Начни с начала

   Кончилось лето. Казалось бы, позабыты праздные дни отдыха, купания и загара, лежание на сыпучем песке — пора отпусков и путешествий. Настала осень. В сентябре она потихоньку начинает входить в свои права, оголяя деревья и кусты, раскрашивая их в разные цвета, от бледно-жёлтого до яркого бордово-красного. Как пурпурная мантия королевской особы, тянущаяся по дорожкам, сшитая, будто из маленьких разнообразных клочков, где преобладает красный цвет. Слабый ветерок благоухал ароматами леса и разнотравья, колыхая, покачивая едва заметно ветви кустов и деревьев, мелькая по земле тенями причудливой формы.
   В нескольких шагах от хорошо протоптанной, с примятой травой, пружинящей мягким ковром, тропинки, утопая в траве, ничком лежал парень лет двадцати. Коротко остриженные и слегка вьющиеся, тёмные волосы трепал ветерок. Парень спал, вытянув руки вдоль тела.
Открыв глаза, он сладко потянулся, удивлённо глядя на верхушки деревьев упиравшиеся в бескрайнюю голубизну неба. Приподнявшись на локтях, огляделся, вокруг был лес. Трещала голова, во рту была сухость, и страшно хотелось пить. Он сел, оперевшись спиной на ближайшее дерево, инстинктивно ощупал голову, похлопал по рукам и ногам. Пытаясь припомнить события вчерашнего дня, где был, что делал и как попал сюда? И не мог, будто память отшибло. По спине пробежал холодок, и на лбу от напряжения выступила испарина. Во всех членах чувствовалась  ломота и ощущалась слабость во всём теле.
   - Приду домой, отлежусь и вспомню, - думал он. Но оказалось всё не так-то просто. Напрягая мозг и память, он не мог сообразить и вспомнить, куда идти и где его дом. Он знал, что это деревья, лес, а это трава, всё остальное в памяти расплывалось, он даже забыл, как его зовут.
   - Вот фантастика,- снова подумал он. Похлопав по карманам, пошарив по карманам брюк - всё пусто, как после стирки. Ни денег, ни документов, ни клочка бумаги. Лишь на руке, замеченные не сразу, часы. Он взглянул на них — был уже полдень.
   Чувствуя слабость, он встал и начал бродить по лесу, пытаясь сориентироваться, пока не наткнулся на тропинку. Он пошёл по ней. Чем дальше шёл, тем чаще и гуще лес, попадались, прямые, как стрела, сосны, обдавая запахом хвои. Пройдя несколько сотен шагов, решил, что идёт не в ту сторону, развернувшись, побрёл назад. Нестерпимо хотелось пить, да и под ложечкой начинало сосать, от желания чего-нибудь перекусить.
   Дойдя до того места, где лежал и присев к уже облюбованному, будто помеченному, дереву, он решил отдохнуть и поразмыслить.
   Встав и оглядев себя, подумал, что одежда на нём слишком цивильная и явно не дорожная. Идя по тропинке, он любовался красотами леса, наслаждаясь ароматом лесного воздуха, слушая щебетанье птиц и стрёкот кузнечиков, слабый, шепчущий шелест ветра. Он думал о том, как интересно получается, жил человек, может быть, работал, наслаждался жизнью и вдруг всё это куда-то исчезает. И в памяти, как на магнитной ленте, волею судьбы стирается всё. И той же волею судьбы, при неизвестных обстоятельствах, оказываешься вот так в лесу. За размышлениями он не заметил сколько прошёл. Тропинка вывела его на дорогу, по которой не очень-то часто ездили. Но хорошо укатанную, петлявшей по лесу, огибая большие деревья. Он считал, что если есть дорога, то значит, она должна куда-то вывести. Уловив в вдалеке едва слышимый звук автострады или шоссе, и двигавшихся по ней автомобилей, его сердце наполнилось слепой радостью, и он с воодушевлением зашагал дальше. Дорога всё петляла, то, спускаясь в лощину, в которой было прохладно и пахло сыростью, то поднималась на пригорок, где лес становился реже, и взгляду открывались большие пространства, поляны с редкими деревьями.
   Звук дороги становился всё громче и отчётливей, так, что можно отличить какая едет машина, грузовая или легковая. Чем ближе подходил к шоссе, тем ясней становились звуки. Вот, наверное, ползёт "КАМАЗ"- рефрижератор. Чихая и пыхтя, будто поднимается в гору, натужно ревя.
   Вдруг взору предстала в почтительном расстоянии автострада, до которой ещё шагать и шагать. По ней, в обе стороны проезжали не часто машины и до дороги оставалось не более двух километров. Автострада точно тянулась в гору и там, от, куда доносился звук двигателя "КАМАЗа" был подъём, и лента асфальта упиралась в горизонт, будто вела на небеса, а облака лежали на дороге.
   Солнце поднялось довольно-таки высоко и по сентябрьским дням палило нещадно. От ходьбы и солнца ещё сильнее мучила жажда, и парень, наверное, не испугался бы стать козлёночком, если бы попалась на пути хоть одна лужица.
