Болото

                Болото.

      Давно это было. Чуть выше того места, где сейчас новый бетонный мост, по двум рядам которого мчатся друг другу навстречу автомобили, висел на толстых, стальных канатах мост с деревянным настилом. Переходишь по нему реку, идешь по тропинке вдоль нее и упираешься в дамбу, которая опоясывает долину вдоль реки, гектара три, не меньше. Раньше сюда шли стоки по трубам из котельной, которую топили углем. Но давно уже перешли на газ, а долина, в которую сливали отходы, осталась.
      Часть ее заросла камышом, осотом  и хвощем, а большая часть превратилась в болото, покрытое кочками, ольховником и кустами смородины. С островка-пятачка, на котором 2-3 ольхи, прыгаешь на кочку, которая терпит твою тяжесть 20-30 секунд, затем медленно уходит вниз, в темную, зловонную воду, чавкая и выдавливая из глубин болотных серный запах. Кругом желтеют цветы калюжницы, свисают с деревьев лианы хмеля, унизанного белыми шишечками.
      Ближе к центру болота начинаются заросли белокрыльника. Цветок его чем-то похож на цветы кала. Белый лопушок листа, из основания которого растет длинный и толстый пестик. Зеленый стебель цветка уходит глубоко  в воду. Порой встречались и белые кувшинки с латинским названием «nimphara candida», но росли они на открытой воде, добраться до них можно было только на лодке.
       Хотя достать кувшинки попытки были. Зайдя по пояс в холодную воду, смельчаки начинали понимать, что если они сделают к болотному цветку еще шаг, то обратно вернуться будет уже проблемой. Ноги по колено засасывала трясина, скрытая водой. Барахтаясь и извиваясь, вытягивая, из оболотившихся отходов производства, ноги, оставляя порой в трясине сапоги и кеды, юные натуралисты с чувством глубокого удовлетворения вылезали на островок с ольхой, заляпанные ряской, грязью и прилипшими к ней головастиками. – А мне их надо?- говорили они сами себе, глядя на кувшинки, как лиса на виноград в басне Крылова.
      Набрав охапку легко доступных  цветов белокрыльника, шли домой, неся маме цветы и одежду  для капитальной стирки.


      Помимо опасных для жизни цветов, на болоте проживала и всякая живность. Разнообразие уток поражало. Чирки-свистунки, кряквы, шилохвостки, широконоски. Целые стаи уток носились над болотом, над прудиками  близлежащими, пролетали краем города. Они и гнездились в болотных кочках, выводили птенцов. Много я их видел. А кулики! Перевозчики, бекасы, малые и большие кроншнепы, турухтаны. Бегали болотные курочки, шныряли лысухи. Залетали ненадолго даже малые гуси-казарки. Ондатры плавали повсюду.
      Болото было источником корма не только для местной живности, но и для аквариумных рыбок. Аквариумисты приходили сюда с сачками, с железными сетками для промывания и уносили с собой малинку, трубочника, дафний.
     Место было уникальное. Никем не объявленный заповедник в черте города Трехгорный.
Сейчас этого «заповедника» нет. Бульдозеры и самосвалы почти два месяца работали здесь. Много, очень много щебня привезли и засыпали болото. Стоит там теперь какое-то предприятие, о назначении которого мало кто знает. А утки над городом и цветы белокрыльника – исчезли.