продолжение романа карьера

   10.


    Маркушеву совсем не улыбалось лететь в холодной утробе военно-транспортного самолета, между ящиками, тюфяками и прочим армейским грузом.  В действительности же оказалось, что их ждал привычный ТУ-154.
   Пассажиров было много, в основном военные и журналисты, в том числе несколько зарубежных телевизионных групп. Как нарочно, у Власова уже в аэропорту живот прихватило, поэтому они немного задержались с посадкой. Когда Глеб поднялся на борт самолета, почти все места были заняты. Однако приветливые стюардессы тут же нашли ему свободное место рядом с каким-то генералом. Маркушев невольно обратил внимание на то, что среди множества людей в военной форме его сосед имел самое высокое воинское звание.
   Полет ничем не отличался от регулярных рейсов Аэрофлота.   
   Предлагая Глебу напитки, стюардесса, невысокая кареглазая девушка со свежим, круглым лицом провинциалки и певучими интонациями в голосе, присущими уроженкам юга, с любопытством спросила:
   - Простите, пожалуйста, за беспокойство; скажите – вы Глеб Маркушев? Я не ошибаюсь?
   - Нет, не ошибаетесь, - улыбнулся Глеб той не совсем обычной наивной дружелюбности, с которой она обратилась к нему. 
   - Прежде вам приходилось бывать в Чечне?
   - Нет, это моя первая поездка.
   - Мой брат там служил в войсках особого назначения.
   - Насколько я знаю, эти ребята просто герои!
   - Его убили… - тихо сказала стюардесса и отвернулась. По ее вздрагивающим плечам Глеб понял, что она плачет. – Извините, - смущенно пробормотала девушка, вытирая слезы крошечным носовым платочком. – Видимо, мое поведение выглядит очень непатриотичным.  По идее, мне следовало бы гордиться тем, что он умер, защищая интересы своей страны… И я действительно им горжусь! Вся наша семья гордится им! Он вообще был отличным парнем!..
   - Конечно, - сказал Глеб и, не зная, как поддержать беднягу, на всякий случай в растерянности  поднялся и встал рядом с ней.
   Быстро успокоившись, девушка снова повернула к нему свое заплаканное лицо и через силу улыбнулась. Она опять стала стюардессой.
   - Пожалуйста, садитесь, Глеб Петрович, и простите меня. Все в порядке.
Иногда я просто не могу сдержаться… – Она бросила тревожный взгляд на генерала, но тот, повернувшись к ним боком, задумчиво смотрел в иллюминатор и, похоже, совершенно не прислушивался к их разговору. - Мне не следовало упоминать о Мише…
   Ее губы по-прежнему дрожали.
   - Кажется, я понимаю, почему вы работаете на этом направлении.
   - Да, вы не ошиблись…
   Маркушев ласково пожал ей руку, и стюардесса быстро ушла.
   Сидевший рядом с ним генерал тут же повернулся к Маркушеву и пристально посмотрел ему в лицо.
   - Так вы Маркушев? С телевидения?..
   - Да, я – Глеб Петрович Маркушев.
   - А меня зовут Денис Григорьевич Харитонов. Хотите выпить за знакомство? – спросил генерал, доставая откуда-то из-под себя бутылку виски.
   - С удовольствием!..
   - Вы надолго?
   - Всего на несколько дней. Работа не ждет… А вы служите там, генерал?
   Тот отрицательно покачал головой:
   - Я работаю в Генштабе, но мне довольно часто приходиться ездить в Чечню по разным делам… У вас, наверное, обширная программа, и вам наверняка захочется встретиться с командующим?..
   - По-моему, такая встреча уже согласована.
   Красивые серые глаза генерала взглянули на Глеба с холодной насмешливостью:   
   - Не все так просто, когда речь идет о человеке такого высокого ранга… Хотя, на мой взгляд, такие встречи просто необходимы. В последнее время  многие ваши коллеги слишком часто пользуются слухами и предположениями, что приводит к искажению истинного положения вещей.