   Выйдя на асфальтированное шоссе, молодой человек опёрся спиной на бетонный столб, держащий треугольник дорожного знака и от усталости сполз прямо на песок дорожной обочины. Нестерпимо и неприятно одолевала сухость во рту и в довершение разболелась голова, от чего соображения о дальнейших действиях отодвинулись на второй план. Какое-то время просидел так, почти неподвижно. Как бы в забытьи, ни о чём не думая, закрыв глаза, опустив отяжелевшие веки. За это время не проехало ни одной машины, было тихо и спокойно, даже ветер, гудевший в проводах, рядом расположенной с шоссе линией электропередачи не нарушал покоя.
   Вдалеке послышался шум приближающейся машины; он открыл глаза и повернул голову в сторону доносившегося звука. Но ещё ничего не было видно, только звук. Спустя несколько секунд, появилась точка автомобиля и блеск отражающегося солнца в лобовом стекле. Парень встал и, придерживаясь одной рукой за столб, чтобы не упасть, стал всматриваться в даль, пытаясь разглядеть марку машины, будто это могло что-то изменить.С противоположной стороны также донёсся звук мотора, а за ним ещё и еще. По мере приближения транспорта, в нём возрастало то чувство, которое, называется радостью облегчения или счастьем, будто с приближением одной из машин, кончится чувство безысходности. Подъедет машина, из неё выйдет водитель и скажет:
   - Тебя зовут так-то, живешь ты там-то, садись я отвезу тебя домой.
   Но его надежды не оправдались. Первая машина пронеслась, не сбавляя хода, водитель  даже не взглянул в его сторону. Тогда он попробовал помахать рукой, когда очередная машина была от него в метрах ста. Несколько машин проехали мимо, водители и их пассажиры только поворачивали головы, глядя на него недоумёнными глазами. Лишь одна машина немного притормозила, снизив скорость, но не остановилась.
   Отчаянию не было предела, и настроение быстро приближалось к нулевой отметке. Со злости он даже ударил кулаком бетонный столб, но кроме боли в руке, ободранной о бетон, ничего не доставили. Вдалеке показалась ещё одна машина, кажется это старенький "Москвич", которые, уже редко появляются на дорогах и стали раритетом, годным для музея. Он нашёл в себе силы ещё раз махнуть. О, чудо! Машина, снизив скорость, несколько раз чихнув, съехала на обочину и остановилась. Открылась дверь и из машины, вышел пожилой мужчина пенсионного возраста, довольно-таки крупных размеров, с кулаками с детскую головку. В распахнутом потёртом пиджаке, в полосатой, с оранжево-белыми полосками рубашке, не заправленной в джинсы, так что она длиннее пиджака. Лицо немного припухшее, с мешками под глазами, расплюснутый нос, как у боксёра, ввалившиеся карие глаза, про которые говорят: "кочергой не достать". Взгляд не был ни сердитым, ни озабоченным, ни весёлым.
   Мужчина открыл капот, достал щуп и проверил масло, заглянул в радиатор, проверив жидкость. Создавалось такое впечатление, что он остановился лишь для этого. Он будто не обращал внимания на парня махнувшего ему рукой.
   - Вы не можете меня подбросить до города,- спросил парень, глядя на мужчину из-подлобья.
   - Ты что паря, город в другой стороне, - ответил мужчина, закрывая капот, - я из города еду на дачу, выходной день, а ты как с луны свалился.
   У парня на сердце похолодело, и он не сразу нашелся, что ответить доброму незнакомцу.
   - У вас не найдётся глотка воды? Пить хочется, умираю от жажды, - честно признался парень, подходя ближе к машине.
   - Есть, конечно, как не быть,- нырнув в кабину, доставая пластиковую бутылку с водой. Мужчина протянул сосуд парню, и тот, присосавшись к посудине, стал пить большими глотками, проливая на одежду и утоляя жажду, так, что исчезла не только сухость во рту, но и головная боль отступила.
   - Что у тебя с рукой? - спросил мужчина, снова протягивая руку в салон, доставая аптечку. Вынув бинт, подошёл к парню, чтобы перевязать руку...
   - Ну вот, всё в порядке, до свадьбы заживёт,- закончив перевязку, улыбнувшись, сказал мужчина и дружески легонько хлопнул парня по плечу, как давнишнего знакомого.
   - Большое спасибо,-ответил тот и тоже улыбнулся, - вы уж извините меня, но ... я честно не знаю где город.
   Они вскоре распрощались, пожелав друг другу удачи. Машина газанув, выкинув из выхлопной трубы тёмный и едкий клуб дыма, тронулась, постепенно набирая скорость и  удаляясь. Парень ещё несколько минут стоял, как завороженный и смотрел вслед удалявшейся машине, взглядом полным грусти и разочарования, как при прощании с возлюбленной, которая покидает на долгие-долгие годы своего любимого.
   Парень повернулся в противоположную сторону, прищурившись от слепящего глаза солнца. И с бодростью, поддержанной в нужный момент обыкновенной водой, зашагал в направлении города. Дойдя до километрового столбика, взглянув на цифру, удивлённо воскликнул: - Ого! Куда меня занесло!
   На столбике цифра 43.
   Парень шёл и голосовал всем машинам, проезжавшим в попутном направлении, но ни одна машина не остановилась. Пронеслось ещё несколько грузовых и легковых автомобилей, не снижая скорости, будто не замечая бредущего одинокого пешехода машущего рукой.
