Матч смерти

1. Киев в оккупации.


Советский Юго-Западный фронт с трудом сдерживал наступление противника до середины сентября 1941 года, после чего измотанная в ходе непрерывных сражений Красная Армия вынуждена была начать отступление. 19 сентября  советские войска оставили столицу Украины Киев.

Большое количество советских войск оказалось в окружении и было захвачено фашистами (по некоторым данным – 665 тысяч человек, 3700 орудий, 850 танков).  Сотни тысяч советских военнопленных были загнаны в концлагеря за колючую проволоку. Пленных ничем не кормили, и очень скоро территория концлагеря напоминала плац – вся трава была съедена. Воду пили из луж. Ночевали военнопленные под открытым небом, сбившись в кучи. Смертность от голода, холода и болезней была ужасающая.

Со временем пленным начинали выдавать «питание» - по черпаку свекольной баланды на день. От недоедания люди таяли на глазах, многие сходили с ума. Немецкие конвоиры, забавляясь, нередко устраивали всевозможные «спектакли» с участием советских военнопленных, которые заканчивались расстрелом десятков людей.

Заключённых начинали выгонять на работу: засыпать рвы, разбирать завалы, чинить дороги. Истощённые люди не выдерживали напряжённой, непосильной работы, и их пристреливали на месте. Бывало, из ста человек вечером в лагерь возвращалось десять…

Как только советские войска оставили Киев, в город начали входить фашисты. В городе воцарился немецкий «орднунг». Сразу же началось непрекращающееся мародёрство со стороны немцев.

Школы и училища были переоборудованы в казармы для солдат; нижние этажи были превращены в конюшни. Улицы не убирались и были усыпаны соломой, бумагами, конским навозом. Электричество отсутствовало, и за водой жителям города приходилось идти к Днепру.

Появились первые приказы немецкой комендатуры, в которых населению предписывалось сдать новым властям имеющиеся на руках оружие, боеприпасы, радиоприёмники, а также «излишки» продовольствия и топлива - при себе можно было оставить еды, дров и угля только на двое суток. За невыполнение приказа грозил расстрел.

Высшие немецкие чины разместились в лучших зданиях центра города – Крещатика;  здесь располагались их штаб, комендатура и прочее;  здесь же поселились офицеры.

А 24 сентября рвануло! Среди бела дня взорвалось здание, в котором разместилась комендатура.  Не  успели немцы опомниться, как  грохнул второй взрыв – там же. И следом – в здании напротив.

Взрывы  раздавались через  определенные промежутки в  самых разных частях Крещатика. Взрывы  продолжались  всю  ночь,  распространяясь  на прилегающие улицы.  Взлетел на воздух цирк, и его искореженный купол  перекинуло волной через  улицу.  Рядом с  цирком горела занятая немцами гостиница "Континенталь".
И сколько в этих взрывах и пожаре погибло немцев,  их снаряжения,  документов и т. п. – неизвестно.

Стояла сухая пора,  и  потому начался пожар,  который можно было бы сравнить,  пожалуй, лишь с пожаром Москвы в 1812 году.
На  верхних этажах и  чердаках было  предусмотрительно заготовлено (кем? по-видимому, теми, кто взрывал здания) много  ящиков с бутылками с  горючей смесью.  Время от времени эти ящики ухали с тяжелым характерным звуком,  обливая здания потоками огня.

Немцы,  которые так  торжественно сюда  вошли и  так  удобно расположились,  теперь метались по Крещатику, как в мышеловке. Они ничего не понимали и не знали, куда кидаться.

Взрывы прекратились только 28 сентября, пожар же не утихал две недели. И ещё зимой дымились развалины. Центр города полностью был разрушен.

Ни  одна  столица Европы  не  встречала ещё гитлеровские войска так, как Киев! Город не мог больше обороняться, он был оставлен и,  казалось, сдался на милость победителю.  Но он сжёг сам себя на глазах у врагов и унёс многих из них в могилу. Немцы вошли в город, как привыкли  входить  в   западноевропейские  столицы,   готовясь праздновать победу,  но  вместо этого украинская земля загорелась у них под ногами.