   - Однако насколько я знаю, журналисты, как правило, сверяют свои материалы с мнением военного командования. Это как бы своего рода цензура…
   - Эту систему нельзя назвать идеальной, Глеб Петрович.
   - По-моему, идеальной системы вообще не существует, Денис Григорьевич. Даже в глобальном масштабе…
   Видимо, сочтя смысл последнего суждения Маркушева несколько расплывчатым, штабной генерал оставил его без комментариев. Вместо этого он в очередной раз плеснул виски в белые полиэтиленовые стаканчики и сказал:
   - Я думаю, было бы неплохо, если бы вы поближе познакомились с нашей работой. Собственно говоря, на днях один из моих высокопоставленных начальников высказал точно такое же мнение. Наверняка ему будет весьма интересно узнать о моем знакомстве с вами. Вы когда-нибудь бывали в Генеральном штабе?
   - С горечью признаюсь, - ни разу не был!
   - Интересное место. Там происходит много такого, с чем вам полезно было бы ознакомиться. Кое-что не для печати, конечно… - и генерал кокетливо улыбнулся сжатыми губами.
   - Само собой, генерал.
   - Я вернусь в Москву где-то дней через десять. Что вы скажете, если я вам позвоню, и мы договоримся о встрече? Думаю, эта идея стоит вашего внимания?..
   - Безусловно!..
   В беседах с генералом остаток пути до военного аэродрома в станице Орджоникидзевская прошел для Маркушева совершенно незаметно, и он даже удивился, когда командир корабля объявил, что самолет готовится к посадке.
   Генерал удобнее устроился в кресле, пристегнул ремень и улыбнулся:
   - Хотите один очень важный совет? Ничему не верьте, пока сами не удостоверитесь, - уже совершенно по-дружески, доверительным тоном сказал он. – До встречи в Москве, Глеб Петрович!..


   Две стюардессы утомленно улыбались пассажирам, проходившим мимо них навстречу ослепительному дню. Та из них, которая не соответствовала стандартам российского патриотизма, наклонилась к Маркушеву и торопливо прошептала:
   - Пожалуйста, никому не рассказывайте о нашем разговоре! У меня могут быть большие неприятности…
   Глеб понимающе кивнул и на прощание помахал ей рукой:
   - Конечно, не беспокойтесь!..
   Яркое солнце по-весеннему припекало, и это было особенно приятно после холодной, изнурительной, московской непогоды. Глеб распахнул куртку и всей грудью вдыхал горный воздух, живительной свежестью наполнивший легкие. Обливаясь потом в короткой дубленке и меховой шапке, Евгений Власов, сутулясь и охая от болей в животе, с трудом передвигал ноги. 
   - Скажите, - сиплым голосом обратился он к шагавшему рядом с ними старшему  лейтенанту, который, судя по всему, возвратился из отпуска, - здесь всегда так тепло в это время?   
   Офицер смерил его сочувственным взглядом и незаметно подмигнул Маркушеву:   
   - По-разному бывает… В любом случае, в предгорье прохладнее… Скорее всего, вы ведь туда направляетесь?..
   - Прохлады мне и в Москве хватает, - уныло ответил Власов. – Вообще говоря, я люблю тепло, но, что и говорить, в этот раз немного переборщил. В меховой шапке и дубленке, знаете ли, тяжеловато приходится… Остается только надеяться, что в Назрани будет легче… 
   - Что же, удачи вам! – весело сказал старший лейтенант.
   - Лучше оставьте эту удачу для себя! – серьезно заметил Глеб. – Вам она нужнее…
   Ренат Темирканов ждал их в здании аэропорта. Это был человек лет тридцати пяти, коренастый, подвижный, с черными, навыкате, глазами. В модной куртке и новых джинсах он выглядел нарядней всех. Ренат не был знаком с Маркушевым, зато хорошо знал Власова.
