил профессору, что ничего ещё не решил, он лукавил с самим собой. Он уже всё решил.—И если я пойду против ваших единоверцев, вы хотите помочь мне?
--Да. Те, кто совершает подобные акты не мусульмане. Ни один мусульманин не поднимет руку на детей. Те, кто поднял руку на детей—не мусульмане. Они—шакалы! Их надо уничтожать и это будет действием во имя Аллаха. Я пригожусь вам именно потому, что я мусульманин.
--Я должен подумать, Али. Вы сказали, что живёте во Франции. Я—тоже. Оставьте мне адрес. Мне необходимо решить несколько вопросов и я сообщу вам о своём решении.
 Сразу по приезду в Бордо Дик оформил паспорт на имя Чарльза Коллинза. Это было легко, стоило только предъявить водительские права на имя Чарльза Коллинза. Он продал дом и уехал в Боснию. Там легче всего было купить оружие, накопившееся в стране после гражданской войны и распада Югославии. Снайперская винтовка последнего поколения, с которой он привык работать в Иностранном легионе, стоила на удивление дёшево. Чарльз вернулся во Францию. Он решил начинать свои действия с этой страны, которая в скором времени реально могла превратиться в арабскую провинцию стран Ближнего Востока. Чарльз ещё в Бордо выяснил названия гостиниц и по приезде в Марсель поселился  в маленькой гостинице в порту. Среди огромного числа моряков, пёстрого населения, свойственного большому портовому городу, он   был незаметен. Для восстановления навыков и физических кондиций Чарльзу требовалось время. Для тренировок в стрельбе он облюбовал заброшенный завод за городом, куда приезжал на арендованном автомобиле, а физические кондиции можно было восстановить в любом фитнессклубе. Через три месяца Чарльз почувствовал себя готовым к выполнению задуманного. Он написал Али и назначил встречу в одном из многочисленных баров в порту.
Али поселился неподалёку от Чарльза и встречались они для обсуждения совместных действий в центре города. Они распределили обязанности: Али должен был выяснять местонахождение нелегальных школ, что ему было сделать как арабу-мусульманину достаточно легко, а физическое устранение «учителей» Корана взял на себя Чарльз.

               




               






                Г Л А В А  3

               
Али Хусейн довольно легко вышел на адрес одной из нелегальных школ. Как и предполагал Чарльз местные арабы доверяли своему единоверцу и охотно рассказывали о событиях, происходящих внутри их общины. Сообщив Чарльзу о месторасположении школы, Али распрощался со своими единоверцами и уехал домой, где должен был ждать нового сообщения от Чарльза. Каждый день Чарльз стал прогуливаться по улице, где располагалась нелегальная мусульманская школа, особенно внимательно присматриваясь  к перемещениям мусульманских юношей. Он отметил каждодневное посещение дома, расположенного в конце улицы. Там юноши задерживались до трёх часов, а затем выходили в возбуждённом состоянии.
Чарльз стал наблюдать за домом и выяснил, что там проживают два мужчины, одна женщина и двое дочерей. Мужчины выходили на улицу редко и всегда вдвоём. Чарльз отметил как почтительно относились к ним мусульмане-соседи и их дети. Женщина выходила только за покупками, а дочерей Чарльз увидел всего два раза. Понаблюдав ещё неделю, Чарльз решил приступить к задуманному. Но ему помешала природа. Это было время мистраля. Мистраль—это холодный северный ветер на юге Франции, сталкивающийся с жарким южным воздушным потоком в Лионском заливе, вполне способен отравить жизнь любому, кто по разным причинам оказывается на Лазурном Берегу. Он может дуть час, день, неделю, месяц, сдувая купальщиков с полных ещё недавно солнцем пляжей, переворачивает столики открытых кафе, безжалостно разрушая заботливо выполненные причёски модниц, швыряет пыль и песок в глаза прохожих, срывает навесы баров. Когда мистраль обрушивается на райскую землю, все, кому повезло не стать его жертвами, становятся раздражительными и обидчивыми даже с близкими друзьями и родственниками.
Обычно он начинается с рассвета, сотрясает высокие прибрежные пальмы и задирает юбки девушек и женщин, спешащих на мессу в церковь Святого Михаила. Море покрывается белыми пенящимися бурунами, гудит словно потревоженный улей и любители встречать восход солнца на пляже стремительно убегают под защиту домов, отелей, квартир.
Пришлось ждать и Чарльз даром не терял времени. Он нашёл пустующий дом, примерно в километре от отмеченного дома. Опыт и возможности оружия позволяли произвести прицельный выстрел с такого большого расстояния. Чарльз несколько раз провёл тренировки и убедился, что пути отхода выбраны правильно. Теперь действительно оставалось только ждать. Как всегда ожидание казалось долгим и закончилось так же неожиданно, как и началось. Установилась прекрасная, солнечная погода. Чарльз взял чемоданчик с оружием и уселся на втором этаже дома. Там он проводил практически целый день, а вечером уходил в гостиницу. Через неделю его стало клонить ко сну. Он сопротивлялся как мог, но в конце концов задремал. Ему снился сон, что он идёт по улице, а вокруг него толпятся люди по обеим сторонам этой тёмной, одинокой улицы. Они занимаются каждый своими делами, смеются, болтают, но в то же время следят за ним. Следят они за тем, как он выслеживает этого арабского ублюдка, вообразившего, что может повелевать душами подростков и посылать их на смерть. В глазах людей читалось одобрение его действиям, но некоторые относились к этому иначе. Чарльз проснулся в холодном поту и долго не мог восстановить дыхание. Чарльз не нервничал—за время службы в армии он привык к долгому ожиданию нужного момента для осуществления одного-единственного выстрела. Второе, золотое профессии правило гласило, что нельзя выходить на задание не выспавшимся. Собрав свои предметы для наблюдения, Чарльз вернулся в гостиницу. Так прошла ещё одна неделя и он отдохнувший снова приступил к наблюдению. Вскоре он был готов к осуществлению плана.
В тот день он увидел, как два наставника вышли из дома-школы и направились по улице. Он изучил их маршрут и знал, что дойдя до бара, они повернут назад и будут гулять так около часа. Чарльз не спеша тщательно выбрал положение тела, удобно устроил винтовку и прильнул к оптическому прицелу. Два мужчины появились перед ним так близко, что ему казалось он может дотронутся до них рукой. Вот они дошли до бара и повернули назад. Чарльз поймал в прицел одного из них и плавно спустил курок. Голова его дёрнулась и он покачнулся. Не давая опомнится второму, Чарльз перевёл ствол на него и выстрелил. Оба рухнули почти одновремённо, но Чарльз не стал смотреть на результат своей работы. Он спустился вниз, сел в автомобиль и поехал на железнодорожный вокзал, спрятал в ячейку  автоматической камеры чемоданчик с оружием и приехал в гостиницу. Алиби ему было не нужно. Кто мог предъявить ему какие либо претензии.
На следующий день он купил газету и просмотрел материалы, касающиеся убийства. Какой-то газетчик писал, что у погибших были братья и сёстры. В общем били на людскую жалость, но почему-то никто из газетчиков не написал, что они были бандитами, готовившими террористов для убийства мирных жителей. Вот она чёртова демократия на лицо, подумал он. Да будь у них хоть пятьдесят братьев, я бы убил их всех, если они занимаются тем же, чем занимались  эти террористы. А никакой газетчик меня не разжалобит, я буду делать свою работу, пока меня не поймают или я не застрелюсь сам.
Через неделю, чтобы не возбуждать никаких подозрений, Чарльз выписался из гостиницы и приехал на железнодорожный вокзал. Он уже знал куда ему надо ехать и Али был ему не нужен.
Чарльз сошёл с поезда на станции маленького городка. Он  выбирал специально этот городок, потому что услышал, что там живут арабы, которые организовали собственную школу. Маленький симпатичный городок, который с трудом поддерживает репутацию принадлежности к городской жизни. Величественные деревья, маленькая церковь и низкие дома, которые выглядели довольно жалко. Пройдя по улице в поисках гостиницы или кафе, он увидел самое высокое в городе здание в три этажа. Очевидно это был деловой центр. В магазинах, расположенных вдоль улицы торговали только фермерскими продуктами, так как найти покупателей было сложно. Чарльз прошёл уже три улицы и не заметил ничего похожего на бар или гостиницу. И спросить было некого—на улицах не было ни души. Наконец на одной из улиц, очевидно центральной, он заметил бар.
Он и сам родился в городе, который навсегда остался провинцией. Такие города, несмотря на то, что они являются административными центрами на уровне района, штата или округа всё равно безнадёжно провинциальны. В таких городах могло быть много прекрасных зданий, процветать торговля, мог быть дворец или замок воздвигнутый каким-нибудь герцогом или дальним родственником королевской династии, ратуша, дворец правосудия, здания восемнадцатого и девятнадцатого веков. Банки, страховые компании, предприимчивые бюрократы, могли понастроили вокруг  красивых площадей торговые центры и довольные своей предприимчивостью не обращали внимание на уродство этих сверхсовременных зданий. Но всё равно и тогда они оставались бы провинцией.
Эти города даже если бы они назывались Гаага или Бордо, Антверпен или Штутгарт, Барселона или Глазго, миллион жителей проживало бы в нём или меньше, похожи друг на друга. Даже при наличии несколько отелей, десятков магазинов всем известных фирм. Самое страшное, что сближало  такие города—это интеллектуальная нищета, которая проявляется всё нагляднее по мере стремления этих городов идти в ногу с цивилизацией. Чарльз зашёл в бар и спросил о наличии свободных мест. Бармен изумлённо посмотрел на него.
--На какой срок вам нужна комната?
--Я думаю на пару недель.
--Цена в тридцать евро вас устроит?
--Думаю, что устроит.
--Завтрак в восемь утра. Пойдёмте я покажу вашу комнату.
Чарльз остался доволен маленькой комнаткой. Он знал, что в ней он будет проводить только ночь и потому размеры её не имели значения. Умывшись, Чарльз спустился в бар, в надежде получить первоначальную информацию. Ведь в таких городках всё известно друг о друге. Бармен, он же хозяин заведения, являл собой тип человека, неизменно улыбающегося и полностью открытого для всех, с предельно вежливыми манерами, что всегда производит впечатление неотразимого и дружеского радушия. Такие люди всегда своими тихими голосами и мягкими манерами внушают доверие и вызывают невольное желание исповедоваться. Они говорят о погоде так, как будто речь идёт о серьёзных международных секретах.
В зале стояли деревянные скамьи с высокими спинками. Длинные и тоже деревянные столы. Он сел за стол. Мимо прошла пухлая официантка с подносом, забитым пустыми бутылками и бокалами. Она крутила головой, уклоняясь от табачного дыма и улыбалась всем подряд чисто механически. Чарльз хотел обратиться к ней, но она только улыбнулась и прошла мимо. Он обратил свой взгляд на бармена, который со скучающим видом величаво стоял за стойкой бара. У него создалось впечатление, что тот безмятежно спит, не обращая ни малейшего внимания на то, что происходит вокруг. И вскоре понял, что ошибался, как только в любой уголке бара поднималась рука, требуя пива или чего-нибудь покрепче, как он тут же оказывался у столика. Едва Чарльз поднял руку, как бармен появился возле него и спросил чего ему хочется отведать.
Бармен поставил перед ним кружку пива и сразу заговорил с ним, как будто знал его много лет и просто продолжал разговор, который неожиданно прервался, а потом возобновился вновь с того самого места, на котором был оборван.
--Какие же ослы горожане, которые заперли себя в ограниченном, душном пространстве собственной квартиры, в которой каждый вечер слышен шум ежевечерних вечеринок, где слышно крик соседских детей. Ты всё это слышишь, но ничего поделать не можешь и после этого они считают что живут нормальной жизнью? А после трудов праведных они шатаясь от усталости и начинающегося раздражения, входят и выходят в переполненные магазины. Чтобы снять напряжение они бредут в бар, где бармен, тщательно отмеряя капли спиртного, смешивает его с водой и они с жадностью людей, умирающих от дикой жажды терпеливо ждут когда он закончит смешивать и раздаст это пойло в стаканы. То ли дело тихая деревенская глушь! Бродишь  днём по окрестностям—никто тебе не мешает, никто тебя не толкает, а вечером спокойно заходишь в бар, где тебя приветствует бармен, наливая твой любимый напиток, так как знает вкусы всех посетителей. Вокруг такие же спокойные люди и ты знаешь, что они не передерутся, даже если выпьют лишку, не займутся любовью с чьей-то женой или девушкой, потому что все вокруг знают друг друга и не посмеют стать  объектом для пересудов и кривотолков.
--Вы правы. Я смотрю у вас здесь одни белые лица. Просто приятно смотреть. А в городе куда ни глянь везде чёрные или жёлтые лица. Хорошо хоть в таких городках сохранилась французская порода.
--Да что вы говорите! Не обминула эта беда и наш городок. Поселился какой-то араб. Купил домик и к нему стали ходить, в основном молодёжь. Что они там делают, чем занимаются—всё в секрете. Сам он почти никуда не выходит, продукты покупает какая-то женщина-мусульманка. Ходит в чёрном платке, лицо закрывает. Наверное страшная. А сам любит вечером выйти на озеро. Станет и любуется. И стоит так целый час. Правда и посмотреть есть на что. Красота. Сами увидите. Вокруг посаженный лес, кустарник—и вдруг озеро. Мы-то привыкли, а вот горожане удивляются такой красоте. А чему удивляться? Там где человек живёт в согласии с природой—всегда красота.
--Конечно я увижу озеро. Я ведь собираюсь порыбачить. Взял отпуск на две недели. А почему вы решили, что он араб?
--Так женщина сказала, что он араб и наставник молодёжи.
--Значит и сюда добрались.
--А у вас с ними связаны какие-то проблемы.
--Да нет. Я не националист. Я сам из Испании и у нас там много арабского населения. Если так и дальше пойдёт, то скоро Европа превратится в арабскую провинцию.
--Не дай Бог! Ладно. Отдыхайте. Если что-то нужно обращайтесь. У нас народ дружелюбный и добрый.
--А удочки можно здесь купить?
--Да. Утром пойдёте в магазин и купите. Обедать будете?
--Да.
--Тогда в семь вечера приходите.
--Спасибо. Пойду прогуляюсь.
Чарльз купил удочки, леску, крючки и каждый вечер выходил к озеру. Он уже заметил араба, который каждый вечер в пять вечера приходил к озеру и задумчиво смотрел на воду. Если бы Чарльз не знал о его чёрных замыслах, то можно было подумать, что перед тобой тихий, мирный человек, который спокойно живёт в маленьком городке и мечтает только о покое. Чарльз вскоре понял, что здесь с винтовкой делать нечего. Нужен другой план. Он специально уходил рыбачить подальше от того места, где прогуливался араб-наставник. Выходил на рыбалку в утренние и вечерние часы. Однажды сослуживец рыбак-любитель рассказывал, что рыба лучше всего клюёт на утренней и вечерней зорьке. Целую неделю Чарльз думал, но не мог придумать плана, который бы удовлетворил его. Ему нужно было стопроцентное алиби, потому что эта смерть не могла быть последней.
В воскресенье Чарльз зашёл в церковь и простоял всю воскресную службу. У него были довольно сложные отношения с Богом, но находится в церкви было приятней, чем бродить по улице. В церкви было тихо и спокойно и это было то, что нужно, чтобы подумать и как следует пораскинуть мозгами. Он подпевал, молился, слушал проповедь, а мысли бродили далеко от этого места. Когда служба закончилась, он вышел из церкви и в голове его созрел план. Чарльз поехал на автобусе в большой город, расположенный в ста километрах и положил в автоматическую ячейку камеры хранения снайперскую винтовку. В его плане места ей не было. Вернулся к обеду, а после отправился к  месту, которое он выбрал для вынесения приговора ещё одному учителю «Корана». Искусственный лес подступал к озеру со всех сторон, но в центре образовывалась широкая прогалина, открывающая озеро северному району городка. От леса до того места, где обычно стоял араб было метров пятьдесят. Чарльз не забыл навыков приобретённых на улице в детстве и усовершенствованных в спецвойсках, необходимых для выполнения задуманного им плана. Но он долго не тренировался и потому знал, что с такого расстояния в цель  не попадёт. Надо было сократить расстояние  до 25 метров.
Следующие два дня Чарльз посвятил подходу и отходу от места проведения операции. Чтобы спокойной походкой выйти из леса и приблизится к жертве Чарльз затрачивал семь минут. На отход он сам себе отпустил три минуты. Утром он несколько раз прорепетировал подход и отход и остался доволен. В день проведения операции Чарльз, как обычно, собрал удочки и пошёл к озеру. Когда  время приблизилось к появлению у озера жертвы, Чарльз сложил импровизированное оружие в моток, оставив в руке конец лески, на которой были прикреплены свинцовый шарик и два острых крючка. Выйдя из лесу Чарльз стал приближаться к человеку, стоящему у озера и дойдя до отметки 25 метров, окликнул его. Араб повернулся к нему лицом.
--Вам что-то нужно?—спросил он. Чарльз раскрутил леску и бросил в лицо арабу. Тот несколько секунд испуганно наблюдал за полётом лески, а потом схватился за горло. Чарльз дёрнул леску и начал сматывать её. Человек захрипел, схватился за горло и упал лицом в озеро. Чарльз бегом вернулся на своё место, связал леску и забросил подальше в воду. Сел на стульчик и продолжил ловить рыбу. В половине седьмого, как всегда, он свернул удочки и направился в бар. Там уже собралось много народа.
--Вы ещё ничего не слышали?—обратился к нему бармен.
--Снова война в Алжире?—Чарльз был спокоен и даже пытался шутить.
--Нет. Событие более мелкого масштаба. Полчаса назад на берегу озера нашли мёртвого араба.
--Кто-то имел на него зуб?
--Неизвестно. Сейчас едет сюда следователь.
--Вот и хорошо. Разберутся в этом убийстве. Обед по этому случаю не отменяется.
--Конечно, нет. Даже если бы убили ещё с десяток арабов—обед состоялся бы во-время.
--Не любите вы их?
--А за что их любить? Работать не хотят, целый день проводят в молитвах. А вот кушать каждый день очень любят.
--Ладно. Пойду приму душ и спущусь к обеду.
Назавтра в полдень прибыли следователь с полицейским. Они опросили бармена, официантку, посетителей и единственного приживающего в баре Чарльза Коллинза. Следователь до медицинского обследования не мог знать приблизительного времени смерти и потому интересовался промежутком между четырьмя дня  и двенадцатым  часом ночи. Местные жители все как один говорили, что ничего не видели. Чарльза поразило совершенное безразличие людей к произошедшему. Ведь это было не сценическое действие, а реальное убийство, лишение жизни человека. Но ни люди, ни следователь с полицейским не проявляли никаких эмоций. Ну следователь с полицейским понятно: им часто приходится сталкиваться со смертью, но остальные! Очевидно, люди что-то такое знали о этом человеке, что позволяло им безразлично относится к его смерти.
Каким должен быть нормальный человек? Наверное иметь что-то, что можно отдавать другим людям: любовь, верность, трудолюбие. Каждое человеческое существо должно иметь какую-то хорошую цель. Но какую мог иметь цель учитель смерти? Наверное, люди инстинктивно чувствуют злого, непорядочного человека и потому без сострадания смотрят на смерть такого человека.
--Что касается меня,--подумал Чарльз,--то меня перестала волновать смерть подобных людей после взрыва на вокзале в Мадриде. Я ведь и сам мёртв с тех пор, как потерял жену и дочерей. Это не я убиваю их, это просто оболочка человека, которая когда-то была Диком или Чарльзом. И меня совершенно не волнует то время, когда меня поймают или застрелят при сопротивлении. Разве можно убить мёртвого человека?
Следователь переписал всех, расспросил о свидетелях. Кто-то в баре вспомнил о одиноком старике. Следователь отправился на дом к старику, который большую часть суток проводил у окна. Он рассказал, что видел как в сторону араба полетел теннисный мячик, а потом тот схватился за горло и упал. Поблизости никого не было. Следователь вернулся в бар и продолжил расспросы. Попросил паспорт Чарльза и переписал паспортные данные в свой блокнот.
--Вы были на озере с пяти до половины седьмого?
--Да. Только с четырёх до половины седьмого. Я там в это время уже две недели.
--Вы что-нибудь видели?
--В каком смысле?
--Видели человека у озера, как раз напротив прогалины?
--Нет. Оттуда, где я ловлю рыбу это место не просматривается.
--Кто может подтвердить, что вы были в это время на озере и ловили рыбу на этом месте?
--Да все могут подтвердить,--вмешался бармен.—Господин вот уже три недели каждый день ходит на одно и то же место. С пяти  и до девяти утра и с четырёх до половины седьмого вечера он неотлучно сидит возле удочек. И всегда приносит мелкую рыбёшку на завтрак или ужин моему коту.
Следователь записал и показания  бармена.
--Долго вы ещё пробудете в этом городе?
--Как и договаривался с хозяином гостиницы ещё три дня, а потом возвращаюсь в Бордо к месту работы. Вы записали мои данные и всегда можете вызвать меня если потребуется.
--Прошу вас до завтрашнего вечера находится в отеле. Я сообщу вам своё решение.
--Хорошо. Буду ждать.
Чарльз уехал через три дня, а следователь ещё целую неделю пытался выяснить тип оружия убийства, но всякий раз становился в тупик. Неровные порезы на горле ни медэксперт, ни криминалисты объяснить не могли. Ещё через неделю дело закрыли, а начальник полиции подвергся резкой критике со стороны прессы. К удивлению самих журналистов, описывающих ход расследования, местное население очень равнодушно отнеслось к смерти соседа и не желало вступать в контакт с представителями газеты.
Чарльз Коллинз сел в поезд, отправляющийся в Германию. Развернув карту, он наугад ткнул пальцем и затем прочитал название населённого пункта. Им оказался город Генсилькирхен—столица угольного края Германии. Чарльз отправил телеграмму Али и назначил ему встречу на центральном почтамте. До самого Генсилькирхена Чарльз не выходил из купе. По прибытию в город он положил оружие в автоматическую камеру хранения и вышел на площадь. Сел в такси и попросил отвезти его в недорогую гостиницу в центре города.




