И не забываются юные года...

 И не забываются юные года
На свадьбе танцевали почти все. Музыка была столь зажигательной, что даже Боб Айдаршо (Боб, Буб – означает «дед») не мог усидеть на месте. Я расположился на манджа (топчан – шугн.) под яблоневым деревом, а рядом со мной, справа, сидел Парвиз, приехавший из Душанбе. Нам только что подали ещё дымящийся «кабоб» (жаркое из мелко нарезанного мяса). Парвиз рассказывал о себе, точнее о том времени, когда он ещё школьником жил в этом же кишлаке, вспоминал разные смешные истории. Внезапно раздался взрыв смеха, который был слышен даже сквозь громкую музыку, и все посмотрели на танцующих. Оказывается, люди начали хохотать, глядя, как по-молодецки выплясывает Боб Айдаршо.
В кругу юных девушек он выделывал такие выкрутасы, что ни один молодой парень, наверное, не смог бы станцевать так, как он. Заложив одну руку за голову, а другую за пояс, стоя на одной ноге, он подпрыгивал вокруг юной красавицы в зелёном платье с большими жёлтыми цветами. А остальные женщины, взяв их в круг, с хохотом им аплодировали.
– Баракалло Боб!
– Ку Боб двис машре, царанг ракс чидо даркор (Ну-ка, дед, покажи нам, как нужно танцевать)!
 – Ай, ту, Айдаршо гал кизгир (Ну, ты Айдаршо, ещё боевой)! – раззадоривали деда все вокруг.
Я взглянул на Парвиза и удивился, что он не смеялся. Он пристально наблюдал за девушкой, которая танцевала с дедом.
– Что с тобой, Парвиз? – осторожно спросил я его.
– Да ничего, не обращай внимания, – грустно ответил он и отложил в сторону тарелку с кабобом, не отрывая взгляда от танцующих.
Музыкантам дали немного отдохнуть, и все, со смехом и шутками, расселись по своим местам. Та красивая девушка направилась к манджа, где невеста, одетая во всё красное, сидела со своими подругами. Парвиз не отрывал от нее взгляда, и их глаза несколько раз встретились.
– Ты, что, Парвиз, знаком с ней? – тихо спросил я его.
– Да, это Наргис, мы учились в одной школе. Она на три года младше меня. Почти пятнадцать лет не виделись. Надо же, она почти совсем не изменилась, – грустно произнёс он.
Я не стал его допрашивать, но по его интонации понял, что между ними что-то было.
 После кабоба стали разносить ещё совсем горячий плов с нарезанными кусками мяса сверху, а также салат из помидоров, лука и укропа, но Парвиз даже не притронулся к еде. «Видимо, у него было что-то серьёзное с Наргис», – подумал я.
Музыканты заиграли снова, и опять стало весело. Но на Парвиза и музыка не подействовала. Он молча пил чай и думал о чём-то своём. Я не стал мешать ему. «Если захочет, сам расскажет, не захочет – это его личное дело», – решил я и стал слушать песню «Ай, духтари дехот», которую в этот момент исполняли музыканты. С новой силой разгорелись танцы, к которым присоединилась и Наргис. Надо признаться, двигалась она очень красиво.
Пропущу описания свадьбы, потому что мой рассказ вообще-то о Парвизе.
С Парвизом я встретился несколько дней спустя на берегу речки, где он косил сено.
– Саломолек, какое это удовольствие – приехать летом в кишлак, – произнёс он с радостью в голосе.
– Ваалек, да, полностью с тобой согласен. Мне тоже нравится проводить здесь отпуск, – признался и я.
Мы разговорились, сидя на только что скошенной траве, от которой шёл сладкий цветочный запах. Он рассказывал, как работал в России, а потом через Фонд Ага Хана поступил в КЕПП и довольно хорошо выучил английский язык. Затем вернулся в Душанбе, где иногда получалось поработать переводчиком в различных международных организациях или с туристами. Позже он поступил на заочный факультет Института Искусств в Белгороде, в России, где он в своё время проработал несколько лет.
– Но где бы я ни был, меня всегда тянет на Памир, – гордо заключил он свой рассказ.