   - У меня болит живот, - тут же пожаловался ему Женька Власов. Он весь позеленел и вообще выглядел хуже некуда. – Я надеюсь, ты повезешь нас в приличную гостиницу, а не в сарай какой-нибудь…
   - Он еще в Москве почувствовал себя неважно. Должно быть, съел что-нибудь перед вылетом, - пояснил Маркушев.
   Темирканов успокоил Власова:
   - Я повезу вас в гостиницу «Асса», в ней тепло и уютно.  Номера стандартные, но в них ты найдешь все, что надо… Можешь сразу лечь в постель и не вылезать из нее, пока  не поправишься… Я сегодня же  пришлю тебе доктора…
   Назрань скорее напоминала большое село: бесконечные кварталы частных домов, множество невзрачных магазинчиков, различные службы сервиса. На центральных улицах зазевавшиеся куры с кудахтаньем разбегались от проезжающих машин. Здания выше двух этажей  почти не попадались, и только в самом центре города Глеб увидел большие дома. Вдоль тротуаров стояли несколько БТРов, и их появление на улицах города было реальным напоминанием о том, что рядом идет война. 
   Пятиэтажное здание гостиницы выгодно выделялось на фоне местного колорита. Как и обещал Темирканов, в номере оказалось все, что нужно для души и тела – душ, шкаф, кровать, телевизор, графин и два стакана. Не было только холодильника. Больше всего Маркушева поразила ослепительная   белизна и неестественная пушистость полотенец.
   - Приводите себя в порядок… Встретимся внизу где-нибудь через час… - сказал ему Ренат.
   Маркушев быстро умылся, разложил вещи в шкафу и решил немного прогуляться.
   Он медленно бродил по ближайшим улицам, пока на одном из перекрестков его не остановили двое – милиционер и человек в штатском.
   - Ты чего здесь ходишь? – подозрительно спросил человек в милицейской форме.
   - Гуляю.
   - А ты вообще откуда?
   - Из Москвы.
   - Ну-ка, покажи документы.
   Милиционер долго изучал каждую страничку паспорта, то и дело пристально вглядываясь в лицо Маркушева. Потом, неохотно отдавая паспорт Глебу, по-прежнему подозрительно, но уже более дружелюбно поинтересовался:
   - А зачем сюда приехал?
   Маркушев подумал, что о чеченской войне в такой ситуации лучше не заикаться.
   - Журналист. Собираю информацию о достопримечательностях современной Ингушетии, - бодро соврал он. 
   - Какие могут быть достопримечательности, когда война!..
   - Война рядом, но не здесь…
   - Это как сказать, - вклинился в беседу человек в штатском. – Российские танки и автобусы с солдатами идут в Чечню через Ингушетию… А наши женщины выходят на дорогу, чтобы их остановить… Кроме того, кто-то периодически обстреливает военные колонны из леса… Здесь везде война!..
   - Наверное, ты еще и путевые заметки ведешь? – неожиданно спросил  милиционер. 
   - Да… веду… - насторожился Маркушев.
   - Ну, тогда можешь записать своем дневнике: ни хрена, мол, нету в современной Ингушетии, на что можно было бы посмотреть!..
   - Как же так – нету? Я видел много новых красивых домов, строительство повсеместное идет. Я бы сказал, что Ингушетия вовсе не производит впечатления совсем уж бедной республики, какой ее представляют на официальном уровне…
   - Это все обманчивая видимость, - опять заговорил товарищ в штатском. – На самом деле с деньгами у нас – большие проблемы! Только дело-то, может быть, совсем не в том, что их у нас нет… У меня, например, денег… - видимо, не найдя подходящего слова, он широко развел руки в стороны, - просто куры не клюют!.. А куда их девать – не знаю! Не знал при советской власти, когда все запрещалось, и теперь знаю, когда все можно… Каждую минуту опасаюсь, как бы не грабанули!..   
   - Вас не грабанут, - пошутил Маркушев, - вас ваш друг милиционер охраняет…
   - Э-э-э, когда пахнет большими деньгами, не только милиция – никакая ФСБ не спасет!.. – сказал штатский и так красноречиво взглянул при этом на Глеба, что тому сразу стало ясно: про ФСБ он говорил явно со знанием дела.
