Интернат для одаренных иногородних Глава 8

Интернат для одарённых иногородних                Юрик Дук

8. Перелом

        Да как же тепло кругом! В Тольятти тепло, в Курумоче тепло, в Москве почти жарко. Я забыл все ощущения пассажира Аэрофлота. Прошедшие несколько лет перестройки, передвижки и прочих перипетий начисто отшибли это блаженное состояние перелёта, когда распластываешься в кресле, отключаешься от всего и полностью вверяешь себя другим – стюардессе, экипажу, небу, господу Богу, в конце концов. Всё, меня нет. Есть несуразная заковыристая матрёшка аэроплана с дрожащими крыльями. В ней среди других непонятных существ маленькая матрёшка меня. Сейчас я самая последняя матрёшка. Во мне пустота и бесплотные фантомы каких-то будущих матрёшек. Они спят, им ничего не надо. Потому, что пока у меня всё есть – родненькая доченька рядом, скрипка работы мсье Карбонара на багажной полке сверху, мечта, к которой летим и даже бесплатное приложение в лице Ольги Владимировны в конце салона. Самолёт одинокой точкой на сумасшедшей высоте парит сам по себе. Земля, вздохнув от нас и наших забот, кружится и мчится сама по себе вообще неизвестно куда. Может быть, это и есть предельная последняя гармония существования – безмолвного взаимного пролёта? Люди! Не приставайте друг к другу. Это кончается больно.
        Я не был в Москве, … сколько ж лет? Восемь, больше? Нет, в … девяностом, кажется, был? Но это так, не серьёзно – проездом в Елец. Зимой. С обеда до вечера – полдня с Вадиком Павлихиным, уже аспирантом ВГИКа. Посидели в шашлычной на Красной Пресне. Да, да – всего три шага от Зоопарка. А, напротив, через улицу - Дом Кино. Туда и перебрались после, и в его буфете продолжили. Вадику по работе, мне из интереса. «Рокко и его братья» - неширокий показ. Ален, Анни, Клаудия – все молодые, какой блестящий Лукино! Несмотря на чёрно-белый формат. Я до конца не досмотрел – пора на поезд, так в тёмном зале и попрощались. Ещё не навсегда. Кто бы сказал тогда, что и я ещё истопчу эту мостовую через Волков переулок к Малой Грузинской, в общагу Консерватории…
        Подольше было в одна тыща девятьсот восемьдесят четвёртом – 60 лет автопрому СССР! Выставка на ВДНХ, приуроченная к этому эпохальному событию. Моя первая служебная командировка аж на десять(!) дней стендистом по обслуживанию широкой публики. Пик послебрежневского отстоя. Вакханалия срыва устоев и разгула от них. Нет, всё ещё с приличной миной на лицах, но уже с фигой в кармане и пляшущими чертенятами в головах. Территория обслуживания – открытая площадка для рядовых посетителей и ангар с новинками. Он только для узкого круга высокопоставленных лиц. Ключи у противного маленького мужичка из администрации, каждое утро ругающего нас за опоздания на работу. Октябрь, хмарь осенняя. Но по утрам бери ведро с водой, тряпку, и побалуйся мойкой сиротливо стоящих уже ветеранов - белой 2106 и тёмно-вишнёвой 2107. «Жигули» классического разлива с претензией на «люкс». Можно сесть внутрь, включить зажигание, прогреться на холостом ходу. Ехать некуда, впереди натянут канат и, практически, никого из любопытствующих. Страна привыкла к этим моделям, изъездила. Вопрос только один: «Когда 2109 продавать начнёте?». В соседях стояла пара новых МАЗов. Ну, кому они нужны из простых частных граждан. Скука. Зато у мужиков из Белоруссии всегда радушный приём и водка в заначке хоть с утра. Не-ет, с утра нельзя! Нас с Вадиком после обеда в ангар поведут – делегацию космонавтов принимать. Вадик этот другой, Кучин – представитель славного АЗЛК! Мы с ним скорифанились на почве «Праздроя» в буфете административного корпуса – свежее чешское пиво только для сотрудников выставки, лови момент. В ангаре стояли «Москвич 2141 Алеко» и наша переднеприводная ярко-жёлтая …, тогда она называлась 2110. «Седан» на базе «Самары-1», то есть «восьмёрки». Запустят его в производство не скоро, когда я буду работать в ЗМО. Именно на эту модель, получившую номер 21099, мы будем фигачить комплекты «Карлоты». А цифры 2110 отдадут другому, следующему семейству автомобилей ВАЗа. Но тогда «десяткой» значилась она и вызывала неподдельный интерес, удовлетворить который могли только избранные. Кого только ни довелось лицезреть на расстоянии вытянутой руки. Космонавты, делегации отдельных зарубежных посольств, но исключительно соцлагеря, большие артисты, иные министры. Апофеозом тусовок было посещение ангара Правительством СССР во главе с его тогдашним Председателем товарищем Алиевым Г.А.! Мы с Вадиком бесстрашно стояли рядом и улыбались (фотографов, к сожалению, не было). Я даже гостеприимно распахнул перед ним дверь водительского места, но Гейдар Алиевич привычно пошёл садиться с другой стороны, и правую дверь переднего пассажира ему открыл охранник. Роль водителя-рассказчика исполнил директор НАМИ. Я, скромно согнувщись в дверной проём, подсказывал, если что – не так. Затылком я ощущал горячее дыхание недремлющего второго охранника. «Ну, он к тебе приклеился, как только ты нагнулся!», - рассказывал потом за пивом Вадик Кучин. Кстати, в составе свиты я сразу узнал Михаила Петровича, отца Оксаны – моей несостоявшейся судьбы. Он меня не заметил, даже рядом с Алиевым. А может быть и вправду, - совсем забыл. Лет-то сколько прошло! Ещё одну встречу принесла делегация венгерских товарищей с «Икаруса» - ба-а! … Имре, ты ли это! Сосед по общаге на 7-ой Парковой. Вместе в футбол гоняли, виски пили, когда проект по технологии сирийца Хусейна обмывали, …да-а – сколько воды утекло. Вся команда «Икаруса», включая директора, любезно поулыбалась мне!.. И на том, спасибо! Лёгкое, нехорошее злорадство мы с Вадиком испытали на следующий день. Причастившись водочкой в кабине МАЗа, ввиду отсутствия высоких посещений на текущий день, лениво направились на дрёму в мою «Семёру». Чу, у закрытой двери  спецангара кто-то пытается в щелочку подглядеть секретные перспективы автопрома СССР! И этот кто-то почему-то