Немедля новая власть принялась за разрешение «еврейского вопроса». Согласно изданному приказу, все евреи были обязаны явиться  в местечко Киева под названием Бабий Яр. С собой им было предписано взять одежду, ценные вещи, документы.

29 сентября тысячи несчастных людей потянулись к указанному месту, предполагая, что их повезут куда-то на поезде. Но, вместо этого, у людей отбирали ценности, раздевали и гнали в овраг, где с утра до позднего вечера стучали пулемёты. Все, явившиеся в этот день, были расстреляны. Расстрелы продолжались и на следующий день. Всего за два дня, как предполагается, было уничтожено порядка 33 тысяч человек.

А, между тем, «мирная», обыденная жизнь оккупированного города продолжалась. Один за другим издавались приказы: о введении комендантского часа продолжительностью в 11 часов; о трудоустройстве всех лиц в возрасте от 15 до 60 лет; о сдаче властям домашних голубей; об обязательной сдаче валяной обуви. Гражданские лица, имеющие на себе валяную обувь, подлежали расстрелу.

Расстреливали заложников – как в качестве возмездия за терракты партизан и подпольщиков, так и «превентивной меры»: вначале – сто человек, затем – триста, после – 400… В декабре партизаны взорвали немецкий штаб в Киеве. Фашисты похватали кого попало – не только мужчин, но и стариков, и женщин с грудными детьми – и расстреляли (более тысячи человек).

Расстрелы производились в Бабьем Яру. Расстреливали саботажников, украинских  националистов,  нарушителей светомаскировки,  тунеядцев,  распространителей слухов,  партизан  --  всё  враги,  враги...
Пулемет в овраге строчил каждый день, с утра до вечера.
Фашисты не только расстреливали, но и вешали – партизан, подпольщиков или сочувствующих партизанам и Советской власти.

К концу года была восстановлена часть разрушенных отступающими советскими войсками заводов и электростанции. В городе вновь появились электричество, водоснабжение, пошли трамваи. Учреждениям и частично местным жителям поставлялись дрова и торф. Возобновили свою работу почта и телефонная станция, открылись магазины и школы. Советские учебные программы были признаны властями недействительными, и детей в школах заставляли разучивать немецкие песни. В 59 начальных школах  таким образом «обучалось» 13 тысяч детей в возрасте от 7 до 11 лет.

Вновь открылись церкви, оперный театр, Украинская хоровая капелла, капелла бандуристов, театр оперетты, варьете, кукольный театр, консерватория, хореографическая и две музыкальные школы. Для посещения были открыты зоопарк и ботанический сад.

Но в трамваях задняя часть предназначалась для местных жителей, передняя – для оккупантов. На афишах оперного театра было написано: "Украинцам и собакам вход воспрещен". Также на стёклах ресторанов и многих магазинов крупными надписями было выведено:  "Только для  немцев",  "Украинцам вход воспрещен". А на  здании Академии наук висел  флаг  со  свастикой: теперь здесь  были  городская  управа  и  главное  управление полиции.

Украинские националисты возлагали большие надежды на приход немцев и встречали их как освободителей. Особенно ярко такое отношение к оккупантам проявлялось в западных землях, за три года до этого вошедших в состав Советского Союза. За эти неполные три года западные украинцы вдоволь нахлебались советской власти.

Советская власть начала гонения на церкви, проводила насильственную коллективизацию крестьян и русификацию населения. Недовольных хватали и отправляли в лагеря. Только из Галичины было депортировано на Восток около 400 тыс. украинцев.

Сотрудничество националистов с немцами выразилось, в частности, в создании вооружённых формирований и издании ряда газет. В Киеве начала выходить газета «Украинское слово». Националисты полагали, что немцы окажут им содействие в создании самостийной Украины.

