Ожидая Индуса

                Ожидая Индуса.


День не задался с утра. Стеклянная бутылка прилетела в кусты, что росли у 5ти этажного дома, и в которых я обычно спал. Хорошо попала не в голову, а в заднюю лапу, плашмя.
Но какой уж теперь сон, да и помойки с утра обежать надо, поесть чего-нибудь. Только лапа немного ноет от этой чертовой бутылки. Ничего, заживет – на то я и собака.
     Четыре дома пробежал – нет ничего. Сухую корку хлеба только и нашел, зажевал на ходу.  Решил сделать вылазку в микрорайон – еле ноги оттуда унес. Свои там хозяева на всех  «съедобных» местах, не дали даже одну помойку проискать.
        Обидно то, что пуще всех облаяла меня одна белокурая болонка, с которой я год назад был очень близок. А вот как ее зовут – забыл! То ли Жизель, то ли Эсмеральда.
       Вот и бегу сейчас на Первомайскую улицу, там у меня старинный дружок живет –Индус, может и поделится чем.
         А уже день начался, люди вылезли из своих квартир, засуетились. Машины воздух загадили, детишки орут, как сумасшедшие. И ведь никто не догадается покормить нашего брата – уличного пса.
        Та болонка, что утром в микрорайоне меня облаяла, рассказывала. До полутора лет она жила в квартире, у людей. И вот они садятся есть, за стол. Берут целую курицу, отваренную, рвут ее на части, общипывают сверху немного мяса и выбрасывают в мусоропровод. Потом приезжает специальная машина и увозит железный ящик, в который падают недоеденные курицы и другая еда. Это справедливо?
           Бегу, думаю про выброшенных куриц, а нос учуял вдруг такой изумительный запах справа, что я остановился, посмотрел в сторону запаха. А это мужик какой-то на скамейке сидит с пакетом, автобус ждет, наверное. А в пакете колбаса лежит. Надо посидеть                недалеко от него, может быть посочувствует и покормит.
            Сижу, смотрю по сторонам. Вон девчонка ведет на поводке чау-чау. А как отъелся на даровых хлебах, кобелишка!  А вид-то  какой самодовольный и надменный. Даже не посмотрел в мою сторону.      
         А ведь для собаки главное – свобода!  Хотя, с другой стороны, именно бытие определяет сознание. Да Бог ему судья – этому любимцу  хозяйскому.
         Ну а что там мужик с колбасой? На меня уставился – а колбасой  угостить  не хочет. Так есть хочется!
Эх! Помню в этом году, зимой, в лютый холод дело было. Бегу себе, бегу по темному двору, на улице Космонавтов, и глядь, какая-то тетка из подъезда вышла, в руках ведро несет. Подошла к «помойке», вывалила и обратно идет. И я тут случился. Сразу в нос курятина вареная ударила. Подскочил – точно! Толком не обглоданные ножки, ребрышки, шейки, крылышки. Картошка, пропитанная насквозь жиром, куски колбасы и много другой еды. Вот отвел я душу!
       А мужик-то догадался таки – засуетился, завертелся. Достал колбасу – отрезает. Хороший видно человек! Тянет руку в мою сторону. Вот уж нет, дядя! Ты ее, колбаску, положи аккуратно на землю, и иди уже своей дорогой, а я подойду и съем. А с рук не ем – опасно. Хоть флаг в руках держи с надписью – «Друг и защитник животных» - не поверю. Много нашего брата пострадало от людей, так что инстинкт самосохранения должен преобладать над чувством благодарности.
        А ведь и мужчина все понимает! Встал, положил колбасу на землю и уходит. Энергично подбегаю, и съедаю колбаску. Какая прелесть! Побегу к Индусу, похвастаюсь. А дядька все-таки молодец, понимает жизнь нашу,  собачью.


      А друг мой куда-то исчез. Обычно, в это время дня, он лежал в кустах акации, возле песочницы. Иногда дети его донимали – гладили, теребили уши, тянули за хвост – но он был пес воспитанный и терпеливый во всех отношениях, не мешал им общению с животными и даже рад был этому в определенной степени, ибо дети его подкармливали разными деликатесами – печеньем, конфетами, а порой и шоколадом.
        В момент, когда я прибежал, песочница была пуста. Ожидая возвращения Индуса, улегся на его место в кустах, и задумался об отношениях между нами и людьми.
       Мы кто? Мы одомашненные животные. То есть, мы должны жить в доме, у дома, при доме. Жить в диком лесу мы уже не сможем. Поэтому и живем в городе, в деревне. Мы с человеком равны в правах. Но как же настойчиво и рьяно они – люди – преследуют нас, изгоняют, третируют, а порой и убивают беззаконно.
     Придумывают для этого лживые обоснования, прикрываются заботой о своих детишках.
  А у нас тоже есть дети, и мы тоже заботимся о них, насколько это возможно. Вот я, например, еще молодой. И мать у меня есть. Она на улице Космонавтов живет. Спросил у нее как-то про отца. Кто он? Где он?  Сначала она говорила про изумительного русского гончего Курая – он и охотник бывалый, и боец удалой в собачьих драках. Задремала, рассказывая – но, я ее растормошил, и она продолжила уже про какого-то дога из третьего подъезда шестого дома. Гусар мол, тот еще был, гулена и нахал. Похоже, сама не знает, от кого я. Ну и ладно, обойдусь. Я живу сам по себе.
         А мамаша моя, точно – собака никчемная. Ведь в годах уже, а все с молодняком путается. Как весна – она на сносях. Иной раз прибежишь во двор, где она обитает, отыщешь в кустах , за домом, и удивляешься. Лежит – жалуется. И лапа у нее болит, и зубы уже косточку разгрызть не могут, и шерсть поредела – не греет. А ведь третьего дня сам видел, как она хвостом перед молодыми псами крутила. Даже и проведывать ее не хочется  после этого.
      Да где же этот Индус! Выглянул из кустов – пустой двор. Только перед одним из подъездов на скамейке две бабушки сидят, сплетни друг другу рассказывают. А рядом с ними сидит кот. Видно по морде, по шерсти свалянной – не из домашних. Нашего племени – уличного.
     Завидую, особенно зимой, их умению залезть в узенькую щель, в подвал дома, где тепло. Хитрые, вороватые, шустрые. У кота, что с бабками сидит, одно ухо рваное, из хвоста репейник торчит. На меня равнодушно глянул, отвернулся. Уважаю таких. Хоть ротвейлер – убийца на него бросится – не убежит. Ощетинится – шерсть дыбом, спина дугой, зубы оскалит и норовит острейшими когтями глаз выбить или нос изуродовать.
       Наконец-то знакомый запах в ноздри ударил. Ну-ка, ну-ка, где ты? А вот и друг мой подбегает. Здравствуй, Индус!