показался до боли знакомым. Кто же ты, мистер Икс? О, ля-ля! Незабвенная «Утренняя почта», сам Юрий Николаев!!! Чест-на, первым желанием было сбегать, взять ключи и показать парню немудреную экспозицию, познакомиться лично. Но!.. Какой-то чёрт дернул возгордиться: «Ты, чё!!! Мы вчера там - рядом с Алиевым!». Грешны, Юрик-джан, прости Христа ради – не удружили. Похихикивая, мимо прошли. Торопились, очевидно. Разбавить «Праздроем» белорусскую водочку. И третьего себе нашли. Нет, не Николаева. Другой парнишка сгодился. Неприметный из себя, росточку небольшого, щупленький. Но больно глаза намозолил за эти дни. Ходит и ходит по территории, топтунчик этакий. «Давай угостим», - сказал Кучин. Не вопрос, взяли и на него. Мне и в голову не приходило – кто бы мог быть. Это всё столичные штучки, Вадик, он местный, чуял - чем кто пахнет. Прошли по дорожке к лавочке, присели – разговорились. И не отказал ведь в знакомстве, точно «топтунчик» от «конторы», управление негласного надзора за публичными мероприятиями и их охраны от нежелательных посягновений. Раскололся на первом же пузырике пивка. Обрыдла, наверное, эта служба водолазова. После второй совсем свой стал. Вадик его подначивать начал: «Ну, ты же не Рэмба каченый. И как тебя взяли-то в такую мощную организацию?» - «Как, как … узкая специализация называется. Каждый на своё заточен. Кто-то на моцике чище байкера гоняет. Кто-то силовик. А кто-то стрелок в толпе…» - р-раз, и выхватил в мгновение ока из-подмышки … фляжечку. Усугубили букет чекистским коньячком. Полнейшее нарушение конфиденциальности и уставов. Но мы же не стукачи, рапортов при сдаче отчётов по командировке писать не станем. Так и здоровались потом при встрече на территории с чувством лукавой личной тайны. Но в контакт больше не входили.
        Самым важным контактом той поездки была встреча с Анваром. Да-да, именно тем студенческим другом, ставшим моим «всё» при восстановлении в институте. Встреча устроилась случайно. Бродя с Кучиным от скуки под вечер по основному большущему корпусу выставки, где порученных нам экспозиций не было, приставали с глупыми вопросами к симпатичным девчонкам-стендисткам. У павильончика НАМИ, исключительно родственной и главенствующей над автопромом фирмы, из меня непроизвольно выскочила фамилия «Гайнутдинов». – Не знает ли прелестная представительница автомобильно-академического учреждения её талантливого носителя, ленинского стипендиата когда-то, он ещё в гидротрансформаторах автоматических коробок передач досконально разбирался с младых дипломных ногтей? «Анвара?», - бесстрастно переспросила она. – Да-да, именно! - «Мой муж с ним работает». Известие было одновременно плохим и хорошим. У них есть муж, … но работает-то с Анваром! И девушка, естественно, знает номер телефона лаборатории. А телефонный аппарат вот он, рядышком, и им можно воспользоваться. Моё сердце почему-то заколотилось. С нескрываемым волнением я накрутил диск: «Алло! Здравствуйте. Анвара можно?» - «Да, слушаю» - прозвучал в трубке абсолютно не изменившийся за шесть лет голос. Как будто вчера расстались. «Ну, здравствуй. Это я, … Юрик».
        На следующий день вечером Анварчик прикатил за мной на новеньком «Жигулёнке» 21011. Это, на котором бампера без «клыков». По всему было видно, что в этой жизни он уже прилично «упакован». Анвар, естественно – джинсы фирменные, кроссовки от «Адидас». Прошедшие годы не прошли даром. И мы поехали далеко-далеко, … на улицу Роттерта, к чёрту на кулички. От ВДНХ по Ярославке через Абакумова, потом направо. Давнишняя комната в коммуналке Сретенского переулка приказала долго жить. Дом якобы не поддавался восстановлению и был снесён. В качестве компенсации всучили двухкомнатную квартиру у кольцевой в новострое, поименованном в честь главинжа Днепростроя и Метростроя Пал Палыча Роттерта. Тем не менее, своя же, в ещё Москве! Посидели тепло и прилично, много не пили. Подрастающая дочка Светка кувыркалась по рукам и ногам. Альбина была радушна и гостеприимна, между рюмками беззлобно сетовала на раздолбайчика Анвара, как у него в аэропорту Минска спёрли пиджачок кожаный с диполматом, как от научной работы руки чуть не угробил, возясь ими в гидротрансформаторном масле – всё ж самому надо! Зато теперь учёный, кандидат тех ещё наук, и перспективы-перспективы в завлабы… А, кстати, Оксанка – помнишь ли? – уже двух дочек родила. Правда после института мы почти и не встречались… у тебя-то что? Да, что там… дочка одна, комната одна, категорию третью еле дали, джинсы болгарские «Рила» – нормально одним словом. Как у людей. Из провинции. Тепло посидели, тепло. Обратно в отель, несмотря на подпитие, Анвар отвёз. «Когда улетаешь-то?» - Через три дня. – «Звони, в аэропорт подброшу» - И-и, спассиба, друхх!
        Так называемые, гостиницы ВДНХ – «Заря», «Восток», … что ещё –«Золотой колос»? или приплёл в беспамятстве? … ну, очень с нежностью вспоминаются. Незатейливо-ненавязчивый сервис и дух какой-то лёгкой бесшабашности витал в длиннющих запутанных коридорах. В номере ждал тоскующий сосед. Нет, он не был одиночкой неприкаянным. Он был ответственный товарищ – тренер женской команды по фехтованию из Владивостока, с края земли. Все эти дни держался строго, но дни оказались не его. Ни его, ни его команды – никто из девчонок в финальную пульку не вышел. Оставалось только напиться, а меня, как назло, нет. Да, не вопрос, если есть что. Была бутылка водки. Оказалось мало. Тогда идем в ресторан! Ну, да – с разбегу, так нас там и ждали. В ресторан надо выйти из корпуса «Зари» и за углом той же стены в другую дверь. Но у той другой, ой мама, - народищу, как в ГУМ перед открытием! Мест нет! Что же делать? А проще простого – периодически дверь открывалась и через головы и руки жаждущих именно посидеть можно было передать деньги на просто выпить. Смешнее всего, что заказанное возвращалось даже с некоторой сдачей. Вот что такое истинная мужская солидарность!