– Ну конечно, это ведь твой дом, тут твои родители, друзья и знакомые. Здесь каждый куст и каждая тропинка напоминают тебе о детстве, – сфилософствовал я.
– Да, и незабываемая первая любовь, – таинственно и тихо добавил он.
Я с улыбкой посмотрел ему в глаза и полушутя произнёс:
– Наверное, это была Наргис?
– Да, это она, – смущенно признался он и замолчал. – Это случилось во время празднования Навруза. Мы тогда еще учились в школе. Я был в одиннадцатом классе, а она в восьмом. Но, несмотря на возраст, она была решительной и отчаянной девушкой. От неё можно было ожидать всего.
Однажды мы репетировали какой-то спектакль, где она играла Принцессу, а я был Принцем, и мы иногда засиживались в школе допоздна даже после репетиции. А, как известно, Навруз – это весна, и молодая кровь просто бушует. Я незаметно влюбился в свою партнёршу. По её глазам и иногда красневшим щекам я догадывался, что это взаимно. По ходу спектакля, в финальной его части, Принц и Принцесса должны были встретиться, обняться и поцеловаться, на что Наргис, конечно, никак не соглашалась (а я всё же тайно на это надеялся). Но наши учителя нашли выход. Они сказали, чтобы мы встали с разных сторон сцены и по знаку побежали с раскинутыми руками навстречу друг к другу, но в этот момент занавес должен был закрыться, и нам не нужно было ни обниматься, ни целоваться – всего лишь имитация.
Наступил день спектакля. Мы с волнением отыграли два акта, и вот подходит финальная часть. Мы с Наргис бежим навстречу друг другу. Четыре метра, три метра, два метра, один метр – а занавес не закрывается (как позже выяснилось, что-то там застряло). Мы столкнулись лицом к лицу, а занавес ещё открыт. Первой опомнилась Наргис. Она поколебалась и обняла меня за шею. Учитель, стоявший в углу сцены, побежал по ступенькам вниз, крича на ответственного за занавес, который вдруг начал закрываться сам по себе. Наргис посмотрела на меня снизу вверх, и я, увидев её красивые синие глаза невероятно близко, не выдержал и нежно прикоснулся к её губам. Кажется, этого уже никто не заметил, кроме старой виц (тёти) Зарагуль, школьной уборщицы, которая каким-то образом оказалась за кулисами, да нескольких младшеклассников, стоявших там же. Занавес закрылся. В зале громко (как всегда бывает в школе) кричали и свистели. Мы с Наргис стояли посреди сцены и не знали, что делать. Она вся покраснела, и сквозь распущенные длинные волосы я заметил кончики её маленьких ушей, которые горели вишнёвым цветом. Это был наш первый поцелуй, и я до сих пор помню его вкус.
Занавес открылся. Всех участников позвали снова на сцену, и больше всех аплодировали мне с Наргис. Кстати, именно после этого спектакля у нас у обоих зародилась мысль поступить в Институт Искусств.
После Навруза наступают весенние школьные каникулы, и я провел их под впечатлением от того поцелуя. Наргис намеренно избегала меня. Одноклассники отпускали шуточки, и я тоже отшучивался в ответ, отвергая свою влюблённость. Хочу признаться, что в то время разница в возрасте в три года воспринималась мною как огромная пропасть (сейчас даже смешно об этом вспоминать), и поэтому я делал вид, что не обращаю внимания на эту восьмиклассницу, на Наргис. Но на самом деле я безнадёжно был влюблён в неё – в эту загадочно красивую, непредсказуемую и решительную девчонку.
 Никогда прежде я не ожидал с таким нетерпением окончания школьных каникул. Мне хотелось снова пойти в школу и увидеть эту девчонку, сумевшую зажечь в моём сердце первую и настоящую влюблённость. Хочу сделать ещё одно признание – до того момента в школьных списках я числился, как отъявленный хулиган. Несмотря на то, что учился я хорошо, по поведению всегда оставался двоечником.