          



    










            Г Л А В А   4

В гостинице он предъявил паспорт на имя Ричарда Стоуна.
--Одиночные номера есть?
--Да. Но только на втором этаже. Все номера у нас заняты делегациями из европейских стран. В городе проходят несколько семинаров.
--Я согласен. Пробуду к вас предположительно три недели. Номер с телевизором?
--У нас все номера с телевизором. И просто отличные номера. Недаром на проходящие в городе мероприятия администрация рекомендует наш отель. У нас и сейчас живут делегации из Англии, Франции, России, Польши, Бельгии.
--А французская и английская делегации в каких номерах проживают?
--На вашем этаже. А вы англичанин?
--Да. И француз тоже.
--Мсьё Бенуа,--портье обратился к входившему мужчине,--вот ваш соотечественник. Вы не покажите ему его номер.
--Конечно. Жак Бенуа.
--Ричард Стоун.
Они пожали друг другу руки.
--Что-то ваша фамилия не похожа на французскую.
--Вы правы. Я англичанин, но долгое врем я жил во Франции.
--Понятно. Этажом выше живёт английская делегация. Мы приехали на семинар по состоянию дел в угольной промышленности, а англичане—на семинар по иммиграции. Вот и ваш номер.
--Спасибо.
--Заходите в гости. Постучите в любой номер и спросите меня. Мы занимаем весь этаж, кроме вашего номера. Один наш коллега заболел и не смог приехать. Так что в некотором роде вы член нашей делегации. До скорой встречи.
Дик вошёл в номер. Комната имела нежилой вид, потому что всё было чисто и только пятно на стене, словно поставленное   нарочно, чтобы поселившийся помнил, что он не единственный человек на земле и обязательная Библия на журнальном столике напоминали о неиссякаемом потоке посетителей гостиницы. Он рано лёг в постель и наутро почувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Дик поехал на главпочтамт и встретился с Али. Тот никогда не останавливался в гостиницах, а жил у кого-нибудь из единоверцев.
--Устроился?
--Лучше не бывает. Пока никакой информации, но кое-что есть. Завтра меня сведут с нужными людьми. Дай мне пару дней.
--Я не тороплю тебя.
--Чем займёшься?
--Пока не знаю. У меня в гостинице живёт французская делегация. Они приехали на семинар по горному делу. Схожу, наверное, завтра с ними, чтобы не светится в гостинице одному. У тебя есть деньги?
--Немного.
--Возьми пятьсот евро.
--Это много, Дик.
--Угостишь сладостями своих хозяев. Вам ведь нельзя спиртного?
--Нельзя. Приглашу  хозяина в бар, а там посмотрим.
-Прощай. Послезавтра на этом же месте в 1 час дня.
--Прощай.
Дик направился в центр города, побродил на маленьком базаре. По дороге в гостиницу он заметил недостроенное здание. Если в центре есть такие здания, то и на окраинах их немало, подумал он.
--Задерживаетесь,--портье явно шутил и на лице его светилась доброжелательная улыбка.—Ваши уже дома. Буфет внизу. Можно поесть ленч.
--Спасибо. Сначала зайду к мсье Бенуа.
Жак Бенуа поздоровался и пригласил на ленч. Дик не возражал, так как не завтракал из-за встречи с Али.
--Я ходил по городу,--рассказывал Дик и с аппетитом уничтожал бутерброды.--Очень много арабских названий на барах и кафе. Есть недостроенные здания, дороги в ухабах. Никогда бы не подумал, что в Германии такие дороги.
--Генсилькирхен столица горной промышленности Германии. После воссоединения и пересмотра доли угля в экономике страны, многие шахты были закрыты, как нерентабельные. Шахтёры оказались на улице. В бывшем угольном крае самая высокая безработица по всей Германии. Конечно, занимаются переучиванием, но город был полностью ориентирован на добычу угля и сейчас трудно с открытием новых рабочих мест. Собственно такое положение создалось не только в Германии, но и во Франции и в Англии. В Англии даже хуже, чем в любой европейской стране. Шахтёры голодают и нищета достигла угрожающих размеров.
--Разве нельзя развернуть малый бизнес?
--Во времена процветания весь бизнес в сфере обслуживания захватили турки и частично арабы. Создавать новые производства без солидных капиталовложений невозможно, а у правительства денег нет. Евросоюз испытывает тяжёлые времена. Наш семинар как раз и посвящён разработке мер по выходу из создавшегося положения. Приходите завтра, сами услышите, как европейские страны решают эту проблему.
--Обязательно приду.
--Автобус отходит в восемь утра, хотя в конференц-зал добираться всего десять минут. Вечером заходите ко мне, я познакомлю вас с другими членами делегации.
--Спасибо, но я хочу погулять по городу. Сюда я попал совершенно случайно. У меня дополнительный отпуск, а жена с детьми не смогли поехать со мной. Я, честно говоря, просто ткнул пальцем в карту и попал на этот город.
--Понимаю. Несмотря на те недостатки, о которых вы говорили, город не выглядит заброшенным. Сегодня вечером в городе вы никого не встретите. Всё население будет «болеть» за свою команду «Шальке-04». Клуб играет в бундеслиге.
--Это кстати. Посмотрю в баре футбол.
--Зачем же в баре. Приходите ко мне и вместе посмотрим.
--Спасибо. Я не знаю, когда вернусь в гостиницу. Может быть забреду слишком далеко и не успею к началу матча.
Они расстались в холле и Дик снова отправился бродить по улицам. Затем он зашёл в пункт проката автомобилей и взял «Вольво» 1998 года. Чтобы привыкнуть к машине поездил по городу. Вечером вернулся в отель, посмотрел телевизор и лёг спать.
Утром Дик вместе с французской делегацией поехал в конференц-зал. Надел наушники. Ему было совершенно безразлично, что говорят выступающие. Пока Али не добудет информацию, ему нечего делать. Жак Бенуа что-то сказал, но Дик не слышал. Он снял наушники и посмотрел на Жака.
--Сейчас будет выступать российская делегация. Это интересно. Послушай. Дик покорно кивнул головой и снова надел наушники. Постепенно он стал прислушиваться к голосу, доносившемуся из наушников с переводом. Даже с учётом того, что он стал внимательно слушать  не самого сначала доклада, он понимал, что всё равно для него это неизвестная область деятельности человека. Но его всегда учили, что любая информация со временем может пригодится.
--Наибольшее сокращение персонала ликвидируемых организаций произошло в Ростовской области, Кемеровской области и Тульской области. Было сокращено почти 90% от общего числа уволенных с ликвидируемых организаций отрасли.—Дик снял наушники и спросил руководителя французской делегации, кто выступает? В наушниках слышен был только перевод и нельзя было разобрать от чьей страны выступает лектор.
--Это российская делегация. Я же вам говорил.
--И их опыт представляет интерес?
--Любой опыт представляет интерес. А вы послушайте, Дик. Потом если хотите мы обсудим это выступление.
У Дика не был никакого желания обсуждать проблемы российских угольных шахт, но надо было убивать время до обеда и он покорно надел наушники.
--По возрастному признаку среди уволенных из угольной отрасли, а также высвобожденных с ликвидируемых организаций соотношение было примерно следующим: в возрасте до 30 лет—20%;в возрасте 30-50 лет—60%; в пенсионном возрасте—20%. По образовательному признаку, среди уволенных 84% имели среднее и неполное среднее образование,10%--среднее специальное образование и 6%--высшее образование.
Если говорить об угольных шахтах то это были в основном подземные горнорабочие и рабочие шахтной поверхности. Среди них только 20-25% имели вторую профессию—электрослесари, сварщики, монтажники—и в отношении этой группы работников не требовались специальные меры по переучиванию. Переобучение осуществлялось из средств государственной поддержки на реконструкцию и выделенных траншей МФВ.
Дик перестал слушать лектора и начал думать о Али. Сумеет ли он добыть информацию? В каком районе придётся работать? Очевидно, лектор усилил голос, потому что  Дик отчётливо услышал его в наушниках вновь:
--Наибольший объём расходов приходился на Кемеровскую область.—При чём здесь какая-то Кемеровская область, подумал Дик. Профессиональное умение переключать внимание с одного на другое помогло ему уяснить, что это российский лектор продолжает своё выступление.
—Сегодня, Кемеровская область крупнейший угледобывающий регион России. Данный регион представляет наибольший интерес с позиций анализа инновационных подходов к организации профессионального обучения работников отрасли.
В этом регионе развиты также металлургическая, химическая и перерабатывающие отрасли и потому в данном регионе достаточно высока потребность в различных рабочих профессиях. Поэтому переобучение бывших шахтёров велось на основе большого спектра рабочих профессий. Для работников с более высоким образовательным цензом предлагалось переобучение в областях компьютерных технологий, менеджмента в сфере услуг, а также основам предпринимательской деятельности. Поэтому среди обученных многие начали своё собственное дело, успешно его раскрутили и сегодня являются основой среднего класса населения региона. То есть они нашли своё место в жизни.
Дик снял наушники. Зачем он слушает какую-то лекцию, которая совершенно его не интересует. Для приобретения алиби? Но оно ему не нужно. Скоро в городе его не будет, но…..Дик был профессионалом и потому, словно сомнабула, по закону самосохранения, встал и направился к столику с российской делегацией. Лектор уже закончил выступление и собирал чертежи и листки доклада.
--Вы говорите по-английски?
--Да.
--Вы говорили о поддержке программы переобучения МВФ, а ваши частные предприниматели разве не оказывают поддержку?
--Наша успешная работа породила у предпринимателей успокоенность в деле подготовки рабочих кадров и потому они мало помогают нашей работе. Они не спешат оказывать финансовую помощь переобучению. Но со временем, я думаю, положение изменится. Создаются совместные предприятия и, как следствие, набирает тенденцию подготовка специалистов с высшим образованием непосредственно для предприятий, владельцами которых являются новые предприниматели.
--Спасибо.
--Вы представитель какой делегации?
--Французской.
--Если вас ещё что-то интересует, я живу в номере 313.
--Спасибо. Обязательно воспользуюсь вашим любезным предложением.
Дик не остался на ленч. Снова побродил по городу и вернулся в отель. В холле он столкнулся с представителем английской делегации.
--Добрый день!
--Добрый!
--Как я понял вы мой соотечественник.
--Да.
--С какой целью посетили этот город?
--Я в отпуске.
--Понятно. Извините за мою назойливость. Вы же знаете, что за пределами страны каждый соотечественник становится близким и родным.
--Я понимаю. Без проблем.
--Мне сказали, что вы посетили семинар по горному делу? Понравился семинар?
--Я практически ничего не понимаю в горном деле, да и выступала российская делегация. Они так расписали свои успехи в переобучении рабочих, что просто удивительно, что они не гиганты экономики. А какова реальность?
--Я не специалист в горном деле, но думаю, что успехи россиян, как всегда, преувеличены. Это на них похоже. Чем намерены занятся в отпуске?
--Честно говоря, не знаю.
--У нас вскоре интересная лекция о миграции. Выступает  известный профессор. Он имеет своё личное мнение на эту проблему и лекция должна быть интересной.
--Я думаю, что пойду с вами. Миграция –интересная тема. Предупредите меня когда надо быть готовым?
--Каждый день за нами в восемь утра приходит  автобус.
--Спасибо, сэр. Я обязательно поеду с вами.
В одиннадцать дня Дик увидел идущего к нему на встречу Али. Глаза его блестели и Дик понял, что нужная информация добыта.
--Я выяснил, что учителя нелегальных школ каждый четверг перед святой пятницей ходят в сауну. Расположена недалеко от железнодорожного вокзала. Сауна частная и в четверг кроме арабов там никого нет. Сегодня вторник, так что у тебя есть время.
--Хорошо, Али. Это всё?
--Нет. Два учителя ходят каждый вечер с пяти часов в бар под названием «Багдад» и сидят там до половины восьмого. Сведения точные и вчера я проверил. Ровно в пять вечера они зашли в бар. Я не стал светится и вышел.
--Спасибо, Али. Я не знаю, чтобы я делал без тебя. Как только услышишь о происшествии в сауне, сразу бери билет и домой. Деньги остались?
--Немного.
--Возьми.
--А тебе хватит?
--Пока ещё есть. Али мне нужен подпольный торговец оружием.
--Утром сообщу по телефону. Встречаться уже не будем.
--Договорились. Счастливо тебе, Али!
Дик вернулся в отель. Он понимал, что в сауне снайперская винтовка бесполезна и надо найти продавца оружием и потому дал задание Али. Оставалось только ждать сообщения. Али, как всегда, отлично справился с задачей и утром сообщил адрес нелегального продавца оружием. Волей-неволей нужно обращаться к нелегалам, но здесь могла таится ловушка: это могла быть подстава полиции, а конфликтовать с законом у Дика не было намерения, хотя бы в этом вопросе. Но рисковать пришлось. Дик пришёл по указанному адресу, дверь открыл ему темнокожий мужчина. Он окинул Дика профессиональным взглядом и пригласил войти.
--Чай, кофе?
--Спасибо. Давайте сразу к делу. Не полицейский и не агент тайной полиции.
--Можно было не говорить. Тех людей видно сразу. К делу, так к делу.
Нелегал протянул ему револьвер с длинным стволом. Дик покачал головой.
--Этот не подойдёт.
--А какой желает господин?
--Беретту.
--Есть и такая,--нелегал протянул ему ствол.
--Глушитель и патроны?
--Конечно,  но за дополнительную плату.
Дик был доволен. Оружие знакомое и проверенное многолетним опытом.
--Беру.
Дик  в четверг  вечером отправился по адресу частной сауны. Он вошёл в предбанник, огляделся, удивительно, но никого не было. Очевидно хозяин старался не мешать гостям. Приготовив всё заранее он удалялся и приходил, очевидно, только к концу сеанса. Дик двинулся дальше к раздевалке. Как он и предполагал, все были в парной. А чего им было боятся: живут в свободной стране, кладут на демократию и даже не могут предположить, что кто-то может им угрожать. Дик накрутил глушитель, снял пистолет с предохранителя и вошёл в парную. Первым выстрелом в живот уложил ближайшего. Второй выстрел он произвёл в голову, сидящему на нижней ступеньке. Двое оставшихся испуганно глядели на него, вжавшись в угол парилки.
--Ты кто?—голос дрожал и глаза испуганно бегали от лица Дика к руке с пистолетом.—Что ты хочешь? Денег? Возьми в раздевалке.
Дик молча выстрелил им в головы и в душе у него даже не шевельнулось чуть-чуть жалости. Для него это были нелюди недостойные ни жалости, ни пощады. Он произвёл контрольные выстрелы в голову и вышел. Сел в машину и через час зашёл в свой номер.
Если во Франции даже после терактов отношение к арабам и евреям не изменилось: евреев по-прежнему могут избить и даже убить, а араб национальный герой--то в Германии всё изменилось. Ультра правые и неонацисты почувствовали угрозу своим политическим амбициям со стороны террористов и борьба с евреями отошла на второй план. А полиция и органы безопасности, зная о настроениях населения, также без всякого сочувствия относились к убийствам нелегалов-иммигрантов. Свой служебный долг они конечно выполняли, но делали это спустя рукава. Дик, конечно, не мог знать, как отнеслись к произошедшему, производившие расследование офицеры полиции.
--Это надо же. Расстрелял четверых, словно мишени в тире. Как будто не людей убивал.—сказал один из них.
--Почему ты думаешь, что для него это были люди?—второй офицер спросил первого.--Мы выяснили, что это были учителя из нелегального медресе. Тут налицо или месть, или разборки. Но на разборки не похоже. Хотя они и бандиты, но бандиты идеологические, а таких не убивают из-за конкуренции. Остаётся месть. Но за что?
--А тебя это трогает? Одни бандиты убили других. И слава Богу. Нам работы меньше.
--Ты прав. Этих нелегалов вообще надо высылать из страны. Куда правительство смотрит? Политика—политикой, но надо же когда-то и интересы народа учитывать.
--Ты прав. Закрывай дело за недостаточностью улик.
Теперь всё внимание на второй объект. Ещё до совершения убийств в сауне Дик с помощью Али выяснил, что Усама дель Салим и Абрахам аль Бодум, два учителя нелегального медресе города Гельсинкирхен, имели привычку каждый день обедать на открытой террасе кафе »Багдад». Их привычку за две недели хорошо изучил Дик, но они не знали этого. Они также не знали, что должны умереть и не подозревали, что смерть находится рядом. Они не могли даже предположить, что смерть придёт к ним со стороны недостроенного здания. Дик при первом посещении выбранного здания удобно устроился на крыше, куда попал по лестнице, приставленной на последнем этаже здания. Девятиэтажная коробка недостроенного здания вполне подходила для выполнения плана. С высоты шестого этажа открывался вид на бар, но веранда просматривалась плохо. Дик спустился на пятый этаж, занял позицию и посмотрел в оптический прицел улицу. Траектория пули будет пологой и не встретит неожиданных препятствий. Он знал, что полиция не верит в дальние выстрелы. Технические данные обычного и специального оружия ограничиваются пятьюстами метрами. Правда вероятность прицельного выстрела на такой дистанции практически равна нулю. Но это то, что известно непрофессионалам. Как и во Франции Дик решил стрелять с километровой дистанции. Промахнутся он не боялся. Более-менее подготовленный снайпер способен выполнить задачу от трёхсот до пятисот метров. Потом пуля становится всё более капризной. На неё влияет много факторов: сила тяжести, сопротивление воздуха, отклонение в сторону вращения и другие законы баллистики. Но многое зависит от личностных особенностей стрелка и оружия. Острота зрения, крепость нервов, реакция, чуткость указательного пальца, интуиции, степень подготовленности, умения вносить коррективы на все виды отклонения, качество пристрелки оружия, правильного подбора патронов. Всё это у Дика было: и профессионализм, воспитанный долгими годами службы, и настрой, и, главное, ненависть к выбранной цели. Поэтому Дик знал, что и с километровой дистанции он попадёт точно в цель.
Теперь отступление. Дик взглянул на часы, сложил винтовку, спрятал в футляр и начал спускаться вниз. Выбежал на улицу и спокойно подошёл к машине. Завёл и, отъехав на полкилометра, посмотрел на часы. Прошло шесть минут. Отлично. Суматоха начнётся далеко от этого места и он спокойно доедет до вокзала, спрячет оружие и вернётся в гостиницу. Вечером Дик зашёл к главе английской делегации.
--Когда ожидается лекция о мигрантах?
--Хорошо, что вы напомнили. Завтра в восемь утра сбор в холле.
--А потом?
--На автобусе к месту работы.
--Можно поехать за вами на машине?
--Конечно. А в лекционный зал зайдём вместе.
Утром, часов в шесть  Дик съездил за винтовкой и в восемь часов утра спустился в холл. Члены делегации уже собрались и вскоре выехали. Дик ехал за автобусом. Все вместе зашли в роскошный лекционный зал в центре города. Когда все расселись, к журнальному столику вышел представительный, моложавый мужчина и представился.
--Меня зовут Кен Морган. Работаю в институте по социальным проблемам и хочу поделится с вами мыслями о пользе или вреде миграции. Я займу часа два вашего времени и потому, чтобы не расслабляться вы можете пить кофе и курить. На меня это совершенно не влияет. Итак….
В  последние годы стремительно растёт число публикаций, в которых населению на научном уровне объясняют, почему и зачем нужно увеличивать иммиграцию. Статьи пытаются убедить людей, что только ставка на мигрантов позволит избежать негативные экономические последствия. Суть подобных статей можно свести к одной фразе: »Мигранты спасут мир». Поток публикаций по обоснованию данной фразы является не случайным, а специально организованным и стоят за этим финансовые группировки стран третьего мира и стран арабского мира. Это осуществляется для того, чтобы подчеркнуть характер и задачу миграции: превратить это мнение в обыденную схему рассуждения, закрепление которой в сознании населения Европы и Америки будет позволять организаторам успешно осуществлять нужные им решения—насаждение ислама и исламизации стран Европы и Америки. За скобками пока остаются страны Восточной Европы, не входящие в Европейский Союз. Но это временное отступление.
Наиболее эффективным способом проталкивания таких решений является метод ложных альтернатив. Европа и Америка являются сейчас свидетелями ложной альтернативы »мигранты есть благо»--«мигранты есть зло». За иммиграцию выступают умные люди, желающие процветания экономики, а против—националисты и фашисты. Конечно, это полная чушь. Ведь опасна не сама иммиграция сама по себе и не то, что иммигранты являются людьми другой национальности. Смертельно опасна ставка руководства любой страны на иммиграцию, поскольку это означает отказ от суверенного населения. Но создателей таких ложных альтернатив мало волнует забота о населении любой страны. Для них важно решение в пользу иммиграции.
Ни для кого не секрет, что прирост населения в Европе намного уступает приросту арабских и африканских стран. Прирост населения в Европе практически нулевой и это даёт повод для провозглашения ложных альтернатив. Защитой является обнаружение подлинной проблемы и девственного её решения. А реальная проблема состоит в том, чтобы уменьшить вымирание. Если не предпринять никаких шагов, то вымирание продолжится и при иммиграции. Ставка на иммиграцию только усилит вымирание нации. Поэтому столь рьяно афишируемое отсутствие демографического роста не проблема. Для примера возьмём США. Население страны только за 90-е годы прошлого века выросло на 32,7 миллиона человек. Вот так вымирание! Прирост населения США составляет половину сегодняшнего населения Франции или Великобритании. Да и в самих Франции и Великобритании прирост населения составляет соответственно 3,4 и 1,6 процента. Конечно, некоторая часть прибыли населения приходится на бывших иммигрантов, но она незначительна.
И всё таки внимательный слушатель непременно задаст вопрос: откуда берётся потрясающий рост населения США. Недальновидный аналитик тотчас же ответит: за счёт приёма огромного количества иммигрантов. Ответ быстрый, но ложный. Рост населения в США происходит не благодаря иммиграции, только около одной пятой части этого роста приходится на иммигрантов. Об этом свидетельствует данные переписи населения США. Другое дело, что во многом рост населения обеспечивается за счёт негритянского и испаноязычного населения, но это другой вопрос. Нельзя забывать, что эта часть населения является не иммигрантами, но даже эта часть населения всё-таки обеспечивает не весь рост.
Но почему люди с неплохой научной репутацией нагло врут? Потому что несвободны и выполняют заказ. Кто заказчики? Мы уже ответили на этот вопрос. Интересно, что заказчики, видимо, не согласовывают свои действия и иногда в статьях и научных журналах, появляются логически противоположные рассуждения. Один из авторов пишет, что почти все считают сокращение населения безусловным злом. Между тем это не доказано. Доказано другое: в современном мире страны с большим приростом населения как правило бедны и деградируют. И, вдруг, за этим выводом следует, что помочь им может только иммиграция. Конечно, если говорить о странах с богатыми природными ресурсами, например как Россия, то действительно не нужно много народа для того чтобы добывать и вывозить эти богатства. Можно даже сказать, что снижение численности населения для страны с сырьевой экономикой является обязательным и необходимым следствием.
Зачем же тогда нужны иммигранты? После окончания Второй мировой войны ответ на этот вопрос был ясен: квалифицированное население стран Европы было истреблено или физически ослаблено и наступил кадровый голод. Чтобы заткнуть дыру были привлечены трудовые ресурсы со стороны. С тех пор прошло много лет, восстановлено образование, принципиально решалась демография, страны объединились в одну европейскую семью и недостатка в квалифицированных рабочих не существует. Зачем же пропагандировать иммиграцию как самое эффективное средство для стран Европы? Теперь оказывается для привлечения к неквалифицированным работам. Коренное население из-за низкой оплаты труда не хочет трудится на неквалифицированных работах. Можно ли было придумать более искусную ложь? Платите коренному населению нормальную зарплату и никто не откажется работать на не престижных работах.
Политические элиты в силу отсутствия моральных ценностей и патриотизма ради сохранения власти в своих руках готовы пойти на трансформацию европейского населения. Они не хотят понимать, что после искусственной иммиграции в Европе получится народ, называющий себя европейским, но на деле являющимся арабо-турецко-африканским. Это и является главной задачей изобретателей формулы «Мигранты спасут Европу». Многие из этих писак ставят в пример США. Даже если принять за аксиому, что в США существует значительный вклад иммигрантов в рост населения, это ни в коей мере не является основанием для распространения опыта США на Европу. Америка—не Европа, она изначально образовывалась как иммигрантская  страна. Колонисты целенаправленно вытесняли и уничтожали коренное население. США и до сих пор  живут за счёт привлечения иммигрантов.
Даже квалифицированных специалистов и учёных американцы предпочитают привлекать из других стран. Но уже с середины 20-го века они пересмотрели систему образования и сделали ставку на свои кадры. Кроме того, если не считать насильственного привоза выходцев из африканских стран США никогда не стремилась приглашать иммигрантов из арабских стран, а все первые поселенцы были европейцами. Для Европы же ставка на иммиграцию грозит крахом. Курс на иммиграцию ведёт к прямому отнятию доходов у европейского населения. Грозит она и экономическим крахом, потому что большая часть денег уходит в страны исхода, а также помогает странам третьего мира облегчать бремя безработицы, перекладывая её на европейские страны. И самое основное, мигранты способствуют проникновению в государственные структуры людей с чуждой культурой и моралью и завоеванию больших площадей ещё до объявления горячей войны. И, как следствие, курс на иммиграцию отменяет поддержку государства на развитие народов Европы в пользу третьих стран и собственное население становится ненужным.
Я не касался темы террора, который является мощным оружием в борьбе за миграцию. Не касался этой темы только потому, что терроризм является собственностью только арабских стран и это отдельная тема. Спасибо за внимание. Если есть вопросы, прошу задавать.
--Профессор! Вы считаете, что террор в Европе и Америке дело рук иммигрантов-исламистов?
--Не совсем так, но очень близко. И виноваты в этом те, кто поддерживает иммиграционные процессы для своих политических амбиций. Вы, наверное, и сами читаете или слышите в средствах массовой информации, как корреспонденты находят некое оправдание зверствам, совершаемым террористами. Конечно, они осуждают преступления, однако при этом всегда выдвигают какое-либо «но» или «тем не менее». Словно стараются положить вину не только на террористов. Это полное неуважение к гражданам своих стран.
--Что вы имеете ввиду?
--Полное поражение в информационной войне благодаря этим горе патриотам и защитникам «цивилизации» в их понимании. Нам говорят о том, что мы стыдимся собственных преступлений, но не говорят, что приверженцы дикого ислама не стыдятся своих преступлений. Мы судим своих бандитов, а они нет. Гражданам не объясняют, что их возмущение при виде того, что полицейский пнёт ногами какого-нибудь иммигранта не обосновано, а террористы выплачивают крупную сумму денег шахидам, взрывающим автобусы с мирным населением. Но даже когда какого-то иммигранта и пнули ногой—это не равносильно тому, что мирного гражданина изрешечивают пулями. Когда на заключённого надевают тюремный капюшон и недружелюбно относятся к нему, потому что он бандит, то это не то же самое, когда заложника держат за волосы и перерезают ему горло ножом. И притом показывают это по телевизору.
--Пресса свободна и может показывать и печатать всё, что позволено по закону.
--Конечно. Но надо быть объективной прессой. Почему пресса не уточняет, что именно иммигранты арабы-исламисты становятся исполнителями терактов на Бали, США и в Мадриде. Почему они так осторожно пишут о том, что происходит в Марроко с нелегалами их Сахары? Пресса заливается обвинениями в адрес зажиточной Европы, которая не хочет покончить с нищетой в Африке? Почему не написать правду о коррупции среди африканских лидеров, купающихся в роскоши? Почему не описать жестокость марроканской полиции?
--Да. Вы правы. Террористы в своих целях используют наше пристрастие к благам цивилизации. Мне уже об этом говорил один профессор из Лиссабона.
--В Европе используется двойной стандарт по отношению к злу. Любого, кто осмелится выступить с малейшей критикой в адрес иммигрантов—убийц и тех, кто поддерживает эти преступления, сразу причисляют к врагам общества и европейской цивилизацию. Хотя на самом деле настоящим проявлением реакционного, тупого подхода, с которым нельзя мириться, является всё, что делается во имя и под прикрытием этой «цивилизации». У нас  считается неудобным защищать директора школы, который запрещает появляться на уроках светской школы в чадре. Или возмущаться теми, кто доказывает, что глупо строить в тюрьмах мечети для мусульман. А на Востоке, например, запрещено строить христианские церкви и тех, кто только говорит об этом подвергают насилию. Боевики «Аль-Каиды» открыто делятся своими планами о становлении исламского государства в Ираке после ухода американских войск: перенос военных действий на территорию соседних светских государств с целью присоединения их к исламскому государству. В Иране действуют тренировочные лагеря по подготовке боевиков для действий в Ираке. А главы европейских государств тут же заявляют, что это непроверенная информация, хотя прекрасно осведомлены о существовании этих лагерей. И защитники иммиграции заявляют, что мусульмане не такие как мы и им нужно время, чтобы приспособится к нашей культуре, к нашей цивилизации.
--И что же нужно делать?—Дик тоже внёс лепту в задаваемые профессору вопросы.—Я задавал такой же вопрос профессору из Лиссабона и он ответил, что не знает.
--Нет. Я–знаю. Вы наверное слышали о убийстве во Франции двух неформальных учителей Корана?
--Кое-что слышал.
--Так вот. Я не стал бы осуждать человека, приведшего приговор в исполнение. Почему защитникам иммиграции не помнить о Тео Ван Гоге, рассказавшем общественности об избиении мусульманских женщин или о Николасе Берге—американском специалисте еврейского происхождения. Их убили: одного за правду о положении женщины в мусульманском мире, а другого только за то, что он—еврей. А когда человек, очевидно, доведенный до отчаяния убил двух арабов, заслуживающих смерти, в прессе поднялась настоящая охота на «вандала», »людоеда», »жестокого убийцу». Я думаю этим приверженцам иммиграции лучше всего было бы иммигрировать самим и на самих себе убедится в прелестях арабской «цивилизации».
--Значит, война цивилизаций или религий?
--Нет. Разговоры о войне цивилизаций или религий безосновательны. Террористы лишь лицемерно прикрываются тем, что якобы защищают свою цивилизацию и свою религию. На самом деле совершая преступления против человечности, проливая кровь невинных людей, они предают и свою цивилизацию и свою религию. Снова и снова повторяю—терроризм это идеология. Нельзя говорить, что все мусульмане—это источник терроризма, иначе получится, что идея террора заложена в религии. Но такой идеи нет ни в исламе, ни в другой религии. Как это ни печально, но террор—это изобретение и прерогатива только арабских стран. Остальные мусульмане не имеют ничего общего с радикальными исламистами. Конечно и среди остальных мусульман существуют выродки, но это анамалия. Но и среди арабов есть одна национальность, которая резко отрицательно относится к терактам. Это—курды. Они стоят особняком среди всего арабского населения. Они положительно относятся к Израилю и терпят неисчислимые бедствия от режима Саддама. Террористы вне религии. Это доказывают взрывы в США, в Мадриде, в Египте и других странах, когда погибли граждане, исповедующие христианство, индуизм, конфуцианство, иудаизм и ислам.
--Я кое-что понял. Спасибо за откровенность. Мне пора идти. Моя делегация сегодня уезжает домой и нужно собрать вещи.
Конечно, никуда Дик не собирался уезжать. Ему было пора на свой пост для завершения плана ликвидации двух «учителей» Корана. Дик вышел в фойе. Лекция ему понравилась. Она косвенно подтвердила и его борьбу с нелегальными учителями ислама. Они ведь тоже были иммигрантами, которых недальновидные политиканы пригласили или не захотели депортировать из страны. Нужно было съездить на вокзал, забрать винтовку поставить машину в удобном для отхода месте, забраться на пятый этаж недостроенного дома и ждать появления «клиентов». Никто из английской делегации не заметит его отсутствия, а в гостиницу он успеет вернутся вместе с ними. По дороге к зданию Дик волновался. Всё ли он предусмотрел? Сядут ли они за тот же стол, что и прежде? Иначе придётся отменить операцию и «пристрелять» другую позицию. Конечно всех мелочей предусмотреть нельзя, но надо стремиться свести их к минимуму. И только сидя на позиции и поймав в прицел двух арабов он перестал волноваться.
Дике прицелился. Он хорошо изучил нрав своей винтовки и с учётом всех возмущений навёл прицел в голову жертвы. После чего привычным плавным движением нажал на спусковой крючок. В замкнутом помещении винтовка ударила, как пушка, но Дик не волновался. Вокруг не было ни души. Пуля со скоростью тысяча метров в минуту вылетела из ствола и понеслась к цели. Полёт продолжался недолго и он в окуляр увидел, как пуля, попав в голову, выбила из жертвы жизнь. Поймав в прицел голову второй жертвы он так же плавно начал на спусковой крючок. Увидел, как дёрнулась голова, увидел даже промелькнувший ужас в глазах жертвы, но жалость даже не шевельнулась в нём.Теперь можно уходить.
Никогда не верьте что профессионал не испытывает никаких чувств. Он—тоже человек, другое дело, что он может их искусно скрывать. Дик шёл по коридору второго этажа гостиницы и нервы были на пределе. Он знал, что Али выполнил просьбу и уехал домой и там ждёт нового распоряжения. Вспомнив о Али он спустился к портье и дал телеграмму. Встречу назначил на железнодорожном вокзале на следующий день в 13-00, чтобы Али успел приехать. Затем снова поднялся на второй этаж. Нервы были на пределе потому, что этот месяц он жил на нервах. Необходимо зайти в номер и выпить виски или джин. Алкоголь помогает успокоится. Не далеко от своего номера ему повстречался руководитель российской делегации.
--Вы здесь живёте?
--Да.
--Мы сегодня ночью уезжаем. Мне хотелось бы с вами поговорить. Вы единственный человек, кто поинтересовался нашим докладом. Давайте зайдём в мой номер. Там собрались все члены нашей делегации.
--Хорошо.—Они зашли в номер и их встретили радостными приветствиями. Дик ничего не понимал, но видел улыбчивые, доброжелательные лица. Руководитель, который представился как Анатолий, сказал, что собравшиеся предлагают выпить за знакомство. Дик не возражал, так как ему нужно было снять напряжение после выполненной неприятной даже для него работы. Он взял стакан, который был наполовину заполнен прозрачной жидкостью. Одним глотком опрокинул жидкость в рот….и больше ничего не помнил.
Утром Дик открыл один глаз. Его душа с трудом возвращалась в тело. Сознание приходило к нему откуда-то издалека, тёмными коридорами. Когда Дик попытался открыть второй глаз, ему стало не по себе, потому что открыть его стоило Дику таких усилий, что он тотчас закрыл его снова. Дик лежал на кровати в чужом номере, в пижаме и его беспокоили чисто физические неудобства. Голова словно по спирали взлетала к потолку, а желудок испытывал адские муки. Из пересохшего горла раздавался хрип. Он понимал, что вчера он перебрал в компании с российскими делегатами и теперь испытывал сильнейшее похмелье. Так он лежал и продолжал страдать ещё час.
Собрав всю волю в кулак он, наконец, попытался встать с постели, но почувствовал тошноту и снова лёг. Только через два часа он смог ясно мыслить и стал лихорадочно вспоминать, что с ним вчера случилось. Его пригласили в номер российской делегации и предложили выпить. Он залпом выпил полстакана какой-то прозрачной жидкости, чтобы показать себя мужчиной. Это было ложью, потому что ему хотелось как можно быстрее сбросить груз недавно совершённого убийства. Дик не мог знать, что это был чистый спирт и только из разговоров уже после выпитого понял, что это был чистый алкоголь. Затем в голове всё смешалось, он помнил, что пил ещё, смеялся и хлопал людей по плечам, а потом провалился в темноту.
Дик открыл второй глаз, понял, что силы возвращаются к нему и встал с постели. Снова почувствовал себя плохо, голова продолжала болеть. Он открыл дверь номера, посмотрел на табличку на дверях и отправился в свой номер. Сбросил пижаму, зашёл в ванную комнату и стал под холодный душ. Потом побрился и порезался, потому что руки немного дрожали. Оделся и спустился в буфет. Выпил две чашки крепкого чёрного кофе и почувствовал себя намного лучше. Съел сандвич и вернулся в номер. Собрал вещи, спустился вниз и расплатился у стойки портье за номер. Сел в машину и отогнал её в пункт проката. На вокзале он вытащил винтовку из автоматической ячейки и возле кассы встретился с Али. Они купили два билета в спальный вагон поезда «Берлин-Мадрид». Зайдя в купе Дик попросил Али не задавать пока никаких вопросов и лёг в постель. Через минуту он крепко спал.















