Свет

Оля стояла в коридоре института и готовилась сдать экзамен по философской антропологии. Вокруг стояли, ходили и сидели на корточках однокурсники, зубрившие конспекты с таким энтузиазмом, как будто в них запечатлена предельная Истина.
Экзамен шел уже полтора часа. Результаты отвечавших были весьма утешительными, не считая двух троек, полученных закоренелыми разгильдяями Андреевым и Ващенко. Все было бы замечательно, если бы Сергей Иванович не устроил «допрос с пристрастием»: чтобы получить вожделенные четверки-пятерки, нужно было «выдать на гора» хотя бы общее представление о вопросе - иначе завал. Все знали занудный характер «философского антрополога», поэтому почти вся группа посещала его занятия, а последние два дня перед экзаменом студиозусы поглощали пройденный за год материал, в концентрированном виде запечатленный в их конспектах.
Ольга очень волновалась. Она хоть и читала конспект, но поскольку предмет ей совсем-совсем не нравился, то в голове все эти философы с их сентенциями особо не задерживались, а так и норовили удрать в самый дальний уголок памяти и спрятаться там, а то и вовсе покинуть пределы этой самой памяти. Как бы то ни было, девушка старалась подготовиться к предмету, и сейчас, стоя перед страшной экзаменаторской дверью, все-таки не теряла надежды получить заветную четверку.
Вот вышла Маша Казаченко и сказала:
— Давай, Оль, ни пуха...
— Угу, — ответила та и вошла в аудиторию.
— Так, Логунова Ольга, — прочитал в экзаменационной ведомости Сергей Иванович. — Здравствуйте.
— Добрый день, — волнуясь, ответила студентка.
— Пожалуйста, берите билет.
Ольга подошла к столу, протянула руку к билетикам. На секунду она задумалась, какой же взять, решила — третий слева. Три — счастливое число, считали многие ее однокурсники.
— Билет номер семнадцать, — сказала девушка. Она села за парту и взяла распечатанный список вопросов. Под номером семнадцать значилось: «Учение о человеке Жана Жака Руссо». Ольга с ужасом поняла, что этот вопрос она готовила в самом начале и поэтому сейчас судорожно пыталась что-нибудь вспомнить — но, как назло, всплывали только отдельные фразы из конспекта, а цельного текста не выходило. На столе лежала стопка чистых листов для подготовки. Студентка взяла один, положила его перед собой и попыталась сосредоточиться.
А тем временем отвечал Валера Кузьмин, один из лучших студентов курса. Он говорил очень быстро и постоянно сыпал цитатами. Сергей Иванович довольно хмыкал.
— Очень хороший ответ, — сказал он. — Пять.
И поставил в зачетку «отлично».
Валера вышел, закрыв за собой дверь, но после него почему-то никто из студентов больше не зашел.
Отвечать стала сидевшая рядом с Олей Елена Кузнецова, ей достался Платон. Лена нервно вертела в руках только что исписанный листок для подготовки и говорила очень сбивчиво и сумбурно. Сергей Иванович то и дело задавал дополнительные вопросы.
Сердце Оли учащенно билось. Она, то пыталась вспомнить, что же говорил Руссо о человеке, то вслушивалась в разговор Сергея Ивановича и Лены, которая все больше путалась в собственных фразах. Оле виделись странные картины: то человек выглядел, как ощипанный петух, потому что Лена, сказала, что по Платону человек — это двуногое без перьев, то потом он преобразился в некое политическое животное, неопределенного вида, то какой-то странный гибрид двуногого без перьев и политического животного, который почему-то представился ей в виде цветка нарцисса. Ей вспомнилось, что фраза, про «политическое животное» принадлежит не Платону, а Аристотелю, но помочь отвечавшей Лене она уже не могла, и поэтому девушка снова принялась восстанавливать в памяти конспект.
Сергей Иванович тем временем продолжал:
— Лена, помните на лекции по Аристотелю мы говорили о том, что греческое "зоон" лучше перевести как «живое существо», и поэтому ваш «платонов человек» должен превратиться, из политического петуха во вполне приличного homo sapiens. - Ну что ж, ставлю вам четыре.
Лена вышла, но в класс так никто и не зашел.