Что было потом? Я окончил школу и попытался поступить в душанбинский Институт Искусств, но не получилось. Вернулся в кишлак. Затем, как почти все молодые ребята из нашего селения, я решил уехать в Россию. Естественно, об этом стало известно всем и даже Наргис. Однажды сестрёнка принесла мне записку, в которой карандашом было написано: «Хочу с тобой встретиться. Наргис». И всё, больше ничего. Радости моей не было предела, но я корил и ругал себя за то, что именно она, а не я, первая произнесла эти слова. Но, как я уже говорил, Наргис всегда была решительной и непредсказуемой.
Мы встретились в сентябре, в сезон сенокоса, где наши участки соседствовали друг с другом. Теперь она казалась взрослой – все-таки девятиклассница. Она стала ещё женственнее, ещё краше.
- Что было во время наших встреч? Никому и никогда не скажу. Это, теперь, навсегла останется между мной и Наргис. – И, повернувшись в сторону речки, он надолго о чём-то задумался.
– Не настаиваю, – искренне согласился я с Парвизом.
Я был полностью согласен, что это такие вещи являются тайной двоих. Истинные чувства не требуют разглашения, они должны навсегда остаться незримыми узами – навсегда и только для них.
Парвиз повернулся, посмотрел на меня с улыбкой, поднял пучок свежескошенной травы и нежно вдохнул его душистый аромат.
– Вот и сейчас, кошу траву, и этот запах возвращает меня в те годы.
Стало вечереть, и с гор начали возвращаться овцы и коровы (с потца). Кишлак наполнился блеянием коз и баранов. Меня всегда удивляло, как они – овцы – без ошибки находили свои дворы.
Из домов струйками стал подниматься дым, и запахло жареным луком. Мы ещё немного посидели с Парвизом, поговорили о том о сём и разошлись по домам.
Вы, наверное, хотите узнать, а что же случилось дальше? Почему эти двое влюблённых так и не поженились? Честно скажу – я не знаю. Парвиз поведал мне то, что счёл нужным, и больше вопросов я ему не задавал. Но разговаривая со своими «хиён» (сестры жены), я догадался, что и у него и у Наргис есть свои семьи и дети.
А через несколько дней после свадьбы мой отпуск закончился и я уехал из ставшего для меня родным кишлака.
В конце своего рассказа хочу добавить – ведь это мгновение из жизни, из жизни двоих (я всё-таки назову их счастливыми Принцем и Принцессой) из далёкого памирского кишлака. Не только в индийских фильмах люди влюбляются – влюбляются везде. И всюду любовь протекает по-разному, и у каждого она своя и неповторимая, и каждое мгновение той первой, полудетской любви дорого лишь для тех, кто испытал её.
Представьте на мгновение Парвиза, сидящего на манджа среди шумной свадьбы, который пятнадцать лет спустя встретил свою первую любовь – незабываемую любовь. Это вечная мелодия, которая навсегда записывается в сердцах двоих, и, по желанию, ты можешь слушать её снова и снова – иногда тихо, еле слышно, а иногда громко и во всю мощь. Мне показалось, что Парвиз тогда, сидя со мной рядом на манджа, одновременно находился на школьной сцене, где он познал волшебный вкус первого поцелуя. (Написал эти строки и сразу вспомнил чарующие стихи великого Омара Хайама).
Видимо и сердце Наргис тоже билось учащенно, когда их взгляды встретились, но я ничего сказать о ней не могу, я видел её лишь издали.
Этот немой разговор, разговор взглядами, понимали лишь они. И я уверен, что в глазах друг друга они прочли всё, всю поэму их прошедшей истории. Иногда так бывает, что слова оказываются лишними. Поэтому я прекращаю писать, а скажу лишь: «Слушайте мелодию своих чувств..."
Эпилог
А Боб Айдаршо оказался крепким орешком. Он плясал до конца свадьбы, даже тогда, когда молодые парни уже утомились и расселись по своим местам. Он оттанцевал весь вечер без перерыва, а потом, говорят, его видели дома у жениха, где было продолжение праздника...
А может он тоже влюбился… ну, скажем, в виц (тётя) Зарагуль?

07 августа 2010 года