          












                Г Л А В А  5

Бринкман проснулся в прекрасном настроении. Жена ушла на кухню варить кофе, а Берт-Рене прошёл в ванную комнату. Вскоре из ванной комнаты стал доносится голос Бринкмана—он пел. Берт-Рене не имел вообще слуха и как все не имеющие слуха люди, любил петь. Это было незабываемое впечатление от его голоса. Ещё в спецучилище, всё кто хоть однажды слышали его пение, сравнивали его с рёвом трактора, с работой автодвигателя, поднимающегося на крутую гору, с лаем тюленя или с хриплыми голосами солдат, осаждающих крепость. Словом каждый сравнивал в соответствии со своими жизненными наблюдениями. Только в одном все сходились—Бринкман обладал громовым голосом. Жена в первые годы замужества какое-то время терпела его пассажи, а потом сказала: или она или пение в ванной комнате. Бринкман принял условия и теперь пел только в ванной комнате.
В дверь ванной постучала жена и пение прекратилось.
--Что там. милая?
--Тебя к телефону.
--Кто?
--Шеф.
--Иду.
Бринкман вытерся насухо полотенцем и вышел из ванной. Поднял трубку телефона.
--Слушаю. Бринкман.
--Доброе утро, сынок. Ведь у вас уже утро?
--Здравствуйте, шеф. Я думал, что звонят из Европола.
--Как у тебя дела? Давно не виделись.
--Нормально. Скоро соберётся комиссия, созданная в Мадриде, тогда дел прибавится.
--А что тебе известно по убийствам во Франции и Германии?
--Проходило по сводкам
--Этим делом придётся заняться тебе.
-- Как же комиссия?
--А разве у тебя нет там заместителя?
--Есть.
--Вот и славно. Берт! Это моя просьба.
Возможно, Бринкман мог отказаться от просьбы шефа, но он работал не в артели по альтернативной службе, где можно подать жалобу в профсоюз. Бринкман работал там, где не умеют отличать просьбы от приказа. Ведь, если он откажется, то работу кто-то всё равно будет выполнять, а как он будет смотреть тогда в глаза сослуживцев, не говоря уже о дальнейшей карьеры. Хотим мы того или не хотим, но человек всегда думает о своём карьерном росте. Если бы не думал, то никакого прогресса в мире не было бы.
--Я понял, шеф! Кого мне задействовать из своих сотрудников?
--Никого. Я пришлю тебе Пола Мейсона.
--Вот за это спасибо, Шеф.
--Он прилетает завтра в Схипхол в 11-30. Сумеешь встретить?
--Обязательно. Что ещё?
--Пока ничего. Когда будут первые результаты выйдешь на меня. Связь только со мной. Секретный телефон знаешь?
--Знаю.
--Ну и отлично. До связи, Берт. Желаю успеха.
--Спасибо.
Бринкман позвонил своему заместителю Гансу ван дер Колку и предупредил, что сегодня и завтра до полудня в конторе не будет. Позавтракав, он сказал жене, что завтра прилетает Пол Мейсон. Остановится у них.
--Я очень рада. Пол прекрасный человек.
--Для женщины все холостяки прекрасные люди.
--Перестань, Бринкман.
--Шучу. Я сегодня работаю дома, но меня дома нет.
Бринкман заперся в кабинете, захватив с собой кучу газет. Многие думают, что информация добывается от секретных осведомителей. Это так, но 80% информации настоящий сыщик, впрочем как и разведчик, добывает из газет. В газетах, если правильно их читать много чего интересного можно узнать. И не потому, что в них пишут, а как пишут и кто пишет. Газеты принадлежат частным владельцам и выражают то, что нужно этому конкретному человеку. Бринкману не хватало французских и немецких газет, но он знал, что получит доступ ко всем источникам информации на месте, а сейчас главное найти хоть какой-то материал по произошедшим убийствам. Но этим убийствам нидерландские газеты посвятили только сообщения о произошедшем и всё.
--Завтра нужно посмотреть сообщения секретных сотрудников, да не в Нидерландах, а по месту убийств,--подумал Бринкман.
Эти сотрудники дополняли информацию полученную из газет и получали за это хорошие деньги. Обычно они не знали на кого работают и никогда не видели получателя информации. Проработав до вечера, Бринкман сходил с женой в кафе. Вернулся около 11 часов вечера и сразу лёг спать. Утром, как обычно, он пел в ванной комнате, заставив жену в который раз надеть наушники, но его голос был громче и спасения не было. Затем он побрился и выехал в Схипхол. Самолёт прибыл во время и через полчаса Пол Мейсон показался на выходе в зал. Бринкмана он увидел сразу. Они обнялись. Уже год как они виделись в последний раз и поговорить хотелось о многом. По пути домой Бринкман заскочил в магазин. Бринкман не верил, что крепкие напитки губят интеллект. Он считал, что они раскрепощают человека, снимают жёсткие ограничительные рамки, которые затуманивают и искажают свободный полёт мысли. Поэтому он иногда при обдумывании дела, которое зашло в тупик, уединялся с бутылкой виски и прорабатывал самые невероятные версии. А потом привязывал их к реальности. Его девизом было: »Уберите невозможное—всё оставшееся будет правдой!». Это всегда неплохо помогало ему раскрывать самые запутанные дела. А разве может помешать бутылка виски при  разговоре с самым лучшим другом? Жена Бринкмана уже давно убедилась, что когда приезжает Пол Мейсон не следует мешать беседе двух друзей. Женщина всегда найдёт себе дела. Вообще женщины не понимают высказывания «убить время». Даже если кто-то видит праздно сидящую женщину—это обман зрения. Сидя расслабившись в кресле или за стойкой бара, женщина не убивает время, а прямолинейно идёт к своей, намеченной цели. Расслабленная поза и ленивое выражение на лице—это только маскировка. А уж у замужней женщине тем более всегда полно дел.
Бринкман и Мейсон неплохо приложились к бутылке, плотно поели и Берт-Рене закурил.
--Ну, Пол! Что там припас наш любимый шеф? Почему мы должны заниматься этим делом?
--Ты газеты и наши сводки читаешь?
--Очень внимательно. Ну убивают каких-то арабов. Это, конечно, плохо, но причём здесь мы?
--По телефону шеф не стал говорить. Все убитые арабы, а их семь человек, были нелегальными учителями ислама.
--Что значит нелегальными?
--В странах Европы и Америки существуют школы, где обучаются мусульмане. Такие школы зарегистрированы в муниципалитетах и программа обучения утверждена комиссией по образованию. Фундаменталисты недовольны таким ходом обучения молодёжи и подпольно открывают свои школы, где обучают ненависти к представителям других конфессий, а также вербуют смертников.
--Тогда надо поаплодировать человеку убивающему этих подонков. Чем больше таких «учителей» поубивают, тем чище будет мир.
--Согласен, но общество несогласно. Демократическое общество не может допустить самосуда.
--Это точно. И всё же в данном случае как никогда верна поговорка: »Хороший араб—мёртвый араб!»
--Берт! Давай оставим евреям самим решать проблемы со своими соседями. Нам ведь не известны истинные намерения и мотивы убийцы. Праведный путь иногда проходит не по прямой, а по пересечённой местности.
--Пол! Я всегда знал, что мы мыслим одинаково, даже в вопросах морали. Я полностью согласен с тобой.
--А раз согласен, то принимай командование и приступай к делу даже если ты не согласен с приказом начальства.
--Надеюсь не прямо сейчас?
--Нет. У нас ещё кое-что осталось в бутылке.
Они выпили, закусили, Берт-Рене закурил, но затронутая тема была настолько животрепещуща для европейских стран, что и Бринкман, и Мейсон не могли не вернутся к ней.
-- Хочется надеяться, что своих целей исламисты не добьются. Увы, но многие факты говорят как за это, так и против этого: некоторые европейские политики пытаются извлечь из ситуации политическую выгоду лично для себя, заигрывая с террористами. Кроме того, зачастую напуганные взрывами простые жители Европы впадают в панику и требуют от своих правительств немедленно на все соглашаться, лишь бы их оставили в покое. Однако, как показывает опыт, тех, кто поддается на шантаж, в покое не оставляют – наоборот, на них усиливается давление, выдвигаются все новые и новые требования. Известно же, что трус на поле боя гибнет первым.
--У вас тоже? Я думал, что только в Америке.—Мейсон удобней устроился в кресле, справедливо полагая, что беседа затянется.
--Посмотри на Францию. Если и произойдёт взрыв, то там. Президент и правительство заигрывают с арабами, а те пользуются этим и ведут себя нагло. В Англии совсем недавно прогремели взрывы. Во Франции арабы в открытую заявляют, что французы не считаются с их культурой. А кто их просил приезжать во Францию? Если приехал, то будь добр приучайся к французской культуре. Так нет. Лучше пойти взрывать мирных жителей. И самое обидное, что некоторые считают террористов борцами за свободу. Но это не так. Террористы—потенциальные убийцы. Им всё равно кого убивать: детей, женщин, молодых, пожилых, стариков. Они преступники и в этом состоит разница.
--Ты прав, Берт! Сегодня все в один голос говорят, что ничто не может оправдать террор, что нельзя бороться с террором, не пытаясь найти ему объяснение. Я думаю, что террор вне закона, без всяких объяснений! Только совершенно непонятно, почему убийц бесланских детей—чеченцев и арабов—называют террористами, а убийц израильских детей—«борцами за освобождение? Когда нет в природе языка, на котором можно договориться с террористами-смертниками, когда их руководители-шантажисты навязывают свои жестокие правила игры—нельзя молча ожидать очередного удара, нужно беспрестанно преследовать убийц и диктовать им свои условия. Так, как это делают в Израиле. Зелёное знамя джихада—это лишь средство для обмана незрелых мусульман. За века борьбы не на жизнь, а на смерть в памяти мусульман остался глубокий исторический шрам—неприязнь к евреям. И религия ислама в этом совершенно не виновата. Братоубийственная жестокая война развязана за территориальные притязания. И именно этот фанатизм и обман привели к упадку знаменитую мусульманскую учёность. Фанатики-террористы убивают ради цели, которая превосходит все остальные их мотивы. Они  хотят сконцентрировать внимание на себе и стремятся чтобы все заголовки газет кричали о них.
--Солнце светит всем. Это изречение, свойственное христианскому мышлению, говорило о том, что и преступники являются людьми и нуждаются в сочувствии и вниманию. Я не могу согласится с таким объяснением, хотя и считал себя христианином. Разве может человек, сознательно лишающий жизни других людей ради каких-то фанатичных идей, считаться человеком. И это даже не звери, потому что зверь не убивает только ради убийства. Это какие-то существа, не относящиеся ни к какому классу млекопитающих, а скорее всего насекомые, которые инстинктивно выполняют предназначенное им природой. Но, возможно, и это определение им не подходит. Послушай, Пол! Может быть тот убийца, которого нам предстоит искать не испытывал никакого чувства жалости или виновности, когда уничтожал их. Может он мстил, может быть имел идею фикс?
--Зачем гадать, Берт. Завтра начнём работать и многое узнаем. Я рад, что мы одинаково смотрим на эту проблему, но на время поиска давай забудем о своих чувствах.
--Пошли спать, Пол. Завтра—работа. Начнём с Франции, там убийца начал свой отсчёт.