   А парень всё шёл ...
   Но нет мира без добрых людей. Ехавший по дороге рефрижератор, сбавив скорость, и не съезжая на обочину, остановился, зашипев тормозами. Открылась пассажирская дверь и от туда выглянул парень в замасленной кепке с сигаретой в зубах.
   - Что, братан, заблудился? - спросил он.
   Парень подошёл к кабине и спросил: - До города подбросите?
   - Садись, - сказала кепка, и стал взбираться на спальник.
   "КАМАЗ" заревев, дёрнулся и медленно тронулся. Дорога вела в гору, и чем выше они поднимались, тем больше ревел и пыхтел мотор. Ехали молча, наблюдая за лентой дороги, уходящей вдаль и местами петляющей. Проехали табличку, обозначающую населённый пункт. Она была голубого, с выцветшей краской цвета и парень вслух прочитал: - Зубиловка,- а потом, как бы для себя, но тоже вслух, добавил, - не помню, хоть убей, не помню!
   - Чё, чё, чё? - поинтересовался водитель.
   Парень уточнил: - Не помню, говорю.
   - А ... — многозначительно протянул водитель и больше не обмолвился ни словом. За селением показались перепаханные поля, на которых работали трактора и сновали люди. Между полями, по просёлочным дорогам ездили что-то перевозящие грузовики.
   Машина, облегчённо работая, набирала скорость, дорога пошла под уклон, маленький и едва заметный. Парень устал смотреть на кажущуюся бесконечной ленту асфальта, и от мелькания столбиков зарябило в глазах. Он закрыл глаза и предался каким-то своим мыслям и незаметно задремал, под мерный шум мотора и шуршание шин по асфальту, редкого покачивания и подёргивания машины ...
   Очнулся он от резких перемен оборотов двигателя, частых переключений передач, резких толчков и вздрагивания машины; будто фура полуприцепа подталкивала машину сзади. Они въезжали в город. Стали попадаться многоэтажные дома и частные строения, какие-то организации, больше людей и машин. Водитель сбавил скорость.
   - Сейчас будет пост ГАИ. В кабине втроём не положено, к тому же мы поедем дальше и в город заезжать не будем, - сказал водитель, и, съехав на обочину, остановил машину. Он  достал термос и налил в кружку, по кабине сразу распространился аромат кофе.
   - Будешь ? - спросил он парня и протянул ему кружку не дождавшись положительного ответа. Порывшись где-то за сиденьем, шурша пакетом, он извлёк бутерброды и котлеты, - угощайся.
   - Спасибо,- сказал парень, но от еды не стал отказываться, хотя и было неудобно...
   Он распрощался с водителями и двинулся в направлении города. Некоторое время бесцельно бродил, пытаясь встретить знакомого, но безуспешно. Близился вечер, а впереди ночь и ночёвка под открытым небом и в незнакомом городе не радовала. На ум пришла случайная мысль: обратится в больницу...
   Он вошёл в приёмный покой. В холле тишина и запустение, по-видимому, не приёмные часы. Он подошёл к открытому окошечку, за которым находилась медсестра, и попробовал ей объяснить. Но она даже не стала слушать, просто захлопнув окошечко. Тогда он демонстративно уселся на стоявшие кресла и закинул ногу на ногу.
   В вестибюль вышла пожилая санитарка с ведром и шваброй. Женщина лет пятидесяти и довольно внушительной комплекции, с рукавами, засученными почти до локтей, более просто не позволял размер рукава медицинского халата.
   - Ты чаво, милай, припозднился? Приёму боле нет, - сказала она опустив швабру с намотанной на неё тряпкой, начала привычными и заученными движениями орудовать, не оставляя ни одного скрытого и забытого уголка.
   - Да это очень длинная история и слушать никто не хочет, - как бы нехотя ответил парень.
   - А погоди маленько, как управлюсь здеся, так послухаю.
   Санитарка закончила уборку и подошла к парню, села рядом, еле-еле втиснувшись между подлокотниками кресла.
   - Ну, давай рассказывай свою историю.
   Парень начал рассказывать всё с самого начала, с того самого момента, когда проснулся в лесу, только избегая мельчайших подробностей. Она слушала внимательно и изредка прерывала возгласами "Батюшки святы". Когда парень закончил своё повествование, будто специально выжидая, из-за двери с окошечком появилась медсестра и набросилась на парня: - Тебе что здесь база отдыха? Нет дорогой, здесь больница. И нечего на меня зенки пялить. Чего тут околачиваться?!
   Санитарка, которую звали тётя Саня, встала на защиту парня и медсестра, разозлившись, ушла, хлопнув дверью, а следом за ней ушла и тётя Саня, обещая помочь, чем сможет. Вернулась медсестра, в сопровождении солидного мужчины в белом халате и очках. За ними семенила на коротких и полных ногах, неся своё грузное тело, тетя Саня.
   - Вот полюбуйтесь, Яков Абрамович! Не хочет уходить,- сказала медсестра и отошла в сторону, уступая мужчине.
   - В чём дело, молодой человек?
   Парень, сбиваясь, начал рассказывать, но медсестра его перебила: - Да врёт он всё.