— Итак, Логунова, пожалуйста, я вас слушаю, — сказал Сергей Иванович.
Ольгу прошиб холодок, девушка поднялась с места и вышла к преподавательскому столу.
— Вопрос номер семнадцать. Учение о человеке в философии Жана Жака Руссо. Человек... м-м-м... — заикаясь, начала она, — человек в философии Руссо, он...
— Вы не волнуйтесь. Так как же мыслил себе Руссо человека? И тут у Ольги всплыла странная фраза. Сейчас уже трудно было понять, встречалась она в конспекте или нет, но в голове звучала очень отчетливо:
— Человек по природе своей бобр, — быстро произнесла она.
— Да, бобр или бобер, — воодушевленно подхватил Сергей Иванович. — Совершенно верно, так считал Жан Жак Руссо. Продолжайте, пожалуйста.
Произнесенная фраза вселила в Ольгу уверенность, и она продолжала:
— Руссо не случайно сравнивает человека с бобром. Бобер — Очень умное, трудолюбивое, чистоплотное и самостоятельное животное. О человеке можно тоже так сказать. Человек — это существо, тяготеющее к созданию семьи. Так же и бобер строит хатку на берегу реки. Людям свойственно трудолюбие. Оно выражается в разных сферах человеческой деятельности, в том числе и в строительстве, и бобры, как известно, строят плотины, запруживающие реки. Бобры, кроме того очень чистоплотные животные. Руссо считал, что человеку следует стремиться к умеренности, чистоплотности и здоровому образу жизни
— Вы не упомянули названия произведений, в которых Руссо формулирует свою точку зрения на человека, — констатировал экзаменатор и продолжал: — А потом посмотрите, какая замечательная мысль: бобер — это символ деятельности. Человек, по мысли Руссо — это человек действующий. Действие, движение, развитие — вот ключевые слова, чтобы понять концепцию человека у Руссо. Ну что ж, ваш ответ тоже хорош, ставлю вам твердую четверку.
Девушку уже совершенно не смущал абсурд собственного ответа. Она чувствовала, что так все и должно быть. «Даже если человек и не бобр, — подумала она, — ответ-то принят и оценен на четверку!»
Ольга взяла зачетку, в которой красовалась вожделенная четверка, поблагодарила и вышла из аудитории. И тут она заметила, что коридор был абсолютно пуст, вокруг не сновали ни однокурсники, ни студенты с других курсов. Ольга пошла к лестнице и спустилась на второй этаж, где располагалась основная аудитория ее курса. Но и там никого не оказалось, только на спинке стула одиноко висели ее сумочка и плащ. Девушка взяла свои вещи и собиралась выйти из института. Она уже почти подошла к двери, как вдруг что-то привлекло ее внимание. Она обернулась.
— Свет, — пробормотала она. Ольга вдруг поняла, что за окном нет привычного пейзажа, и не только пейзажа, а вообще ничего не было, только свет — и свет этот не слепил, а лился очень спокойно и ровно изо всех окон. Она остановилась, потому что поняла, что подойти ближе к окну просто не может. «Так не должно быть»,— мелькнуло у нее в голове. Она испугалась и бросилась бежать из аудитории. Пробежала по пустому коридору, спустилась вниз по лестнице на первый этаж, прошла через вестибюль и оказалась перед входной дверью. «А что, если там опять он, этот свет?» — стучало у нее в голове. Ольга взялась за ручку и все-таки решилась открыть дверь. То, что она увидела, невозможно было выразить словами — ощущение всепроникающего теплого всеобъемлющего света. Ей показалось, что свет проникает в каждую клеточку ее существа, хотелось сделать шаг и войти в этот свет, чтобы больше никогда его не покидать. Но вдруг где-то в самом дальнем уголке ее сознания она ощутила чьи-то шаги — шаги человека, спускающегося по лестнице. Глотком воды пришла простая мысль, что дверь нужно закрыть и встретиться с тем, кто идет сюда. Все еще держась за ручку, плавным движением Ольга закрыла дверь и увернулась навстречу спускающемуся человеку. Это был Сергей Иванович. Лицо у него выражало заботливое беспокойство.