               Г Л А В А   6

               
В Мадриде Дик и Али поселились в гостинице на одном этаже. Дик, который в Мадриде снова стал Чарльзом, каждый день просматривал газеты. Он искал происшествия, связанные с деятельностью подпольных арабских школ и вскоре нашёл то, что искал. Чарльз позвал Али, который заскучал без дела и целыми днями пропадал в арабских барах Мадрида. Али не удавалось выйти на след фундаменталистских подпольных школ Корана и вызов Чарльза вселил в него надежду. Он не ошибся. Небольшой испанский курортный город Куиденья попал на страницы газеты, благодаря  имаму местной общины Камалю Мустафе. Чарльз читал, а Али внимательно слушал.
«Камаля Мустафу привлекли к условному тюремному заключению за призывы к насилию по отношению к немусульманскому населению. Имам изложил свои взгляды в своей книге, где давал советы как вести себя по отношению к мужчинам и женщинам немусульманского происхождения. Мужчин он, естественно, предлагал уничтожать, а женщин, если она не будет слушаться повелителя—нужно бить. Для этой цели он рекомендовал тонкие прутья, которые не оставляют на теле болезненных следов. Для непонятливых книга была снабжена рисунками. Несколько женских организаций подали на имама в суд, завершившийся условным приговором несмотря на то, что прокуратура сумела доказать суду, что имам призывал к уничтожению не мусульман и избиению женщин.»
--Я не  могу поверить, что в христианской католической Испании могли напечатать книгу фундаменталистского имама, который открыто призывает к насилию. Что ж, посмотрим что дальше пишет корреспондент. Так, где я остановился? А, вот..
«Сам имам утверждал на суде, что только перевёл священные тексты, а спорные истины есть в любой религии. Суд против него—это гонение на истинную веру, что нарушает свободу слова в Испании. Это же утверждали демонстранты, митинговавшие у здания суда. Две сотни бородатых и молодых мусульман стояли возле суда с плакатом: »Нет религиозному экстремизму!» Это были приверженцы самого фундаментального крыла ислама, которые ловко использовали преимущества демократии. Эти люди вводят в заблуждение общественное мнение. Они насаждают насилие, но при первой же угрозе для себя громко кричат о свободе слова и религиозном экстремизме. А книга имама разошлась многотысячным тиражом по всей Испании и неизвестно сколько «благочестивых» мусульман примут советы имама. И ни один из знатоков Корана не выступил в печати и не сказал, что книга имама не имеет ничего общего с исламом.»
--Чёрт возьми! Никогда бы не поверил,--воскликнул Чарльз. Не могу даже  себе представить, что правосудие Испании может судить действительно с закрытыми глазами.—Что там дальше!
«Имам Камаль чувствует себя уверенно, потому что за его спиной сотни единоверцев, способных не только громко кричать на митингах, но претворять советы имама в жизнь. Снова и снова действует любимая тактика фундаменталистов. Они сражаются за ограничение свободы слова и репрессии, но охотно используют завоевания демократии. Защищал имама дорогостоящий адвокат и без сомнения мы ещё услышим о творчестве имама Камаля Мустафы.»
--В этом я сильно сомневаюсь.—Чарльз передал газету  Али.—Прочти, пожалуйста, ещё раз сам. Я думаю, что первый клиент у нас есть. Поезжай туда и проведи разведку. Потом позвонишь мне. Только прошу тебя не начинай с ним религиозного спора. Ты и сам знаешь, что это бессмысленно.
--Хорошо.—Али прочитал заметку и бросил газету на журнальный столик.—Это я думаю только прикрытие.
--Что именно?
--Местная мечеть? На самом деле там нелегальная школа. Я завтра отправлюсь в этот город. Это недалеко от Барселоны, всего тридцать километров. Кстати, я читал эту книгу и до сих пор удивляюсь, как могли её напечатать. Конечно, не обошлось без денег террористических организаций, но почему власти Испании посмотрели на этот откровенный призыв к насилию сквозь пальцы.
--Политика, Али. Ты помнишь, что говорил профессор? А в Германии мне о том же самом говорил другой профессор—социолог.
--Мне нужны деньги.
--Скоро деньги станут нашей проблемой. На Испанию ещё хватит, а потом….
--Потом будет потом. Что-нибудь придумаем. Прошу тебя, деньги не должны быть   достоинством в 500 евро.
--Почему?
--Испанцам нравится прятать эти купюры в «чёрный» ящик. И многие испанцы таких купюр в глаза не видели и потому вызовет подозрение наличие такой купюры у чернокожего туриста. Когда я отправлял детей в Испанию, я поинтересовался в туристической фирме и они ответили, что «чёрные» деньги используются для операций с недвижимостью и привлекают внимание полиции. Рекомендовали мне привезти в Испании банкноты небольшого достоинства для оплаты расходов в торговых точках, барах и такси.
--Век живи, век учись. Учту.
--Как насчёт обеда? В кафе напротив неплохая испанская кухня.
--Пошли. Тебе сегодня надо пораньше лечь спать. Завтра трудный день.
--Высплюсь в поезде. Ехать не менее пяти часов.
Али выехал в Барселону а оттуда в Куиденью. Пока Али проводил разведку, Чарльз продолжал прослеживать в газетах любую информацию о иммигрантах. В одной из газет он нашёл заявление Генерального прокурора Испании:
«По сведениям из официальных источников на закрытом для газетчиков брифинге Генеральный прокурор Испании заявил, что  беженецу из Ирака Ибрагиму Мохамед К. и палестинецу Рамзи Абасом, подозреваемые в связях с Аль-Каидой и проведении  теракта 11 марта 2004 года, будет предъявлено обвинение. В котором оба подозреваются в осуществлении набора добровольцев-самоубийц для терактов против иностранных войск в Ираке. Оба проживают в Барселоне и имеют вид на жительство. Как было установлено расследованием журналистов газеты, арест фундаменталистов будет приурочен к приезду президента США в Барселону. По информации испанской контрразведки количество членов фундаментальных исламских организаций растёт. Их число достигло внушительной цифры в 31 800 человек. Из всех мусульман проживающих в Испании это составляет всего 3%, но такое количество боевиков может нарушить спокойствие не только в Испании, но и по всей Европе. Органы госбезопасности хорошо взаимодействуют со спецслужбами стран Евросоюза, но противоборство исламской опасности затруднено ограниченными возможностями испанских спецслужб, закреплённых в Конституции страны. За последние три года удалось лишь лишить гражданства Испании трёх лиц арабского происхождения мусульманского вероисповедания и предотвратить возвращение в страну разжигавшего национально-религиозную ненависть имама, высланного в своё время в Саудовскую Аравию. Не пора ли органам юстиции выйти с предложениями  в Национальное Собрание с целью разработки новых законодательных инициатив, позволяющих более продуктивно бороться с террористами-смертниками и их наставниками.»
Чарльз сообщил Али, что выезжает в Барселону, где появился интересный след. Итак, второй клиент был найден и пока Али выяснял всё о имаме, Чарльз решил установить слежку за двумя исламистами, названными в речи Генерального прокурора. В Барселоне Чарльз поселился в отеле, который принадлежал испанцу турецкого происхождения. Сколько себя помнил Чарльз, он всегда вызывал доверие людей, вот и теперь хозяин отеля, сразу узнав в нём иностранца за первым же ленчем провёл лекцию о испанской кухне. Впрочем, Чарльз и не возражал, так как любил собирать всевозможные сведения о культуре и быте разных народов.
--Если вы спросите не испанца о национальной кухне Испании, вам скорее всего назовут паэлью и сангрию. Конечно, паэлья и сангрия коронные испанские блюда: курица с рисом, мясо и морепродукты и лёгкое фруктовое вино—коренные испанские блюда, но этим не исчерпывается богатство и разнообразие испанской кухни. В каждом регионе своё фирменное блюдо: на Болеарах—слоеные пироги с кремовой начинкой, в Каталонии—кровяная колбаса, в Астурии—наваристая похлёбка с фасолью и мясом. Но лучшее, что есть в испанской кухне—это блюда из морепродуктов: кальмары, нарезанные тонкими кружочками и запечённые в кляре, жаренные креветки больших размеров, мидии по морскому с острым томатным соусом, нежный паштет из морской живности, суп из лангуста, моллюски, которых готовят на пару и подают с разнообразными соусами.
А разговор о рыбе—это целая поэма. Испанцы никогда не замораживают рыбу, продавцы только охлаждают морепродукты. Если утром рыбаки поймали рыбу, то вечером она уже на столе. Готовят рыбу всевозможными способами: жарят, отваривают, коптят, запекают.Что бы вы хотели получить на обед?
--А у вас можно и пообедать?
--Нет. Только в ресторане.
--Тогда что-то из морепродуктов. Например, ассорти.
--Прекрасно, только поинтересуйтесь порцией. В салат могут попасть и креветки, и кальмары, и лангусты, и мидии, и моллюски, и ракушки, и  медузы. Если вы готовы съесть такое количество морепродуктов, то уважение поваров и всего персонала ресторана вам обеспечено.
--Спасибо за консультацию. Я непременно воспользуюсь вашим советом. После завтрака я хочу съездить в Астурию. Не подскажите, каким транспортом быстрее всего туда добраться?
--Быстрее всего самолётом, если вы летите в столицу провинции. В других случаях только железнодорожным транспортом. Если не секрет, вы надолго?
--Никакого секрета. Там живёт мой друг и я хотел бы его проведать.
--Не подумайте, что я задал вопрос из простого любопытства. Вы сохраните за собой номер за время отсутствия?
--О, я не подумал. Конечно, я вернусь к вам сразу после Астурии.
Чарльз не собирался в Астурию. Срабатывал профессионализм. Три дня Чарльз наблюдал за клиентами, поселившись в другую гостиницу. Выяснив важные для себя детали, он связался с Али и предупредил его, что выезжает к нему через четыре дня. Вернувшись в «свою» гостиницу, Чарльз продолжил наблюдение за «клиентами», одновременно подыскивая место для исполнения плана. Предупредив хозяина отеля, Чарльз, захватив винтовку из камеры хранения,  взял билет до станции Куиденья, что располагалась в тридцати километрах от Барселоны. Там он встретился с Али и они вместе продолжили наблюдение за имамом. Этот араб мог не беспокоится за свою жизнь. Дверь в квартиру была бронированная и можно было проломить только стену, чтобы пробраться в неё. Кроме того квартира была поставлена на сигнализацию, окна пуленепробиваемые и хозяин мог не сомневаться, что кто-то может посетить его дом без его согласия. Чарльз никогда не видел и не знал этого человека и всё же он его ненавидел всем сердцем.
Выяснив все детали, Чарльз снова вернулся в Барселону и положил винтовку в ячейку автоматической камеры хранения. В плане, который он разработал она была не нужна. В тот же день он вернулся к Али и вечером отправился к дому араба. Этот грёбанный учитель ислама поставил свою квартиру на сигнализацию, установил бронированные окна, имел оружие на законных основаниях и, казалось, всё предусмотрел для защиты от непрошенных гостей. Но забыл про вентиляционную решётку. Она оказалась достаточно крупной. Чарльз поднялся по воздуховоду на пятый этаж, выбил решётку ногой и забрался в квартиру. Араб очень удивился, когда увидел в гостиной человека.
--Как вы сюда попали?—это был не возмущённый возглас, а скорее унизительно-бессильный, потому что в затылок ему ткнулся пистолет.
--Вопросы могу задавать я и потому ответь мне всего на один вопрос. Зачем вы готовите молодых людей к смерти для убийства других людей?
--Что? Каких молодых людей? К какому убийству?
--Тех, кого вы обучаете в своих дьявольских школах.
--Вы за кого-то другого меня принимаете. Если вы грабитель, то возьмите деньги. У меня есть.
--Я знаю, что они у тебя есть. Знаю также, что у тебя есть и оружие и тебе нужно только подойти к тайнику. Но ты не ответил на мой вопрос.
--Я не знаю, что на него ответить.
--Ты знаешь, но хочу знать и я.
--Ты хочешь знать? Вы, которые загребли все богатства в мире, которые отвергают самую чистую религию в мире, должны умереть. Вы смотрите на нас, как на людей второго сорта.
--Но среди нас живут многие мусульмане и не проявляют нетерпимости. Или у них другая религия? Или они очень богаты?
--Они  предатели ислама и за приличное отношение к ним, предали священное знамя ислама. Они тоже должны умереть.
--Ну, что ж. Ты живёшь в свободной стране и имеешь право на собственное мнение. Но свободная страна не для тебя, потому что ты хочешь свободы только для себе и тебе подобных. Кстати, я тоже живу в свободной стране и имею полное право нажать на спусковой крючок и ты свободно умрёшь. Так что там, на небе, если тебя не покарает Аллах за прогрешения, ты будешь наслаждаться полной свободой.
Чарльз никогда не был силён в спорах о смысле жизни. Но он прекрасно понимал, что в словах этого человека так много лжи и ненависти, что он никогда не сможет реально глядеть на происходящее в мире. Он никогда не станет сожалеть о содеянных преступлениях. И ещё он понял, что уничтожая этого гада он не преступник. Он—палач справедливости. Прав он или не прав для него не было вопроса. И он без сожаления нажал на спусковой крючок. Убедился, что этот нелюдь мёртв, вытер носовым платком ручку двери и вышел. Внизу он снова протёр все поверхности, к которым мог прикоснутся, вышел из дому и сел в арендованный автомобиль. Приехал в гостиницу. Поднялся к себе в номер. Из номера позвонил портье, чтобы заказать ужин в номер. Али уехал в Барселону ещё вчера и Чарльз завтракал в одиночестве. Больше ему здесь делать было нечего и он утром уехал в Барселону.
Наблюдение за двумя арабами показало, что добраться до них будет сложнее, чем до предыдущего. Чарльз отметил камеру наблюдения у входа в дом. В доме было четыре этажа и на каждом этаже по три квартиры. В течении недели объекты наблюдения выходили из дому и направлялись  на окраину города в районы с мусульманским населением. Возвращались в шестом часу и больше из дому не выходили. Каждый вечер к ним наведывались два араба, поднимались в квартиру и оставались до девяти часов вечера. Чарльз познакомился с одним из жителей дома и напросился в гости. Он просидел у нового знакомого до восьми вечера и вышел. Поднялся на третий этаж: стандартные три квартиры. Поднялся на четвёртый этаж и увидел, что там располагалась всего одна квартира. Но не это  удивило его, а камеры наблюдения установленные перед входом в квартиру. Всё было понятно. Эти арабы полностью использовали все возможности для защиты от незваных гостей. Попасть в квартиру было трудно, но Чарльз знал, что у него нет времени. Перед приездом президента США этих арабов арестуют, поэтому надо спешить.
В отеле Чарльз с Али разрабатывали всевозможные планы, но вскоре отвергали их. Время шло, а они ничего придумать не могли. Чарльз уже хотел отказаться от своей затеи, когда Али предложил простой, но гениальный план. Фотографию одного из посетителей было сделать нетрудно, а искусству гримировки Чарльз научился в спецвойсках. Около девяти вечера Чарльз и Али появились возле дома и стали ждать выхода гостей арабов. Ровно в девять они вышли и направились к своим автомашинам. Чарльз и Али вышли из укрытия и подошли к дому. Али нажал кнопку вызова.
--Кто?
--Ибрагим! Это я. Забыл рассказать тебе о посещении имама из Ирака. Хорошо, что Селим напомнил. Он ждёт меня в машине. Я ненадолго.
--Заходи.
Али открыл дверь и придержал её, пока Чарльз ползком не проник внутрь. Они поднялись на чётвёртый этаж и Али снова нажал кнопку вызова. Дверь открылась, но вошёл в неё не Али, а Чарльз. Времени для вопросов, как в прошлый раз, не было. Чарльз выстрелил два раза, закрыл за собой дверь и они спустились вниз. В туалете кафе, Али привёл себя в порядок и сразу же отправился на вокзал. Пути двух компаньонов на некоторое время должны были разойтись. Чарльз вернулся в отель и лёг спать. Утром он встал поздно и потому завтракал в полном одиночестве. Одиночество скрашивал хозяин-турок. Сначала Чарльз слушал его не внимательно, но когда до его слуха донеслись слова о  приезде арабов в Испанию от его рассеянности не осталось и следа.
--Что вы сказали о приезде арабов в Испанию?
--Я прочитал в газете о убийстве двух арабов. Они были учителями террористов.
--Почему вы решили, что они были учителями террористов?
--Потому что иначе они остались бы живы. В крайнем случае их арестовали бы и судили.
--Да, но они остались бы живы, а жертвами становятся ни в чём не повинные люди.
--Да. Это так. Поэтому я и говорю, что всё началось с того, что власти разрешили приезжать арабам. Арабам это было легко сделать, достаточно было палестинцам сказать, что сбежали от произвола евреев, а иракцам от произвола Саддама Хусейна и их с распростёртыми руками принимали в стране. Арабы из других стран основывали свой побег другими причинами, которые казались европейцам весьма существенными. Мы, турки-мусульмане, были единственными, которые прибыли в страну по приглашению для работы. Ни в одной арабской стране люди не привыкли работать. Палестинцы не знали вообще ничего кроме оружия. С самого рождения им в руки давали автомат и это определяло его дальнейшую жизнь. Не верьте утверждениям, что евреи порабощают их. Евреи предлагают им работу и тем самым стараются показать им путь к благосостоянию и приложению своих сил.
Возьмите нас, турок. Мы были в этой стране самым низшим сословием. Мы боролись, но только не при помощи оружия или терактов. И в конце концов достигли того, что сами можем иметь свой бизнес и добились признания быть полноправными гражданами этой страны. А что же арабы? Как и у себя в странах они не хотят работать, но требуют себе всяческих благ. Этим и воспользовались учителя якобы мусульманской религии, а на самом деле какого-то нового, ортодоксального, воинствующего отростка религии. Легко возбудить человека, который не хочет работать, но получать блага, тем что этот мир несправедлив и его надо уничтожить. При этом ничего не предлагается взамен, кроме обещания вечного блаженства на небе.
--Но есть же и работающие арабы.
--Есть. И вы знаете где они работают? В барах, созданных специально для отмывания денег. В бригадах, продающих наркотики. Учителями Корана в зарегистрированных школах, а ещё больше в незарегистрированных, где проповедуют насилие и ненависть ко всем немусульманам. Постороннему человеку не видно, а специалисту всё ясно. Когда бы вы не зашли в бар или кафе, принадлежащее арабу, вы не найдёте более двух-трёх посетителей. Откуда же прибыль? За счёт чего можно оплачивать труд нанятых людей? Только за счёт отмывания денег или взносов экстремистских группировок на оболванивание молодёжи. И эта работа проводится довольно успешно. Посчитайте сами сколько произошло терактов за последнее время, а сколько их было раскрыто!
--Так что же надо по-вашему делать?
--Мне неудобно говорить об этом. Я ведь тоже мусульманин, но, наверное, необходимо более строго подходить к процедуре предоставления гражданства.
--А может быть лучше всего было выселить всех арабов и решить проблему?—это был провокационный вопрос со стороны Чарльза.
--Нет. Это уже невозможно и власти нашей страны пожинают собственные плоды ошибок. Как вы докажете, что гражданин страны арабского происхождения—террорист?
--Но ведь ни для кого не секрет, что в нелегальных школах обучают ненависти и убийству мирных людей!
--Это верно, но сначала нужно найти эти школы, а потом доказать степень виновности каждого.
--Принцип демократии?
--Да. А разве принцип тирании лучше?
--Но террористы используют принципы демократии в свою пользу. И разве не будет более полезно для общества если уничтожить саму основу террора?—Чарльз очень близко подошёл к своей идее фикс и ждал откровенного ответа.
--Вы имеете ввиду наставников молодёжи?
--Да. Чтобы быть человеком надо помнить и своё прошлое и знать своё настоящее. А что может знать террорист о прошлом? Только то, что ему вдалбливают учителя. Что он может знать о настоящем? Только то, что вокруг враги и их надо уничтожать. Я уж не буду говорить о будущем, потому что его у террористов нет. Поэтому и надо уничтожать основу.
--Но это же откровенное убийство.—Хозяин бара был ошарашен.
--А вы знаете другой метод?
--Нет. Я не знаю вообще никакого метода. Если бы знал, то наверное находился бы в правительстве.
--Значит, как страус голову в песок и ждать своей очереди?
--Наверное вы правы, но я  при всей своей нелюбви к арабам не смог бы пойти на убийство. Даже заведомого террориста.
--Вот поэтому они и проделывают свои кровавые дела.
--Наверное, вы правы и для этой цели нужны более решительные люди. Скажу вам  только одно: я не стал бы осуждать этих людей. Конечно, они убийцы, но убийцы благородные. Вроде Робин Гуда. Не ради свой личной выгоды, а имеющие определённую цель, которую считают благородной и полезной для большинства народа.—Было видно, что этот человек говорит откровенно, не подстраиваясь под собеседника.
--Уже кое-что. Спасибо за беседу. В следующий приезд в ваш город я обязательно зайду к вам. Кроме отличного кофе в баре присутствует и хороший собеседник. Прощайте.

 




               
















              Г Л А В А  7

             

Выехали машиной с мигалкой, чтобы в пути было меньше задержек. Путь неблизкий—через Париж на Марсель, но оба прекрасно справлялись с вождением. Кроме того, когда едешь на автомашине ты сам определяешь и планируешь время. В поезде это невозможно и там чувствуешь себя привязанным, то есть не имеешь свободы. В Брюсселе они перекусили и поехали дальше. Хотел того Бринкман или нет, но он оказался провидцем. В Париж они не заезжали, но когда выехали на объездную дорогу в воздух стал тяжёлым и дышать было трудно. Они остановились возле первого полицейского участка.
--В чём дело, офицер?
Полицейский подошёл к машине и потребовал документы. Бринкман предъявил удостоверение.
--Вы не в курсе? Со вчерашней ночи у нас настоящая война.
--Не шутите, офицер.
--Какие шутки. Мусульмане жгут автомашины, автобусы, здания.
--Какие мусульмане?
--Арабы и африканцы.
--Чёрт знает что. Берт! Заедем купим газеты. По-моему, сбываются твои слова.
Газеты были полны информации, но каждая подавала информацию по-своему. Но в главном преобладали две точки зрения на происходящее. СМИ поддерживающие правых, считали что Франция атакована иностранными ордами. Нападения на полицейских и на государственные символы означают, что Франция атакована ордами, которые  должны охарактеризовать не иначе, как иностранные, невзирая на так называемые антирасистские законы. Сторонники правых подвергли критике правительство страны за фатальную неспособность противостоять ситуации мятежа, который распространяется в неправовых зонах. По словам лидера Национального фронта Ле Пена ответственность за эту ситуацию несет само правительство, а с ним вместе и все политические круги.Лидер Нацфронта известен своими нелицеприятными высказываниями по адресу иммигрантов, составляющих сегодня значительную часть французского общества. Неоднократно ему приходилось отвечать за свои высказывания в суде. Несмотря на это, его позицию поддерживает немало французов.
В отличие от правых газет политики левого толка, окрестившие происходящие события »войной в предместьях»,  стараются не акцентировать внимание на том, что устраивающие беспорядки группы молодежи состоят в основном из выходцев из арабских и африканских стран. Они напоминают, что волнения и беспорядки начались после того, как в Клиши-су-Буа двое подростков арабского происхож дения, пытаясь скрыться от полиции, забрались на трансформаторную подстанцию и погибли от удара тока высокого напряжения.
--Кто просил их лезть в трансформаторную? Если пытались скрыться от полиции, значит что-то натворили.
--Господин Бринкман!—Пол сделал серьёзное лицо,--давайте не комментировать события, о которых вы пока ничего не знаете.
--Почему не знаю. Вот «тем не менее, версия о том, что причиной гибели подростков стали действия полицейских, была официально опровергнута прокуратурой. »Масла в огонь подлили жесткие действия полиции и высказывания министра внутренних дел Франции Николя Саркози. Тот назвал протестующую молодежь «отбросами».» Я говорю, как есть,--сказал Саркози. –Если кто-то стреляет в полицейских, то он уже не «молодой человек», а негодяй, и точка».
--Молодец! Разве он не прав, Берт?
--На двести процентов. О! Пол! Послушай дальше. »Во вторник премьер-министр Франции Доминик де Вильпен провел встречу с родственниками погибших молодых людей и пообещал разобраться в произошедшем. Охваченные беспорядками пригороды Парижа населены в основном иммигрантами из стран северной Африки. Практически вся молодежь здесь – безработные. Как полагают некоторые лояльные французские политики, протестные выступления арабской молодежи связаны с невозможностью найти себе место и добиться признания во французском обществе.»
--Так они же и не хотят этого. Живут обособленно, языка не знают, культурных традиций страны не придерживаются.
--Словом Америка 19-го века.
--Ты не прав. В Европу их никто не звал и не завозил насильственным путём. Но меня беспокоит другое. Перекинутся беспорядки на другие регионы и или нет?
--Ты думаешь, что может охватить всю Францию? А на другие страны?
--Нет. Дальше Франции не пойдёт. Слава Богу и Германия, и Бельгия, и Нидерланды  не столь демократичны к выходцам из арабских и африканских стран. Слушай! Куда мы идём? Это просто ужас, что говорит член правозащитной организации. »Когда Саркози называет молодежь сбродом, меня это не удивляет, ещё в 2002 году житель-араб квартала Отпьер утонул, пытаясь после совершения кражи уйти от полицейской погони. Эта смерть привела к вспышкам насилия, продолжавшимся несколько ночей, и в город пришлось приехать самому министру внутренних дел. Он и тогда назвал молодежь бандитами, не попытавшись даже понять, что происходит. Саркози навешивает ярлыки вместо того, чтобы попытаться решать проблемы». Пол! Пол! Человека, который совершил кражу, оказывается не имеет права преследовать полиция. А что будет завтра?
--Берт! Я не думаю, что молодёжь способна на такие хорошо скоординированные действия. Кто-то руководит ими и стремится к тому, чтобы недовольство охватило не только молодежь, но и остальные поколения. Если выйдут на улицу родители этих детей—вот тогда действительно будет страшно.
--Господи! Ну как тут не посочувствовать человеку, которого мы едем ловить.
Дик Стоун в далёком Лиссабоне, конечно, не знал о словах Бринкмана, но прочитав те же самые газеты и те же самые слова в газетах, почувствовал себя настоящим героем, борцом за справедливость.
 Ни Бринкман, ни Мейсон не могли свои политические амбиции поставить выше служебного долга. То, что они возмущались было лишь чувством досады за нерешительность политиков. Чем больше проявляется нерешительность политиков, тем больше работы правоохранительным органам. Приехав в Марсель они представились начальнику департамента и попросили выделить им помещение. Начальник департамента вызвал комиссара полиции и вскоре Мейсон и Бринкман сидели в офисе, который был снабжён телефонной связью, множительной техникой и, самое главное, им выделили трёх человек в помощь. С чего начинать и Бринкман, и Мейсон знали. Они затребовали уголовное дело по факту убийства в пригороде Марселя и пригласили к себе следователя, занимавшегося этим делом.
--Расскажите нам, пожалуйста, что удалось установить? Вы ведь самого начала занимались этим делом?
--Да. Но утешительного мало. Кто-то работал профессионально.
--На чём основаны ваши выводы?
--Баллистическая экспертиза установила, что стреляли с довольно большого расстояния, примерно от 800 до 1000 метров. Позволить такое может себе только классный специалист. Вот акты паталого анатомических вскрытий. Это результаты баллистических экспертиз. Это протоколы осмотра места происшествия. Показания свидетелей, отпечатки пальцев, фотографии трупов.
Старший следователь с большой неохотой отвечал на вопросы. Бритнкман почувствовал это. Очевидно, на поведение следователя давили произошедшие под Парижем события.
--Прошу вас. Забудьте, что происходит сейчас в стране. Это не должно повлиять на расследование. Вы же не виноваты в происходящем.
--Нет, но эта мразь позволяет себе нарушать элементарные правила поведения. И что делает правительство? Сажает этих подонков на 15 суток в тюрьму, где они ещё и издеваются над тюремным персоналом.
--Мы не политики и оставим принятие решений политикам. У нас есть два трупа и мы обязаны расследовать и установить причины убийства и найти преступника.
--А вы разве не согласны, что подонки намеренно стараются создать раскол в обществе?
--Согласен, но наша задача более конкретна. Итак, что-нибудь было найдено на месте преступления?
--Ничего, кроме трупов.
--Что это было по вашему мнению?
--Я думаю очередная религиозная разборка.
--Что говорят свидетели?
--Ничего.
--Как так?
--Свидетелей всего было двое: две женщины-мусульманки стояли возле дома и видели как упали их знакомые.
--И что они сказали?
--На все вопросы отвечали, что ничего не видели. Я попросил их ответить без протокола.
--И что?
--Они сказали, что став свидетелями они подвергаются смертельной угрозе. Поэтому ничего не видели и ничего не слышали.
--Документы?
--Принадлежат выходцам из Саудовской Аравии и жили во Франции по статусу беженцев. Таких у нас много.
Бринкман просмотрел фотографии.
--Ещё не старые. Кто они?
--По заявлению родственников проповедники Ислама.
--Где проповедовали?
--На дому. По нашим источникам это нелегальные учителя Корана. В основном вербуют молодёжь для проведения терактов. В полиции не засвечены.
--Значит граждане Саудовской Аравии? Нелегалы. Уже кое-что. Возможно вы и правы в том, что это религиозная разборка.
--Я уверен. Туда им и дорога.
--Не говорите так. Даже если они бандиты или террористы—они убиты и нам надо найти преступников или преступника.
--Искали, но не нашли.
--И больше ничего?
--Есть один факт. Женщины сказали, что за несколько дней до убийства покойники несколько раз разговаривали с каким-то арабом. Они его никогда не видели и о чём говорили не знают.
--Иголка в стоге сена. Сколько в Марселе арабов?
--Очень много и установить личность будет трудно, если вообще невозможно.
--Хорошо, вы свободны.
Когда следователь ушёл, Бринкман вопросительно посмотрел на Пола.
--Ты прав, Берт. Они ничего не делали для выяснения убийцы.
--Я не понимаю этого. Они же на службе.
--А ты вспомни, что ты говорил мне у себя дома.
--Но это же была частная беседа и я мог высказать своё мнение.
--Мог, а он высказывает своё на службе. Я думаю последние события здорово раскололи французское общество и нам придётся с этим считаться.
--Наверно, ты прав, но это здорово помешает расследованию. Ладно. Что дальше?
--Дальше? В городок на озере, где ещё один труп. Утром поедем. Я посмотрел по карте. Не очень далеко.
На озеро они приехали около двенадцати дня. По пути заехали в полицейское управление, чтобы захватить следователя. В полицейском участке следователь показал им фотографии с места происшествия. Пока Бринкман читал документы, Пол задал несколько вопросов следователю.
--Где сейчас труп?
--В морге.
--Обыскали одежду?
--Да. Ничего не нашли.
--Совсем ничего?
--Совсем.
 --Есть хоть один свидетель?
--Тут всё запутано. Свидетель только один и тот старик. Может у него видения, но то что он говорит по поводу увиденного им, сплошной бред.
--На озере, возможно были рыбаки?
--Был один. Приезжий, но он рыбачил в полукилометре от места происшествия.
--Орудие убийства?
--Вот здесь и состоит вся загвоздка. Мы никогда не встречали ничего подобного и не можем определить тип оружия. Раны не похожи ни на огнестрельные, ни на ножевые.
--Хорошо, пойдёмте осмотрим труп.
Бринкман внимательно осмотрел труп, ощупывал раны. Достал рулетку и замерил расстояние между ранами и глубину их проникновения в тело. Закончив осмотр он спросил следователя:
--А кто такой рыбак из приезжих?
--У нас есть все документы. Он остановился в единственном отеле.
--Хозяина допрашивали?
--Допрашивали, а что толку. Он же ничего не видел.
--Да. Хорошо. Едем в отель.
Бар-отель был маленьким и хозяин обходился всего одной официанткой. Бринкман и Мейсон предъявили удостоверения. Хозяин охотно отвечал на вопросы.
--У вас останавливался приезжий, который находился на озере в момент убийства?
--Да. Симпатичный человек. И видно любит порядок, ни разу не опоздал к обеду. Мы с ним много разговаривали. Приехал в отпуск половить рыбу.
Когда свидетели, из самых лучших и бескорыстных побуждений, утаивают или искажают что-то в своих показаниях, они совершают ошибку. Этим они навлекают на подозреваемого больше неприятностей, чем при честном рассказе с самого начала. Если вы верите в невиновность человека, лучше всего рассказать всё как есть, чем вы показываете как сильна в вас вера в этого человека.
--И много ловил?
--Да нет. У нас рыба ушла уже лет восемь назад. Приносил мелочёвку и отдавал кошке. Он что-нибудь натворил?
--Почему вы думаете?
--Ну, раз такие люди интересуются, то неспроста.
--Да не в этом дело. Как фамилия, имя рыбака?
--Я всё уже  рассказал следователю.
--Мы знаем, но хотели бы услышать от вас.
--Чарльз Коллинз. Проживает в Бордо в частном доме по улице Инвалидов.
--Это всё?
--Всё, что мне известно. Приехал на две недели отдохнуть и порыбачить. Через три дня после происшествия уехал назад в Бордо.
--У нас не было оснований задерживать его. Конечно, обыскали вещи и номер. Ничего подозрительного кроме удочек и лески. Он согласился по вызову полиции приехать, если в этом будет необходимость,--стал оправдываться следователь.
--Вас никто не обвиняет. Скажите, а вместе с ним не приезжал человек, похожий на араба?
--Нет. Он был один.
--Вы можете описать этого любителя рыбной ловли?
--Конечно. Среднего роста, лет сорок-сорок пять, лицо приятное, волосы светлые, зачёсаны на пробор, нос небольшой, заострённый, уши маленькие, глаза карие, посажены неглубоко. Что ещё? Одет в тёмный костюм, на рыбалку уходил в спортивном костюме и с чемоданчиком, где хранились рыболовные принадлежности.
--Он привёз их с собой?
--Нет. Купил в местном магазине.
--Допрашивали продавца?—спросил следователя Мейсон.
--Да. Показал, что ничего кроме удочек и лески не покупал. Ещё купил металлический шарик.
--Стоп! Какого размера шарик?
--Примерно как теннисный мяч.
--Интересно. А сколько лески купил?
--Намного больше, чем требуется для удочки. Но это обычная мера для рыболовов. Леска обрывается и бежать в магазин каждый раз неудобно. Потому и берут с запасом.
--Спасибо. Мы поживём у вас несколько дней,--Бринкман повернулся к следователю.—Вы нам больше не нужны. Поезжайте в управление и составьте фоторобот и срочно вышлите комиссару в Марсель. Сколько вам нужно времени?
--Сегодня вечером фоторобот будет у комиссара.—Следователь забрался в машину и уехал.
--Буду рад.—не скрывал своего любопытства хозяин бара.--Новые люди—это всегда новые впечатления. В нашей глуши редко встретишь интересного человека.
--Трудно сказать интересные мы люди или нет. Обычно нас воспринимают как врагов. Ладно. Пол! Дай телеграмму в Марсель. Пусть проверят в отелях не останавливался у них Чарльз Коллинз. И в маленьких отелях тоже.
--Берт! Это же займёт много времени. Ты представляешь сколько в Марселе отелей?
--Представляю. Полиция Марселя не сумела поймать убийцу, так пусть хоть эту работу выполнят. А мы пока займёмся орудием убийства. Я расскажу тебе как было совершено убийство.
--Ты уже разобрался?
--Да. Это очень интересный случай и потому не мог не заинтересовать любопытных писателей, которые и описали его вполне подробно и профессионально. Я  сам видел, как  проделывается этот фокус.
И Бринкман и Мейсон прекрасно представляли себе действия полиции и сроки проверки. Вполне возможно, что проверка не даст результата, но отработка этой версии была обязательной. В Марселе происходило приблизительно так.
В гостиницу входит человек предъявляет удостоверение портье, показывает фоторобот и задаёт вопросы.
--Вы знаете этого человека?
--Нет.
--Может быть он снимал у вас номер?
--Нет. Я бы запомнил.
--Его фамилия Чарльз Коллинз.
--Нет. Я даже не буду смотреть в журнал.
--Спасибо. Я с вашего разрешения поговорю с персоналом.
Снова предъявляется фоторобот.
--Нет, не видели и не помним такого.
--Спасибо.
Молодой человек шёл дальше, в другие гостиницы, пока…Или не находит или ему улыбается счастливый случай.
--Вы знаете этого мужчину?
--Да. Он жил здесь около двух недель. Мы с ним часто беседовали. Интересный мужчина.
--Как он себя вёл?
--Обычно. Ходил по городу, осматривал порт, захаживал в другие бары. Вечером всегда возвращался. Багажа у него почти не было.
--Что именно?
--Обычный портфель дипломат.
--И всё?
--Да.
--Он ни с кем не знакомился в отеле.
--Нет. Этот господин вместе с французом арабского происхождения, поселились вместе.
--Вместе?
--Нет, нет. В разных номерах. Я имел ввиду в один день.
--Вы можете его описать?
--Кого?
--Француза арабского происхождения.
--Да. Хотя для меня они все на одно лицо. Среднего роста. Говорит по-французски хорошо. Вежливый. Одевается просто и в свободного покроя костюм. На правой стороне лица небольшой шрам. Волосы, естественно, чёрные, но прямые.
--Как его зовут?
--Записался как Али Хусейн.
--Вы паспорт смотрели?
--Нет. Для нас это не обязательно.
--А для полиции?
--Ну не будешь же видеть в каждом человеке преступника. Тем более, что прожил он только одни сутки.
--А почему вы решили, что они преступники?
--Если ими интересуется ваша организации, то это не спроста.
--А может быть в их поведении, было что-то неординарное?
--Нет.
--Когда они  выехали?
--Сейчас посмотрю. Чарльз Коллинз выехал  выехал 19 сентября. Али Хусейн—я уже говорил, что он выехал через сутки, то есть 20 сентября..
--Может быть случайно услышали—куда выехал?
--Нет. При  мне такого разговора не было.
--Много было у него багажа.
--Нет. Хусейн был вообще без багажа, а Коллинз как приехал с дипломатом, так и уехал.
--Спасибо.
--Не за что. Всегда к вашим услугам.
В городишке близ озера беседа Бринкмана и Мейсона велась почти как монолог Берт-Рене. Пол только изредка задавал вопросы.
--Ну, Берт! Давай не тяни! Что там  за секретное оружие?
--Ты читал материалы следствия?
--Читал.
--Свидетель только один и тот старик. По поводу его показаний подумали, что он не в себе. Рассказывает про какой-то сплошной бред. Что он сказал? «Я ничего не видел, но мне показалось, что что-то произошло перед его лицом. Мне показалось, что пролетел какой-то круглый предмет, похожий на теннисный мяч. Потом я увидел, что он схватился руками за горло, словно пытался сбросить что-то, а затем разбросал руки в разные стороны, упал на землю и стал корчится.»
Вопрос. Он скрестил руки? Или просто поднял их, а затем разбросал в разные стороны?
Ответ. Он разбросал их в разные стороны, но не скрещивал.
--Ну и что?
--Ты  видел раны на шее убитого?
--Видел. Видел даже как ты их замерял и чуть ли не обнюхивал.
--Точно. Раны  похожи на следы когтей или клыков. Их нельзя нанести ножом, даже если он зазубрен, но остр. Что написано в медицинском обследовании? »Три раны неглубоки, начинаются на левой стороне горла и заканчиваются под правой челюстью, направлены вверх. Ткани сильно разорваны.» Что характерно для когтей? Раны нанесенные когтями неглубоки, когти скорее рвут и царапают, а не режут. Раны нанесенные когтями—это не отдельные порезы, а наносятся одновременно. Получается, что это соответствует выводу медиков. Но, откуда в этой местности, густо населённой людьми, возьмутся хищники, способные нанести такие раны? Тем более свидетели говорят о каком-то летящем предмете, чем-то напоминающем теннисный мяч. Получается, что этот предмет мог обладать когтями или остриями, которые оставили следы, напоминающие раны от когтей.
--Что-то похожее на летающие когти? Господин Бринкман, вы не могли бы придумать что-нибудь посерьёзнее?
--Не смейся, Пол. Это очень серьёзно. И расскажу тебе о некотором оружии, которое я видел у румынских и боснийских цыган. Оно описано у некоторых писателей. Это оружие немного похоже на инструмент, с помощью которого ловят глубоководную рыбу. Оно используется только цыганами и причём очень эффективно. У цыган есть своеобразное оружие: свинцовый шар, к которому прикреплена длинная, очень лёгкая и прочная леска, на которой крепятся крючки. Цыгане использовали  его как метательное оружие, а также для  сложных, почти фантастических краж. Когда шар бросают, крючки цепляются за всё, что попадается, как якорь корабля. Свинцовый шар даёт необходимый для броска вес, а леска позволяет возвратить его назад с добычей. Цыгане были необычайно искусны в бросках. Тренировались в бросках они с детства: выбирали небольшую цель и с расстояния 20 метров бросали в неё свинцовый шар и вскоре добивались такого результата, что не промахивались ни разу. Потом цыган с удивительной лёгкостью мог похищать одежду и ему не могли помешать ни открытые окна соседей, ни пристальный взгляд. С такой же лёгкостью это оружие может разорвать горло и вернуться к человеку, находящемуся на некотором расстоянии от жертвы. Теперь ты понял?
--Да. Не простой у нас убийца. Но ты, Берт просто гений.
--Да брось, Пол! Пошли пообедаем и отдохнём. Завтра следователь привезёт фоторобот и мы предъявим его хозяину отеля на опознание.
Хозяин отеля сразу же опознал на фотороботе человека, который останавливался в отеле. Больше в этом городке делать было нечего. Бринкман передал следователю описание оружия, которым был убит араб и вместе с Мейсоном выехал в Марсель. Только через три дня был получен результат опроса в отелях.
--Здраствуйте, господин Бринкман. Я к вам с хорошей новостью.
--Нашли человека?
--В одном из портовых баров-отелей проживал некто Чарльз Коллинз.
--Отлично. Этот же Чарльз Коллинз проживал и в баре, где было совершено убийство на озере. Вот видишь, Пол! А ты говоришь гиблое дело. Выяснили где он живёт, где работает?
--Выяснили. В паспорте стоит дата выдачи этого года в Бордо. В Бордо такой гражданин не проживает. Теперь можно искать его по всей Европе, потратить массу времени и средств и в конце концов окажется, что это просто случайное совпадение.
--Вполне возможно, но я не верю в случайности. Что-то подсказывает мне, что этот Чарльз Коллинз имеет какое-то отношение к произошедшим убийствам. Фотография его есть?
--Да. Взяли в магистратуре, которая выдавала паспорт. Есть также серия и номер водительских прав.
--Что ещё?
--В одно и то же время в отеле поселился некто Али Хусейн. Француз, арабского происхождения.
--Вот и отгадка. Две свидетельницы говорили, что видели араба, который беседовал с жертвами. У араба есть адрес,.
--Пока не нашли. Имя распространённое. Продолжаем искать. Разослали запросы во все департаменты.
--Пол. Здесь больше делать нечего. Завтра едем в Бордо. Можете забрать своих людей, комиссар. До встречи.
--А может быть, до свидания? Что-то мне подсказывает, что мы ещё встретимся.
--Пол! Надо позвонить Шефу.
--Зачем?
--Сообщить результаты. Пока мы в тупике. Ну имеем мы какого-то Чарльза Коллинза, ну жил он или живёт в Бордо. Я уверен, что  уже не живёт. Ну, есть какой-то француз арабского происхождения. Дальше что? У нас мало материала. Сожалею, но без новых преступлений найти этого человека не представляется возможным. Так что надо звонить Шефу.
--Не надо, Берт.
--Почему?
--Он уже сам позвонил. В Германии, в городе Гельсинкирхен убиты ещё шесть арабов.
--Снова учителя Корана?
--Не знаю. Билет на поезд уже у меня. Завтра в девять утра. Нам ещё нужно доехать до Парижа.