   - Тебя в гости еще не приглашали? – вдруг спросил милиционер, совсем уже смягчившись.
   - Нет еще…
   - Будут приглашать – не ходи…
   - Это почему?
   - Придешь, тебя хорошо угостят, а потом не отпустят. Коров видел в некоторых домах?
  - Видел…
  - Вот… Кто-то должен же за ними приглядывать! Будешь сначала пасти коров, а потом запросят за тебя выкуп… У нас и не такое бывает… Говорят, президент указ готовит, хочет легализовать многоженство и реорганизовать наше правосудие с учетом местных обычаев… ну там, например, кровная месть, похищение невест… Каково?
   - Грубо говоря, хотите отказаться от федеральных законов и жить по местным обычаям?
   - Вроде бы и так, но это только если очень грубо рассуждать. Мы понимаем, что отказаться от всех федеральных законов у нас, конечно, не получится…
   - Круто! – искреннее поразился Глеб.
   - А где ты остановился?
   - В гостинице «Асса».
   - Хорошая гостиница. Ладно, походи немного туда-сюда, мы за тобой присмотрим… Только недалеко и недолго… А лучше всего возвращайся поскорее к себе в гостиницу…
   В баре на первом этаже было шумно и душно от сигаретного дыма. Завидев Маркушева, Темирканов поднялся из-за стола и, поздоровавшись с ним, представил ему сидящего рядом совсем молодого человека, похожего на студента, с худым, осунувшимся, но очень серьезным и неприветливым лицом:
   - Глеб Петрович, думаю, вы незнакомы. Это Кирилл Моторин.
   Имя Кирилла Моторина в телекомпании знали все. Молодой журналист,  в свои двадцать пять лет он уже успел прославиться на поприще военного корреспондента не только профессиональным мастерством, но и мужеством.
   - Кирилл только что вернулся оттуда… Привез настоящую клубничку – уникальный материал! Мы уже перегнали его через спутник…
   - Здравствуй, Маркушев, - без какого-либо подобия улыбки, важно сказал Кирилл, не вставая и не подавая руки.
   - Очень приятно познакомиться. Углов просил передать вам большой привет.
   - Отцы-радетели наши… Что же, большое спасибо им за приветы, - с тем же непроницаемым и угрюмым выражением лица отозвался Моторин. – Я полагаю, нам не надо пить на брудершафт?
   - Конечно, Кирилл, - засмеялся Глеб. – мы можем перейти на «ты» и без брудершафта. Я не настолько стар, чтобы заставлять тебя обращаться ко мне исключительно по имени и отчеству.
   Слишком независимые, честолюбивые и прямые люди, особенно если они молоды, вроде Кирилла Моторина, всегда вызывали в Маркушеве тихое раздражение. Долгое время он не мог определить природу этого чувства, но, поразмыслив, решил, что это просто-напросто заурядные зависть и ревность. Он сам, если бы даже и хотел, никогда не мог бы быть таким. Для этого ему не доставало характера, у него была слишком рыхлая душа.      
   Они взяли по кружке пива.
   - Генерал до сих пор не уточнил, когда именно он мог бы тебя принять, Глеб, - сделав большой глоток, сказал Ренат. – Это на него похоже… Но ничего, до пятницы еще есть время… 
   - Не надолго же ты!.. – иронически обронил Моторин.
   Маркушев усмехнулся:
   - Я человек подневольный, делаю, что мне говорят. А разве у тебя все по-иному? 
