Глава 98. Вальс - На сопках Маньчжурии

 
               

        Выучить и запомнить расположение нотных знаков на нотном стане и другие  знаки музыкальной альтерации совсем не означает, что вы освоили музыкальную грамоту. Хотя Способин и помог мне войти в теорию, но именно только в теорию, из которой тоже узнал многое.   Мог на память сказать - на каком месте находится нота «ми» (на первой линии) или, что такое размер ноты,  что такое фермата и реприза и пр.  Объяснить – то мог, а вот претворять не мог и пальцы ещё деревянные и техники владения звукорядом и октавами (на клавиатуре же не одна октава), никакой. Учебника по «элементарной теории музыки»  мне явно не хватало. В первом же увольнении купил в Хабаровске самоучитель по игре на аккордеоне,  и начались мои учения и мучения.  Конечно, пальцы так и пытались,  что- то исполнять на слух, как на гармошке, но без аккордов и правильного исполнения и на клавиатуре басов всё равно, что играть на губной гармошке.
       Закрывшись в каком -  нибудь,  из свободных классов, осваивал гаммы и арпеджио. Основную гамму «до мажор» освоил довольно быстро и пальцы уже  находили свою клавишу и на басовой и на скрипичной клавиатурах.  Учителей и наставников не было,  и обратиться  тоже не к кому, сам пыхтел.
   В   «самоучителе»  никаких серьёзных произведений не было за исключением лёгких песенок типа «выйду ль я на реченьку» или белорусский танец  «Крыжачок».  «Крыжачок» я освоил быстро, но мне - же хотелось  исполнить более серьёзное произведение, ну хотя бы какой – нибудь вальс.  У одного сверхсрочника, который играл на баяне и тоже осваивал ноты, я заполучил ноты вальса «Над волнами» и стал его разучивать по нотам. Играть «с листа», а это значит смотреть на ноты и сразу играть доступно только музыкантам профессионалам, мне же приходилось всё переносить с нахождением и ноты и аккорда визуально и с большим трудом.  Но всё – таки через какое-то время я до конца разучил этот вальс, а там ещё был момент,  когда надо было сыграть соло и на басах. Когда пальцы стали подвижными,  и находить, не сбиваясь свою клавишу, я ещё долго наслаждался,  играя только один этот вальс, и был уже счастлив.  Вскоре мне ещё подкинули ноты и в этот раз вальс «На сопках Маньчжурии» и его я тоже разучил, а когда мелодия знакома, то разучивать намного легче и размер и длительность ноты сама по себе выдерживается.
Позже мне ещё попали ноты танго «Брызги шампанского», который я тоже разучил,  и больше мне никаких нот не удалось приобрести,  и мой разучиваемый и выученный репертуар на этом пока и ограничился, а так как пальцы уже свободнее стали перемещаться по клавиатуре и звукоряду, то начал кое-что подбирать и на слух.
        Конечно, время для упражнений тоже приходилось изыскивать, т.к. даже,  если и не были на дежурстве, то командиры находили чем заняться и болтаться праздно по казарме не получалось, а чтение книг и фотографию я тоже не бросал.
       С Ленинградом установилась  постоянная переписка, а из Кирова письма почти не приходили,  я уже было утвердился, что развод родителей состоялся и не пытался мешать их адаптированию.
         А время не просто шло,  оно бежало. Наступил 1959 год, последний год моей службы. Ничего особенного не произошло в службе и дежурстве,  если только то, что я сдал зачёты на высший класс радиста (мастера).  Нам – срочникам,   за этот класс деньги не выплачивали (следующим призывам уже стали платить), но я с гордостью носил на своей груди этот синенький эмалированный треугольничек с большой белой буквой « М». Как уже писал, норматив был для сдачи 140 знаков группового текста в минуту, а для меня это было совсем легко, на дежурстве я принимал радиограммы со значительно большей скоростью.  В последующих соревнованиях - внутри части, по приёму и чтению ленты, а я уже писал в предыдущих главах, что изучил самостоятельно код СТ-5.  Морзе, конечно, не читали.  Я командованию подразделения заявил, что буду выступать по чтению ленты и записи знаков на бумагу. В подразделении было всего четыре солдата (по одному в смене), которые только занимались лентой, получалось, что я пятый. Приём им уже был не нужен, а уровень и скорость осталась у них только школьная, да и то уже потеряна.
     Ильин и замполит Кожин удивились моему заявлению, но отказать мне не могли, это - же моё право выбора. Когда соревнование закончились,  и я с лихвой перекрыл норматив времени  чтения и записи на высший класс, они удивились ещё больше. А это событие и моё утверждение в их глазах сыграло основную и значительную роль в дальнейшей моей судьбе, о чём чуть позже.
       А в Ленинграде уже начали строить планы моего приезда в Ленинград.  Не просто в гости, а для постоянного проживания и, как оказалось, планы строили не зря, а со своей собственной перспективой и поставленными задачами, о которых я и не ведал, не думал, всё,  принимая за искренность и пожелание Александры Алексеевны.  Заполучить готовенького сыночка - желание вполне реальное, но не только это было в планах у ленинградских «родственников»
       Но как оказалось, в Ленинграде  в,  то время, была проблема с пропиской.
Прописаться можно было только по лимиту и на три должности – дворник, милиционер и строитель, на родственность с родной матерью ни единого документа. Было у меня «Свидетельство о рождении» (и сейчас есть), но там А.А. не под своей девичьей фамилией, которую вернула после развода, а под фамилией отца, так,  что и с этой стороны я заблокирован и ходу мне никакого нет.
На должности, перечисленные выше, я согласиться никак не мог, не в моём характере и натуры и что ещё, так по закону я обязан вернуться,   откуда призывался или по оргнабору в любой край земли российской.  Возвращаться снова в лоно отца жутко не хотелось, причины уже описывал.  Опять мысли, мысли – думай,  Герман, думай?                (Продолжение следует)http://www.proza.ru/2011/02/28/1283