       



       















              Г Л А В А  8

Дик приехал в Лиссабон и без труда разыскал профессора. Тот удивился приезду Дика, но принял с радушием. Провёл в дом. Профессор после гибели семьи жил один.
--Что привело вас ко мне7
--Я хотел бы на несколько дней остаться у вас. Я понимаю, что мы не настолько близко знакомы, но мне больше не к кому обратиться.
--Хорошо. Но я ухожу каждый день утром на лекции и не смогу уделить вам внимания.
--Это и не потребуется.
--А чем вы будете заниматься?
--Пока не знаю, хотя мне очень нужны деньги.
--Вы же военный?
--Да.
--Недавно по телевизору показывали сюжет. На юге Португалии в море появился боевой дельфин. Он нападал на аквалангистов. Причём не на всех, а на тех, которые были с ружьями. Его обезвредили боевые пловцы из спецназа. Может быть вам  обратится к ним?
--Нет. Я не подводник и не водолаз.
--А кем же вы служите?
--Скажем в десантных войсках.
--А что вы ещё умеете делать?
--Я увлекаюсь гравюрами по металлу.
--Не представляю что это такое.
--Ещё это называют чеканкой.
--Всё равно не знаю, но завтра вы мне расскажите всё об этом виде искусства. Я вам в Мадриде читал что-то вроде лекции, а завтра вы мне.
--Договорились.
--Дик! Скажите мне честно. Вы имеете отношение к убийствам в Испании? На нашей с вами встрече в Мадриде вы выглядели очень агрессивно. Кстати, не встречались вы с Али?
--Отвечаю по мере поступления вопросов. Не имею. Не встречался.
--Ну и ладненько. У нас тут столько разговоров по поводу событий в Париже. А что вы думаете?—Профессор подошёл к журнальному столику и взял газеты. Передал их Дику.
--Я читал.
--Знаете, что? Неподалёку имеется отличный рыбный ресторан. Пойдёмте?
--С удовольствием, если не затрудню вас.
--Вы имеете ввиду деньги? Я же профессор. Пообедаем там и побеседуем. Нет, нет, не о Франции,--сказал профессор, увидев что Дик невольно скривился.
Утром профессор ушёл читать лекцию в университете, а Дик отправился по магазинам покупать необходимые материалы и оборудование для чеканки. Домой ему пришлось приходить дважды. Сначала он купил листовой меди, латуни, мельхиор ,нержавеющую сталь, декопир, алюминий. Затем приобрёл специальный набор чеканов и специальный чеканый молоток. Дома у профессора он разложил инструменты и материалы и занялся приготовлением обеда. Он привык у себя дома работать с металлом ранним утром, когда никто не мешает. Включил телевизор. Ничего нового из Франции не передавали. Увеличилось только количество сожжённых машин. Вот вам ваша демократия, подумал Дик. Неужели ещё не поняли, что арабам наплевать на вашу культуру и ваши демократические ценности. Идея требования справедливости уже однажды привела к развалу России и что из этого вышло? После недолгого времени государство «справедливости» рассыпалось как карточный домик. Для арабов это, конечно, только повод, чтобы затевать беспорядки. Им нужен всемирный халифат и они целенаправленно осуществляют свои идеи. Разве там подростки затеяли бучу? Нет, конечно. Идёт хорошо организованная и спланированная акция. И дай Бог, чтобы не пришлось вводить войска. Дай Бог потому, что кроме арабов могут пострадать и другие мусульмане. По мне так депортировать всех арабов и никаких проблем.
За этими мыслями и застал его вернувшийся с лекций профессор.
--Хорошо провели время?
--Да. Ходил по магазинам, покупал необходимое для работы.
--Покажите позже?
--Конечно.
--Я смотрю вы приготовили обед. Спасибо. Что ж, давайте попробуем…… Не плохо. Вкусно.
Пообедав они сложили посуду в посудомоечную машину, профессор закурил и попросил Дика рассказать о чеканке.
--Чеканка—один из видов холодной обработки металлов. С её помощью создаются разнообразные художественные произведения. При помощи чеканки можно выполнять различные рельефные орнаментальные композиции ,тонкие миниатюры для ювелирных работ, декоративные  художественные произведения из меди, алюминия, латуни, чёрного декапира и других материалов.
--А что такое декапир?
--Когда буду говорить о инструментах я вам покажу декапир.
--Хорошо.
--Техника чеканки очень древняя. Она была известна в Древнем Египте, в Древних Греции и Риме. Применялась она в искусстве Ирана, Китая, Индии и Японии.
--Какое древнее искусство, а я о нём ничего не слышал! Позор!
--Да, нет профессор! О чеканке мало кто знает. В основном она распространена на Ближнем Востоке и в России. Там имеются настоящие мастера, я бы сказал гениальные мастера. У нас в Европе жалкое подражательство.
--А в Португалии?
--Вы живёте в главном городе страны. Я походил по магазинам, художественным магазинам и нигде не видел графики по металлу.
--А как же вы думаете продавать свои картины, если они не пользуются спросом?
--Это не картины, а изделия. Это—во-первых. Во-вторых, как можно говорить, что не пользуются спросом, если их вообще нет в продаже.
--Понял. А какие инструменты нужны?
--Пойдёмте в комнату. Вот набор чеканов.—Дик развязал пакет и выложил чеканы на стол.—Сам процесс чеканки осуществляется с помощью этих инструментов. Это специально откованные стальные стержни длиной 120 миллиметров. В зависимости от назначения чеканы имеют различную форму боя.
--Что значит боя?
--Искусство чеканки состоит в том, чтобы выбивать на металле определённый сюжет.
--Понятно.
--Вот это—канфарник. У него заострённый конец в виде тупой иглы. Они служат для перевода рисунка с бумаги на металл. Вот это—обводные чеканы, с их помощью на металле воспроизводят контур рисунка. На металле линия обводки образуется не только на лицевой стороне, но и на оборотной, что помогает следить за рисунком с изнанки. Вот эти чеканы с продолговатым, овальным, бобовидным боем, называются облыми или бобошниками. Ими можно производить наибольшую вытяжку рельефа. Группа чеканов с плоским боем называется лощатниками. Они применяются для выравнивания поверхности. Конфигурация их разнообразна. Перечисленные чеканы являются основными. Кроме них применяются и дополнительные чеканы: пурочники, круглые прямые, круглые косые, сапожок, пуасоны, острозаточенные, крюки и трещотки.
--И это всё?
--Не совсем. Нужны также и чеканные молоточки. Все они одинаковы по форме, но различаются по весу. Применяются также различные слесарные инструменты. Уже в ходе работы для очистки металла от окислов, флюсов необходимо протравливать металл. Здесь нужны сильные кислоты: серная, азотная, соляная и их смеси.
--И когда можно посмотреть в действии все эти инструменты?
--Обычно я работаю по ночам или ранним утром. Никто не мешает.
--Посмотреть можно?
--Конечно. Но первые фазы совершенно неинтересны.
--Я потерплю.
Дик разложил инструменты и задумался. Думал он долго и сосредоточенно. Профессор не утерпел и спросил:
--О чём раздумье?
--Думаю каким должен быть характер рельефа. В зависимости от рельефа подбирается металл.
--А можно сделать заказ?
--Конечно.
--Попробуйте что-нибудь историческое. Например, Дон Кихота. Сможете?
--У вас есть иллюстрации в книге?
--Да.
--Принесите.—Дик внимательно рассмотрел рисунок в книге. Потом взял кусок кальки и переснял его.
--Какого размера должен быть рисунок?
--Ну, не знаю. Приблизительно 30х40 сантиметров.
Дик отрезал от листа металла пластину размером 40х50 см. Нарисовал на листе бумаги 30х40см в одну линию рисунок скачущего Дон Кихота и наложил на пластину металла. Оставшиеся поля потребовались ему, чтобы закрепить рисунок на металле с помощью пластилина. Положил отрезок металла на ящик. Достал кусок смолы и начал её разогревать. Пока смола разогревалась, Дик прочертил на листе металла осевые линии, параллельно сторонам. Профессор с интересом наблюдал зам процессом.
--А разметка для чего?
--Я сейчас загну концы пластин и залью их смолой. Поэтому они не смогут быть ориентиром для правильного размещения рисунка на металле.
Когда смола разогрелась Дик уложил на неё пластину так, чтобы воздух не попал между пластиной и смолой. Пока смола остывала, Дик налил себе бокал вина, профессор отрицательно покачал головой и закурил. Убедившись, что смола остыла Дик  покрыл пластину тонким слоем гуаши. Снова подождал пока высохнет гуаш, восстановил осевые линии на пластине карандашом и приложил рисунок так, чтобы осевые линии рисунка и пластины совпали. Перед этим он положил под рисунок копировальную бумагу и прикрепил рисунок к пластине пластилином. Заострённым концом палочки начал переснимать рисунок, периодически приподнимая край рисунка, чтобы убедится в правильности нанесения его на пластину. Закончив эту операцию, Дик взял расходник и обвёл им рисунок. После расходки рисунок стал хорошо видимым с лицевой и оборотной стороны. Для его закрепления Дик покрыл его толстым слоем лака с помощью ватного тампона.
--Всё. Теперь до утра никаких действий. Завтра я закончу работу.
--И потом?
--Понесу в магазин.
--Я прошу вас дождаться меня с работы. Вместе решим, что делать с произведением искусства.
--Не возражаю.
После ухода профессора на работу, Дик продолжил работу. Он расположил ящик с пластиной так, чтобы линия рисунка была направлена к нему. Так ему было легче работать. Положил возле себя плоские лощатники, которыми выводится расходка и приступил к следующей операции—опускание фона. В результате этой операции рельеф стал сильно выделятся над фоном. Чтобы ещё больше усилить фон, Дик снял пластину со смолы и отжёг её. Для этого он нагрел пластину до тёмно-красного каления. Металл в процессе нагрева приобретает вязкость и пластичность. Кроме того с оборотной стороны выгорает смола. Затем, после охлаждения металла Дик налил в тазик 15%-ный раствор серной кислоты и отбелил пластину. После отбеливания хорошо промыл пластину в тёплой воде и просушил при слабом пламени газовой плиты.
Перед выколоткой рельефа Дик позавтракал, вышел погулять  и вернулся. Сел перед ящиком, достал чеканы с мягкой рабочей частью и предельно внимательно и осторожно начал выколотку. По мере окончания работы он заменил  чеканы с мягкой рабочей поверхностью на более жёсткие. Закончив эту работу Дик принёс войлок и резину, чтобы использовать эти материалы в качестве амортизационных при выколотки с лицевой стороны. В ходе работы он решал какой будет чеканка: вогнутой или выпуклой. Техника выполнения чеканных работ очень напоминает гравировку, но чеканкой легче создавать более живой и сочный рисунок. Поэтому чеканные работы и называют иногда графикой на металле. Ещё раз промыв пластину, Дик загнул края в виде лебединой шеи под тупым углом и поставил готовый рисунок на стол.
Профессор пришёл не один. Вместе с ним в квартиру вошёл плотный, высокий человек, с пышной, длинной шевелюрой, перехваченной сзади резинкой.
--Дик! Это Мануэль Перейра.
--Мануэль! Это Дик Стоун.
Едва войдя в комнату Мануэль остановился и оценивающе оглядел выполненную работу.
--Мануэль владелец галереи. Я попросил его придти посмотреть и оценить твоё произведение.
--Спасибо, профессор. Мог бы сам отдать его в магазин.
--И сколько бы вам заплатили за неё?—гость повернулся лицом к Дику.—Как долго вы работали над этой вещью?
--Два дня. Это простая вещь.
--Можете сделать что-нибудь посложнее?
--Всё что угодно.
--Например можете сделать шесть подстаканников для чая,--гость назвал ещё несколько предметов.
--Конечно, могу. Смотря за сколько времени.
--За неделю? Этот рисунок-шедевр я забираю. Не хочу вас обманывать и потому не называю цену. Попробую поставить максимальную и посмотрим сумею я его продать. С вами я готов заключить договор. 80% ваши и 20% мои. Согласны.
--Согласен, но без подписания договора. Вы знакомый профессора, а я ему доверяю как самому себе.
--Так я забираю гравюру и приду через неделю.
--Конечно.
Дик с головой погрузился в работу. Неделя прошла в изготовлении подстаканников и сахарницы. А вечерами Дик не мог удержатся от темы, которая была для него самой главной в теперешней жизни. Естественно, она была связана с последними событиями во Франции. Главной она стала в жизни Дика, потому что он искал оправдания своим действиям. Стоун был воспитан западной цивилизацией и прекрасно понимал, что действует он вопреки всем правилам этой цивилизации, но он выбрал свой путь и не думал сворачивать с него. Оправдание он искал в силу именно того воспитания. Профессор, конечно, знал намного больше по этой проблеме, чем Дик и он слушал его внимательно лишь изредка перебивая его вопросами.
--Профессор, скажите, лично для вас события во Франции не стали шоком?
--Не только для меня, для большинства тех, кто считал западноевропейское общество неким социально-экономическим идеалом. Еще совсем недавно казалось, что именно в Западной Европе нашли свое воплощение мечты социалистов всех стран и народов о справедливом обществе, в котором богатое государство помогает своим бедным гражданам, обеспечивая им приемлемый уровень жизни. Французские события обозначили крушение этой милой идеи, а также, возможно, начало чего-то нового, что мы пока не в силах осознать и оценить.
--Почему нельзя оценить? Неужели иммиграция была не просчитана правительством?
--Была. Корни сегодняшних событий уходят в далекие 50-е, когда экономике, и не только французской остро не хватало недорогой низко квалифицированной рабочей силы. На роль таковой в случае с Францией с радостью согласились обитатели бывших французских колоний, устремившихся в метрополию. Для многих из них это стало единственным способом обрести достойную жизнь, поскольку с уходом французов из Северной Африки на родине им просто нечем было заняться. Знающие французский язык и в определенной степени знакомые с французской культурой мигранты действительно получили возможность найти во Франции хоть и тяжелую, но вполне реальную работу. Иммигранты первой волны неплохо адаптировались на французской территории, обзавелись семьями, довольно многодетными. Поводов для серьезных конфликтов с местным населением не возникало, поскольку в экономическом и социальном планах точек соприкосновения между французами и новоприбывшими было не так много. Последние предпочитали селиться отдельно от аборигенов и не составляли им особой конкуренции на рынке труда.
--Но это не только французская беда.
--Конечно, но французская нация стоит особняком в Европе.
--Почему?
--Немного позже, чтобы не сбиться с мысли. Так вот своими действиями французы заложили мину замедленного действия под социально-экономическое благополучие Франции. И первый взрыв произошел в конце 80-х – начале 90-х, в тот момент, когда французская экономика и общество вышли на грань индустриализма и постиндустриализма. Рост производительности труда, развитие новых технологий и вывод трудозатратных производств в страны «третьего мира» выбили экономическую почву из-под ног иммигрантов. Большинство из них не собирались повышать свою квалификацию, хотя спрос на низко квалифицированную работу заметно снизился или переместился за пределы Франции. Более того, подросшее поколение во многом оказалось менее лояльным к принявшей их стране, нежели их родители. Подавляющее большинство молодежи не смогло или не захотело найти себе работу, предпочитая довольно сносную жизнь на социальные пособия.
--Я думаю, что просто не хотело.
--Я так не думаю, потому что о социальных пособиях стоит сказать отдельно, так как, похоже, именно они стали тем благом, которое со временем обратилось во зло. Государству проще всего было откупаться от нескольких миллионов иммигрантов посредством внушительных социальных пособий, обеспечиваемых высочайшей производительностью труда в приоритетных отраслях экономики, и не требовать взамен ничего, кроме лояльности. Таким образом, в стране фактически был сформирован класс «лояльных паразитов».
--Значит я прав? Они не хотели работать имея блага от государства.
--Частично. Потому что более-менее думающие иммигранты понимали, что для достижения жизненных благ необходима интеграция. А как легче всего интегрироваться в общество? Только посредством контакта, который представляет совместная работа.
--Вы говорите о турках, а я говорю о арабах и выходцах из Северной Африки.
--Повторяю. В чём-то вы правы, но проблема настолько сложна, что не могла быть решена однозначно. Начавшаяся стагнация экономики в Европе, высокие цены на энергоносители, рост политической напряжённости в связи с радикально-исламистскими настроениями подтачивали основу системы, которая еще вчера казалась идеальной и незыблемой. Но если в конце 90-х годов правительство быстро сумело взять ситуацию под контроль, то сейчас наступил кризис и речь уже идет не об отдельных социальных волнениях, а именно о кризисе всей системы. Подтверждением тому служат и бездействие французских властей, отдавших ситуацию на откуп полиции и другим чрезвычайным службам. Вполне возможно, что французские власти намеренно не делают громких заявлений и не предпринимают самых жестких действий, ибо понимают, что, встав на ту или иную сторону, окончательно взорвут ситуацию.
--Но так же не может продолжатся до бесконечности?
--Не может и скорее всего последует жесткий репрессивный ответ со стороны государства. Не исключено, что бунты будут подавлены и спокойствие восстановлено. Вопрос – надолго ли? С одной стороны, подавление бунта только разогреет недовольство миллионов выходцев из иммигрантских семей, усердно обрабатываемых идеологами радикального исламизма. Именно тех, о которых я вам говорил в Мадриде—учителей Корана. Достаточно будет одного-двух столкновений, чтобы ситуация окончательно вышла из-под контроля. Опасность заключается и в том, что к движению арабов могут примкнуть массы безработных марроканцев, алжирцев, сомалийцев, которых держали в лояльности к властям за счёт социальных пособий.
--Франция и так находится в тяжёлом экономическом положении. Сможет ли она выдержать этот удар?
--Несомненно это нанесет серьезный удар по экономике Франции. Прямой материальный ущерб от погромов, резкий скачок издержек страховых компаний и рост социальной напряженности не добавят экономике стабильности. Не стоит забывать, что Франция, наряду с Германией, на протяжении долгого времени являлась экономическим локомотивом Евросоюза. Нет сомнений в том, что последние события будут спроецированы на экономику всего ЕС. Под вопросом может оказаться все та же система социальной защиты, которая, несмотря на колоссальную подпитку за счет огромных налогов, не смогла обеспечить должной социально-экономической стабильности. Другими вероятными последствиями происходящего могут стать отток инвестиций из ЕС, продолжение снижения курса евро и усиление тенденций к распаду Евросоюза. Намек  уже прозвучал после неудачного голосования по евроконституции. Хорошо это или плохо, но объективно именно «западная» цивилизационная и социально-экономическая система является на сегодняшний день стержнем всего мироустройства. Слом этого стержня способен повергнуть во тьму и хаос всю человеческую цивилизацию, без деления на «запад» и «восток», бедных и богатых. Наш мир хрупок сегодня, как никогда, и об этом не следует забывать.
--Вы полностью правы, профессор. Я читал в газетах, что действия этих подонков перебросились в Германию и Бельгию. Правда не в таких масштабах, но всё же. Я думаю, что вскоре это проявится и в Нидерландах.
--Сомневаюсь.
--Почему?
--В Нидерландах уже было нечто подобное двадцать лет назад. В Роттердаме начались беспорядки, спровоцированные исламскими выходцами из Африки. Правительство и общественность Нидерландов быстро нашли выход. Из самых уважаемых людей африканских иммигрантов было сформировано нечто подобное патрульным подразделениям. Правительство попросило их осуществить контроль над городом. Бригады, которые ходили по улицам доказывали разбушевавшимся подросткам, что они позорят своих родителей, свою общину, родину исхода, то есть самих себя. Постепенно всё пошло на убыль и только самые психически неуравновешенные продолжали творить беспорядки. Таких или сажали в тюрьму, или депортировали если у них не было гражданства или вида на жительство.
--Возможно, в Нидерландах в тот раз и сумели справится, но уже начались погромы французских учреждений в странах Евросоюза. Разве не может происходящее во Франции перебросится в другие страны на более серьёзной основе.
--Вполне может. Конфликты, которые разгорелись под Парижем связаны с тем, что мир глобализуется и происходит расслоение элит. Одна часть гуманистично относится к представителям разных религиозных взглядов и этносов. Другая часть становится на сторону национально-этнических групп, которые замкнулись в своей национальной идентичности. Это и выплёскивается в острый конфликт и погромы по национальному признаку. Глобализация неизбежна, расслоление на элиты неизбежно и только движение на сближение социальных групп может привести к развитию более цивилизованных форм общения и понимания, чем погромы и убийства.
К сожалению французское общество в своей основе националистическое. Это вам ответ на обещанное выше вам разъяснения почему французы отличаются от остальных народов Европы. Во-вторых, власть, безразлично над городом, своим народом или пришлым народом, постепенно искореняет в душах людей все человеческие достоинства и добродетели. Французское общество предоставило иммигрантов самим себе и посчитало, что предоставив им убежище, крышу над головой и пособие по безработице, оно выполнило свои обязательства. Но дело в том, что первые иммигранты, приехав во Францию, могли сравнивать своё положение, в действительности нищенское и безрадостное, со своим положением, ещё более безрадостным и тяжёлым, на своей родине. Дети этих иммигрантов, став гражданами Франции и не имея никакой связи с родиной исхода своих родителей, уже могли сравнивать свою жизнь с жизнью своих сверстников, коренных французов. И это сравнение было не в пользу их.
--В какой-то мере я согласен с вами. Но почему молчит президент страны? Разве не его прямая обязанность дать оценку событиям? Каким будет итог событий?
--Да. Действительно, французское общество ждало выступления президента и было озадачено его молчанием. Мне кажется, что президент молчал потому, что с одной стороны есть законы страны и со второй стороны, принятие мер с армией и полицией против собственного народа (ведь арабы в большинстве своём являются гражданами Франции) приведёт к ещё большему осложнению. Многие подумают, что президент расист. Это очень сложно и я бы не хотел в этот момент быть президентом Франции.
--А разве это не трусость? Разве это не демократическая в кавычках болезнь? Из-за 10% населения не защищать иные 90%? Разве можно назвать умной такую политику?
--Я думаю, что предпринятые французским правительством меры немного охладят пыл арабской молодёжи, но не настолько, чтобы избавится от влияния радикалов от ислама. Чтобы погасить необходимы серьёзные финансовые вливания в образование и увеличение рабочих мест для молодёжи. В противном случае сложность проблем современного глобализирующегося мира, конкуренция среди разных социальных групп будет приобретать ещё более чудовищные и варварские формы противостояния.
--Но они имеют право на образование и знают об этом. Почему же они не учатся? Только не говорите, что они потом не могут найти приложения своим знаниям. Они знают, что имеют права, но не хотят знать, что должны иметь и обязанности.
--Вы и правы и не правы.
--Почему же? Разве им не предоставили права на жильё, на пособия. Но им действительно не нужно всего этого. Им нужна вся страна в целом, а в широком смысле—вся Европа.
--Ну, что ж.В ваших словах есть логика, но Европа даже без арабского завоевания катится в пропасть. И нет никакой вины в этом исламского населения.
--Ещё одна версия?
--Нет. Объективная причина, в которой виноваты сами европейцы. Пусть вам  покажутся смешными мои доводы, но  от этого проблема не устраняется.
--Обещаю вам серьёзно отнестись к вашим словам. Во всяком случае также, как и прежде ко всем вашим высказываниям.
--Будущее Европы в широком смысле этого слова уже определено самими европейцами. Если на континенте любят животных больше чем людей, я имею ввиду, что родители любят животных больше, чем своих детей, то судьба этого континента предрешена. Посмотрите на любой западноевро пейский город или деревню. Там же от собачников нормальному человеку некуда пройти. И как следствие, дети чувствуют, что их не любят и предпочитают животных и ударяются в различные экстремальные развлечения. Отсюда большая часть женатых пар не могут иметь детей. Ну, возьмут они ребёнка из детприёмника или, как сейчас модно, сделают внематочную беременность! И что дальше?  На сколько времени хватит Европы? Как только коренное население Европы сравняется с иммигрантами—странам придёт конец.
А как быть с теми, кто не любит собак и кошек? Где же эта хвалённая демократия? Человеку, который хочет прогуляться утром или вечером, нельзя спокойно пройти, чтобы не столкнутся с животными. И, главное, эти собаки при встрече рычат и делают попытку напасть на человека. Конечно, это нападение не завершается укусами, но когда из-за угла на тебя неожиданно летит здоровенный пёс, то и здоровый человек может напугаться. А что говорить о старом, не всегда здоровом человеке? Инфакт? Инсульт? А некоторые владельцы не только не останавливают своих воспитанников, но с явным одобрением смотрят на их действия.
Если уж демократия, то надо сделать так, чтобы можно было не пересекаться с собаками и кошками и выделить для них специальные улицы. Такого закона нет. Почему такую большую популярность приобрели партии «зелёных»? Руководители этих партий правильно сориентировались, что произошли коренные изменения в менталитете людей западноевропейских стран, что родители совершенно не интересуются чем занимаются дети, как они себя ведут, как их воспитывать. Единственная страсть—собаки и кошки. Потому и голосуют за «зелёных» и партии проходят в парламенты, с ними заключают каолиции. А политические партии, которые борются за права человека, остаются за бортом. Эти «зелёные» и антиглобалисты мне напоминают рабочих в первые годы капитализма, которые громили машины, считая их своими врагами. И что вышло? На гребне этого безумия стали создаваться профсоюзы, якобы для защиты прав рабочего люда. На самом же деле и профсоюзы и «зелёные» просто делали и делают политическую карьеру. И на самом деле они использовали рабочих также как и капиталисты, только под другими лозунгами.
--Профессор! Поверьте мне интересны ваши рассуждения о «зелёных» и антиглобалистах, но они меня не волнуют, меня волнует другое. Вы хотите сказать, что через какое-то время Европа станет арабским халифатом и виноваты в этом будут сами европейцы?
--Не совсем так. В принципе, те кто боится арабского завоевания, глубоко ошибаются. Если вначале и будет арабское завоевание, то в конце оно станет азиатским. Вот тогда и начнётся Третья мировая война. И я не знаю, что страшнее: арабское или азиатское завоевание.
--Да. Картина не радостная.