        Через три дня хмельной флёр командировки кончился. Приехал Анвар и отвёз меня в Домодедово. Мы не знали насколько расстаёмся – на время или навсегда. Он написал на всякий случай номер своего домашнего телефона. У меня его не было. Я просто так вручил ему двадцать пять рублей – на бензин пригодятся. На том и расстались.
        И прошло ещё девять лет. И наш лайнер Ту-154 совершил посадку всё в том же Домодедово. По выходу с вещами глаз привычно наткнулся на тёмно-красные «Икарусы», доставляющие желающих в городской аэровокзал на Ленинградке. И снова сладко заныло в сердце – всё как в незабвенные семидесятые – чистейший дежа-вю. Москва, мы к тебе возвращаемся! Ждёшь ли? Поплыли, поплыли скорей! Пригород, Парк культуры, Садовое, Горького, - нет, уже Тверская, Белорусский, «Динамо» в ярких солнечных лучах и первой нежной зелени. При-е-ха-ли! Здравствуй Москва! И что дальше? Ольга Владимировна, нам в Измайлово. А вы как? Вам ведь на другой адрес, как связь держать будем? «А давайте я вас провожу до вашего места и потом поеду своё искать», - нашлась изворотливая наша. Да, господи, сколько угодно! Мы пребывали с дитём в безоблачной эйфорической нирване. При мне ребёнок чувствовал себя, как за каменной стеной. В метро, вперёд в метро до площади Свердлова, переход на площадь Революции! Как вы жили столько лет без нас – прохладные гулкие анфилады, мрамор и люстры, винтовки и наганы сказочных революционных богатырей, застывших в нишах колон. «Да не Свердлова я, а Театральная, … понаехали тут всякие … полы пачкать, … поди ж ты – Москву им подавай, … дальше-дальше катите по синей с наганами в деревню». Ну, не бурчи, старая. Всё равно настроение не испортишь. Такой вот фантомный разговорчик.
        В далёком семьдесят втором мы выходили из метро «Измайловская»  и в парк, на физкультуру. Теперь нам в другую сторону – вон высятся корпуса отстроенного супер-отеля. И нам в нём жить? Даже не верится – пустят ли? Который из вас «дельта»? Что предъявлять кроме слов: «А нам заказывали». Господи, да будьте проще. Свобода пришла на просторы страны, столицы и в отношения жителей достославной России. Вот прозрачные стеклянные двери с названием «ВХОД». Ну и входите, чего сомневаться. Вот стойка администраторов. Весёлые красивые тётки очаровательно улыбаются и прямо ждут – не дождутся наших вопросов. «Нам на седьмом этаже должны были заказать …» - «Из Тольятти что ли?», - оборвали, не дослушав, ласковые обворожительные, - «вон лифт, езжайте на седьмой, …у них там всё своё – тольяттинское». Ба-а! Вот это сервис, как домой попал. Едем, выходим. Пустой длинный коридор, ковровая дорожка, тёмного-тёмного дерева двери. За солидным столом вначале коридора уютно восседает не менее милая дама. «Здравствуйте. Мы из Тольятти…» - «Здравствуйте-здравствуйте. У нас других не бывает. Вы заказывали? Как фамилия?», - и открывает волшебную амбарную книгу, в которой всё про нас уже написано. Но только про двоих. «Двадцать пять тысяч, будьте любезны. И вот ваши ключики. … А девушка тоже с вами?». Девушка с нами, но жить – отдельно и не тут. Хотя девушке очень-очень хочица и жить тут. По глазам видно. Хотя бы два дня, которые выкроила из строгой педагогической жизни – в ДШИ осиротевшие ученички остались без надзора, и дилектар злой, на разгоны щедрый. Да, и деньги… Кто оплатит это счастье – двое суток в отеле? Кто-кто, - конь в габардиновом макинтоше. Папа такой догадливый, аки есаул, всё по глазам читает и добрый – вот уже толстенное портмоне со спонсорской начинкой из кармана достал и с администраторшей в разговор вступает: «Мол, нельзя ли дополнительно номерок по соседству зафрахтовать, чтобы компания классически на троих сложилась?». Да здесь этих свободных номеров куры не клюют, не бизнес-сезон в канун майских праздников, бери – не хочу, только деньги вперёд, пять тысяч соответственно. Вот всё и уладилось, вселяемся. Номера уютные, удобства тут же, телефон городской на тумбочке. Только у Ольги в одноместном телевизор есть, а у нас с Эльвирчкой в двухместном его нет. Да и оно надо? Не за тем приехали. Умылись, разлеглись по коечкам, отдышались, опомнились. Вроде бы неплохо складывается. Пока. Только есть хочется. Но дело - прежде всего, папа, к телефону! Оповещай. «Алло-алло, здравствуйте Майя Самойловна! Мы из Тольятти приехали, как договаривались. Когда можно встретиться? … Устроились хорошо, не беспокойтесь. … Завтра. Спасибо. Где и во сколько? Училище консерватории – это где? … От «Арбатской» по Суворовскому до Герцена, потом налево, Мерзляковский переулок, дом одиннадцать. … Хорошо, примерно поняли. Если что – спросим. … В два часа, кабинет такой-то. Обязательно будем, спасибо большое. До свиданья». Уф-ф-ф ещё раз!.. Непросто разговаривать с профессором консерватории, хоть и она – сама доброжелательность.
