Гербарий

  Опубликовано в журнале "Новая Юность" в 2015 г. 
   
   Древние хоронили с умершим всю его утварь: наши вещи предают нас, попадая в чужие руки.
 "Не читайте письма на улице и в трамвае"- требовал Гнедин от своей ученицы, а через полвека сотрудница музея скажет Яне, - Читай, это теперь литература.
  Запрет, живший с детства: не соваться в чужие бумаги. Но в музее все по-другому, неподвижные экспонаты оказываются теплыми и живыми, если к ним прикоснуться. Картины, как книги, на стеллажах. Валя улыбается ее восторгу - она-то работает здесь уже 3 года и глаза бы ее на все это не смотрели.
-Ты сиди,а я схожу на обед к бабушке.
  Валя художница. Яна тоже рисует. Немного. И редко. Слишком уж изматывающее занятие.

""8.10.1945. Понедельник. Письмо 1-е.
Проснувшись сегодня утром, подумал словами поэта:"Скоро осень проснется и заплачет спросонья..."

  Старый художник, невесть за какие грехи сосланный в Сарапул. Даже десять лет спустя город еще будет полон эвакуированных и репрессированных. О своем прошлом они не вспоминали.

""За окном,в самом деле, плакала осень - шел проливной дождь."

 Валя обещала принести еще машинописный сборник его стихов, которые когда-то, в 1910-х, открыли ему двери петербургских литературных салонов.

""И опять я подумал: Сегодня будет письмо от Мили!"

    Миля. Людмила Полстовалова. Старинная фамилия. Ее мать в свое время удочерили местные купцы. Этот нищий город помешан  на купеческом прошлом. И еще - именно отсюда Дурова удрала в гусарский полк. А Миля, по совету учителя - в Свердловск, в худ.училище. Ее мать за год до революции предпочла Казань, высшие бестужевские курсы. Сарапул на полпути между этими городами. Это второй ценный факт из его истории.

  "8 час. вечера. За окном ночь как чернила. Я сажусь за стол, Кульбик ложится на кресло сзади меня и я читаю письмо."

  Кульбик - дворняжка, единственное существо, оставшееся у Гнедина после смерти жены. И еще отдушинка - Миля.

 "Собственно, я уже знаю его наизусть, знаю даже, как Вы его писали и, торопясь, приклеивали марку и что подумали, делая приписку карандашом. А может быть, все это - моя фантазия?

 Полвека с лишним. Как мало. Вселенная взмахнула ресницами. Женская школа, в которой училась Миля - вот она, в квартале от музея. Бывшая гимназия. Через несколько лет здесь будет учиться мать Яны (Вадим: И моя мама ее окончила). В прошлом году мать затащила Яну показать паркет, перила, с которых съезжала, огромные люстры. Было важно не Яне - ей самой увидеть все снова. Но в 1945-м ей было только два года и она ничем не может помочь такому ленивому исследователю эпохи, как ее дочь.

 "Итак, здравствуйте, милая девочка! Спасибо за письмо. Оно, правда, коротко и немного суховато, но я представляю себе условия, в которых Вы его писали...тем более что Вы даже не были уверены, отвечу ли я на него."

 Господи, сколько же ему! Лет 57-60. Миле - 17.

  "27-го сентября я до 10 час. снес стандартную справку в училище, с 10 начал ожидать Вас, готовил чемодан и пел песни. Вы не пришли! В 4  стук. Миля? Нет, Сима:"Миля велела дать чемодан, белила и рамку." Я политично спросил:"А больше ничего Миля не говорила? - Нет, не говорила.- А что она делала утром?" Сим-Сим тонко улыбнулась и ответила:"Так, ничего. Собиралась." Я подумал: значит, я буду лишним, и просидел вечер дома. Утром 28-го я еще раз подумал:"А вдруг М. придет проститься". Но она не пришла... 29-го я провел день тихо и мирно, отпраздновал один именины, а 1-го обругал стихи московского поэта, пришедшего их мне читать, и напился. Не хорошо и глупо!"