                ---------------------------------------

Так в беседах и работе проходили дни и недели. За первый месяц Дик продал Мануэлю чеканок на сумму около трёх тысяч евро. Оба были довольны заключённой сделкой. Дик хотел уехать, но Мануэль уговорил его поработать ещё месяц, пока есть ажиотаж на приобретение сделанных Диком работ. События во Франции ещё бушевали и Дик не хотел возвращаться в готовую взорваться социальной революцией страну. Кроме того он думал, что перерыв в два месяца поставит в затруднение следователей, которые несомненно ищут убийцу. Дик позвонил Али, сообщил, что задержится ещё на месяц и выслал ему две с половиной тысячи евро. Второй месяц также прошёл в работе и беседах с профессором, к которому Дик с каждым днём чувствовал всё большее и большее уважения за его энциклопедические знания.
В экономическом смысле Дик улучшил своё положение. На этот раз он заработал вдвое большую сумму, чем за первый месяц. Дик позвонил Али и договорился встретится с ним на железнодорожном вокзале Парижа. Он решил продолжить свою «работу» во Франции, где напряжённость социального взрыва пошла значительно на убыль и его действия против арабов-учителей не могла привести к новому напряжению в обществе. Кроме того Дик знал, что более 80% французского общества в душе поддерживает радикальную борьбу с фундаменталистами-учителями ислама. Несмотря на усиленные уговоры Мануэля поработать ещё месяц, Дик тепло распрощался с профессором и выехал в Париж.













    







   