        А есть всё равно хочется. И теперь это первостепенный вопрос. Можно, конечно, ударившись во все тяжкие, нагло пойти в гостиничный ресторан. Но что-то удерживало от этого шага. Не настолько много у нас денег, почём нынче там берут - не знаем, мы не местные. Да и ещё один член экипажа на довольствие встал – куда деваться? Скромнее, товарищи, скромнее. Тем более, что со студенческих времён в ближайшей округе через одну остановку метро,  на Первомайской было много точек общепита. Вполне приличные заведения – столовые, кафе. Навестим старинные места. Собрались, поехали. Выход из последнего вагона, подняться наверх, потом налево вдоль трамвайных путей к одноимённому кинотеатру «Первомайский». Вот она, столовая, почти сразу должна быть, там даже водочку на розлив по стопочке торговали, … ещё в  сеимис ва-асьмом году … И, … где?.. Вот они ступеньки с торца, … дверь заколочена, вывески нет, … пройдём сбоку вдоль окошек, … мама-миа!.. грязные, мутные, внутри хлам вверх ногами перевёрнутый – так тут прошла перестройка. Стало муторно. Но не смертельно. Чуть дальше перед самим кинотеатром налево – кафе должно быть, … там салат «Столичный» давали – картошка, мясо, яйцо (ай, как кушать хоцица!), огурчик солёненький покрошены, майонезом заправлено, … и ещё Вовочка Гуров себе девчонку «снимал» с раздачи… Да-а-а… Заросло кафе деревьями, … окна побиты, … замок на двери зачем-то, … заржавел весь. И это жертва перестройки. Куда идти теперь? Обратно, к метро, через Измайловский бульвар – ещё одно кафе покруче, с гардеробом, буфетом (портвейн в трёхлитровую банку как-то брали), …в кассе по меню чек пробиваешь-платишь и в зал… Нет, снова неудача. Всё на месте, вход не заброшен, прилично выглядит. Но теперь тут не кафе, … торговая фирма – ЗАО «Прохвост и сыновья». Финиш! Можно до 7-ой Парковой дойти, потом направо пару кварталов – столовая «Камелия» (почему-то). Пиво разливное, капустка квашеная тушеная со свининой… Так идти? И наткнуться на разруху? Стало совсем горестно. А рядом две пары голодных глаз. Чёрт возьми, что с тобой Москва хлебосольная сделали?! В центр едем! До проспекта Маркса через площадь Революции, там дальше по Горь,.. тьфу, по Тверской на углу проезда Художественного театра пельменная до поздней ночи – с маслом, с уксусом, с горчицей, со сметаной, кисель с мороженым. Ешь – сколько денег хватит. … Господи, доехали. Ну, и что? Облом! Турагенство и авиакассы… Накрылась пельменная перестройкой. Голодный ажиотаж вспучил мозги. Назад к ГУМу, там, как от него к Историко-архивному идти по 25-го Октября, справа стоячие противные забегаловки… Фиг, вам! Только слева ресторан «Славянский базар» по-прежнему торжествует. Недолго, правда, ему осталось – сгорит вот-вот. А какой квас с хреном подавали! Лишь последнее вам и сохранится. Столица откровенно издевалась над бедными приезжими провинциалами, замахнувшимися на её покорение. Бабки-бабки гони, - и будешь сыт. Поесть недорого теперь не в ходу. Я не знал, что делать и куда вести. Встали в оцепенении – всё те же голодные глаза с надеждой смотрят в упор. Думай-думай командир, ты отвечаешь за тех, кого приручил. В голове всплыл последний вариант – начало Калининского, ресторан «Прага», первый этаж с улицы, стоячая кормилка. А куда ещё? Ни-и-и зна-а-ю, хоть убей! Снова в метро, на следующей выходим. Через подземный переход мимо «Художественного», потом наземную проезжую часть и вот слева – А-А-А-А !!! Есть! РАБОТАЕТ!!! И народа почти нет. Всё, как прежде – бери разносы и загружай: салатик, бульончик с яйцом, курочка, гарнирчик, кофе, десерт. Посчитайте нам, мэм, на троих. Мэм за кассой посчитала – четыре тысячи восемьсот…  с чем-то… Скока-скока?!...... А-А-А-А!.. мне всё уже по … квасу! Где мой толстенький портмоне. Мой надёжный прочный портмоне, скроенный и сшитый Лили из кусков сносившейся моей первой, подаренной тёщей дублёнки, самопального производства подпольной фабрички-ателье городу Орджоникидзе. Нате вам, плачу за всех! Голод не тётка и не профессор консерватории. Он её вечный обитатель.
        Былая рана улеглась, голод утолён. Вернёмся к музам. Если уж мы рядом с Мерзляковкой, разведаем подходы к училищу. Вперёд товарищи на Суворовский бульвар. Только вот Калининский как-то странно пуст, ни одного автомобиля. Что стряслось? Откуда барабанная дробь доносится? Слева, от Садового кольца. Вперяем взгляды. МА-НИ-ФЕС-ТА-ЦИ-Я! ЧуднАя публика, чёрно-жёлтые полотнища с двуглавым орлом, шинели первой мировой, кителя а-ля поручик Голицын, кожушки из станицы, папахи чёрные, … ё-моё! Кино, что ли, снимают? Нет, не похоже, … никакой съёмочной техники нет. Только несколько милиционеров по бокам ряженой колоны шествуют, чутко прислушиваются, как ветхозаветные старушки дрожащими голосками пытаются «Боже, царя храни» затянуть. Вот она свобода в действии. Россия ты проснулась, а сон продолжается. Параллельные миры пришли в движение, пока не соприкасаясь друг с другом. То ли ещё будет… Ой-ой-ой? Но нам не до глобальных проблем, нам до училища. Нашли без напряжения. Всё как Майя Самойловна сказала – по бульвару слева до поперечной Герцена, повернули, опять-таки налево, перешли переулок и уткнулись в парадную дверь на скошенном углу строения нумер одиннадцать. Запомним этот дом и обратно, погулять по Калинискому в вечерних уже, сияющих огнях. И позаботится об ужине необходимо. Хотя кое-какие домашние припасы есть – колбаска полу копченная, чай, к чаю конфеты-печенья. Чего ещё пожелать и позволить можем? Смотрите по сторонам и мечтайте, весь Калининский утыкан киосками. Правда в основном лёгкий алкоголь и прохладительные напитки, но есть фрукты. И не так уж дорого по нашим деньгам. Берём всё, на что глаз ляжет – бананы, персики, апельсины, киви (о-о-о, ни разу не пробовали), АНАНАС, в конце концов! И-и-и – гулять, так гулять, ликёр АМАРЕТ-ТО! Ну, по чуть-чуть сегодня, остальное завтра. Завтра-завтра, …  что этот день грядущий нам готовит? В отель, девчонки, в отель!
        Следующим утром, нормально выспавшись, приступили к подготовке. Девочки со скрипкой ушли в соседний номер – разогреваться и оттачивать последние штрихи. Я остался думать. О чём? Не знаю – в голову лезла всякая ерунда. Надо сконцентрироваться на главном. А что – главное? И в чьих оно руках? Пока от меня ничего не зависело. Кто я здесь и сейчас – казначей и каптенармус. На хозяйстве сижу и сопереживаю творческим процессам. Кстати о насущном. Так жить нельзя – по пять тысяч за раз съедать. Тридцать тысяч на самолёт на двоих ушло, двадцать пять плюс пять – отель за троих, пять – вчерашний обед, метро и фрукты – три, … итого в остатке тридцать две в кармане. И впереди четыре дня. А жизнь неведома и полна непредсказуемости. Надо брать себя в строгие экономные руки.
