Любить и верить

Подборка из журнала "Молодая гвардия" № 11-12, 2009
В строки, помеченные * , автор внес поправки. Строфы, помеченные **, добавлены автором после публикации.

КОХАНА

Стало слышно в потемках далекий ручей.
Все весеннею силой наволгло…
От столичного шума, от подлых речей
отдохнуть я приехал сюда ненадолго.

Твоя хата тут с краю, и ты молода,
как вот эта весна: засветилась невестой.
То ли вишня цветет, то ли это фата,
то ль качнулась в окошке твоем занавеска.

Выходи в переулок, кохана моя, —
я тебе подарю черевички!..
Украина! До боли родные края!
Позабытые Богом кулички.

То, что было нам близко, теперь далеко.
Но пока делят Крым, делят Раду,
сад сбежал, как на кухне твоей молоко,
белой пеной в овраг сквозь ограду.

Соловейко запел где-то возле ручья.
Как свежа гроздь сирени тугая!
Выходи за калитку, кохана моя!
Что делить нам с тобой, дорогая!*

МЕДАЛИ

«За мужество» медали на помойку
свалили возле киевской горы, —
отдал приказ бандеровец какой-то,
в чиновниках засевший до поры.

Героев многих не нашли награды.
Но час пробьет — поднимется народ:
история, как ржавая граната,
еще в руках предателей рванет.

 В основу стихотворения лег реальный случай, произошедший на
Украине в феврале 2008 года.


ТРУБА

Все умерло в этой стране —
затихло, затухло на свалке,
лишь слышно в глухой тишине,
как чавкают нефтекачалки.

Качают и ночью и днем
последнюю кровь из народа…
Хоронят дельцы нас живьем.
Всё меньше вокруг кислорода.

Давно наше дело — труба
диаметром более метра,
и всё утекает туда —
пространства, финансы и недра.

Ни фабрик вокруг, ни мостов —
окрестность, смотри, стала нищей,
и только всё больше крестов
на местном безмолвном кладбище.

И нету борьбы никакой,
и нет никаких революций,
лишь в чьи-то карманы рекой,
шурша, нефтедоллары льются.

Мы вылетим скоро в трубу.
За что ж мы тогда воевали?*
Плакат старый: «Слава труду!» —
в насмешку торчит средь развалин.*

БЕЗДОМНАЯ РОССИЯ

Заглядывая  в баки,
что ищут здесь, скажи,
бездомные собаки,
бездомные бомжи.

Избитые, обросшие,
двадцатый год подряд
копаются в отбросах.
Ты видишь, демократ?

Они нашли друг друга:
повязаны бедой,
спят вместе, если вьюга,
и делятся едой.

Смирны собачьи взоры,
но бомж шепнет им «Фас!»  -
и бешеною сворой
набросятся на вас.

И случаи бывали:
пуская в ход клыки,
прохожих разрывали
всей стаей на куски.

Здесь люди, что собаки, —
чёрт знает, что жуют,
и в нищете, во мраке
двадцатый год живут.

Здесь не собаки - волки,**
страшней волков - народ:
глаза, точно двустволки,
и перекошен рот.

Они властям не верят,
они дичают тут -
все скоро озвереют,
и в клочья вас порвут!

Конечно, Бог не в силе,**
но гляньте вот сюда:
во что вы превратили
народ свой, господа!





* * *
Война
костей немало
наломала
и разминулась
за семь лет
со мной,
оставив едкий запах аммонала
над черною воронкою лесной.

Подбитый танк…
Не сдвинется он с места —
сквозь гусеницы травы проросли.
Из каски перевернутой немецкой
с жужжаньем выбираются шмели.

И луг цветущий майским пахнет медом.
Не пули ночью свищут — соловьи…
Но все ж не говори о мертвом —
не трогай раны старые свои.

Одни с войны пришли домой со славой,
другие — на чужбине полегли.
А нам она досталась
миной ржавой,
которую саперы не нашли.

…Друзья бежали в рощу за грибами,
и вдруг —
рвануло в гулкой тишине!..
Всей школой
мы стояли над гробами
и думали
всей школой
о войне.

* * *
Душа открыта, словно степь, —
ей нет конца и нет начала.
И что-то хочется мне спеть
родное, полное печали.

В душе ночная тишина,**
в душе степные ароматы,
и всходит полная луна
из ковылей грозой примятых.

В моей душе такой простор
для воли и степного ветра,
что если б руки распростер,
то полетел бы я, наверно!

И тишина, и высота,
и воля вольная, и ветер!..
Душа сияет, как звезда,
и хочет вновь любить и верить!