         
                Г Л А В А   9

В Германии Бринкмана и Мейсона встретил начальник полиции города Генсилькирхена и разместил их в гостинице. Был поздний вечер и Бринкман посчитал, что лучше всего начать расследование утром. Оба они устали и нуждались в отдыхе. Начальник полиции пообещал прислать утром следователя и материалы по убийству в бане и баре «Багдад». Едва успев позавтракать Бринкман и Мейсон увидели входящего в отель человека средних лет, полного, коротко подстриженного в сопровождении полицейского, явно похожего на демобилизованного офицера сухопутных войск. Он безошибочно подошёл к столу и представился:
--Детектив Фридман. Мой помощник сержант Венцель. Все необходимые документы с нами. С чего начнём?
--Вы уже завтракали?
--Да.
--Тогда поднимемся в номер.
Когда все расселись вокруг стола и Фридман разложил документы, Бринкман попросил вкратце описать произошедшее в бане. Как только Фридман закончил, Пол задал первый вопрос:
--Отпечатки пальцев на мебели, на ручках, на посуде принадлежат убитым?
--Да. Есть ещё след ладони, но кому он принадлежит неизвестно. Иденфицировать не удалось. Баллистическая экспертиза установила, что стреляли из «Берреты». Доказательства: пули, извлечённые из тел, предполагаемая траектория полёта пуль.
--Что нашли в карманах убитых?
--Обычные вещи. Короче следов много, но совершенно бесполезных следов.
--Личности потерпевших установлены?
--Установлены, хотя ни каких документов при них не было. Это беженцы из стран Ближнего Востока. Нелегалы. По сведениям они занимались обучением молодёжи исламу, но исламу фундаментальному. Короче принадлежали к неизвестным пока террористическим группировкам. В полиции в качестве преступников не проходили. Единственной зацепкой можно признать появление какого-то араба за неделю перед убийством в их окружении.
--Есть свидетель?
--Он не свидетель. То, что произошло в бане, никто не видел. Брат одного из убитых описал этого араба.
--Описание фигурирует в деле?
--Да.
--Покажите.—Бринкман прочитал описание и передал Полу.--Снова учителя Корана. Во Франции убитые также были учителями фундаментального ислама. Что скажешь, Пол?
--Фоторобот  и описание идентичны. Несомненно действовал один и тот же человек.
--Да. Похоже кто-то устраняет именно «учителей» Корана.
--Что по бару «Багдад»?
--Убийство совершено при помощи снайперской винтовки с далёкого расстояния. Действовал профессионал.
--Как в Бордо, Пол. Что ещё?
--Никаких следов, естественно, не было обнаружено. Хозяин бара увидел только падение на пол своих клиентов. Услышал  звон стекла. Никаких зацепок. Установлен только дом откуда был произведен выстрел. Это—неоконченное строительство.
--То же как во Франции. Тот же почерк. Несомненно действовал один человек. Во Франции он останавливался в отеле под именем Чарльз Коллинз. Инспектор! Проверьте  в гостиницах. Может промелькнёт знакомое имя. Узнайте насчёт араба, вот его фоторобот, хотя он вряд ли поселится в отеле. Вот ещё один фоторобот. Человека зовут Чарльз Коллинз.
--Венцель! Направьте людей. Что ещё?
--Пока будут проверять мы хотели бы осмотреть места происшествия.
--Конечно. Но там уже всё убрано и баня функционирует вновь.
--Неважно. Мы хотим посмотреть общую картину.
И снова, как в Марселе. В гостиницу входил человек, предъявлял удостоверение портье и показывал ему уже не одну, а две фотографии.
--Вы знаете этих людей?
--Нет.
--Может быть они снимали у вас номер?
--Нет. Я бы запомнил.
--Спасибо. Я с вашего разрешения поговорю с персоналом.
Снова предъявлял фотографии.
--Нет, не видели и не помним таких.
--Спасибо.
Молодой человек шёл дальше, в другие гостиницы, пока…
--Вы знаете этих людей?
--Да. Одного из них. Он жил здесь около двух недель.
--Как он себя вёл?
--Обычно. Ходил по городу, изредка отправлялся с делегациями Франции и Англии на какие-то семинары.
--Какие делегации?
--У нас в городе проходили семинары по развитию угольной промышленности и проблемы иммиграции. Этот человек посещал семинары. Больше ничего сказать не могу.
--Он ни с кем не знакомился в отеле кроме членов этих делегаций?
--Один раз я видел его с русской делегацией. Это было накануне отъезда. Вскоре и он уехал.
--А вот этого человека вы не видели?
--Нет.
--Как  записался того, кто поселился?
--Ричард Стоун.
--Вы не ошибаетесь?
--Нет. Он предъявил паспорт.
--Когда он  выехал?
--Вам нужна точная дата? Сейчас посмотрю. Вот. Ричард Стоун поселился 25 августа и выехал 7 сентября.
--Может быть случайно услышали—куда выехал?
--Нет.
--Много было у него вещей?
--Нет. Стоун вообще приехал налегке.
--Точно?
--Да.
--Спасибо. Вы нам очень помогли.
Сообщение о некоем Ричарде Стоуне, похожем на фоторобот Чарльза Коллинза, поселившемся в отеле также без багажа, крайне заинтересовало Бринкмана. Он заперся с Мейсоном у себя в номере и занялся анализом известных фактов. Берт-Рене  любил расследовать запутанные дела с помощью кроссворда. Вместо пустых клеточек были люди или группы людей, которые пересекались и накладывались друг на друга и составляли какое-то неизвестное действие. С помощью этого метода Бринкман решил не одну запутанную задачу. Иногда такую запутанную, что другие агенты восхищённо крутили головами. И сейчас Бринкман пытался связать неизвестного снайпера, »учителей» Корана и что послужило возникшей связи. Любое, ставшее ему известным событие, соприкоснувшееся с этими квадратиками, он стрелками связывал с ними. Иногда стрелки пересекались и Бринкман в этой сложной системе информации искал ответы на свои вопросы. На многие вопросы в этом деле он не находил ответа, но на некоторые—уже нашёл.
Вместе со снайпером действовал неизвестный араб. В гостиницах Генсилькирхена не останавливался человек по имени Чарльз Коллинз и тем не менее было совершено два убийства. Вполне вероятно, что снайпер воспользовался другим именем. Поездка Пола Мейсона в Бордо и опрос свидетелей по указанному в паспорте адресу показал, что предъявленное фото человека под именем Чарльз Коллинз было опознано, но знали его под именем Дик. Фамилию никто не знал. Близких отношений с этим человеком у них не было. По их заявлению он служил по военному ведомству, но не знали где и в каких войсках. Но самое главное заключалось в том, что у этого Чарльза Коллинза или Дика погибла семья в теракте на вокзале в Мадриде. Это, конечно, не облегчало поиск, но всё же сужало рамки проведения расследования по выяснению причин происходящих убийств. Дик—это сокращённое имя от Ричарда. В гостинице на этот раз останавливался Ричард Стоун. Есть связь или нет? Возможно да, а возможно нет.
--Пол! Ты что думаешь?
--Думаю, что связь есть. Как рабочую эту гипотезу надо отработать, но она может привести в тупик.
--Может. Зови Фридмана. Ты знаешь, что его включили в нашу группу?
--Первый раз слышу, но раз включили, то наверное по заслугам и на это есть причины.
--Наверное, но мне не нравится его подход к делу. Слишком осторожный и с оглядкой на начальство. Ты не заметил?
--Нет.
--Я попрошу его составить план мероприятий по поиску и поимке снайпера. Ведь он входит в нашу группу. И тогда можно составить мнение. Согласен?
--Да.
--Тогда зови.
Следователь пришёл по зову Мейсона быстро. Сел в кресло и приготовился выслушать приказ или просьбу агента Интерпола. Можно было понимать по разному. Бринкман попросил его составить план мероприятий по поиску преступника. Когда через два дня Фридман принёс план, Берт-Рене остался недоволен.
--Как вы намерены действовать?—Берт-Рене для себя уже составил план действий, но хотел его проверить.—Если не знаете где его искать?
--Составить портрет по опознанию, проверить адреса родственников и друзей, объявить в розыск и разослать ориентировку во все страны, установить наблюдение в районах его возможного появления.
--Вам не кажется, коллега, что вы готовите предпосылку для своего оправдания?
--Как это?
--Вы предложили типичный приём неуверенного в себе исполнителя. Чем меньше вероятность получения результата, тем более громоздкую работу предлагают проделать. Вы предпочитаете отчитаться о проделанной работе или доложить об итоге. Как говорят много шуму из ничего.
--Вы считаете предложенные мною мероприятия нецелесообразными?
--Предложенные вами мероприятия имеют дежурный характер. Такой подход крайне затратен и нерационален. Поэтому с предложенными вами мероприятиями я …соглашусь. В рабочем порядке их необходимо выполнять, но сосредоточить усилия нужно в другом направлении. Сначала нужно установить мотивы. При расследовании каждого убийства возникают три главных вопроса: кто, как и почему. Из этих вопросов самый трудный—почему. Этот вопрос не только о мотиве преступления, но и о причинах преступления. Когда находится ответ на вопрос «почему» расследование завершается раскрытием преступления.
Второе. Не бывает преступлений, которые происходят совершенно незаметно. Даже немногочисленные улочки затерянного в глуши городка в самый глухой час ночи не обходятся без случайного луча света или какого-нибудь движения. Ведь в любой час всегда кто-то бодрствует. Даже с наступлением ночи все жители не впадают в наркотический сон. Люди всегда следят друг за другом, даже не замечая этого. Жёны следят за мужьями, мужья—за жёнами, соседи –за соседями. Я не называю людей для которых слежка—это работа. Поэтому, если хорошо расспросить граждан, всегда можно узнать кое-что интересное, касающееся расследуемого убийства.
И третье. Искусство убийства сродни искусству фокусника. Последнее не имеет никакого отношения к чепухе типа «рука действует быстрее, чем реагирует глаз», но заключается в том, чтобы отвлечь ваше внимание. Фокусник заставляет вас глядеть на одну руку, тогда как другой добивается нужного эффекта. То же самое с убийством, когда убийца, даже не подозревая этого, чисто инстинктивно, старается запутать следы и, особенно, мотивы преступления. Возможно, в данном случае моё сравнение не имеет под собой почвы, но чтобы отгадать действия фокусника, нужно тщательно проанализировать всё его поведение. Разве с преступлением не так же?
Ради чего он убивает людей? Пока неизвестно. Кто он такой? Тоже не известно. Что нам известно? Только то, что он охотится пока на нелегальных «учителей» ислама. Где? В разных странах. И всё. Вы предлагаете разослать фотографии? Это верно, но может ни к чему не привести. Кто он такой этот Ричард Стоун или Чарльз Коллинз? Где он работал, где жил? Если мы поймём мотив его поступков, то на 75% вычислим этого человека. Вам ясен ход моих мыслей?
--Совершенно.
--Тогда в план мероприятий включите первым пунктом выяснение личности. А затем уже займётесь остальной частью вашего плана. Что касается мотивов, то  это можно с вероятной долей уверенности сказать только после выяснения личности этого снайпера. Кстати, не только снайпера. Он умело пользуется и пистолетом и старинным способом румынских цыган. Вам это что-нибудь говорит?
--То, что он профессионал.
--Совершенно верно и профессионал, который мог получить такие знания в специальном заведении или в специальных войсках. Как видите поиск может быть намного сужен. Исключите из запроса  лиц с азиатскими, северными и арабскими чертами лица. Вряд ли человек, убивающий арабов и носящий две фамилии явно европейского происхождения, будет иметь не европейские черты.
--Но в деле фигурирует и какой-то араб.
--Да. Но только фигурирует. Возможно это случайность, что он появился в Германии в то время, когда там присутствовал Ричард Стоун. И хотя я в случайности не верю, пока мы не имеем хотя бы приблизительной информации о участии этого араба в деле. Разошлите фото этого человека во все крупные города Западной Европы с просьбой проинформировать о проживании его в отелях. В маленьком городе он не станет останавливаться, так как там спрятаться сложно. Случай на озере подтверждает этот факт.
--Так что мне сделать в первую очередь?
--Запросите в городских и деревенских хементах…
--Простите. А что такое хемента?—Фридман недоумённо посмотрел на Бринкмана.
--Прошу прощения. Это чисто голландское слово. Запросите в магистратах сведения о всех Чарльзах Коллинзах и Ричардах Стоунах в возрасте от тридцати до пятидесяти лет. Семейное положение, место работы, место жительства и где он находился во время совершения убийств во Франции и Германии. И обязательно последнюю фотографию при получении паспорта.
Две недели, прошедшие после запроса, были для Бринкмана очень тяжёлыми. Если он оказался бы неправ, то встал бы на ложный путь и следствие не продвинулось бы ни на шаг. Даже привыкший к характеру Бринкмана Пол Мейсон отметил, что его друг ведёт себя не так, как обычно. Вопреки обычному спокойствию, он нервничал, иногда срывался и грубо разговаривал с Фридманом. Мейсон сглаживал инциденты и старался успокоить Бринкмана. В основном ему это удавалось, но он и сам был в напряжении.
Через две недели были получены ответы из большинства магистратур. Бринкман посадил на обработку полученных сведений двух сотрудников полиции. Через два дня Фридман принёс Бринкману отчёт.
--Можно на словах? Не люблю канцелярщину.
--Можно. Да собственно и писать было нечего. Просто соблюдали форму. В городе Бордо проживает Ричард Стоун по адресу улица Инвалидов 13, женат, двое дочерей, работает в каком-то военном учреждении. Адреса и названия учреждения в магистратуре нет. Паспорт получен в январе 2000 года. В настоящее время холост, так как жена и дети погибли при теракте в Мадриде. По месту жительства отсутствует.
--Не много сведений. Это всё?
--Нет. Дальше самое удивительное. Человек по имени Чарльз Коллинз проживает в городе Бордо по адресу улица Инвалидов 13, женат, двое дочерей, работает в каком-то военном учреждении, адреса и названия организации в магистратуре нет. Паспорт получен в мае 2005 года. В настоящее время холост, так как жена и дети погибли во время теракта в Мадриде. По месту жительства отсутствует.
--Вот это да! Пол! То, что мы искали. Что ещё.
--В ответе магистратуры содержится несколько слов о причине получения второго паспорта Ричардом Стоуном. По происшествии года после теракта, гражданин Стоун запросил магистратуру о возможности выдать ему новый паспорт по имеющемуся у него водительскому удостоверению на имя Чарльза Коллинза и удостоверению личности, выданному воинской организацией. Комиссия учла душевное состояние господина Стоуна и разрешила выдать паспорт на новое имя.
--Всё это есть в отчёте?
--Конечно. И многое другое: как проводилось расследование, на какие запросы было определено первейшее внимание и так далее. Я думаю, вас это не интересовало.
--Вы правы. Пол! Что скажешь?
--По-моему, в самую точку.
--Франц! Я могу вас так называть?
--Конечно.
--Повторите пожалуйста ещё раз. Я готов это слушать, как песню.
После повторного рассказа Франца Фридмана Берт-Рене  уставился на Пола.
--Что думаешь?
--То что это одно и то же лицо многое объясняет, но не всё.
--Например?
--Например, где он служит, какая профессия и почему?
--«Почему» уже содержится в ответе магистратуры из Бордо. У него погибла семья и он мстит. А вот другие вопросы действительно неизвестны. Хотя сопоставив все данные можно на 75% утверждать, что он имел близкие взаимоотношения со снайперской винтовкой. Ты знаешь в каких воинских частях во Франции присваивается новая фамилия и имя, взамен настоящей?
--Нет. У нас в США такого не может быть.
--Во Франции  существует и имя этого воинского подразделения—Иностранный легион. Так, что Пол, собирайся в Бордо, отыщи самое ближайшее подразделение Иностранного легиона—это не секрет—и выясни всё о Чарльзе Коллинзе или Ричарде Стоуне.
--Когда?
--Прямо сейчас.
--Меня уже нет.
Когда Мейсон вышел Франц Фридман решил высказать своё мнение. Он был прежде армейским офицером и все тонкости сыскной работы ему были непонятны. Вот и теперь он не мог понять, зачем Мейсону лететь во Францию, когда можно всё узнать по телеграфу, он не мог понять, что сыскная работа заключается в большинстве случаев на терпеливой, незаметной, черновой работе и победителем может стать только человек, точно просчитавший все возможные шаги преступника.
Он был не согласен с применяемыми методами расследования:
--Насколько легко в открытом бою. Тут своя позиция, там—чужая. Свои в своей форме, чужие—в чужой. Если на твоей позиции кто-то в чужой форме—значит он перешедший за линию фронта чужой и с ним можно поступать по законам военного времени. Допрашивать, а если молчит—расстреливать. Всегда ясно кто друг, а кто—враг, всегда есть сосед справа и сосед слева. Есть прикрывающие войска. А в ваших играх сам чёрт ногу сломит. Кто враг? Где друг? С какой стороны пуля прилетит? Я думаю, что вы делаете ненужную работу и не одобряю ваш план.
--Но вы же не делали замечаний при разработке плана. И к тому же работаете инспектором уголовного розыска и кому, как не вам должно быть понятно, что здесь не армия и законы совершенно другие.
--Думаю не понимать этого осталось недолго. После армии некуда было устроится и мне помогли с работой в полиции. Работу я уже подыскал и вскоре уволюсь из полиции.
--Понятно. Франц! Я человек прямой и хочу, чтобы вы знали, я буду просить вывести вас из нашей группы.
--Я не буду обижаться. Говорю вам откровенно.
В тот же вечер Бринкман позвонил в Нью-Йорк и попросил заменить Франца Фридмана на более полезного сотрудника.
--Но он хороший оперативник по сведениям из генсилькирхенской полиции.
--Сомневаюсь. Я вижу, что он старается делать всё то, что должен делать оперативник. У него это плохо получается, но кроме того делает ещё и то, что не входит в обязанности исполнителя. То, что не поощряется во все времена при  проведении спецопераций. И наказывалось одинаково—отлучением от проведения операции. Исполнитель позволил себе задумываться над тем, что предлагал ему руководитель и даже обсуждал его действия. В принципе во всех организациях, живущих по армейским законам во время проведения операции или расследования убийств, во время обсуждения мероприятий никто никогда не запрещал высказывать своего мнения, но…Когда план утверждался все исполнители не задумываясь обязаны были выполнять его и если возникали дополнительные вопросы или непредвиденные обстоятельства обязаны были поставить в известность руководителя и согласовать с ним новый план, но ни в коем случае не критиковать или подвергать сомнению выработанный план мероприятий.
--Если вы настаиваете, мы выполним вашу просьбу.
--Да, настаиваю,--Бринкман не стал говорить о скором увольнении Фридмана из полиции. Главное, что он был непрофессионалом и Бринкман даже немного сгустил краски доказывая свою правоту в деле Фридмана.
--Хорошо, мы найдём ему замену. Как Пол?
--Вылетел в Бордо.
--Твои отчёты, сынок, приходят во-время и они очень толковы. Держи нас в курсе дела.
--Спасибо, шеф!
Перелёт в Бордо и поиски штаба Иностранного легиона заняли двое суток. Пол зашёл в комнату дежурного и представился.
--Здравствуйте. Я –агент Интерпола и расследую уголовное дело. Следы привели в вашу часть.
--Подождите минутку. Я доложу руководителю.—Дежурный позвонил по местному телефону и положил трубку.—Пройдите по коридору прямо. Третья дверь справа. Вас примет начальник штаба.
Пол прошёл по указанному адресу, открыл дверь. Навстречу ему поднялся крупный мужчина в возрасте под пятьдесят лет, коротко подстриженный, одетый в хаки. Пол снова представился.
--Меня зовут Ганс Мюллер,--начальник штаба протянул руку для рукопожатия и жестом указал на стул. Усевшись Пол пересказал то, что он говорил дежурному и продолжил.
--Знаю, что вы не разглашаете псевдонимов ваших служащих, но здесь особый случай.
--О ком идёт разговор?
--Чарльз Коллинз.
--Извините, я не могу раскрыть имя этого человека.
--Вы разве не понимаете—речь идёт о преступлении?
--Понимаю. Но я должен запросить командование. Подождите, пожалуйста, в этой комнате. Я вернусь скоро.
Начальник штаба действительно отсутствовал недолго. Через четверть часа он вернулся.
--Я получил разрешение. Дело в том, что Чарльз Коллинз не обычный военнослужащий и секрет его псевдонима я могу раскрыть только с разрешения начальника штаба главного командования. Я получил указание полностью сотрудничать с вами.
--Отлично. Так кто он такой на самом деле?
--Ричард Стоун.
--Я так и думал. Его профессия?
--Инструктор по снайперскому делу. Он отличный специалист. Недавно уволился по личным мотивам. Его семья погибла в теракте в Мадриде. У него был сильнейший стресс и он не мог дальше служить. Мы пошли навстречу и уволили его до окончания срока контракта.
--Всё сходится. В деле наверняка есть отпечатки пальцев.
 --Нет. Мы предпочитаем  отпечаток ладони.
--Ладони? А разве производят и идентификацию по ладони? Этот метод считают ненадёжным. Во всяком случае не таким надёжным, как отпечатки пальцев.
--Не совсем так. На ладонях человека есть поры. И здесь нет ничего нового. Это было установлено доктором Локаром в 1912 году в Лионе. Ладони, как известно имеют поры, через которые на ладони выделяется пот. Они хорошо видны под микроскопом и на фотографии можно подсчитать, сколько таких пор содержится на определённом участке. У каждого человека их количество строго определённое.
--И не встречается двух одинаковых?
--Нет. Вот перед вами фотография ладони Чарльза Коллинза или Ричарда Стоуна. На ней изображён участок, на котором заметны чёрные точки, размером с булавочную головку. Это—поры. Их всего 800. Если у вас есть отпечаток ладони этого человека, то легко иденфицировать её с этой фотографией. Человек не всегда оставляет отпечатки пальцев, а вот ладони чаще. Если этот человек преступник, то он всё знает о отпечатках пальцев и старается не оставлять их на месте преступления. А вот о ладонях он не думает и вполне возможно, на месте преступления вы могли найти отпечатки ладони, но не знали, что с ними делать.
--Вы правы. Отпечатки ладони имеются в двух местах. Мы их сняли, но на экспертизу даже не отдавали. Вы разрешите взять с собой эту фотографию?
--Только копию. У нас нет дубликата. Вы уверены, что ваш специалист сумеет разобраться?
--Да. Вполне. У нас хороший специалист в области дактолоскопии.
--Не смею вас задерживать. Или ещё есть вопросы?
--Что вы ещё можете сказать о Ричарде Стоуне?
--Что он хороший человек. Справедливый и пользовался авторитетом, не дутым, а настоящим. Ещё у него есть хобби. Он великолепно выполняет гравюры по металлу.
--Да. Заметил. У него в квартире, в бывшей квартире, много гравюр. Довольно красивых и профессиональных. Новые хозяева даже не пожелали расстаться с ними.
--У нас в штабе тоже висят его гравюры. Ещё вопросы?
--Нет. Большое вам спасибо.
--Зайдите в дежурную часть. Вам вручат копию отпечатка ладони.
--До свидания. Спасибо за содействие.
--Не стоит благодарностей. До свидания.
Сведения добытые Мейсоном прояснили всю картину. Теперь было известно кого надо искать. Идентификация отпечатка ладони, оставленная в бане и деревенском отеле-бара полностью совпала с оригиналом. Из окружения Ричарда Стоуна было выделено двенадцать человек, с которыми он имел когда-либо более менее близкие контакты за последние десять лет. Это были люди к которым он мог обратиться за помощью или останавливаться у них. Откомандированные к этим людям сотрудники Интерпола осуществили проверку всех двенадцати и установили полное отсутствие контактов с Чарльзом Коллинзом и Ричардом Стоуном. Фотографии снайпера были разосланы во все крупные города западноевропейских стран. И сообщение о проживании Чарльза Коллинза в отеле Мадрида поступило Бринкману, но слишком поздно. Снайпер успел сделать своё дело и Бринкман с Мейсоном прибыли в Мадрид после серии убийств в Барселоне и Куиденьи. Как всегда после прибытия в Мадрид первым делом опросили портье в отеле.
--Вы знаете этого человека?
--Да. Он жил здесь около двух недель. Мы с ним часто беседовали. Интересный мужчина.
--Как он себя вёл?
--Обычно. Ходил по городу, уезжал на неделю в Астурию. Не знаю в какой город.
--Он ни с кем не знакомился в отеле.
--Нет. Этот господин вместе с французом арабского происхождения, поселились вместе.
--Вместе?
--Нет, нет. В разных номерах. Я имел ввиду в один день.
--Вы можете его опознать?—Бринкман предъявил фоторобот.
--Да. Это он.
--Как его зовут.
--Записался как Али Хусейн. Так записано в паспорте.
--Где проживает? Улица? Город?
--Я  обратил  внимание только на город. Это--Париж.
--А может быть в их поведении, было что-то неординарное?
--Нет.
--Когда они  выехали?
--Сейчас посмотрю. Чарльз Коллинз выехал на день позже Али Хусейна. Коллинз выехал 30 октября.
--Может быть случайно услышали—куда выехал?
--Нет.
--Много было у них вещей?
--Нет. Коллинз вообще приехал налегке, а у Хусейна было спортивная сумка. Хусейн прожил у нас всего пять дней и выехал в Барселону.
--Точно?
--Да. Я сам заказывал билет на поезд.
--Спасибо. Вы нам очень помогли.
В гостинице Бринкман поинтересовался у Пола.
--Куда сначала?
--В маленький город.
--Я тоже так думаю. А потом в Барселону.
По поводу убийства в Куиденьи Бринкману не пришлось долго ломать голову. Там было всё предельно ясно. Убийца использовал вентиляционный люк, проник в дом и застрелил человека. Снова применялась беретта. Следов второго соучастника не прослеживалось. А вот по второму групповому убийству Бринкман долго не мог составить своего мнения. Непонятно было кто же убил двух арабов. Задержанный полицией по горячим следам араб, по показаниям родственников и друзей, был близким другом убитых. Зачем ему понадобилось убивать их—непонятно. Если убийство совершили разыскиваемый снайпер и соучастник Али, то непонятно, как они проникли в дом, а затем в квартиру, где установлены камеры слежения, которые зафиксировали только появление подозреваемого в убийстве. Бринкман и Мейсон проработали множество вариантов, но ни один не смог объяснить появление снайпера в квартире. Бринкман запросил протокол допроса подозреваемого в убийстве араба.
Сравнил фотографию с фотороботом некоего Али. Ничего похожего. Внимательно стал читать протокол допроса. Бринкман скурпулёзно просмотрел видеокассеты записей, которые велись с помощью телеустановки на входе к дом. На первой кассете отчётливо было видно, как два араба нажимают кнопку вызова и входят в помещение. На принимающем устройстве эти же два араба входят в комнату и встречаются с хозяевами. На этом кассета заканчивается и внешний аппарат фиксирует выход двух арабов из дома, где произошло убийство. Через несколько минут один из арабов возвращается, снова нажимает кнопку вызова и входит. На кассете отчётливо видно, что дверь за ним не закрывается. Возможно, подумал Бринкман, он решил, что быстро выйдет и не стал закрывать дверь. Стоп. Дверь должна закрываться автоматически. Значит это намеренное оставление дверей открытыми. Для чего? Араб зашёл в подъезд без оружия. Зачем ему брать оружие если идёт к друзьям. Друзей, конечно, убивают, но телекамера возле квартиры показывает, что жертвы сами открыли дверь. Значит….Значит дверь осталась открытой для кого-то ещё. Но  на плёнке не зафиксирован второй человек? Ясно, потому что он не хотел попасть в поле зрения камеры слежения. Как можно не попасть в поле зрения камеры? Только ползком.
Бринкман проследил путь араба до двери квартиры и плёнка зафиксировала человека, похожего на убитого, смотрящего в глазок. Он открыл дверь и тут же прозвучали выстрелы. Кто стрелял понять было невозможно. Камера слежения была расстреляна и выход из дома не был зафиксирован. Прибывшая полиция на основании плёнок арестовала араба, входившего в дом и в квартиру. Он свою вину отрицает, но следователь посчитал дело закрытым и передал в суд. Теперь очередь за адвокатом. Бринкман читал разговор адвоката с подозреваемым.
--Я не убивал. У меня не было никаких мотивов для убийства.
--Но если не вы, то кто?
--Не знаю.
--Я не знаю верить вам или нет. Скорее не верю. Как могли преступники проникнуть в квартиру, если вы сами утверждаете, что проникнуть в неё невозможно?
--Не знаю. Честное слово не знаю. Я сам всё время думаю об этом и ничего не могу придумать.
Бринкман по привычке, не доверяя ни своим, ни чужим впечатлениям, обратился к известному психиатру.
--Чем могу быть полезен?—профессор протянул для приветствия руку. Бринкман пожал её и вытащил видеокассету с допросом араба.
--Своим профессиональным опытом. Хочу, чтобы вы просмотрели кассету и сделали заключение: врёт подозреваемый или говорит правду?
Профессор взял кассету, вставил в видеомагнитофон и придвинулся к телевизору. Смотрел не отрываясь и внимательно.
--Что скажете?—спросил Бринкман.
--Скажу что этот человек находится в крайне напряжённом нервном состоянии.
--Это понятно. А врёт он или нет?
--Скорее нет, чем да. Разрешите прокрутить кассету ещё раз и без звука.
--Конечно.
Просмотрев пару раз, профессор был категоричен.
--Он говорит правду. Это видно по спонтанным реакциям. Когда он говорит о первичных причинах то использует характерный жест, чтобы усилить силу воздействия на собеседника. Когда он говорит о вторичных причинах, которые ему не могут повредить, он снова использует тот же жест.
--Это можно делать спонтанно или специально?
--Нет. Человеку очень трудно контролировать свои психофизические реакции. Контролировать себя на протяжении долгого разговора нельзя: выдадут мимика и жесты. Именно поэтому я готов утверждать, что он говорит правду. Но, я готов подключить ещё одного специалиста. Со мной вместе работает программист на полиграфе. По тембру голоса он многое может узнать.
--Буду вам обязан.
--Фридрих! Можно к тебе зайти?
--Вполне.—За столом сидел крупный мужчина с седыми волосами.
--Это правда,--спросил Бринкман,--что вы по тембру голоса можете узнать правду говорит человек или нет?
--Это опробированный метод. Считается, что когда человек врёт его голосовые связки подсыхают и голос меняется. Ухо такое распознать не может, а приборы способны.—Мужчина встал и подошёл к прибору.—Это так называемый детектор лжи, но видоизменённый. Включайте видеокассету.
Оператор просмотрел всю плёнку и стал считывать показания прибора.
--Видите! Он утверждает, что никого не убивал и никакого дёргания, никаких шевелений линий. Он не врёт и говорит правду. Помните, его спросили:
--У вас были причины желать смерти Усаму Бен Салима и Абрахама аль Бодума?
--Абсолютно никаких.
--И снова линии ровные. Он не лжёт и не убивал никого.
Бринкман снова и снова прокручивал плёнку. Если специалисты утверждают, что он не убивал, то КТО. Кто мог проникнуть в хорошо охраняемый дом и квартиру. Бринкман ещё раз внимательно просматривая запись обнаружил, что походка араба, первый раз нажимавшего кнопку вызова, не похожа на походку вторично подошедшего араба к двери дома. Хорошо, но живущие в квартире люди открыли дверь без раздумий. Не мог же за время между первым и вторым посещением так изменится, чтобы его не узнали. Бринкман почувствовал, как в голове что-то щёлкнуло и он замер, зацепившись за эту фразу. Берт-Рене позвал Пола и развил ему свою догадку.
--А если действительно подменили. Тогда всё становится понятным. Где фото подозреваемого. Ага! Теперь включаем кассету. Стоп. Зафиксируем лицо Увеличение. Боже мой! Какой же он разный при ближайшем рассмотрении. И скулы, и форма ушей, и разрез глаз совершенно разные. Скулы шире, чем на фото. На кассете глаза разносятся на несколько миллиметров и посажены глубже, чем на фото. Если смотреть мельком или невнимательно, разницы не замечаешь, а если внимательно…Цвет и форму волос нетрудно изменить, нос можно расплющить, насовав ваты, челюсть можно выдвинуть вперёд. Но вот изменить форму ушей, сблизить или раздвинуть глаза невозможно. Разве что разломить череп. Вот и ответ, как проник убийца в дом. Он позвонил, хозяева подумали, что он забыл что-то или он сказал, что забыл и открыли дверь. А дальше дело техники.
--Но стать другим очень трудно. И главное—быть естественным, чтобы не переиграть, потому что любой жест может выдать. Это же каким актёром надо быть!
--Ты прав. Это высший пилотаж и редко кому из выпускников театральных школ удаётся достичь такого перевоплощения. Но…Ты не забыл, что действие заняло несколько секунд, что хозяева не пристально вглядывались на изображение на мониторе, что они совсем недавно видели это лицо и не было ничего необычного в том, что он что-то забыв решил вернутся.
--Но всё равно сыграно было мастерски.
--Согласен. По крайней мере теперь не нужно ломать голову, как он или они попали в квартиру. Выходит, что могли и до смешного просто.
--Берт! Здесь нам делать больше нечего. Остаётся только ждать нового убийства, чтобы  получить новые улики. Может пройти и месяц и два и год, прежде чем он снова выйдет «на тропу войны». А по поводу араба вообще ничего узнать нельзя. Сколько в Париже Али Хусейнов? Даже если найдём он скажет, что ни куда не выезжал и семья подтвердит его показания.
--По поводу араба ты полностью прав, а вот насчёт снайпера, я думаю, ты ошибаешься.
--Есть задумка?
--Есть. Пол! Ты рыбак?
--Нет. А ты?
--Когда-то увлекался, но хорошо помню советы старого рыболова. Если хочешь поймать щуку—надо ловить на живца. Это такая живая рыбка, которая трепыхаясь привлекает к себе внимание хищника. При этом рыбка должна быть другой породы, чем хищники и тогда щука мимо не проплывёт.
--Ты хочешь сказать….
--Да. И думаю, что время у нас есть, чтобы подготовится.
--Где ты думаешь готовить живца?
--Во Франции. Километрах в ста от Парижа. А может быть и в самом Париже.
--Почему там?
--В Париже у него сообщник, который подготавливает для него информацию.
--Почему ты так думаешь?
--Некий араб всегда светится возле снайпера, но сам не принимает участия в расправах. Даже уезжает раньше снайпера с места проведения акции. Значит, он поставляет информацию и больше не нужен. Надо предоставить ему информацию.
--Но ты же не знаешь кто он?
--И не надо. Главное распространить информацию и ждать пока он клюнет.
--Берт! Ты забыл, что сейчас делается во Франции?
--Нет. Поджоги пошли на убыль и вскоре правительство возьмёт ситуацию под контроль.
--Как скоро?
--Месяц—полтора. Как раз сколько нам нужно для подготовки операции.
--Ты согласовал с шефом?
--Пока нет. Мысль пришла только что, а завтра пошлю отчёт и план по поимке. Всё, Пол! Собирайся! Завтра едем в Париж.






