        Последующие события дня пролетели как бы сами собой. Собрались, поехали на метро в центр. Немножко нервничали перед смотринами. Но отдаваться во власть напряжения очень не хотелось. Да, господи, больно надо всё это? И так неплохо жизнь складывается. Понравимся – хорошо, нет – так и суда нет. Мы на вершины не замахиваемся, у нас свой шесток есть. И день какой-то серенький с утра, солнце в облачности спряталось. Вот ещё себя накручивать будем, в концентрацию входить. Догуляли до Мерзляковки, проникли внутрь через старую парадную дверь. Как тут у вас гениев чистого звука пестуют? Внутри бедлам, интерьеры ветхие – давно ремонта ждут, детишки, сломя голову, туда-сюда мечутся, никакой академической солидности и сосредоточенности, заурядная совковая школа. Находим кабинет. Дверь закрыта, из-за неё доносятся тоскливенькие звуки скрипочки, поддерживаемые фортепиано. Сразу обозначаться сробели, что ни говори. До двух часов ещё есть пятнадцать минут – не нарушать же урок. Ждали-ждали, за два перевалило, … скрипочка всё пиликает, периодически прерываясь громким указующим голосом. Ой, мама, страшно как-то. Но не до посинения же сидеть. Вот возникла пауза. Я к двери, тук-тук и осторожненько заглядываю. Достаточно просторная комната, правда, заставленная вся – справа рояль, стол у стены между окон, несколько рядков соединенных дерматиновых креслиц, потраченных временем и надписями школяров. У стола женщина почтенного возраста. Какая? Не знаю. Смятение до сих пор застит её образ. Строгая, властная. Волосы тёмные с проседью. Лучше сами в Интернете найдите – и вас священный трепет охватит. «Здравствуйте! Можно, … мы Вам звонили, … мы из Тольятти…». – «Да-да, проходите. Подождите немножко, мы закругляемся». И отвернулась к авансцене для последних наставлений предыдущему вундеркинду. Втроём мы просочились к креслицам, пристроились на них в томительном ожидании. Как не настраивались на бесшабашность, но в сердчишке ёкает. Наконец урок закончен. Прима обратила свой взор на нас. У рояля концертмейстер, тоже пожилая, полная, с домашним добрым лицом. Безо всяких предварений и подробных знакомств Майя Самойловна сразу перешла к делу: «Ну, доставай свою скрипочку. С утра разыгрывалась? Что будем слушать? … Венявский,…  хорошо. Настраивайся». Полный контакт с ребёнком. А меня с Ольгой Владимировной вроде бы и нет в помещении. Мы ретировались в последний ряд к стенке и застыли в оцепенении…
        Эльвира отыграла Венявского, ещё что-то, … и ещё что-то. Я не помню. Она и сама не помнит. Вчера звоню, спрашиваю: «Ты что тогда играла у Глезаровой?». В ответ: «Ты, папик, не сдурел? – семнадцать лет прошло!». Да, и не в этом дело. Что и как могла – исполнила. Мне трудно судить, у меня класс баяна через пень-колоду в сельской музыкальной школе за пять лет кое-как. А у дочки слух и звук от бога. Я не причём. Отыграла, короче. И тишина. Майя Самойловна сосредоточенно задумалась. Мы сидели не шелохнувшись. «Иди, деточка, по коридорчику погуляй». Эльвира вышла, оставив скрипочку Карбонара мне, для укладки в футляр. … «Да, … ребёнок не без способностей, …лет, кстати, сколько?». – Тринадцать летом будет. «Много, много, … вы понимаете – в этом возрасте уже сложившийся музыкант должен быть, … а у неё, … жалко, … постановка рук – никакая, … перенапрягается, … как ещё умудряется что-то достойное извлекать, … всю технику с нуля надо перекраивать, … а время ушло, … это же адский труд, … даже не знаю, что делать…». В воздухе повисла тишина. И никто не хотел её нарушать. Я медленно уложил инструмент в кофр: «Спасибо Вам большое, что время на нас потратили. Ну, что ж теперь. Опоздали, значит, опоздали. Кого винить, кроме самих себя. Владимир Теодорович настаивал, чтобы мы к вам приехали-показались. Его волю исполнили. Можем спокойно отправляться домой в Тольятти. Эльвирочка и сама не особенно в Москву рвалась, её и местное училище устраивает. Спасибо ещё раз, извините…». Я всё это говорил в какой-то сомнамбулической прострации, отгоняя подступавшее разочарование. Закрыл футляр, взял с соседнего креслица свою пегую под кожу курточку и начал медленно подниматься… «Нет, вы постойте!», - неожиданно вступила в разговор добрая концертмейстерша: «не всё так плохо, … не всё потерянно, … только, действительно, - нужно очень многое исправить, … это, в принципе, возможно, … только трудно будет, … очень…». «Да, - заговорила вновь Майя Самойловна, - Ваш поезд уходит. Но можно попробовать. Жалко, очень способная девочка. Нужно перебираться в Москву. Но только с мамой. Очень, очень много работы. Ребёнка нужно опекать. И нужен очень хороший педагог!». Вот и здрасьте! Где же мы, совсем не местные, такое найдём? Снова жизнь на дыбы? И что из этого выйдет? «Извините, а Вы её взять не можете?», - рискнул обратиться я. - «Я?! … Не знаю, не знаю. … Трудно обещать, что из неё Хейфец или Менухин получится, … или Спиваков. … Да и у меня всё занято на ближайшее время. Нет, вряд ли. Только вам обязательно оттуда надо вырываться, времени нет, последняя возможность ухватиться. Если только  вы действительно хотите, чтобы из ребёнка получился серьёзный музыкант. Мама согласна на это пойти? Всё бросить и в Москву», - обратилась Глезарова теперь уже к Ольге Владимировне. Бедная-бедная Ольга Владимировна… После нелицеприятной оценки её педагогической деятельности она сама не своя застыла в оцепенении. «Это не мама. … Это преподаватель…», - только и смог я выдавить из себя. Возникла страшной неловкости пауза. Теперь в замешательстве была принимающая сторона. Промашка, допущенная в самом начале встречи – мы не удосужились представиться «кто есть кто», да и время на это нам не дали, привела к оглушительному казусу. Немного помолчали, проглатывая происшедшее…     «Тем не менее, - снова заговорила Майя Самойловна, - есть школа – ЦМШ при консерватории. В июле - вступительные экзамены. Вы позвоните туда, узнайте условия. У вас есть ещё шанс, если не хотите окончательно перечеркнуть будущее…». Вот собственно и всё. На том с не проходящим ощущением неловкости и расстались. Судьба нас больше никогда не сводила с Майей Самойловной, несмотря на то, что последующие двенадцать лет Эльвира провела под сенью тех же пенат. Но нет, не довелось…
        Обескураженные мы вышли в коридор. Дочка сиротливо стояла у противоположной стенки. В её глазах был немой вопрос, но отвечать на него слёту не хотелось. Хотя в принципе нам же не сказали: - нет. «Нормально, деточка. Всё нормально. Пойдём на улицу. Душно тут как-то…». Вышли, свернули на Суворовский бульвар. Облачность на небе слегка рассеялась, в её прогалы пробивались лучи солнца. От этого стало теплей и спокойней. Шли молча. Почти уже на подходе к Калининскому Эльвира неожиданно произнесла: «А я хочу учиться в Москве…». Вот так – просто и незатейливо. И что делать-то? Мы остановились, как вкопанные. Справа на нас смотрела музыкально-театральная афиша: «Школа-студия «Юные дарования» под руководством Шахгалдян О.Х. Концерт учащихся. Рахманиновский зал Московской консерватории». Дата – сегодня. Начало в 19.00. Ну, и что? Да – ничего. Но это мне ничего. А Эльвира с Ольгой Владимировной, оказывается, вполне знакомы с этой компанией. Юные-юные дарования … России и США, … прошедшая зима в Самаре – международный фестиваль. И личное знакомство с участниками студии и самой Ольгой Хусиновной. Что же мешает нам посетить это мероприятие? Теперь у нас руки развязаны. Ото всего, … мы никому ничего не должны. Надо идти. Бог его знает, как и что вывернется. Только силы восполнить бы. Уж очень устали и перенервничали. Вон через Калининский всё та же «Прага» с забегаловкой. Да, дорого! Да и … идёт оно всё! Вперёд на обед. Мы его заработали. За любые деньги!
