Тахмина

 Это было летом на Памире. В ясный солнечный полдень я сидел под тенью ив на окраине кишлака. Днём в селении обычно наступает такая тишина, что слышно шелест каждой травинки. Кругом зелёное море трав и лишь птички поют, и всем телом чувствуешь тепло летнего дня. Блаженство… Люблю в такие моменты лежать на траве и глядеть на памирское голубое небо.
Я услышал, как где-то неподалёку остановилась машина, затем открылась и захлопнулась дверца. Я продолжал лежать, не обращая внимания.
– Куллуг, вирод (Спасибо, брат – пам.)!
– Будь здоров!
Голос мне показался очень знакомым. Я приподнялся и посмотрел в сторону дороги: фиолетовый «Опель» поехал дальше, а по тропинке в сторону кишлака поднимался Фарход – мой сосед и друг.
– Привет, Фарход, откуда это ты?
– Из Хорога, ездил на базар.
С Фарходом мы знакомы давно, чуть ли не с детства. За черные кучерявые волосы все его называли «Рембо». Да и ростом он был как великан, но до ужаса добродушный. И как все добродушные люди, он очень любил сладкое. На базаре Фарход всегда останавливался возле конфет и покупал себе что-нибудь к чаю. Но больше всего он обожал белый зефир.
Мне с ним всегда очень интересно общаться. Знаете, почему? Такого искреннего человека я почти никогда не встречал. Немного наивный, добрый и очень весёлый парень. Поверьте, беседовать с такими людьми – одно удовольствие. Он тоже часто заходил ко мне просто так, как это бывает обычно в кишлаке, поговорить ни о чём и обо всём. И в этот раз он спокойно присел рядом, сорвал зелёный стебель травы и молча начал его грызть. Возле меня лежал цветной журнал «Индия» (я привёз его, чтобы почитать во время отпуска, который я почти всегда провожу на Памире), и на раскрытой странице была фотография индийской киноактрисы Рани Мукерджи. Фарход взял журнал в руки и тихо произнёс:
– Как она похожа на Тахмину!
– На кого?
– На Тахмину, – наивно ответил он.
– На сестру Шакарбека, что ли? – спросил я, вспомнив единственную Тахмину в нашем кишлаке.
– Да нет. Ту Тахмину я встретил года три назад в Душанбе, на остановке у «Гулистона». Я вопросительно и с легкой улыбкой посмотрел на него. Зная его характер, я был уверен, что, как обычно, он расскажет мне всё. Он сорвал еще один стебель травы, внимательно поглядел на него, будто его история была записана именно на нём. Я молчал. И он начал:
– Это было в конце декабря, когда весь город бегает по магазинам в поисках новогодних покупок. В «Гулистоне» я купил килограмм белого зефира и пошел к остановке. Как известно, зимой очень быстро темнеет, и все стараются побыстрее попасть домой. Рядом со мной стояло несколько женщин и одна молодая девушка. Стемнело. Свободных автобусов и маршруток, как всегда в часы пик, не было видно. Полные «Тангемки» пролетали мимо, не останавливаясь. Отчаявшись, несколько женщин отправились пешком в сторону «Молодежки» в надежде словить хоть что-нибудь там. Остались лишь мы с девушкой да старая бабушка. Через четверть часа подъехало «двухрублёвое» такси, которое мы, естественно, уступили бабушке. Уже стало совсем темно. Было явно видно, что девушка побаивается меня. Она отошла подальше в сторону и начала названивать кому-то по «мобилке».
– Виц, узум гал тар остановка (Тётя, я ещё на остановке – пам.), – услышал я памирскую речь. Честно говоря, у меня сразу промелькнула эта догадка, когда я увидел её впервые, но все же я сомневался, что она из Памира. У неё было красивое овальное лицо с черными глазами. На голове – вязаная белая шапочка, из-под которой виднелись мягкие тёмные волосы, местами мелированные. И я тогда подумал: «Такие красивые волосы, а она испортила их своим дурацким мелированием».
– Фарход, кстати, мне тоже не нравятся мелированные волосы, – вставил я свою реплику. – Складывается такое впечатление, как будто на красивую полянку тюльпанов вылили ведро жёлтой краски. Как по мне, так естественные волосы волнуют воображение больше, чем мелированные.
– Да, согласен, Джура.
– Ну, и что было дальше?