   Но врач не дал развить её тираду, а вежливо попросил: - Ксюша, вы, пожалуйста, идите, занимайтесь своими обязанностями, возложенные на вас службой.
   Врач выслушал и отправился восвояси, кинув на ходу: - Обождите минуточку.
   - Яков Абрамович хороший человек, он поможет и посодействует, - ободряла, сочувствуя беде, тётя Саня, - А на Ксюшу ты не сердись, она иногда бывает занудной правдоискательницей.
   Вернулся врач и попросил следовать за ним. Они поднялись на второй этаж, на правую половину коридора от лестницы; вошли в кабинет, пахнувший лекарствами. Врач прошёл за белый письменный стол, предложив парню стул напротив. Он достал сигареты из ящика стола и закурил, давая парню время привыкнуть к обстановке.
   - Что ж, молодой человек, раздевайтесь, нужно вас осмотреть. Всё равно придётся это  сделать, рано или поздно.
   Парень разделся до трусов, аккуратно укладывая свои вещи на кушетку, застеленную белой простынею. В кабинет вошла миловидная медсестра, кладя на стол тетрадь. Парень сразу же засмущался, но и девушка была шокирована неглиже парня. Её красивые, с блеском, карие глаза смотрели в сторону, а щёки заливал румянец. Она стояла и ждала от врача указаний, а её тело в напряжении, как пружина готовая сорваться.
   - Спасибо, Лера, вы свободны,- сказал врач, уловив смущение девушки и парня.
   И медсестра сорвалась с места, опрокинув стул, попавшийся на пути.
   Врач осмотрев пациента, ничего не нашёл стоящего для вмешательства профиля его профессии, но осторожно вынес предварительный диагноз, записывая что-то в принесённую тетрадь.
   - Как я понимаю, батенька, у вас частичная амнезия, то есть частичная потеря памяти. Случай в моей личной практике пока что единственный. Следует несколько дней обследоваться, сдать кое-какие анализы, а я тем временем посоветуюсь со специалистами по этому профилю. И может быть, кого-нибудь приглашу. Одевайтесь пока, вас проводят до палаты. Вот только не знаю, как вас записать.
   Парень молча одевался, не зная, что сказать, а внутри его происходил какой-то непонятный процесс, навеянный выводами доктора. Ему было не по себе. Он вышел из кабинета, у дверей его ждала тётя Саня. Она провела его в ординаторскую, где собирался медицинский персонал этажа. Там парня накормили оставшимся ужином, напоили чаем и после принятия душа отвели в палату. Правда в ординаторской вышла небольшая заминка, по поводу имени, но тётя Саня выручила и тут.
   - Недавно праздник был, день святых — Наталии и Андриана, давай теперича мы будем звать тебя Андрюшей, если конечно ты не против, и Якову Абрамовичу скажем, как тебя записать.
   Возразить было нечем, для него начиналась новая жизнь.
   - Начни с начала ,- сказал он,- начинать так начинать. Буду теперь Андрюхой по фамилии Наталин. Неплохое начало!
   Палата была просторной, с двумя большими окнами, на одном стоял небольшой телевизор  и радиоприёмник. Было шесть коек, расположенных в два ряда. Одна пустовала, стоящая справа от двери в углу. На койке у окна, на поднятых подушках полулежал, несколько дней небритый мужчина, с приподнятой на растяжках ногой. Рядом стояли два костыля. Все обитатели спали, кроме мужчины на растяжках. Он объявил громко: - У нас пополнение. На кроватях началось шевеление, скрип и ворчание.
   - Вот вам новый компаньон, зато ходячий,- сказала провожавшая медсестра, - Его зовут Андрей,- этим она посчитала свою миссию выполненной.
   Андрей занял свободную кровать, а мужчина представился Анатолием и поочерёдно представил всех обитателей. В палате было два Анатолия. Андрей долго лежал и не мог уснуть, но боялся пошевелиться из-за скрипа кровати. Перед глазами вставал образ медсестры и после того, как он уснул, она ему снилась.
   Он проснулся от шума и суматохи, начиналось больничное утро. После завтрака начался обход, а Андрея пригласили к заведующему отделением Дмитрию Алексеевичу.
   В коридоре он встретил её. Она была в красивом цветастом платье, а не в белом халате. Она сдала дежурство и направлялась домой. Их взгляды встретились лишь на несколько мгновений.
   Дмитрий Алексеевич приземистый, невысокого роста, плотного сложения мужчина, с волосатыми руками. Он расхаживал по кабинету, а у стола сидел Яков Абрамович, оказавшийся к тому же главным врачом больницы.
   Андрей не слышал, что ему говорили, к собственным переживаниям примешивалось какое-то новое, ещё неизведанное чувство. Единственное, что он смог уловить, это то, что пребывание в больнице будет недолгим и то, что только из личного желания Якова Абрамовича он останется в отделении травматологии.
   День прошёл как в гонках, в хождении из кабинета в кабинет, в беготне по этажам. Андрею лишь только ближе к вечеру удалось свободно вздохнуть. Хотя все эти процедуры и сдача всевозможных анализов на какое-то время заслонили переживания и грустную подавленность настроения.
   - Пропащий вернулся, воскликнул Илья, когда Андрей вошёл в палату.