        В консерватории мы объявились задолго до начала концерта, почти за час. Взяли билеты, направились в окрестности зала. Навстречу выпорхнула стайка детишек: «Ой, здравствуйте! Эльвирочка, это ты? Как вы здесь?». Ба, знакомые всё лица! Юные дарования, действительно. Не прошло и полгода! А то может быть, и не вспомнили. Схватив Эльвиру за руку, они утащили её в бездны закулисья. Ольга Владимировна проследовала за ними. Я, даже после гардероба навьюченный скрипкой и пакетом с продуктами на вечер, не мог кузнечиком запрыгать за ними. Что с меня взять, - хромой каптенармус, да и только. Скромно проследовал в зал, благо пускали, и пристроился на бархатном кресле. Примадонны вернулись не скоро, перед самым началом концерта, когда публика была в сборе. Не весь зал, конечно, был занят. Но был народ, был… «Поговорим после», - шепнула Ольга Владимировна.
        Концерт благополучно прошёл. Абсолютно обессиленные, мы поплелись к метро и далее в «Измайлово». Обстоятельства, выведанные в закулисье, выглядели следующим образом: самодеятельная школа-студия на какие-то спонсорские деньги организовала обучение группы талантливых ребятишек из столицы и иных городищ. Живут пока, кто где может. Студия приглашает преподавателей от той же консерватории или иных учебных заведений, кто согласится на такой приработок. Предполагается снять какой-нибудь интернат в Подмосковье (дешевле же) для официальной крыши и обитания. Ольге Владимировне предложили перебираться к ним преподавателем, прихватив, естественно, Эльвиру. Шик, блеск, красота, нищета и сомнительность в одном флаконе. Но что делать? По крайней мере, приём в сиё заведение со «столичной» вывеской гарантирован. Теоретически такой вариант снимает с нас,  родителей, большую заботу – мы сбываем ребёнка на поруки и в опеку всё той же Ольге Владимировне, буде ея согласие на такое… И продолжается тольяттинский маразм на московской почве со всеми уже не раз продемонстрированными рисками, как то – геленджикский синдром или кузьминкина аномалия? Да и заветы Глезаровой из головы уже выскочили? Очень колючим сквознячком несло от этой затеи. «Ольга Владимировна, вы сами-то согласны?». Смятение мутило её взор и сознание. С одной стороны, это повышение статуса, … но фундамент, долговременность и гарантии существования студии - каковы? «Нужно всё взвесить и обдумать», - решила она. Так и, слава богу! Не завтра же, сломя голову, рваться в юные дарования. Наша-то юность, оказывается, к своей последней остановке подъезжает. И, в общем-то, ни с чем…
        Следующим утром Ольга Владимировна улетела. У нас с дочкой ещё оставалось три дня. Мы выспались, опомнились и решили… Да ничего мы не решили. Не знали, просто, что решать. В «Юные дарования» - однозначно нет. Потому что … Сами понимаете почему. Ехать искать ЦМШ? Ой, как-то не то, чтобы боязно, но от вчерашнего холодного душа ещё не отошли. Болтаться по Москве за предыдущие дни надоело. И … тут решил я. Я просто позвонил Вадику Павлихину, киноведу-киноману. После аспирантуры ВГИКа он уже работал в музее истории кино. А жили они с Андрюхой Миляхом в Железнодорожном, что на трассе Венечки Ерофеева. Но Андрей, по-моему, стажировался после ГИТИСа в Ирландии, и Вадик пребывал один. На электричке с Курского вокзала, но не до Петушков и без портвейна мы отбыли из столицы. Вадик встретил-приветил, накормил, с собой у нас было шампанское по случаю неудачи. Засиделись допоздна, обсудили обстановку, начиная с международной, и вплоть до состояния российского искусства в очередную эпоху разлагающегося социума. Вывод был один, несмотря на вопиющее недофинансирование сферы прекрасного в стране, крупные недостатки овладения техникой игры на скрипке и предполагаемые тяжкие бытовые неурядицы, надо рвать когти в Москву. Тем более что спонсор ещё не откололся. А отель «Измайлово» одну ночь и без нас поживёт, потому что итак уплочено. Касательно культурного просветительства в случае удачного приземления в чертогах столицы, то фирма Вадик&Миля гарантирует регулярное посещение основных передовых театрально-киношных очагов Москвы. Так что в ЦМШа, Эльвирочка, в ЦМШа! Виват, за сказанное! В качестве действенных мер поддержки решения Вадик в толстенном справочнике с желтыми страницами раскопал контактные телефоны ЦМШ, но звонить в одиннадцать вечера было поздно, к тому же, из Подмосковья. Однако в целом жизнь наладилась, обрела осмысленность и перспективу. Теперь мы знали, что делать дальше.