   Кирилл саркастически усмехнулся:
   - Я поступаю совсем иначе, Маркушев! И если это кому-нибудь из моих московских отцов-радетелей когда-нибудь придется совсем не по нутру, что же…  я не буду на них в обиде, а тут же найду работу в другом месте…    
   - Наверное, ты действительно без работы не останешься… - охотно согласился Глеб. – Во всяком случае, у нас твои материалы идут на ура. Пожалуй, это лучшее из того, что приходит отсюда…
   - Вот даже как! Ну, здорово! – стараясь выглядеть бесстрастно,  но явно польщенный, весело констатировал Кирилл Моторин. – Что скрывать, - приятно слышать подобные вещи. Особенно от тебя, Глеб…
   Видимо, для того чтобы переменить тему, а заодно и напомнить о себе, Темирканов сказал:
    - Я набросал для тебя план твоих поездок, Глеб. Ты побываешь в Грозном,  посетишь лагерь беженцев, встретишься с нашими бойцами… Вертолет в нашем полном распоряжении, поэтому можно не напрягаться и не спешить… Будем  действовать по факту… 
   - Другими словами, твоя программа ничуть не отличается от той, которая обычно предлагается депутату Государственной думы, сенатору или еще какому-нибудь очень высокопоставленному гостю, - не скрывая иронии, заметил Моторин. – Никакого риска, все очень солидно и совершенно спокойно. Правда, для пущей правдоподобности неплохо было бы устроить так, чтобы кто-нибудь хотя бы одни разок пальнул в твою сторону, - только, конечно, очень осторожно, чтоб не зацепило, не дай бог… Зато дома ты сможешь с чистой совестью всем рассказывать, какая она - чеченская война. Как водится, одним словом…
   - А что бы ты посоветовал, Кирилл? – без обиды, с усмешкой, перебил его Глеб.
   В глазах Моторина блеснул азартный огонек:
   - Я предложил бы организовать такую поездку, которая позволила бы тебе увидеть как можно больше… И чтобы твоя команда снимала не постановочные кадры, а реальные… - Он бросил на Темирканова лукавый взгляд, и на его лице мелькнула легкая улыбка. – Я сам с удовольствием набросал бы для тебя небольшой план, Глеб, но боюсь, что отпущенного тебе времени не хватит даже для того, чтобы внимательно его изучить.
   Все трое замолчали и, как по команде, взялись за пивные кружки. Спустя минуту Ренат небрежно бросил:
   - Кстати, Женя Власов на ужин не придет. И вообще… Доктор сказал, что, скорее всего, все эти дни ему придется сидеть в номере.
   - О ком это вы? – Моторин недоуменно взглянул на него.
   - Да как тебе сказать… О человеке, который сопровождает Глеба. Он должен был помогать ему в организации съемок, в проведении интервью, в написании текстов… 
   На этот раз Кирилл расхохотался от души.
   - А больше никто его не сопровождает? Или, может, он привез с собой целый гарем? Помнишь, как в «Белом солнце пустыни»: одна жена любит, другая стирает, третья пищу готовит… – Моторин поднялся из-за стола. – Ладно, ребята, пожалуй, я покину вас. Очень устал сегодня…
   И он ушел не попрощавшись…
   Как бы извиняясь за него, Темирканов сказал:
   - Ему в самом деле нужно отдохнуть, Глеб.
   - Он на всех так наезжает?
   - В Назрани - да. У него хорошее настроение, только когда он работает, во время вылазок на съемки… Что ни говори, но, несмотря на свою молодость, он действительно смелый человек и очень хороший журналист.
   - Ренат, я тоже очень хотел бы побывать здесь в горячих точках.
   Темирканов отчаянно завертел головой:
   - Забудь. Смилуйся над Власовым: он и так страдает животом, так ты хочешь, чтобы его еще хватил инфаркт?!.  Лучше пошли ужинать…
   И они поднялись на второй этаж в ресторан…


   Где-то совсем близко шла война. В течение недели Маркушев усердно искал ее на степных просторах, в полупустынях междуречья Терека и Сунжи, на плодородных землях Чеченской равнины, в горных лесах и вдоль блистающих рек, которые он вдоль и поперек исследовал с воздуха, - но так и не нашел ее…
   На очередном брифинге для журналистов, который был последним для Глеба, какой-то офицер, с серым лицом и утомленными глазами, как всегда скупо и неохотно рассказывал об этой войне. Словно школьный учитель математики, смертельно уставший из урока в урок повторять одно и тоже, он монотонно приводил статистические выкладки о бандитских вылазках сепаратистов и о боевых операциях федеральных сил. По его словам выходило, что силы экстремистов стремительно истощаются, в то время как мощь противостоящих им федеральных сил, наоборот, быстро нарастает. Из этого он делал логический вывод, что наша победа – всего лишь вопрос времени; наши войска готовы успешно противостоять любым коварным замыслам сепаратистов, несмотря на мощную материальную и моральную поддержку, которую они получают из-за рубежа.
