Времяпрепровождение или справедливый Боб

На большем красивом диване с резными дубовыми ручками сидели двое. Уже не молодой, успевший довольно таки состариться, мужчина среднего возраста,одетый  не совсем презентабельно, если учесть, то что рядом, отделенная от него большим коричневым подносом с лежащими на нем игральными костями, сидело тринадцатилетнее, очаровательное существо, не сводящее своих восторженных, серо-голубых восхитительных очей с пяти маленьких игральных кубиков.
Мужчину, в меру облегая стопроцентным льняным трикотажем, грело чистое голубое исподнее. Был он не высок, но крепок. Сильные мышцы проступали через майку и круглым, подвижным шариком пульсировал бицепс. Коротко стриженая седеющая голова с уставшим, нервным, что называется, пожившим лицом, низко свесилась над подносом и медленно поднялась, уставившись на девочку непонимающим взглядом.
Та, посмотрев на отца, похлопала в ладоши, сжала их в кулачки, затрясла ими и восторженно и ликующе, подняв голову к потолку, пропищала:
— И-и-и-и!!!
Была она до того хороша, что сердце отца, время от времени, обливалось приятнейшим горячим шоколадом, но сейчас он был строг:
— Не понял. Два, три, четыре, пять, шесть! – поочередно тыкал он своим пальцем в кубики на подносе. – Не понял! Это что же такое, а? – он долгим осуждающим взглядом вонзился в дочь, которая аж тряслась от восторга и радости – Ты и дальше через раз будешь кидать по двести, а? Я по тридцать. Да что там по тридцать, двадцать записываю, а она за три броска набирает четыреста! Ну, как здесь бороться?!
— Учись, сынок! – хохочет смешливая очаровательница. Миниатюрная, стройная, правильная, она в скором будущем грозила превратиться в сердцеедку.
— Не очень радуйся девочка, теперь моя очередь зарики  кидать! Ты же знаешь я – сильный!
Мужчина собрал игральные кости, пошептал что-то себе в кулак, смотря на пушистые ресницы дочери, которая, в свою очередь, не сводила глаз с сжатого отцового кулака.
— Зарюшки, зарюшки, дайте Андрюшке. – и бросил кубики.
Дочь с коротким тихим визгом протянула к падающим костям маленькую противозаклинанческую дулю. Мужчина мгновенно, резко и довольно больно ударил по протянутому символу.
— Ручки, я сказал! Перебрасываю. – он быстро не посмотрев что выпало собрал кости, – Еще раз – урою!
Соперница аж прыснула от удовольствия:
— А ты не шепчи: «Зарюшки, зарюшки»!
— Не понял, шептать можно. Правилами разрешено, а пакиши  свои совать нельзя! Еще раз увижу – кишки выпущу. – мужчина снова зашептал в кулак – Ну, - сказал он смеющейся дочери – Ты не очень-то радуйся. Как говаривал старик Эдик Манэ: «Надменен тот, кто полагает, что закончил картину». – и бросил кубики.
Те, как по волшебству, раскинулись пятью генеральскими шестерками к верху, мужчина вытаращил глаза, не веря им.
— О-о-о… Ну, что я говорил!? Сильный Фаза !? Шестьсот!!! Я закончил! Ха-ха-ха!!!
Дочь, со страшным криком: «А-а-а-а!!!», закрыла глаза, обхватила голову руками и в отчаянии нанося удары маленькой ладошкой, кинулась на победителя.
Тот, получая по разным частям тела довольно ощутимые удары, самодовольно и ехидно улыбался, защищая голову.
— Ну-ну-ну, девочка моя. Тихо-тихо, всё будет хорошо, не расстраивайся, ты же знаешь, что победить меня невозможно!
— Невозможно?! – задыхалась раскрасневшаяся маленькая красавица – Двадцать восемь рублей должен! Давай деньги!
— Секундочку, я вроде бы, только что, кое-что выиграл, давай посмотрим! – оттолкнул он мстительно размахивающуюся пантеру – Так… И того четыре рубля. Всего осталось долга, двадцать четыре. Прошу зафиксировать в протоколе.
— Ладно-ладно, папочка, зафиксируем.
— Убирай поднос!
— Сам убирай!!!
— Хорошо. Мне не трудно. Денежки выиграли и подносик можем убрать! – ехидничал подлый отец.