   - Наконец-то, а то у нас прислуживать некому, - вторил ему Михаил, - пока сестру докричишься, опупеешь.
   - Не зря же говорили, что компаньон ходячий, вот он и бегал, - в том же тоне говорил дядя Толя. Андрей улыбнулся вымученной улыбкой, садясь на кровать.
   - Ну, что накинулись, - вступился Степан Иванович, видя хмурость Андрея, и стал рассказывать, наверное, не раз уже рассказанную историю: - Приехали ко мне в деревню зять с дочкой, ну и, как положено, привезли с собой разных шнапсов. Посидели, выпили, закусили. Дочь собралась и ушла на речку. Ну, а мы с зятем значит вдвоём, без контроля остались. Выпили еще, все мало. Не берёт меня это заморское пойло, а зять уже носом в салат клюет. Я говорю: "Выпить хочешь?" Он говорит: "Хочу". А я говорю: "Нету, ехать надо". Ну, пока он тык-мык, я вышел за ворота, чувствую — не дойду, а идтить на другой конец деревни. Тама бабка одна славный самогон варит, а тут как на грех, сосед на тракторе приехал обедать. Ну, я шасть в трактор.
   - А как же завёл? - спросил Михаил.
   - Так кто ж их глушит? - ответил Степан Иванович и продолжал, - Еду, значит и что-то мне хорошо так стало, а на кочке как тряханет, ну, я и вывалился, хорошо не под колёса.
   - А как же трактор? - спросил Илья.
   - А что ему будет, сам поехал и где-то перевернулся.
   - Наверно взбучку получил?
   - Какая взбучка. Меня же в больницу увезли. Скандал, конечно, был, но приехала дочка из города и как-то замяла это дело.
   Все смеялись, и Андрей отвлёкся от мрачных мыслей.
   - Это что! - продолжил тему Михаил, - ты-то ладно по пьяной лавочке. А я был трезв как стёклышко. Купил новый мотоцикл. В хозяйстве техника нужная. Где сенца привезти или в город на рынок сгонять, продать излишки с огорода. Что не говори, вещь стоящая. Ну, купил, значит. Хожу вокруг него — любуюсь. Всё блестит и сверкает. Ну, надо же на права сдавать, а как сдать, коли, ездить не умеешь. Решил учиться, ну и научился. Вот теперь здесь загораю.
   - А мотоцикл как же? - со смешком спросил Андрей.
   - Как, как? Наверное, уже достали.
   - Откуда? - спросили все в один голос.
   - Из реки. Мотоцикл-то в речку свалился.
   Тут, конечно, было не до смеха, но всё же хоть робкий смешок, да прокатился. Вообще у всех обитателей палаты была своя история пути на больничную койку. Кто-то рассказывал охотно, а кто-то через силу. Анатолий отмалчивался. Все только знали, что он был инструктором в школе планеристов. Илья попал в аварию. Дядя Толя свалился с крыши. А Андрею рассказывать было нечего, только ту историю, с того момента, когда проснулся. И все ему сочувствовали. Чего больше всего не хотелось, и он опускал светло-серые глаза при одном только упоминании о сочувствии.
   Опускалась ночь и замирала больничная сутолока. В коридоре загорался синий дежурный свет, и в палате устанавливалась тишина. Лишь было слышно лёгкое посапывание, а иногда тяжёлое дыхание больных. И ночи проводились без сна, в тяжёлых думах о прошлом. Как неотступная, навязчивая идея, мысль свербела мозг вопросами: Кто я? Где жил? Кто мои родные? Лишь с наступлением рассвета Андрей забывался и проваливался в беспокойный сон...
С наступлением утра, когда первый луч солнца заглядывал в окно и вся больница оживала, и начиналась беготня и суета, Андрей пробуждался вновь с виду бодрый: выдавали глаза и припухшие веки.
   День на день не приходится. Вообще в это время года погода бывает, меняется несколько раз за день. С утра светит солнце, а к обеду небо заволакивает тучами и начинается мелкий дождь, а потом он льёт как из ведра и снова проглядывает солнце, играя бисером росы. Осень есть осень.
   День близился к завершению. Наверное, из-за дождя посетителей не было. Только дочь Степана Ивановича, будто забежавшая отметиться с огромным букетом роз.
   И как гром среди ясного неба... Появилась она и тётя Саня. Сердце почему-то защемило.
   - Вот пришли навестить своего подопечного,- будто оправдываясь, начала тётя Саня. Лера молчала и скромно жалась в дверях. Карие, блестевшие как угольки глаза с длинными ресницами магически неестественно смотрели и светились. И от того казались большими и слегка выпяченными.
   Воцарилась тишина. Вокруг были люди, а на Андрея давило одиночество. И вот наступила брешь. Нарушил молчание Анатолий: - Да! Погодка сильно разыгралась.
   - Да! - согласилась тётя Саня и, подходя с нагруженными сумками к тумбочке Андрея, стала выкладывать содержимое и как бы  вновь оправдываясь: - Решили тебя проведать, а то лежишь как сиротинка здеся. А мы вроде как роднёй будем.
   - Что вы, засмущался Андрей, но ему было приятно.