   Для Маркушева, который так и не услышал ни единого выстрела, рассуждения офицера казались такими же далекими от реальной жизни, как лекции по ботанике для засыпающих пенсионеров в тверском отделении общества «Знание».
   Что дала ему эта поездка? Ничего… Какие чувства она вызвала в нем? Никаких, кроме отвращения, ибо любая война, с ее страданиями, болью и разрушениями, способна вызвать только это чувство…   
   Маркушева охватила вдруг острая тоска по России, - его родной земле, на которой живут русские люди. Как им там сейчас можется, его соотечественникам, которые словно обитают на другой планете? Глеб еще сильнее почувствовал ощущение нереальности всего происходящего. Овладевшая им острая тоска ко всему, к чему он привык, была настолько сильной, что Глеб поразился, - ведь прошло-то всего меньше пяти дней!.. Что же тогда говорить о тех людях, которые вынуждены находиться здесь не одну неделю и даже не один месяц…
   Маркушев вспомнил изможденные лица спецназовцев, которые, наблюдая за тем, как он кружит над ними в вертолете, смеялись и свистели ему вслед, - господи, думал он, ведь им предстоит провести в этом кошмаре еще не один месяц…
   Глеб был здесь словно гость из свободного, цивилизованного мира, он мог двигаться, куда хотел, и жить, как ему заблагорассудится, а страшное, безнадежное ощущение западни, которое испытывали все остальные люди вокруг него, его как бы и не касалось…
   Глебу не хотелось думать об этих людях и не хотелось вспоминать их глаза.
   Однако это ему плохо удавалось. Он никак не мог забыть, как робко и застенчиво, с почтением, достойным очень важной персоны, окружали его бойцы, когда он выходил из вертолета. Некоторые из них просили автограф, чтобы отправить его домой вместе со своим письмом. И когда Глеб, стыдясь и смущаясь, выводил свое имя, ему хотелось провалиться сквозь землю!..
   Но самыми невыносимыми для Маркушева были мысли о детях беженцев, молчаливых, оборванных, физически и морально искалеченных войной. Глеб так и не научился смотреть им в лицо…
   Не дожидаясь окончания брифинга, Маркушев вышел из конференц-зала и спустился в бар, где за бутылкой пива его поджидал Темирканов.
   - У него получилась довольно веселая картинка, - сказал Глеб, показывая пальцем в потолок.
   - Он оптимист. Это его обязанность.
   - А что ты думаешь по этому поводу?
   Ренат усмехнулся:
   - Меня всегда тошнит от подобных победоносных реляций. Как известно, в войнах не бывает победителей. А в такой войне тем более…
   - Он сказал, что победа – всего лишь дело времени…
   - Совершенно верно. Рано или поздно, так или иначе, должны победить чеченцы. Это их земля, и они снова будут жить на ней, как жили раньше. А, может быть, даже лучше. Вот тебе и весь вопрос времени.
   - Тогда во имя чего мы воюем?
   - Меня иногда не оставляет впечатление, что мы не знаем, зачем пришли сюда, но самое главное, не знаем, как теперь отсюда выбраться. Каким-то образом ситуация вышла из-под контроля. Впрочем, зачем я тебе все это говорю: скоро ты вернешься в Москву, а там полно умных голов, которые лучше меня растолкуют тебе, что к чему.
   - И все-таки, знаем ли мы, чего хотим?