   Яна начинает пролистывать письма, сложенные когда-то треугольником. В каком году появились конверты? На обороте среди штемпелей:"Просмотрено военной цензурой". Кто-то не удержался от искушения и выдрал старые марки вместе с кусочком текста.
  Приходит Валя и обстоятельно рассказывает про какую-то тетю Симу, подружку своей бабушки. Читать и одновременно слушать ее невозможно.
- Слушай, ты дашь мне домой почитать?
     Валя мнется, Яна понимает всю несуразность посьбы и настаивает еще азартней.
- Давай после Нового Года. Я тебе еще ее работы покажу.
Огромная папка, каждый лист в отдельном конверте. Очень много макетов книг, набросков по фотографиям. Мелкие, точные рисунки. Вале не нравится: слишком академично.
- Она что, книги иллюстрировала?
- Да, в каком-то свердловском издательстве.
- Так она не в Сарапуле живет?
- Нет. Она умерла в 93-м.
     Между листами запись пророчеств Глобы за 1991 год.
- А это ее сестра, тетя Сима.
     Акварельный портрет, молодая женщина на фоне реки.
-Тетя Сима?
- Я ведь только что про нее говорила. Она и передала все это в музей.
       Какая-то старуха, у которой нет никого из близких. Сим-Сим из гнединских писем. И этот портрет перед Яной. Они живут и ничего не знают друг о друге. Как лица игральных карт, смотрят в разные стороны, разделенные чертой зеркал, и Яне интересна только Сим-Сим.
      До после-нового-года она бы сто раз прочитала эти письма и забыла про них.

  "Даже в Вашем домике, когда я пришел в него и сел на крыльцо, мне казалось, что вдруг послышится Ваш голос, а Сим-Сим крикнет:- Миля, А.Ф. пришел!"

      За учебными пейзажами(избитые сарапульские виды) - в папке свежие нечитанные детские книжки. Агния Барто. Вот он - маленький домик причудливой архитектуры, буйная зелень. "Тише,Танечка, не плачь"...Мячик ведь совсем не тонет.
       На последней странице:"Рисовала Л.Полстовалова".
 
  "Аленький цветочек". У Яны в детстве была точно такая же. Не может быть. Или? Даты сходятся: 72-й. Ну да,да. Старшей сестре было 4 года, предки жили тогда в Свердловске и покупали ей, а потом уже все досталось Яне. Она смотрит на рисунки - только что видела их в черновых эскизах - и пытается вспомнить все эти тонкие книжки, истрепанные, сшитые отцом в один толстый том,- неужели именно из этих иллюстраций, скупых, неярких, расцветали - волшебно и страшно - грезы.
- Почему посторонние в фонде! Немедленно выйдите!
     Кто-то из сотрудниц застал Яну на месте преступления.
- И из зала выйдите! Где Валя!!!
     Появляется Валя, улыбаясь. Яне стыдно.
- Тебе попадет?
- Может быть.
     Музей вообще сегодня закрыт, меняют экспозицию.
- Посмотреть хочешь?
     Но Яна уже перебрала музейной пыли.
     Экспозицию меняют к новому веку, а ей не верится, что тысячелетие кончается. Сколько людей опишут потом эти дни в романах, а она - как будто предала столетие, в котором появилась на свет. От него все устали и поспешно отворачиваются, а он - великолепный мой век, сквозь завесу звезд, когда сядешь за стол писать воспоминания, улыбнись ей, она твоя дочь, не обижайся на ее  щенячьи неудачи - Яна теперь совсем, совсем взрослая, ты не окутаешь ее своим  теплом, не защитишь - и медвежья шкура спадает с плеч Чудища. Как связать Милю и ту волшебницу, что лишь очертила силуэты снов, щедро предоставив ребенку заполнить их самому?

     Яна просит у директора музея официального разрешения поработать в фондах:
- А то Вале влетит за меня, наверное.
- И правильно влетит, - смеется он.- Да, разрешения-то у нас платные.
- Мне на пару дней всего,- хнычет Яна, у нее привычка получать все на халяву за красивые глаза.
- Давай после Рождества, я занят.
Охх.

      После Нового Года выяснилось, что письма и не оформлены в музее, принадлежат лично Вале:- Я как бы наследница Полстоватовой. Я у нее рисовать училась, она все мне передала - краски, этюды. Кому-то надо было оставить. У меня еще много чего из ее вещей есть.
  Она уже давала знакомым почитать эти письма.
- Один, режиссер типа, все порывался что-то из них сделать. Он сказал, мол, Гнедин заразил Милю своей грустью.
    Стоп. Сейчас ощущения Яны будут забиты чужими памятями, намерениями. Но, претендуя на немедленную справедливость, как Лис на ласку Маленького принца, письма вплетаются в ЕЕ жизнь, в раннюю ночь на кухне - Яна рассказывает обо всем Вадиму, пытаясь понять, что они ей? Только что благополучно перемогшей собственную любовную трагедию - она сейчас Ромео с Джульеттой обзовет дураками - что ей чужие судьбы?
    Она все-таки получает эти письма на неделю.

  "И в Вашей комнате все то же, только угол пустой, нет кровати, нет летних этюдов, и Сим-Сим, поднимая свою тонкую мордочку от книги. говорит мне как взрослая дама:"Вам, конечно, скучно у нас без Мили, я Вас ничем не могу занять!" Это так очаровательно, что, несмотря на грустное настроение, мне хочется хохотать, так она мила, эта Сим из книги Марка Твэна. Я не простился с Вами, но мне от этого не грустно, потому что...пусть Вы теперь далече,
               Я рад тому, что БЫЛИ наши встречи,
               И что разлуки НЕ БЫЛО совсем     (Я)
    Я признаю только одну разлуку, но пусть ее не будет подольше, п.ч. я хочу видеть, как Вы вырастете, т.е. видеть не то, как Вы будете большой и рыхлой дамой, окруженной кучей ребятишек, а то, как вырастет Ваш талант."