   Было принесено много всякой всячины, но единственное на что он обратил внимание: бритвенные принадлежности. Как ему казалось — щетина портила внешний вид. Переборов смущение Лера помогла тёте Сане и потихоньку освоилась. И спустя некоторое время даже присела на край кровати Андрея. Тётя Саня и Лера перекидывались ничего не значащими фразами с обитателями палаты.
   - Зачем столько-то? - вопрошал удивлённо Андрей.
   - Как зачем? Поделишься, если будет лишнее.
   За разговором, сама того не замечая, Лера поправляла одеяло, укрывавшее Андрея, то сгоняла муху, севшую ему на руку.
   Когда опекуны Андрея ушли, Степан Иванович сказал: - Ну вот, Андрюха, теперь и у тебя будут посетители.
   - И поклонница! - сказал всё примечавший Анатолий.
   Проходили дни. Лера и тётя Саня навещали Андрея каждый день. Особенно Лера. Она навещала в урочное и в неурочное время. А во времена своего дежурства, заглядывала каждую свободную минуту от работы, за что и получила однажды нагоняй от завотделением.
Андрей смутно догадывался, чем были вызваны эти посещения: его переполняли те же чувства и заботы о будущем отодвигались на задний план, на потом.
   В одно из посещений тётя Саня, прямо в ультимативной форме заявила Андрею: - После выписки будешь жить у меня, навроде как постояльца. Я-то живу одна.
   - Спасибо за заботу,- ответил Андрей,- чтобы я без вас делал.
   Андрей получил выписной эпикриз — единственный его документ. Чьи-то заботливые руки привели одежду в порядок, и он догадывался чьи. Выглядел он как денди. Чёрные брюки, белая рубашка и чёрная кожаная жилетка. Единственное что портило внешний вид — куртка с чужого плеча.
   Андрей, спускаясь по ступеням, остановился на мгновение. Внизу, в холле ждали тётя Саня и Лера. Тётя Саня одета по-осеннему, Лера в черную кожаную куртку, голова не покрыта, светлые волосы ниспадали до плеч. Лера не красавица, но и нельзя назвать дурнушкой, но было в ней что-то притягательное.
   "Что связывает тётю Саню и Леру, кроме работы" — думал Андрей. Он поцеловал тётю Саню в щёку и легонько пожал нежную руку Леры.
   - Ну, что пошли? - направляясь к выходу, сказал Андрей. Втроём они вышли из больницы, прошли сквер, через пролом в бетонном заборе по утоптанной тропинке вышли к троллейбусной остановке. Подъехал с подвыванием, шипя дверями троллейбус. Они проехали несколько остановок, и вышли, как видно, в старой части города, где попадались кое-где кирпичные дома, но в основном были деревянные. Всё, что видел Андрей, было ему незнакомо и ничто не напоминало о прошлой жизни. Всё это он видел в первый раз. Всю дорогу шли молча, петляя незнакомыми улицами.
   - Ну, вот и пришли, - сказала тётя Саня, остановившись перед большими деревянными воротами с калиткой в человеческий рост, закрытой на внутренний замок, прикрытой куском  резины от автомобильной камеры. Тётя Саня порывшись в сумке, извлекла связку ключей и долго не могла попасть в замочную скважину — мешала резинка.
   Тётя Саня вошла первой, во дворе бегала дворняжка, хотя и на цепи, но её длина позволяла собаке достать до гостей, вставших на дорожку выложенную красным кирпичом, ведущую к дому. Собака сразу залаяла, а потом замолкла, когда её окликнула хозяйка.
   - Шарик, шарик,- ласкала собаку тётя Саня,- ух, ты мой хороший.
   Собака тыкалась мордочкой в руки хозяйки, но не сводила глаз с пришельцев.
   - Вы проходите, проходите. Он у нас не кусачий. Для порядка лает, - говорила Андрею и Лере тётя Саня,- Нельзя! Иди на место, Шарик!
   Собака завиляла хвостом, выгнув спину, потянулась и нехотя пошла к будке, сбитой из досок.
   - Чует, что в первой пришли, - открывая амбарный замок на двери дома, говорила тётя Саня.
Андрей и Лера стояли на крыльце с тремя ступеньками и разглядывали дом, сад и ещё не весь перепаханный, разбитый на ровные прямоугольники огород. С виду дом большой, похожий на деревенский сруб, на высоком бетонном фундаменте, с тремя окнами, выходящими во двор, не считая окон веранды. Всё было добротным и основательным, но чувствовалась какая-то неухоженность: и в строениях, и в саду, и в огороде.
   Они прошли в дом через веранду, где на стоявшем по середине столе лежали пучки трав и приправ, загромождая стол; на стульях и на скамейке вдоль стены стояли кастрюльки, банки и всякая домашняя утварь, нужная в хозяйстве.
   - Располагайтесь, где удобно будет,- сказала тётя Саня, вешая на спинку стула снятый плащ, - сейчас чайку попьём.
   - Спасибо, - ответили Андрей и Лера проходя к стоящему у стены, с полукруглыми подлокотниками, старенькому, скрипучему дивану, и Лера добавила, - вы не беспокойтесь, - усаживаясь на почтительное расстояние от Андрея на диване.
   Тётя Саня гремела посудой, хлопотала на кухне, а Андрей с Лерой рассматривали обстановку дома.