      

    
            Г Л А В А  10

      И Ричард Стоун, и Бринкман, и Мейсон прибыли в Париж почти одновремённо. Али встретил Ричарда на вокзале и отвёз на квартиру. Дик предупредил его, что в отеле ему жить опасно и Али договорился со своими друзьями. Квартира была почти в центре Парижа и Дик по вечерам совершал прогулки по городу. Бринкмана и Мейсона встретили агенты Интерпола и поселили в центре Парижа в отеле. Вполне возможно они ходили по одним и тем же улицам и даже встречались, не подозревая что являются главными действующими лицами криминального действия, которое связало их незримыми нитями. Они, возможно, спокойно, проходили мимо друг друга, бросив безразличный взгляд на проходящего мимо человека.
В Париже уже ничто не напоминало о том, что введено чрезвычайное положение и пригороды столицы сожжены бунтующей толпой. Вечером улицы заполонялись гуляющей публикой, открыты шикарные магазины, а в дорогих ресторанах - яблоку упасть негде. Лишь на севере города ближе к полуночи - запах гари, улицы оглашаются пронзительными сиренами и пожарные машины спешат на окраины города.
Дика поразило то, что во Франции некоторые политики и СМИ пытаются вывести французских мусульман из-под удара. Во французских СМИ такие слова, как «мусульмане», «арабы» или «иммигранты», вообще не употребляются. Такое ощущение, что у французов сейчас сильно желание сохранить политкорректность и межэтнические и межрелигиозные проблемы перевести в разряд сугубо социальных. Если это не глупость, то огромная политическая ошибка. Французское телевидение пытается сгладить ситуацию, показывая передачи о дружбе народов - трогательный репортаж о классе, где учатся арабы, африканцы, и всего ДВА белых мальчика. Все нежно дружат с друг другом и возмущаются в камеру: как это можно, устраивать погромы, мы же все французы! Тем не менее, пригороды Парижа продолжают пылать каждую ночь. Европейцы думали, что выходцы из нищих стран, которые миллионами селились у них, будут благодарны за хлеб и жилье, примут их культуру и стиль жизни, но все случилось по-другому – «гости с юга» требуют, чтобы Европа жила по их правилам. Подавят «огненный бунт» в ближайшее время или нет - уже не так важно. Поставив на уши всю республику, упиваясь бездействием полиции, захватывая в ночное время власть над десятками городков, погромщики поняли главное - они являются силой.
Дик не понимал, как у политиков поворачивается язык охарактеризовать то, что происходит, как связанное с какой-то цивилизацией. Скорее речь идет о варварстве и соответственно о столкновении цивилизации и варварства. Французские вандалы находятся, если можно так выразиться, внутри этой цивилизации. При этом они пытаются влиять на то, по какому пути пойдет эта глобализирующаяся цивилизация, то есть в сторону упадка и деградации. Достаточно вспомнить режим талибов в Афганистане, когда уничтожались статуи Будды в Бамиане. Вандалы во Франции – идейные и духовные родственники талибов. Журналисты и телевизионщики, конечно, действовали согласовав свои  репортажи с политиками и получилось по старой еврейской пословице: можно пнуть старика, потому что вы знаете, что он собой представляет. Но не вздумайте пнуть молодого: неизвестно, кем он может стать.
 Тем более что среди даже «умеренных» мусульман других европейских стран французские события находят если не поддержку, то понимание. И какими надо быть комедиантами французским имамам, которые выступили и подчеркнули, что в этих событиях они никого не поддерживают и выступают за нормализацию обстановки. Их выступление легко просчитывается: они не хотят антиисламских выступлений коренных французов и до сих пор еще не было никаких антиарабских или антиисламских выступлений. Так что своей цели они добились.
Французское правительство сделало ставку на силовое решение проблемы и использование силы – это единственно правильное решение. И в этом плане нужна ещё более жёсткая политика. Дик её полностью одобрял и готовился к ещё более решительным действиям. Али уже вышел на какого-то «учителя« Ислама и провёл предварительную проверку. Теперь дело за мной. И Дик начал действовать.
Первым делом выбрать объект из которого можно произвести выстрел. Сложность заключалась в том, что объект, за которым охотился Дик находился на одной их окраин города и часто проводил время в баре, где собирались молодые поджигатели автомобилей. Дика не смущало это обстоятельство, но после первых разведок его насторожило то, что удобный дом, из которого можно произвести выстрел, был почти единственным в этом районе. Стоун долго присматривался к другим домам, но всякий раз убеждался в бесперспективности использования всех остальных домов. И теперь каждый день к 16-00 он подъезжал на такси и садился  на шестом этаже. В оптический прицел наблюдал за жертвой. Возвращаясь Дик оставлял винтовку в автоматической камере на вокзале и пешком шёл на квартиру. Он наметил произвести выстрел через два дня. В последний день перед началом операции Дик подъехал к выбранному дому на такси и попросил водителя подождать его. Шофёр прождав час, начал волноваться. На счётчике набежала немалая сумма, а он не получил ни цента. Когда же клиент вернулся без дипломата, он стал кое-что подозревать и когда вернулся в город, позвонил в полицию.
Берт-Рене и Пол две недели, совместно с местными  агентами Интерпола, занимались поисками «живца». Наконец, в в одном из отделений полиции Руана они нашли то, что искали. Азад ас-Мегриб уже 10 лет служил в полиции  и был на хорошем счету. Но самое главное, он не состоял ни в одной из религиозных сект ислама, но отлично разбирался в тонкостях учения. Бринкман и Мейсон провели беседу с кандидатом и остались довольны. Теперь предстояло внедрить агента в местную среду.
Мейсон по-прежнему сомневался, что снайпер начнёт свои действия с Парижа и доказывал Бринкману ошибочность его убеждения.
--И всё-таки Берт, почему ты думаешь, что он вновь начнёт с Франции?
--Я уже тебе сказал, что там живёт Али Хусейн. Во-вторых….Пол! Ты помнишь как Марк Твен описывал свою попытку научится ездить на велосипеде?
--А это ещё к чему?
--Марк Твен писал, что он всегда делал именно то, что не следовало делать. Он пытался не наезжать на камни и постоянно падал. Когда же он ехал по широкой улице и там оказывался хоть крохотный кусочек кирпича, он непременно наезжал на него. Разве это не объясняет появления снайпера именно в Париже?
--Убедил. Но у меня ещё одно сомнение. Может быть не стоит рисковать нашим человеком? Ведь век киллера недолог.
--Ты прав. Но… Киллер, если он состоит в организации, долго не живёт. Две-три акции и он становится опасен. Его видят случайные люди, которые могут его опознать, он оставляет на месте преступления улики, может что-то сболтнуть после акции. А если киллер работает в одиночку, то он может спрятаться под маской рядового обывателя. Ему не грозит контроль со стороны организации, следящей за киллером и избавляющейся от него при  первых же признаках допущения, даже не допущения, а прогноза, ошибки. Наш снайпер одиночка и вычислить его намного труднее, чем киллера из организации. В организацию должен поступить заказ, заказ должны обработать, на счёт организации должны поступить деньги. И как бы хитро не конспирировалась организация, её всё равно можно вычислить. А вот киллера-одиночку по этим признакам вычислить просто не возможно. Он не получает заказ, не обрабатывает, не получает деньги.
А ещё «приёмщики». Сами по себе «приёмщики» безопасны, они ничего не знают, работают втёмную. Смысл и значение своей работы не понимают. Единственная опасность заключалась в том, что кто-то может заинтересоваться ими попытаться выйти через него  куда-то выше. Поэтому «приёмщиков» часто меняют, гораздо чаще, чем киллеров. В отличие от киллеров они легко заменяемый материал и работают за копейки. Но и здесь наш снайпер в безопасности. У него только один сообщник.
--Значит только ловля на «живца»?
--Да. Пол! Я говорил тебе об этом при нашей встрече в аэропорту и снова хочу сказать, что я в какой-то мере сочувствую снайперу.
--Я помню, но что ты предлагаешь?
-- Я читал у какого-то автора детективов, что инспектор полиции симпатизируя человеку, который неумышленно убил другого человека, закрыл дело и доложил начальству о недостаточности улик против обвиняемого. Другими словами не довёл дело до суда.
--Благородно, но у нас другой случай. Снайпер продолжает убивать людей и после первого убийства.
--Да. Пол! Наверное я старею. Я дал клятву служить закону и вот такие слова. Кстати, Пол, а кто знает продолжал тот человек убивать или остановился. У автора рассказ обрывается после того, как инспектор полиции решил признать дело нераскрытым. У меня убеждение, что снайпер просто ищет посмертной славы. Художники, писатели и многие другие деятели культуры становятся известными благодаря посмертной славе. И получается, что посмертная слава в списке лучших вещей, следует сразу за счастливой жизнью, потому что людям трудно представить себе известного человека, который не имеет счастливой жизни. Как ты думаешь?
--Ты снова за своё, но другими словами. Берт! Давай лучше подумаем как организовать приманку или, как ты говоришь, ловлю на «живца».
--Слушаюсь, господин старший инспектор Интерпола.
Внедрение в среду прошло успешно. Азад-ас Мегриб поселился у одного из радикальных исламистов и часто посещал бар, где собирались молодые бунтовщики. Его комментарии к Корану привлекли к нему внимание молодёжи, да и пожилые арабы слушали его с вниманием и почтением. Азад-ас Мегриб каждый день появлялся в баре в 16-00 и четыре часа проводил в беседах и ответах на вопросы.
Руководитель местного отделения Европола предложил использовать прессу, но Бринкман был категорически против.
-- Когда подвыпивший художник рассказывает о своём замысле нарисовать грандиозное полотно, это не вызывает ни у кого ни малейшего удивления. Когда писатель на каждом шагу упоминает о великом романе, который он намерен создать--это ни у кого не вызывает удивления. Но когда газетчик небрежно упоминает о какой-либо истории, а тем более о убийствах, то это вызывает в обществе повышенный интерес. Так что твоя затея с журналистами—это заранее проваленная операция.
---Ты боишься, что в одном из репортажей может проскользнуть вполне правдивое предположение?
--Да.
--Жизнь—это театр. Театр же, а значит и жизнь, в своей сути—ложь. Если вы хотите прослыть кристально честным человеком—говорите неправду на каждом шагу. Если вам надо, чтобы вас считали лжецом—говорите правду-матку в глаза. В этом суть искусства и жизни.
--Интересная теория, но думаю—спорная. Во всяком случае мы пойдём другим путём.
Бринкман запретил устанавливать за баром наблюдение полицейских—это было опасно. Возле бара, куда после обсуждения плана действий, установили телекамеру и она фотографировала всех, кто заходил в бар и устанавливал контакт с «живцом». Рассматривая фотографии и рассылая их для опознания и Бринкман, и Мейсон так и не смогли вычислить среди них Али Хусейна. Среди посетителей было, по крайней мере, больше десятка людей, носивших фамилию Али Хусейн. Среди них могли быть и люди, заходящие в бар просто чтобы выпить кружку пива или более крепкого напитка. Кто из них нужен был Интерполу, неизвестно.
Второй частью плана было определение места засады. По прошлым случаям было известно, что снайпер стрелял с расстояния 800-1000 метров. Надо было обследовать все дома, находящиеся в том районе в радиусе одного километра. Эту работу Бринкман поручил Полу Мейсону.
Пол заходил во все дома, расположенные в полукилометре и дальше от бара, который посещал «объект» для снайпера. Вызывал хозяина дома.
--Я—инспектор Ериксон. Проверяю в доме радиоотражающие свойства домовых кровель.
--Ну и?
--Когда у вас в последний раз проводили замеры?
--На моей памяти никогда.
--Форменное безобразие. Над вами самолёты летают?
--Летают.
--А если отражённый луч испортит настройку автопилота? Вы понимаете, что может произойти?
--Понимаю.
--В колодцах вашего двора проходит резервный канал правительственной связи. Преломлённый луч может рассеяться и поступить на преемник абонента в искажённом виде. И никто не поймёт о чём сообщает источник информации. Вы понимаете?
--Я всё понимаю, кроме одного—что нужно от меня?
--Мне нужны ключи от чердаков и я проведу соответствующие исследования. По окончании сдам вам ключи обратно.
--Хорошо. Пройдёмте в офис.
Хозяева домов совершенно ничего не понимали в той галиматье, что сливал им Пол. На это он и рассчитывал. Чем меньше любопытства—тем качественнее будет выполнена работа. Пол «тщательно» проверял «радиоотражающие» свойства, коэффициент преломления и находил их в норме. Но главное для него составлял вывод: обзор был ни к чёрту или обзор подходил. Максимум, что можно было видеть из обследуемых домов—крышу интересующего снайпера объекта. Для наблюдения и выполнения выстрела этого было мало. Это не огорчало Пола: если здесь не мог засесть он, то и снайпер, как профессионал, не сможет устроить засаду в этом месте. Крыша? То же нет обзора. Всё, с этим домом покончено надо переходить к следующему. Точно также проверялись пустующие или недостроенные дома в радиусе до километра.
--Я попросил бы вас не болтать о нашем договоре.
--Конечно. Я понимаю. Сам проходил службу в войсках.
--Вот и отлично.
Мейсон выбрал три дома, которые могли быть использованы снайпером и за ними было установлено постоянное наблюдение. Через несколько дней в один из домов зашёл средних лет, невысокий человек с дипломатом. Ещё через несколько минут наблюдатель заметил блеск от оптического прибора. Всё. Цель была достигнута. Теперь надо было определить дату, когда снайпер решил устранить «учителя» Корана. Голову ломать не пришлось. В одно из посещений снайпер вышел из дому без дипломата. Бринкман понял, что акция назначена на завтра в полдень. Наступил самый ответственный момент.
После согласования с Шефом и руководителем местного отделения Интерпола, Бринкман назавтра в 12-00 засел в выбранном снайпером доме и стал ждать исполнителя. Ничего не подозревающий Дик в три часа полудня пришёл к выбранному дому, огляделся, проверил пыль возле подъезда. Всё было чисто. Он вошёл в подъезд, поднялся на шестой этаж, достал спрятанный дипломат и начал собирать винтовку. Когда винтовка была готова, он поймал в прицел голову выбранной жертвы и тут услышал голос. Он раздался из соседней комнаты и это было так неожиданно, что Дик даже не разобрал слов, но винтовку опустил. И в это время голос заговорил снова.
--Ричард Стоун! Прошу вас не делайте глупости. Я –старший инспектор Интерпола и предлагаю вам сдаться.
Дик молчал. Не потому, что думал над предложением говорившего. Для себя он давно уже всё решил. Он прекрасно понимал, что когда-нибудь это должно было случится и спокойно отнёсся к тому, что его выследили.
--Если вы без оружия, можете зайти ко мне. Обещаю не стрелять.
--У меня есть оружие, но я оставлю его в этой комнате.
Бринкман осторожно вошёл в комнату, где у окна сидел снайпер. Увидев его, Бринкман почему-то подумал, что таким его и представлял. Он имел ввиду не фотографическое сходство, а логику его мышления. Снайпер понял, что его действия закончены и отнёсся к этому спокойно. Затем Бринкман заметил в руках снайпера беретту.
--Не волнуйтесь. В вас это оружие не выстрелит. Это для меня.
--Может быть, поговорим?
--О чём?
--По правде говоря, не знаю.
--Вот, вот. Инспектор я не сдамся и суда не будет.—Бринкман сделал шаг вперёд.—Спокойно, инспектор. Иногда оружие стреляет.—Дик поднял берету и выстрелил себе в рот. На выстрел прибежал Мейсон и агенты, которые вели слежку.
--Вызовите скорую,--сказал Бринкман,--хотя я не уверен, что она нужна.
--Пойдём, Берт! Нам здесь больше делать нечего.
Бринкман продолжал смотреть на снайпера. Потом решительно направился к выходу. Выйдя из дома, он повернулся к Полу:
--И всё-таки мне жаль его!
--Поговорим у тебя дома. Я завтра улетаю. Надо ещё сообщить Шефу.
--Ты можешь взять это на себя?
--Конечно, но он захочет услышать твой отчёт.
--Ты прав. Позвоним из гостиницы.
Утром машина довезла их в Орли. С билетом проблем не было и в полдень они были в Амстердаме.







               Г Л А В А   11

Бринкман и Мейсон сидели в амстердамской квартире Берт-Рене. Жена Бринкмана уже ушла на работу и друзья вспоминали только что закончившееся расследование. Машина за Полом должна была придти через пять часов, чтобы отвезти его в Схипхол. Время было и потому они беседовали неторопливо.
--Я не знаю, поверишь ли мне, Пол. Но вот уже много лет я в Интерполе и всякий раз, когда слышу, что в расследование включился Интерпол, не могу не гордится, что именно эта организация с блеском проведёт расследование. И знаешь почему? Потому что я часть Интерпола и иногда мне кажется, что я и есть Интерпол.
--Хорошо сказал, Берт! Я тоже так думаю, но так блестяще не смог бы сформулировать. Надеюсь ты не забыл своего первого учителя-детектива?
--Конечно, нет. Но причём здесь это?
--Наверное нечто подобное он говорил тебе и по поводу своей работы.
--Ты прав. Я помню не только его, но и его наставления. Помню он говорил, что детектив должен быть мастером на все руки, но не специалистом в каком-нибудь деле.
--Он был прав!
--Да. И ещё он смеялся над литературными детективами, особенно его возмущало, что детектив там всегда загадочен и хитро скрывает свои секреты: восклицает «Ага!» и делает многозначительные паузы.
--Ты разве   с ним не согласен?
--Нет, конечно. Да и он сам был не согласен со своими выводами. Насколько я понял, он просто шутил. Возьми настоящего детектива. Он и вправду выглядит загадочно и, кстати, говорит «Ага!». но….Он всегда подчёркивал разницу, что несмотря на внешнее сходство, настоящий детектив никогда не говорит, что поимка убийцы или преступника осуществится через сутки или двое. Может быть ему и хотелось бы в кратчайший срок расследовать преступление, но он прекрасно понимает, что может ошибиться. И ещё. Он придавал большое значение пособничеству со стороны граждан. Без них, говорил он, мы не смогли бы раскрыть ни одного серьёзного преступления.
--Вот здесь, мне кажется, он был не совсем прав.
--Пол! Хочу по этому поводу напомнить тебе совсем недавнюю историю. Ты заметил, что даже самые скрытные люди свободно общаются с водителями такси? Не знаю в чём тут дело, но думаю потому, что водители такси никогда ничему не удивляются. Снайпер, очевидно, молчаливый человек, всю дорогу наверное восхищался красотами Парижа. Наверное он волновался и хотел успокоится. Хотя я этому не верю. Так хладнокровно убивать людей и волноваться? Нет. Не верю. Просто захотел пообщатся, чтобы дорога не показалась такой длинной. А шофёр что-то заподозрил и сообщил в полицию. Хотя мы уже и без него знали о выбранном снайпером доме, но необходимо признать, что французской полиции полезнее было бы прибегать к услугам водителей такси, а не консьержей. Но это так, между прочим. А водитель молодец!
--Согласен.
--Ну, а теперь, колись. Ты всё ходишь вокруг да около, но поговорить ты хотел не об этом. Прав?
--Прав. Берт! Теперь когда дело закончено, я хочу вернутся к нашему разговору у тебя дома в Амстердаме, когда я прилетел к тебе.
--Я помню. Ты меня тогда здорово отбрил. Неужели ты и сейчас думаешь также по поводу исламского экстремизма?
--Об этом я и хочу поговорить. Давай не путать тараканов и продукты. Это две разные вещи. Я и сейчас, после смерти снайпера не одобряю его действий, хотя и понимаю его. Другое дело исламский экстремизм. Я его не одобрял всегда и не понимаю, даже логически. Да. Мне жалко заблудившегося человека. Кстати, я не испытываю потребности найти некоего «араба.» Своей смертью снайпер взял на себя и грехи этого человека.
--Я поддерживаю тебя, Пол! Мне тоже жаль снайпера, как человека, но как ты сам говорил при нашей встрече—долг есть долг.
--Я и сейчас придерживаюсь того же мнения, но я о другом.
--О чём?
--О том, что произошло во Франции. О жизни и смерти империй. О варварстве. О исламском факторе. О том, что, по-моему, послужило отправной точкой действий снайпера. Я знаю, что ты возразишь. У него мол убили в теракте семью. Это так, но не забывай—он пошёл убивать не всех подряд арабов, а именно «учителей» Корана.
--В твоих словах есть логика, но….Империя? Это интересно. Где же ты у нас в Европе, кроме России, нашёл империю?
--А разве Евросоюз это не империя? И то, что это настоящая империя, показали французские события. Европа шла к ним долго. Я не буду вспоминать древность и средние века.
--Ну ,по истории я с тобой спорить не буду. Доверяю твоим знаниям полностью.
--Спасибо. Так вот, достаточно вспомнить относительно недавние события—конца лета 1973 года, когда произошло столкновение марсельцев с алжирцами. Правительство Франции осудило это столкновение как «расистское» и после этого во Франции бездумно, но планомерно насаждалась либеральная толерантность. Объединение Европы заняло в политической философии правящих кругов западноевропейских стран и, в первую очередь в Париже и Берлине, первое место. И реализация амбиций по объединения Европы и есть  имперская амбиция, которая всегда дорого стоила государствам, любым государствам. Возьми маленькие государства восточной  Европы, которые в последнее время вступили в Евросоюз. Они совсем недавно освободились от советской империи, но не так то просто изжить наследие многих лет. Что их потянуло в Евросоюз?
--Что?
--Память о имперских амбициях. Не случайно в них так процветают фашистские и националистические настроения. И не боязнь перед Россией потянула их снова в империю. На своём опыте они убедились, что империя всегда будет потакать национализму.
--Ты считаешь, что  было ошибкой принимать их в Евросоюз?
--Смотря что считать ошибкой. Объединение в экономическом смысле—это нормальное и полезное объединение. Политическое объединение—это всегда имперское объединение и политические круги объединённых государств  всегда ставят свои амбиции выше интересов национальных государств. И разве не об этом говорят итоги референдума в той же Франции и Нидерландах. Когда имперские амбиции перевешивают национальные, то гибель империи становится лишь вопросом времени. Свидетельство—Римская империя.
--Ты считаешь, что начался закат европейской империи?
--Да. Римляне покорили варваров—варвары покорили мир. Такова судьба всех империй. Нынешние бунтовщики—мусульмане арабского и африканского происхождения. Практически почти все они французы, но они не часть французского народа. Они никогда не принадлежали к французской культуре. И многие желают оставаться тем, кем они есть. Они живут во Франции, но они не французы. То же самое касается и других государств с исламским населением.
--Но разве у вас в США происходит не то же самое?
--Нет. Да у нас происходили городские бунты, особенно в 60-е годы 20-го столетия. И тогда комиссия посчитала виновным так называемый «белый расизм». Это действительно так, но существует большое различие. Даже когда чёрные американцы не были полностью интегрированы в американскую экономику и общество, они были всё таки составной частью американской культуры. Они молились тому же Богу, говорили на том же языке, перенесли тот же экономический упадок и мировую войну, слушали ту же музыку, смотрели по телевизору те же шоу. Смеялись над теми же комиками и ходили в те же кинотеатры, читали те же газеты и журналы, что и остальные американцы. Даже в школах, где было разделение по расовому признаку, темнокожие изучали ту же самую историю. Нельзя забывать, что США в целом, страна иммигрантов.
--Это имеет значение?
--Огромное. Мы были разделены, но были в то же время одним народом и одной нацией. Чернокожие являлись такой же частью США, как и остальные. Они жили в США дольше, чем какая-нибудь другая этническая группа, за исключением индейцев. История США имеет историю ассимиляции десятков миллионов иммигрантов из разных континентов. Что же касается Европы, то ни одна европейская нация не ассимилировала большого количества иммигрантов, даже одного цвета кожи. И представители исламских народов, которых сейчас в Европе более двадцати миллионов, являются чужаками.
--Хорошо, но разве в этом виноваты европейские народы?
--Европейские народы сохранили в памяти имперские амбиции. В России, например, до сих пор считают чужаками евреев, хотя они живут там со времён Петра Великого, то есть дольше, чем некоторые этнические группы. И такое положение заставляет бывших иммигрантов в Европе остаться мусульманами, алжирцами, марокканцами, евреями.
--Но евреи ведь не поднимают бунта и стараются быстрее ассимилироваться. Если бы они не ассимилировались, то в мире проживало больше евреев, чем сейчас.
--Ты прав, но бунты они всё таки поднимали. Вспомни революцию в России. Это был бунт и евреи были движущей силой этого бунта. Конечно, с мусульманами сложнее. Они молятся другому Богу. Во всяком случае они так думают. Их религия враждебна к христианству и иудаизму. Традициональная вера мусульман испытывает отвращение к светской культуре, замешанной на сексе. Они утратили связь с цивилизацией и культурой родины исхода, имеют европейское гражданство, но они не больше европейцы, чем американец, приехавший в Европу. По большому счёту—это пятая колонна в Европе, которая покорит Европу.
--Так плохо? Хорошо, но не все же мусульмане—фундаменталисты?
--Не все. Но среди мусульман существует прослойка, которая и своих же мусульман считает предателями. Эта прослойка в поисках общины, которая послужила бы их объединению и отстаиванию их интересов, устремляется в подпольные мечети и школы, где имамы проповедуют и учат, что Европа не является их домом, что культура Европы чужда их нациям и исламу.
--Пол! Вернёмся к имперским амбициям. Разве США не испытывает имперских национальных  амбиций развязав войну в Ираке?
--Нет, Берт! При всём своём отрицательном отношении к войне в Ираке, которое разделяют многие в разных странах, она не является имперской. Как раньше коммунисты СССР имели перед собой цель и шли к ней напролом, имели идею фикс—построение коммунизма, так и США, правящие силы США, имеют перед собой цель—борьба с терроризмом. Разве это не благородная идея? Другое дело как она осуществляется. И в этом есть вина Европы. Формально была образована каолиция для борьбы с террором.
--Формально?
--Конечно. Великие страны Россия, Китай, Франция, Германия и многие другие страны помельче не поддержали эту акцию. Я не буду касаться экономических связей этих стран с Ираком. Это общеизвестно. Режим Ирака поддерживал международный терроризм. Это тоже общеизвестно. Если бы все вместе, одним фронтом, выступили против Ирака, то мы бы уже давно забыли о взрывах в Ираке, о гибнущих мирных жителей стран, осуществляющих борьбу с террором. Если бы каолиция существовала не формально, а де-юре, то с террором, хотя бы в одной стране было покончено. Террористы чувствуют поддержку и играют на этом. Так что не надо говорить об имперских амбициях США в этой войне.
--Хорошо, а Россия? Разве она не борется с терроризмом в Чечне?
--Берт! Не будь наивным. Россия воюет не против террористов, а за целостность территории. А это не одно и то же.
--Вернёмся к Европе. Не секрет, что она стареет и поступление налогов в казну сокращается. Чтобы покрыть медицинские страховки и выплаты пенсий необходимы миллионы рабочих рук. И взять их Европа может только в странах третьего мира.
--Да. И США не может быть спокойна на этот счёт. По подсчётам учёных в США в 2050 году будет 100 миллионов испаноязычного населения. Половина из них—мексиканцы, которые и до сих пор считают юго-запад США своей территорией. Так что и США столкнётся со схожей ситуацией, но государству не грозит развал и гибель.
--Почему?
--Ты правильно заметил, что Европе негде взять рабочие руки, кроме как в странах третьего мира, то есть в бывших колониях. И как только произойдёт наплыв, который станет больше, чем коренное население, тогда бывшие колонии колонизируют бывшие метрополии. И это будет последняя глава в истории империи. А у США никогда не было колоний.
--Да! Безрадостную картину ты нарисовал.
--Знаю, но тебе и мне волноваться нечего. Мы поживём ещё при господстве иудео-христианской цивилизации. Думаю и наши дети и внуки тоже.
--Спасибо хоть за это, Пол! У нас есть ещё время? Я всегда любил тебя слушать. Расскажи ещё что-нибудь, Пол!
--Берт! Наша беседа не напоминает тебе «Диалоги» Платона?
--О! Пол! Пожалей меня! К моему стыду я начал и так и не закончил это сочинение. Скажи мне на милость, как можно читать эту классику да ещё сравнивать с нашей беседой? Встречаются греческие философы, говорят друг другу: »привет!» и предлагают поговорить о душе. Первый болтает на протяжении десяти страниц, но остальные с ним не соглашаются. Второй болтает уже на двадцати страницах, но и с ним не соглашаются. Третий вообще бьёт рекорд и наговаривает тридцать страниц и снова с ним не соглашаются. Только восклицают: »Возможно!», »Вероятно!», »Может быть!».
--Берт! Я это и имел ввиду. Мы с тобой говорим-говорим, а согласия между нами нет. Ты всё время мне не веришь.
--Ты не прав! У нас много общих мыслей и мы смотрим на события почти одинаково. Говорим действительно много и тут мы похожи на греческих философов. Что касается европейской империи и её гибели, то тут я действительно сомневаюсь. Но многое в твоих рассуждениях говорит о том, что европейским политикам уже сейчас надо подумать о судьбе европейских стран. Я это полностью поддерживаю.
--Спасибо, хоть за это, Берт! Кажется пришла машина.
--Да,--Берт-Рене посмотрел в окно и убедился, что машина стоит перед домом.
--Берт! Я как и ты не люблю проводов. Давай попрощаемся и не провожай меня к машине.
Они пожали друг другу руку.
--До встречи, Берт!
--Думаю, до скорой встречи.


Рецензии