– Когда я услышал её памирскую речь, то решил, что не уйду, пока не уедет она. Что-то взыграло во мне, наверное, памирские гены или чувство национального родства.
– Ях, тут тар ка равон (Сестра, тебе в какую сторону ехать – пам.)? – спросил я её по-памирски, главным образом, чтоб успокоить.
– Пи «Гипрозем», – тихо, но всё ещё с недоверием ответила она, продолжая стоять в сторонке, подальше от меня.
Я молчал. Уже было совсем темно. Людей вокруг почти не было видно, к тому же стало холодать: всё-таки декабрь.
Подъехал огромный черный «Лексус» с затемнёнными стёклами, и из него вывалилась девушка, совершенно пьяная, в мини-юбке, и двое парней.
– Купите ещё шампанского, – писклявым голосом прокричала она.
Парни побежали в сторону магазина.
Увидев их, девушка-памирка приблизилась ко мне, возможно, в сердце признав во мне её единственного на тот момент защитника.
– Не бойся, – тихо произнёс я.
– Я ужасно боюсь пьяных, – с дрожью в голосе произнесла она и сделала еще пару шагов в мою сторону. С такого расстояния я увидел, что она была совсем ещё юная. От силы ей можно было дать лет двадцать. Возможно, от волнения на ее верхней губе выступила испарина. Оказалось, что у неё были длинные, темные шёлковые волосы, которых прежде не было видно из-за капюшона пальто.
Из кабины «Лексуса» раздавался женский визг и писк. Видимо, пьяная девушка была не одна. Тут из магазина выбежали парни, неся в руках не только шампанское, но и водку с коньяком, а также пару пакетов. Они быстро запрыгнули в машину и исчезли в темноте душанбинской ночи.
– Слава Богу, – с облегчением вздохнула девушка, больше меня не опасаясь. Она посмотрела мне в глаза с такой ясной и полудетской улыбкой, будто мы были знакомы лет сто.
 – Фарход, это правда! Достаточно заглянуть в твои честные и наивные глаза, чтобы понять, что ты и муху не обидишь. – Он на это ничего не ответил.
– Ну и что потом?
– Ну, я пока стоял на остановке, чуть-чуть проголодался и, вытащив из пакета зефир, предложил его девушке. Она так громко расхохоталась, что мне показалось, весь ночной Душанбе услышал её смех. Она не могла успокоиться еще минут пять.
– Слушай, Джура, а это действительно смешно – предложить девушке зефир? – как всегда честно и наивно спросил меня Фарход.
– Ну, не знаю, может у тебя вид в этот момент был смешной.
– Хм… Я просто был смущён её красотой. Мы разговорились, как старые знакомые, да и новогодняя обстановка способствовала праздничному настроению. За это время несколько раз звонил её телефон, и она всячески пыталась успокоить своих домашних, чтобы они не тревожились. Потом подъехало такси и остановилось неподалеку. На переднем сиденье был пассажир.
– «Гипрозем» ки меравад (Кто поедет в сторону «Гипрозема» – тадж.)? – спросил молодой таксист. И тут до меня дошло, что моя ночная сказка вот-вот завершится. Тахмина быстро подбежала к такси и что-то спросила – я не разобрал слов. Немного поколебавшись, она передумала садиться в машину, чему я был неимоверно рад.
– От них пахнет спиртным, – раздражённо произнесла она.
– Слушай, в следующее такси мы сядем вместе, и я тебя отвезу до твоего дома, хорошо? – попытался успокоить я её.
– Мой дом на «Водонасоске», а в «Гипрозем» я еду в гости, – ответила она.
Мы ещё немного постояли, перетаптываясь с ноги на ногу. Стало совсем холодно, улицы опустели. Мне казалось, что во всём городе остались лишь мы вдвоем – я и Тахмина, больше никого. Казалось, что наши голоса раздаются эхом во всём Душанбе, и я чувствовал, что безумно влюблён в эту случайно встретившуюся мне в ночном городе девушку. Я хотел поделиться с ней этими мыслями, но что-то меня сдерживало. Я не знаю что.
– А я знаю, Фарход, что тебя сдерживало, – остановил я его, глядя на голубое, без единого облачка, памирское небо.
– Что? – как всегда, он с наивным удивлением уставился на меня.