Недовольная девочка легла на подушку и включила телевизор. Начинался её сериал. Отец лег рядом, подвинув дочь к стене.
— Ну-ну, девочка моя. Иди сюда, ложись – похлопал он себя по груди.
— Ооох, папочка-папочка – вздохнула девочка и пригорнулась к отцу.
Тот открыл рот, чтобы что-то сказать, как получил удар по макушке.
— Цыц!!!
Дочка смотрела сериал, а отец умильно блаженствовал рядом, щурясь на кота, лежащего на ковре и щурившегося в ответ.
Мужчина любил этого кота, правда это не мешало ему не любить всё кошачье племя. Мужчина мечтал о собаке, английском бульдоге, приобрести которого, в силу денежных обстоятельств он себе позволить не мог.
Но кот был хорош. Персидский мусульманин с интернациональным именем Кузьма. Любил хозяин его, как он сам оправдывал свою любовь к этому представителю кошачьих, за покладистость. Мужчина любил подойти к лежащему и мирно жмурящемуся на кресле Кузьме и, взяв того за ухо
медленно провернуть его на 180°. Кот тихо, жалобно и хрипло тянул: «А-а-а-а», а хозяин ласково с любовью смотрел в открытую красную пасть хищника. Иногда хитрый кот начинал канючить своё «А-а-а-а», только мужчина брался за ухо, но тот, не веря в искренность Кузьмы, прокручивал до конца и уж после шел дальше. А животное тряхнув головой, продолжало флегматично щуриться. Хороший был кот. Хитрый. Но приятно хитрый. Если он хотел жрать, а жрать хотел он всегда, то медленно заходил в комнату и тихо произнося призывное «Мяу» ложился на спину, до отказа вытягивал задние лапы, передние по-заячьи складывал на груди и смотрел большим желтым светофором на хозяина. Не то, что его не кормили, нет. Кот был просто большой, пятикилограммовый красавец с мощными лапами, грудью и большой головой. Убирая за ним экскременты мужчина всегда с гордостью умилялся, любуясь на впечатляющие отложения Кузьмы. Да. Кот был хорош, но мужчина мечтал о Бобе. Так он заочно назвал щенка английского бульдога, даже купил в подарочном отделе маленькую статуэтку этой собаки и любовно поставил её на полочку.
— Да-а-а, - протянул он мечтательно – был бы Боб, всё было бы по-другому.
В глазах дочери мелькнули живые искорки и она тут же забыла про сериал. Мужчина рассчитывал на это и довольно засиял.
— Позовёшь – идёт, хвостом виляет. Преданный! Не то, что этот хитрец, - он кивнул на Кузьму – сам по себе! Никогда не идёт, когда его позовешь,  только, когда ему надо. Подлое создание! То ли дело Боб! Да-а-а…
Девочка еще теснее прижалась к отцу. Тот продолжал рассказывать:
— Складочки на морде, морщины на лбу, глаза… Такие глаза!.. Преданные, ищущие. Места мало занимает. Лежит себе на коврике, смотрит, охраняет. Если нужно, то хозяев всегда защитит, себя не пожалеет. А какая мощь! – благостно лил елей на воображение впечатлительной дочки хитрец – Боб лучше всех!
Девочка аж взвизгнула от умиления и восторга. Через секунду она заглянула в глаза отцу.
— Пап, расскажи еще про Боба.
Довольству рассказчика не было предела! Он блажено засветился, сильно прижав девочку к груди.
— Да-а-а, Боб, конечно, собака замечательная. Сильная, смелая, справедливая…
Девочка заходится в смехе и в отчаянии и восторге заламывает руки.
— Папа, ха-ха-ха! Ну при чем здесь справедливая? Ха-ха-ха! Сильная! Смелая! Спра-вед-ли-вая!
Отец, понимая не сообразность своего «справедливая» и то, что дочке это слово понравилось заходиться в радостном смехе, и ухахатываются, тесно прижавшись друг к другу, уже обое.
— Ну ты, папа, даёшь! При чем здесь справедливая?!
Через пол часа, отец сидит и смотрит на дочь. Девочка спит на спине безмятежно вытянув свои длинные густые реснички и во сне, преданно заглядывая в глаза, на неё смотрит справедливый Боб.