    Рыхлой дамой она не будет. На фотографии - сухощавая внимательная женщина в очках. И детей у нее не было - замужество получилось коротким и неудачным, опыт она не повторяла. И у Симы, Сим-сим, нет потомства.

  "Жена не умела засыпать сразу и, обыкновенно, сказав свою любимую фразу из Горького "Господь храни тебя до завтра!" она еще долго ворочалась. Я советовал ей читать на ночь:"Ни о чем он, ни о ком он,
                В черных сучьях птичий гомон.
                Слышишь взмахи сонных крыл?
                Будь и ты таким! Ведь просто:
                Ночью сосчитаешь до ста
                И уснул и все забыл. (Моравская)"

  Как прилежный богослов, А.Ф. подкрепляет свои выкладки священным писанием. Но кто такая Моравская?

  "Нужно выдержать только эту зиму, она будет для Вас очень трудной. Милая девочка, держитесь твердо, не давайте воли своим нервам. Я советовал Вам писать дневник, т.е. записывать все свои впечатления, успехи и ошибки - Вы привыкнете мыслить связно, думать образно, выработаете литературный язык."

  Каких советов и оправданий для себя самой ищет Яна в этих письмах?

  "Я сейчас читаю каждый вечер "Чистяков и его педагогическая система" Изабеллы Гинзбург. Со следующего письма постараюсь сжато изложить Вам систему этого замечательного педагога, учителя Репина, Серова, Врубеля, Поленова...Может быть,это поможет Вам избавиться от некоторых ошибок и заблуждений в случае могущего быть неудачного руководства.

   Ее наставника звали Павел Валентинович, и он так же, как Гнедин - Милю, стремился научить Яну не только профессии - жизни. При том, что отец Яны демонстративно воздерживался от нотаций и лишь однажды заметил, что с молодыми людьми не разговаривают, скособочась.

   ""Продолжайте начинать каждую работу без очков, так лучше, детали не будут  Вас беспокоить. Заканчивайте в очках. Я уже говорил Вам об этом, напоминаю еще раз. Работайте усиленно, тоска по дому пройдет: значит, лето дало много такого, с чем жаль расстаться. Когда будет особенно грустно, напишите мне, тоскливое настроение выльется наружу и будет легко. Я нынче намерен отвечать Вам, мой траур закончился, прошло три года. Я еще хочу пожить, пожить по -новому,а как - увидим. Воздержитесь брать работу до лета. Работа дает мало, почти ничего, а повредит много. Может быть, я скоро встану на ноги, тогда поговорим  серьезно. Зарабатывать я должен не мало, но сколько, пока не выяснилось. Постараюсь поделиться с Вами, хотя б немного.

   Яна сцепилась с Павликом сразу как поступила в техникум. 3-го сентября он пришел к первокурсникам и как ответственный за ТСО (тех.средства обучения) прочел лекцию о несовместимости металлических набоек на шпильках и нового паркета, длинных ногтей и надписей клавиатуры. Яна:"А как же Пушкин - быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей?" Он обхаял и Пушкина и ее.
Потом они помирились.

  ""Меня рассмешила Ваша страсть перекрашивать вещи в другие цвета. Но окраска этюдника - это неудачно, ведь ящик-то дубовый, что и ценно. Выкрасить надо было заплату под дуб, а ящик вымыть керосином. Это то же, что красить губы, ногти и т.д., это фальшь и кокетство, не сердитесь на замечания или уж будьте последовательны: выкрасьте руки под коричневые лайковые перчатки. Смешно? Конечно, но последовательно. А бабушке умывальник Вы не выкрасили? Вот это надо было бы.

     Яне было 14, Павлу Валентиновичу 44. Она не считала, что если он в 3 раза старше - в 3 раза умнее. За что уважать взрослых - за то, что родились раньше? А что, это их заслуга? Мать с детства одергивала Яну, когда та лезла в разговор старших. Не то что бы в роли enfant terrible есть свой шарм, но Яна не знала, как иначе отстоять себя от любого ЧУЖОГО влияния, какими бы намерениями оно ни искрилось. Вряд ли глыба мрамора была счастлива, когда ее сперва искромсали, а потом по просьбе Пигмалиона отняли вечность, дав взамен жизнь женского тела.

   ""Не удивительно, что Вас находят пополневшей и выросшей. Это так и есть. Вы вы