– Не знаю, поймёшь ли, всё-таки ты гораздо моложе, но я попытаюсь тебе объяснить. Тебя останавливали ложные человеческие правила и рамки приличия, навязанные обществом. Ты боялся казаться смешным или неправильно понятым. И ты не один такой. Так ведет себя большинство людей. Они стесняются открыто и искренне произнести: «Я тебя люблю!». С моей точки зрения, именно этих слов никогда не надо стыдиться. Они самые важные …, – начал я философствовать. Тут я посмотрел на Фархода: он внимательно слушал меня, но мыслями, кажется, был на той ночной остановке у «Гулистона».
– Ну и чем же закончилась ваша история?
– На следующем такси подъехал совсем молодой парень, почти мальчик, внушавший нам доверие, и я довёз её до «Гипрозема», но, не доезжая квартал, она попросила остановиться, сказав, что дальше пойдёт пешком. Благо на её улице горели фонари.
Пока ехали, её телефон зазвонил опять, и она долго разговаривала то ли с мамой, то ли с тётей, точно не помню. Я был совершенно растерян, я был как во сне. Я чувствовал, что впервые так сильно влюблён, даже простил ей мелированные волосы. От неё пахло девичьим теплом, от неё веяло юной нежностью. Когда она перестала говорить и положила ладонь с телефоном на сиденье, я нежно тронул её белые пальцы. Она не отдёрнула руку, а лишь смущённо наклонила голову, ожидая чего-то...
Я колебался... Тут она попросила остановить такси и начала копаться в кошельке.
 – Оставь, – тихо произнёс я.
Она чуть помешкала, снова заглянула мне в глаза, а затем с улыбкой произнесла:
– Спасибо за зефир, – и резко вышла из машины.
Я глядел ей вслед. Она, не оборачиваясь, побежала по тротуару. Когда она скрылась из виду, я посмотрел на водителя и сказал:
– Поехали к «Саховату».
Таксист молча повернул. По дороге он обернулся ко мне и с ухмылкой произнёс:
– Ака, и духтарак, албат будущий янгамай (Брат, эта девушка, наверное, твоя будущая невеста – тадж.).
Я молчал и думал о Тахмине. Не помню, как мы подъехали к « Саховату».
– Ака, расидем (Брат, приехали – тадж.), – услышал я голос таксиста, как бы из тумана.
– Поворачивай обратно, поехали снова туда же! Быстрее!
– Ака, чи девона шидай (Брат, ты что, сумасшедший? – тадж.)?
– Поехали, быстрее.
– Поехали, значит, поехали.
Я был без ума, я хотел снова её видеть, я хотел признаться, что очень люблю её.
Мы быстро доехали до того места, я выскочил из машины и остановился как вкопанный. А куда мне идти? В какой подъезд? Я понял всю безумность своего поступка…
Я вернулся назад в машину.
– Ака, тинчиай (Всё в порядке – тадж.)? – с удивлением спросил меня парень-таксист.
 – Поехали.
В ту ночь я не спал.
Позже я часто и бесцельно бродил по городу и всегда ловил себя на мысли, что ноги ведут меня к «Гипрозему». И у того дома, где она вышла, я часами простаивал в надежде повстречать её снова. Но так я её больше и не встретил...
Он поднял с травы журнал, внимательно посмотрел на фотографию индийской кинодивы и тихо произнёс:
– Нееет, Тахмина была гораздо красивее. Слушай, а правда, что ты пишешь всякие там рассказы?
– Да, иногда, – ответил я.
Я внимательно посмотрел на него и спросил:
– Если я правильно догадался, ты намекаешь, чтобы я описал твою историю?
– Да, я не против.
– Попробую. И знаешь, в конце рассказа обязательно напишу: «Тахмина, где ты?».
– Пиши, тебе я доверяю.
Мы ещё немного посидели. Он из кармана вытащил коробку «Сникерсов», угостил меня. Я не отказался, я тоже люблю сладкое.
По-прежнему ярко светило солнце. Было так же тепло, дул приятный ветерок. Верхушки трав колыхались, как поверхность моря. Фарход встал и, сказав: «Пока», зашагал в сторону верхнего кишлака. Я взял в руки журнал и ещё раз внимательно посмотрел на фотографию Рани Мукерджи. Да, действительно красива.
Разные мысли приходили мне в голову. Думалось, что, наверное, у каждого бывает такой шанс, который выпал Фарходу, но готовы ли мы признать его за намёк судьбы и поверить в свои чувства? Впрочем, случается то, что случается...
И в конце рассказа, как я и обещал Фарходу, напишу:
«Тахмина, где ты?».
27 августа 2010 года