   - Не хочу и не могу отвечать за всех. Скажу только за тех парней, которых  прислали сюда драться. Они знают только одно: у них есть приказ воевать! Но при этом им очень хочется убраться отсюда как можно скорее, живыми и невредимыми…
   - А что прикажете думать всем остальным? – спросил Глеб, вспомнив свой разговор со стюардессой.
   Красивые глаза Рената Темирканова стали задумчивыми:
   - Не знаю… Потому что меня никто не надоумил, что в таких случаях нужно говорить…
   Ренат отхлебнул пива и сменил тему разговора:
   - Так тебе и не удалось встретиться с генералом. Вот уж совсем некстати его вызвали в Москву!
   - Что делать… В конце концов, если он может обойтись без меня, то и я спокойно обойдусь без него.
   - Ты можешь встретиться с одним из его заместителей. Хочешь?
   - Давай. И после этого – сразу в Москву. А когда ты сам-то собираешься возвращаться домой, Ренат?
   - Ну нет, у меня пока еще нет желания возвращаться. Мне и здесь нравится. Понимаешь, тут я сам себе хозяин и свободен от ежедневной занудной опеки со стороны какого-нибудь безмозглого параноика. 
   - Ренат, передай от меня несколько слов Кириллу Моторину… Скажи, что я не такой уж желторотый, как ему, видимо, показалось… Очень жаль, конечно, что Кирилл так и не составил для меня список самых горячих точек. Зато когда он приедет в Москву, то обязательно получит такой список от меня…
   Широкоскулое лицо Рената расплылось в добродушной улыбке:
   - Непременно передам…
   Поздно вечером, лежа в постели в гостинице «Асса», Маркушев вдруг ощутил, как сильно он устал. Бесконечные вертолетные взлеты и посадки, поездки в автомашинах, продолжительные пешие переходы, скучные брифинги и утомительные протокольные мероприятия  вытрясли из него всю душу. А довершило дело его сегодняшняя встреча с бойцами спецназа, после которой он никак не мог отделаться от двойного чувства – острого недовольства собой и глубокого сострадания к тем людям, с которыми встречался. Лучше бы ему вообще никогда больше не вспоминать, что было в их глазах, когда они, оставив ненадолго свои дела, молча наблюдали, как он неуклюже карабкался на борт вертолета, а сзади его старательно подсаживал модно одетый, аккуратно подстриженный крепыш, верно и почтительно  исполняющий свои обязанности по сопровождению очень важной особы. Почему-то Маркушеву было особенно стыдно из-за этого английского бульдога, везде и всюду следовавшего за ним на коротком поводке.
   Собираясь уже завтра вернуться в тот мир, который, возможно, некоторым из бойцов спецназа больше вообще не суждено увидеть, Глеб читал в их глазах безнадежность, мольбу и рожденное в боях ожесточение, - ожесточение, которое, как он ясно понимал, теперь уже не покинет их никогда…
   Недовольный собой, Глеб повернулся на бок и потянулся к тумбочке за «Независимой газетой»: «Президент Ельцин требует от правительства принятия мер…», «Россия отвергает посреднические миссии…», «Президент Ельцин готовит кадровые перестановки в правительстве…»
   Ему не хотелось читать, и, не выпуская газету из рук, он стал думать о стюардессе и ее брате. А потом задумался о детях беженцев и о страданиях, которые выпали на их долю по чужой вине…
   Как бы заслоняя собой суетный мир, в котором царили газетные заголовки, дипломаты и правительства, с улицы до него доносился шум уличного движения. Его привычные звуки подействовали на Глеба успокаивающе. Маркушев закрыл глаза, и больше не стало ни войны, ни Чечни… Он вдруг оказался на борту роскошного авиалайнера, следующего рейсом до Французской Ривьеры. Хорошенькие стюардессы одаривали его ласковыми белозубыми улыбками, рядом чутко дремал гладкий английский бульдог, и откуда-то доносился счастливый, заразительный, звонкий детский смех. Вместо рева реактивных двигателей до Глеба по-прежнему доносился убаюкивающий шум уличного движения… 
   Газета выскользнула из его рук и тихо соскользнула на пол…