   - Древность, какая,- сказал Андрей.
   - Вот так живут старики, - улыбаясь, ответила Лера.
   В переднем углу висел старинной работы, тёмного цвета, покрытый лаком киот с иконами "Божьей Матери" и "Николая Угодника-Чудотворца", перед ними стояла лампадка. Почти в углу, рядом с окном стоял древний комод с тремя ящиками, с жёлтыми, блестевшими, в виде раковин ручками. На нём старенький телевизор с двухрожковой антенной. Рядом с телевизором на кружевных вязаных салфетках фарфоровые фигурки слоников, обезьянок, матрёшек, баяниста в окружении танцовщиц. Окно на улицу наполовину задёрнутое полосатой шторой, свисающей до самого пола, с тюлевой гардиной, уставлено цветами в горшках. Между окнами во двор этажерка с книгами, на ней ваза из стекла с искусственными цветами. В середине круглый стол, с плюшевой, красной, с жёлтой бахромой, скатертью. За полуприкрытой ширмой железная кровать, с множеством подушечек, прикрытых тюлевой накидкой. В кухню вёл с полукруглым верхом дверной проём без двери.
   - Что уморились? - спросила тётя Саня, вернувшись с кухни, накрывая на стол. Лера помогала ей, а Андрей молча наблюдал за ними.
   За столом сидели, но разговор не клеился. Больше говорила тётя Саня, предаваясь ностальгическим воспоминаниям. Андрей с Лерой молчали, изредка взглядывая друг на друга, и иногда отвечали "да" или "нет".
   На улице уже вечерело. Лера спохватилась, собираясь, домой.
   - Нукась, кавалер, проводи-ка Леру,- улыбаясь, обратилась тётя Саня.
   - Конечно-конечно.
   - Да что вы! Я и сама дойду, ещё не поздно,- отвечала Лера.
   Андрей и Лера вышли, тётя Саня проводила их до калитки из-за собаки.
   Шли молча. Каждый думал о чём-то своём. Лера самопроизвольно взяла Андрея под руку. Небо заволакивало тучами и начинало темнеть. Они прошли несколько улиц пересекавших их путь.
   - На этой улице я живу. Вон и дом мой видно,- сказала Лера, указывая в сторону кирпичного дома с мансардой, под зелёной крышей.
   - Большой дом! - удивился Андрей.
   - Вот я и дома,- сказала Лера, останавливаясь у металлических, с калиткой ворот, -  может, зайдёшь? Познакомлю тебя с родителями. Папа, наверное, уже приехал с работы. Видишь у ворот следы машины.
   - Нет! Извини Лера! В следующий раз. Как-то неудобно, да и столько сегодня навалилось, что никак не очухаюсь ещё.
   Лера сделала недовольную гримасу, надув губки и тут же начала улыбаться.
   - Мне пора, - и протянула Андрею руку.
   - До завтра, - задержав её руку в своей, будто не хотел отпускать.
   - Лера ... — но голос осёкся; его охватил озноб, толи от холода, толи от волнения, а может от всего вкупе. Он не мог бы объяснить, что с ним происходит и переборов свою робость, Андрей смущённо и тихо произнёс: - Я люблю тебя, Лера!
   И не выпуская её руки, тихонько притянул девушку к себе и обнял. Лера не сопротивлялась, а как бы сама подалась к нему. Сладкое опьянение затуманило им голову и рассудок. Их губы слились в долгом поцелуе ... Они, то прижимались друг, к другу сплетаясь в объятиях, то отстранялись, и Андрей только тихо повторял: Лера ... Лера ...
   А она, как бы в ответ, шептала между поцелуями его имя: Андрюша ... Андрюша ...
   - Я влюбился в тебя ещё тогда ... — шептал Андрей, ещё крепче обнимая девушку, -  когда увидел в первый раз, не знаю, может это любовь с первого взгляда; но тогда это чувство во мне тлело маленьким горячим угольком, слабенькой искоркой обжигающей душу, но сейчас уголёк разгорелся ярким пламенем и я не в силах  устоять перед искушением, чтобы не целовать и не высказать, хотя бы теми словами, которые я знаю, всё то, что я чувствую.
Лера залилась краской, смущаясь услышанного в первый, в своей жизни раз, признания в любви. Но в ответ она только обвила шею Андрея руками и их губы вновь слились в горячем поцелуе, будто хотели утолить жажду любви, как путник в пустыне утоляет жажду у колодца.
Влюблённые могли ещё долго ворковать, но пора было расставаться.
   Лера вошла в калитку, а Андрей, окрыленный своей любовью, махнув на прощанье рукой, бодро зашагал к новому своему дому.
   Андрей долго не мог уснуть, лёжа на кровати в небольшой, но уютной комнатке, заботливо предоставленной тётей Саней. Он бесполезно силился что-либо вспомнить о своём прошлом; мысли спутались в огромный клубок и за какую нить не ухватишься, она тут же обрывалась. Он оставил эти тщётные попытки и решил переключиться на свои новые возникшие чувства. "Потерял прошлое, а нашел свою любовь" - думал Андрей. Он предался размышлениям и сладостным мечтам и не заметил, как уснул.