        Отель «Измайлово» нашего одноночного отсутствия и, вправду, не заметил. Ему было по фигу, где мы спали. Администраторша была, как всегда, отменно любезна, коридоры седьмого этажа так же пусты и безлюдны. За всё время пребывания мы видели здесь не более двух-трёх человек. Это обнадёживало и привлекало на будущее, которое мы себе определённо обозначили. Оставшиеся полтора дня потратили на праздное безделье. Естественно, я позвонил из гостиничного номера по найденному у Вадика телефону ЦМШ. На другой стороне вежливо ответили, что об условиях приёма справляться ещё рано и просили перезвонить где-нибудь в июне. Погода располагала к прогулкам, чем и занялись. Я поводил дочку по местам своего первого обитания в Москве – альма-матер МАМИ на Большой Семёновской улице и кинотеатр «Родина» у метро «Семёновская». Затем метро «Пролетарская», общага на 1-ой Дубровской 16а, Шарикоподшипниковский бульвар, на лавочках которого, … нет – не с девушками целовался, а поглощал с упоением в нереально далёком мае первые главы романа «Берег» Юрия Бондарева, публикуемые в «Огоньке». И, наконец, ресторан «Памир» - напротив 1-го ГПЗ и его старого Дома культуры. В дневное время сей заурядный кабак функционировал как приличнейшая столовая. К счастью ветры перемен не снесли ему крышу, и мы с Эльвирой замечательно отобедали. Хотя, если быть исторически точным, это были не первые места, вторые, … нет, даже третьи. Первым было Чертаново, где с дружком Толиком Сараевым месяц снимали комнату при прохождении подготовительных курсов в институты (он хотел в «Плехановку», но не прошёл). Потом Стромынка – универсальный студенческий городок. Там я жил совсем немного уже при сдаче вступительных экзаменов в МАМИ. Золотая медаль помешала – отделался одной физикой на «отл.». Когда это было, когда это было? «Во сне? Наяву?». А теперь и апрель 93-го года уплыл далеко-далеко по волнам моей памяти и не только моей. Утром рано, числа двадцать восьмого, … а может и двадцать девятого, мы попрощались с «Измайловым» и отправились на Ленинградку к Аэровокзалу. Доехали до «Динамо» (господи, какая музыка в этом простом перечислении, … но, скорее, только для меня одного, … а фига читателю мозг парить?, … пропускайте, почтенные, пропускайте, … через строки и души – возможно, и вам потеплеет) и пешком налегке - скрипочка в футляре на плече, в руках полупустая сумка китайского производства на колёсиках, рядом дочка родненькая в английской курточке second hand, - побрели по пыльному бульвару под сенью распускающейся листвы и пробивающихся через неё, ещё не тёплых лучиков солнца. Где наш вишнёвый «Икарус» на Домодедово? Ждёт ли, готов ли? А как же! Вот они, в очередь стоят за пассажирами. Из Москвы с комфортом вон завсегда, пожалуйста! Понаехали тут,. -. понимаешь ли. Пора и честь знать.
        Дома нарвались, конечно же, на тёплый, радушный приём. Лилик истосковалась вся. Руки мыть и к столу, к столу. Рассказывайте – как там, что там? Да, никак. Троцкизм сплошной - ни войны, ни мира, а правительство рабоче-крестьянское… Идите вы в ЦМШ, но самостоятельно… «И вы ходили?». – Нет, звонили. Они ещё не готовы, только в июне ждут, парты перекрасят, рояли поменяют – тогда и подъезжайте на свой страх и риск. «Значит, будешь звонить в начале июня! Нет, в конце мая!». – А как же, всенепременно, … нас там Вадик уже ждёт со всем Музеем кино и Большим театром в придачу. – «А Ольга как?». – Да в трансе, … очевидно, … давно не виделись, … тебя не навещала? – «Нет!». – Ну и, слава богу, после праздников удосужимся. Удосужились, встретились, типа серьёзно поговорили. Конечно же, школа-студия не вариант, и срываться в её сомнительные условия особенно ей, Ольге Владимировне, очень рискованно. Здесь, в Тольятти, всё налажено, какой-никакой рейтинг, положение. А там…
- Да-да, вам виднее. – «Ну, а вам с Эльвирочкой, наверное, стоит попробовать. Вдруг, что и получится. Подготовиться, как сможем – посодействуем. Сольфеджио надо подтянуть. Не очень тщательно тут проходили. С педагогом нашим договоримся. Вы сами решили?». … Многозначительная пауза. … «Да-а…», - в три голоса выдохнули мы.
        Далее предстояла отчетная встреча с господином спонсором о безрезультатно потраченных средствах. Я позвонил в ЖМО, секретарша согласовала время и пригласила соответственно. Не то чтобы в напряге, но с холодком под сердцем я явился пред очи. Рассказал всё без утайки, как послушали, покритиковали – мол, поезд уходит, взять сами отказались, порекомендовали в ЦМШ обратиться, но без их протекции. Такая вот печаль навернулась. – «Да всё нормально, не переживайте. Ведь не прогнали. Способности признали. Надо пробовать. С ЦМШ связывались?». – Да. Говорят, рано. В июне повторить просят. – «Прекрасно. Действуйте. О материальной стороне и не задумывайтесь – сколько нужно выделим. Единственно, я тогда буду в отпуске. Минутку… (секретарше) Вызови зама!». Явился импозантного вида мужчина  с яростной шевелюрой и «песняровскими» висячими усами. «Вот, к тебе в июне человек подойдёт – Юрий Владимирович. Организуешь и дашь ему, сколько надо.». «Песняр» утвердительно кивнул и ушёл. «Ну, вот так. Удачи. Ещё вопросы есть?». – «Да, один. Стратегический. Если, не дай бог, и вправду поступим. В эту самую ЦээМШа. Ведь это ехать надо будет. Эльвире с мамой, как Глезарова велела. Жить как-то и где-то. Лет пять.». – «Не вопрос - не вопрос. У меня в Москве прекрасные партнёры. Квартиру снимать – найдём, платить будем. Лишь бы у вас получилось. Удачи, ещё раз». – «Спасибо, Сергей Александрович, огромнейшее! Что бы мы без вас делали, прямо не знаю». – «Ну, это лишнее. Всё идёт хорошо. Пусть так и дальше будет. До встреч в августе. Работайте».