— Ольга, вы, видимо, так обрадовались и поспешили уйти, что забыли на парте свою ручку. Вот, возьмите.
У девушки появилось ощущение, что сейчас происходит что-то очень важное, но она так и не смогла понять, что именно. Она взяла ручку и посмотрела Сергею Ивановичу в глаза.
— Что здесь происходит? Почему в институте никого нет и откуда этот удивительный свет?
— Ну что ж, давайте поговорим об этом. Только присядем вот здесь, на скамейку.
Они присели. Сергей Иванович ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
— А как вы сами думаете, что здесь происходит? — спросил он.
– Не знаю, – ответила Ольга.
– Все, что вы видите здесь,– сказал Сергей Иванович,– это галлюцинация, образ, созданный вашим угасающим сознанием.
Ольга вдруг почувствовала, что у нее сильно болит голова. Обилие воспоминаний из детства нахлынули на нее, и вместе с болью появилось четкое сознание того, что она училась не в этом странном институте, а в университете, и что никакой предмет философской антропологии никогда не преподавался у них, и никакой Сергей Иванович не был ей знаком, и человек по природе своей не бобр.
Сергей Иванович устало откинулся на спинку скамейки.
– Да, Ольга, человек по природе своей не бобр, не бобер, а добр – улыбнулся Сергей Иванович. – Знаете, это довольно известная фраза Руссо – "Человек по природе своей добр".
– А как же экзамен? И мой ответ?…
– Экзамен? Да, это важно… важно потому что вы вопреки сомнениям и страху все же стали отвечать, пусть так комично, но попытались… Самое главное здесь не что показывает сознание, а как человек ведет себя в этих образах. Вы выдержали испытание. Сергей Иванович улыбнулся. Ольга тоже улыбнулась.
— Да, да, да я вспоминаю, был такой анекдот, мне рассказала его Лена. Студент неправильно прочитал в чьем-то конспекте вместо «добр» — «бобр», потому что хозяин конспекта букву «д» писал с хвостиком вверх, как у буквы «б», а на экзамене юноша не растерялся и попытался обосновать этот странный тезис.
Сергей Иванович продолжал:
— Это своего рода знак культуры — такой же, как и многие другие шутки, низшие знаки культуры, рождающиеся очень просто и в то же время до конца непостижимым образом в душах людей. Почему, например, какая-нибудь незначительная шутка становится вдруг популярной, а другая — нет? Почему эти знаки оказываются столь созвучными внутреннему миру многих людей? Наверное, в каждой шутке есть доля истины. В данном случае важно было преодолеть страх и постараться ответить... До этого момента вы и не подозревали, что способны противостоять своему страху! А теперь знаете, и это вам поможет в дальнейшем...
— Значит, то, что происходит с нами сейчас — галлюцинация? — переспросила девушка.
— Да.
— А в чем же правда?
— А правда в том, что вас на Передовиков сбила машина, Фольксваген-пассат.
— Как?! — вырвалось у нее.
— Но вы не волнуйтесь, вам нужно вернуться. Именно для этого я здесь. Не пытайтесь охватить все происходящее целиком — это невозможно, да и на самом деле не так уж и нужно. Люди часто не могут свыкнуться с тем, что жизнь — это тайна. Да, конечно, человек познает мир и себя, но всегда должно быть что-то, что ускользает от проницательного взора человека. Нечто, что всегда должно оставаться за пределами понимания...
— Ты возвращаешься, у тебя еще будет время по-новому взглянуть на свою жизнь, в свете тайны. Самый хороший запас — это запас времени, которое может быть реализовано в красоту жизни, твоей жизни.
— А как же вы? — не выдержав, спросила Ольга.
Я должен остаться здесь для тех, кто, подобно тебе, до этого момента не задумывался о своей жизни. Ну все, пора.
Внезапно боль в голове стала очень сильной, и Ольга закрыла глаза. Когда она их открыла, она увидела свет — но не такой, как раньше, а совершенно обычный электрический. Ольга лежала в палате, куда ее привезли после аварии. Рядом сидела мама. Девушка открыла глаза и посмотрела на маму, и в этот момент снова в ее голове возникла фраза: «Самый хороший запас — это запас времени».
— Я буду жить.