   Андрей проснулся от пробивавшихся лучей солнца сквозь щели между шторами окна, звона и бряцания посуды, доносившегося через прикрытую дверь кухни. Он встал, сразу же оделся и вышел из комнаты.
   - Доброе утро,- сказал Андрей, входя на кухню.
   - Доброе-доброе, - ответила тётя Саня, - на работу собираюсь, сейчас чайку попьём и побегу. Тётя Саня и Андрей вместе позавтракали, и она показала ему, что где лежит, чем и как пользоваться, и как закрыть дом, в случае ухода.
   После ухода хозяйки дома Андрей вышел на улицу. Утро выдалось прекрасным, даже синички радовались разогревавшемуся дню, щебеча и порская с ветки на ветку, по деревьям сада, а несколько мрачноватых воробьёв усевшихся на край крыши, наблюдали, как зрители, не желая присоединиться к весёлой компании.
   Андрей побродил немного по городу, как бы с ним знакомясь и с надеждой на то, что может что-то ещё встретиться знакомое, могущее напомнить о прошлой жизни. Ведь где-то он жил, где-то есть родители, родственники, дом.
   Когда надоело бродить, Андрей вынул из кармана сложенный вчетверо листок, врученный Яковом Абрамовичем, с адресом по поводу работы.
   Андрей остановил первого попавшегося прохожего и ему подробно объяснили, так что он без труда нашёл это учреждение. Войдя в контору, Андрей прошёл сразу в приёмную и показал записочку молоденькой девушке-секретарше.
   - Проходите, - сказала девушка и указала на дверь с табличкой.
   Андрей вошёл в кабинет. За столом сидел тучный, немолодой, лет пятидесяти мужчина, с маленькими живенькими глазками, очками в золотой оправе на носу; с губками бантиком, чуть оттопыренными, с широким лицом и двойным подбородком. Он разговаривал по телефону, так как держал в руках трубку, сказав в неё: - Перезвоню попозже.
Положив трубку на аппарат, встал и вышел из-за стола.
   - Я от Якова Абрамовича, - сказал Андрей.
   - Ждём-ждём, милости прошу,- сказал мужчина, - Яков Абрамыч звонил, вот и сегодня не утерпел.
   - Э-э ... — начал, было, Андрей, но мужчина не дал сказать, обратился без обиняков:
   - Андрей, из-за отсутствия необходимых документов, ничего серьёзного предложить не могу, но поскольку за вас просил Яков Абрамыч, пойду на некоторые уступки и предлагаю поработать грузчиком на складе; фигура у вас ладная, поработаете, документы оформите, а там видно будет.
   - И на этом спасибо,- отвечал Андрей.
   - Ну и ладненько, идите в отдел кадров, оформляйтесь и приступайте.
   Первый рабочий день выдался для Андрея тяжёлым; домой он пришёл усталый и разбитый, не раздеваясь, завалился на кровать и уснул.
   Дни неслись своей чередой, сменяя друг друга ...
   Андрей постепенно втягивался в работу, встречался с Лерой, навещал товарищей по палате, не забывал и Якова Абрамовича, старавшегося содействовать во всём. Приходилось очень много бегать по различным учреждениям и организациям в поисках всяких справок и документов, доказывая, что ты существуешь на самом деле.
   Однажды, Андрей, провожая Леру, домой, всё же поддался её уговорам познакомиться с родителями.
   Папа Леры мужчина простоватый и, пожалуй, безобидный. Невысок ростом, коренаст и плечист, с кривоватыми  ногами. Его ладони, Андрей обратил на это внимание, как сапёрные лопатки, широкие и жёсткие, хотя он и работал на умственной работе программистом. Волосы с залысиной зачёсаны назад и коротко подстрижены. Лоб открытый и прямой, покрытый морщинами, серо-зелёные глаза. С горбинкой нос, с раздувшимися ноздрями.
   Мама Леры, тоже невысокого роста и склонная к полноте, но выглядевшая бодро и свежо. Лера больше похожа на маму, те же глаза, ресницы, разлёт бровей, жесты и даже походка.
Андрея приняли хорошо. Много расспрашивали о работе, о здоровье, о похождениях по инстанциям. Обо всём понемногу и в меру. Родители не против их дружбы. Казалось, наоборот, приветствовали это. Ведь дочь уже стала взрослой, учёба позади и нужно думать о дальнейшей жизни.
   Пролетали недели ... Жизнь шла своим чередом ... Андрей втянулся в мерный ритм, но он чувствовал жизнь не какой-то серой и прозяблой, как жижа на дороге в осеннюю пору; он чувствовал её в полной палитре красок, как чувствуется приход весны. Жизнь била ключом. Несомненно, было тяжело, как человеку без прошлого, но это его нисколько не пугало и не останавливало, хотя в некоторой степени и огорчало.
   Может, были такие люди, которые боялись бы вспомнить своё тёмное прошлое, но Андрею не страшно. Впереди была целая жизнь, и пусть приходилось всё начинать, или, почти всё, с начала, с чистого листа ...
   Отношения на работе складывались отличные, были определённые перспективы с документами, хоть и не так скоро, как хотелось бы; и даже были думки, а не сделать ли Лере предложение.
   - Может быть мне просто повезло, - сказал Андрей, - ну что ж, начну с начала ...