        Карт-бланш! Полнейший карт-бланш. Неземная, нереальная идиллия. За что такое счастье валит нам аки манна небесная. Какая и когда ответственность наступит? Неужели и вправду – просто так, за красивые глаза и солидно неподтверждённые способности, эфемерно витающие в округе можно получать серьёзные, для нас, во всяком случае, деньги? Или эти деньги для НИХ несерьёзные? Или за этим что-то другое кроется? Может быть, в это ввязываться опасно? Страхи, мании, темнота. Мир перевернулся, устои сообразности совковым кодексам рухнули. Что делать? А что ещё остаётся. Замкнуться в коконе и не вылезать? Жалко. Может быть, и вправду талант пропадает. И грех его закопать в песок. Ну, их – эти сомнения в зад. Пока живой – живи. И воздастся каждому по делам его…
        Май промелькнул незаметно. Вперёд, к телефону: «Ал-лё! А скажите, пожалуйста, когда у вас в ЦМШ вступительные экзамены? У нас девочка, двенадцать лет, играет на скрипке, побеждала в конкурсах, стипендиат Министерства культуры РФ, прослушивались у Спивакова, были у Глезаровой. Да-да, Майи Самойловны. Она посоветовала к вам обратиться. Шестой класс». Виват! Таким людям, как мы, конечно же, можно приезжать. Экзамены в июле. Документы нужны вот эти и эти – спасибо, мы записали. Предварительно вас посмотрят наши педагоги. Только вот с жильём плохо. Сейчас школа обитает на бульваре генерала Карбышева. Это от метро «Сокол» на троллейбусе в сторону Серебряного Бора. Под проживание отведён только второй этаж. Он весь заселён и свободных мест не предвидится. На старом месте, в Малом Кисловском переулке всё в аварийном состоянии. Ремонт ведётся, но завершится не скоро. Так что, если есть где жить без нашей помощи, обращайтесь.
        О-ля-ля! У каждого свои трудности. Без этого сейчас никак и нигде. Страна освобождается от пережитков развитого социализма, люди в поиске новых путей и возможностей для простых основ жизни. Искусство – это прекрасно. Это вершина цивилизаций. Беда в том, что мы сейчас у очередного подножья. И не всегда руки доходят. До смычка или клавиш. Но если вы настолько сумасшедши, что не боитесь погружения в бесперспективность, туда вам и дорога. Дерзайте, не веря, что в бухгалтерах надёжней в смутные времена. Славы, что ли захотелось? Ну-ну, заходите, когда проголодаетесь.
        Вернёмся к делам, ведь я всего лишь каптенармус. У нас вопрос о жилье. Но это проще простого – идите в LADA MAKOM. «Измайлово», седьмой этаж, предварительный заказ. За ценой не постоим, за нами ЖМО! Идём: «Здравствуйте! Нам в июле месяце на две недели в Москве…». За столом та же женщина-памит-ник. В упор не видит ва-ще: «Мы частных лиц не обслуживаем». – «Как же, а вот в прошлый раз про нас из отдела культуры вам звонили и всё … Сейчас тоже могут позвонить. Так устроит?». Статуя Церетели взорвалась: «Да видала я тебя и весь твой отдел в культуре! Да, он хто мне – этат атдел! Да пусть, хоть министар всей культуры обзвоница! Ничего тебе я не дам! Сказана – тока юрлицам с пад-твирждениэм дакументаф!». Вау! Как всё жутко. За что, маминька? Мы же такие хорошие, визитная карточка города! Очевидно, он очень разный – этот город в отдельных своих местах. Смиренно звоню в отдел культуры: «Валентина Александровна, уважаемая! Не могли бы помочь в заказе гостиницы, как в прошлый раз. Нам в ЦМШ ехать, поступать». Посоветовали пе-ре-звонить. Перезвонил. – «К сожалению, ничего добиться не удалось. Ситуация, действительно, изменилась. Ведь у вас спонсор есть. Попросите помочь его. До свидания… А, кстати, вы помните – осенью договор по скрипочке кончается. Продлевать надо? А вы где будете?». Ещё раз – Вау! Какие-то шестерёнки куда-то сдвинулись. Но в местных газетах об этом не говорится. На работе в кругу коллег, привыкших слышать победные реляции, посетовал на затруднения. «Фи-и, - отозвалась Наташка Овчинникова, - да фигня! У нас в Портпосёлке к Наталье Камкиной (у них пол посёлка Наташки) родственница на лето всегда приезжает из Москвы, а там квартира пустует. Приплатишь по-божески, да и всё. Чего деньгам у чужих пропадать». Клас-сна так и просто – по человечески. Сторгуемся, не вопрос. Пора финзаказ сальдобульдировать и в ЖМО! Всё идёт прекрасно – даже по сольфеджио действительно преподаватель подключился. Итоговую ведомость с оценками за истекший период обучения в ДШИ№2 оформили на заглядение – почти круглая отличница получается. На фирме без промедления, как и в прошлый раз, сколько запросил (кажется тысяч сто восемьдесят на двоих) столько и выдали. Собрали все дипломы конкурсов и наградные листы, буклет «Виртуозов Москвы» с персональным автографом Спивакова. Вот, вроде бы, и готовы. Мама с дочкой. В Москву, в Москву! А я дома остаюсь переживать, на хозяйстве – каптенармус ведь…
        ДА-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! МЫ ПА-СТУ-ПИ-ЛИ-И-И-И-И-И-И-И-И!!! Просто так. Слёту. Никто не знал и не ждал какую-то девочку из Тольятти. Она не значилась ни в чьих предварительных планах. На неё никто не рассчитывал. Как правило, контингент принимаемых определяется заранее – преподаватели в поездках по стране на разного рода конкурсах смотрели, слушали, прикидывали, приглашали поступать или подготовится поступать, что равнозначно, но с задержкой. Вакантных мест для птичек свободного полёта ниоткуда не так и много. Не говоря уж о москвичах, особенно из династий или близких к ним. А наша вы-стре-ли-ла. Чем могла – звуком и слухом. Несмотря на огрехи постановки аппарата, технические недочёты, изрядный уже возраст, зажимы и не раскованность характера. Но в ней было то, что можно отстроить и огранять. Даже первично попорченное. И чуткие специалисты это поняли. Без грамот, дипломов и ссылок на великих мира сего. Да и не показывали девчонки все эти типографски позолоченные цацки. По недогадливости или дури своей – какая теперь разница.
        Однако оставались вопросы. «Входной» билет выдали. Но на интернат и не рассчитывайте! Мест не будет в обозримой перспективе. Только сами, как сможете с жильём решайте. И ещё, … а у кого учиться-то будете? Экзамены – экзаменами, оценили – годитесь. Но никто не сказал: «Ко мне, девочка, ко мне». Пришлось бить челом, к тому, кто ближе показался: «Ну, возьмите нас. Мы хорошие - стараться будем!». И не промахнулись, в принципе. Остапченко Маргарита Августовна – ювелирный постановщик основ. Маргарита Августовна, - низкий Вам поклон!