Но нацисты совершенно не были заинтересованы в существовании сильного, самостоятельного государства. Напротив, Украина была раздроблена на несколько частей. Часть западной территории Украины отошла к польскому генерал-губернаторству, часть – к Венгрии, часть – к Румынии. Восточные земли в районе Харькова, прилегавшие к линии фронта, остались под юрисдикцией немецкой армии. Остальная территория Украины получила название «Райхскомиссариат Украина». Нацистское руководство считало, что «Украина не существует, это всего лишь географическое понятие».

Интересы украинских  националистов оккупантами в расчёт не принимались. Чтобы поставить националистов на место, карательные отряды СС арестовали и расстреляли свыше 40 ведущих деятелей националистического движения Украины, закрыли популярную газету «Українське слово». Киевская пресса перешла под контроль лиц, послушно выполнявших указания немцев.

Гитлеровцы в принудительном порядке обязывали киевлян трудоустраиваться, но платили ничтожно мало. Так, рабочий получал зарплату в 200 рублей в месяц – при том, что буханка хлеба на рынке стоила 150,  стакан пшена  --  20  рублей, десяток картофелин - 35 рублей, фунт сала - 700 рублей.

С  приходом зимы власти начали выдавать населению продуктовые карточки: рабочие получали 800 граммов хлеба в неделю, прочие - 200 граммов в неделю.
Уничтожение местного население любыми способами – такова была цель нацистов. Гауляйтер Кох, заступив на должность,  резко ограничил приток продуктов питания в города, утверждая, что Украине вообще не нужны городские центры. Киевляне отчаянно голодали. В городе появилось можество нищих – беженцев, погорельцев, - умирающих от голода.

Началась усиленная пропагандистская кампания по набору добровольцев для отправки на работу в Германию. Людям обещали хорошую работу, жильё, высокую зарплату. В кинотеатрах в обязательный репертуар входила киноагитка «Дорога в Германию», плакатами и листовками были оклеены стены домов и заборы, широко распространялись брошюры.

Печатались фотоснимки о жизни украинцев в прекрасной  Германии:  вот  они,  солидные, в новых костюмах и шляпах,  с  тростями, идут после работы в ресторан, кабаре или кино;  вот  молодой парень покупает цветы в немецком цветочном магазине,  чтобы  подарить любимой; а вот жена хозяина штопает ему рубашку, ласковая и заботливая...

Поскольку в городе существовала высокая безработица и люди умирали с голода, поначалу находились добровольцы, поддавшиеся на фашисткую пропаганду.
Начиная с января 1942 года, на Запад пошли эшелоны с юношами и девушками, мужчинами и женщинами.

Но действительность выглядела совершенно иначе: добровольцев на Западе ждал рабский труд. В Германии на рынке рабов советские люди стоили чрезвычайно дёшево – от 5 до 20 марок. Хозяева относились к людям хуже, чем к скоту - кормили из рук вон плохо, работать заставляли от зари и до зари, могли их избить и даже убить.

Желающих ехать в Германию больше не было, и людей стали отправлять на Запад насильно. Отправке в Германию подлежали лица, достигшие 14 лет. Повестки  с приказом явиться на сборный пункт разносились   ворохами. Тех, кто не являлся, арестовывали. Шли облавы на базарах, площадях, в кино, в банях и  просто по квартирам.  Людей вылавливали,  на них охотились, как некогда на негров в Африке.

За пять месяцев 1942 года из Киева на принудительные работы было вывезено почти всё трудоспособное население, поэтому в июне городской голова издал постановление «Об обязательной работе детей 11-14 лет в пределах города Киева».

Не лучшим было положение украинских крестьян. Большую часть скота и продовольствия фашисты изымали, на каждый двор устанавливался неслыханно огромный налог. Чтобы выплатить его, приходилось работать, не жалея сил, и всё произведённное крестьянами отбиралось властями.

Таким образом, Украина превратилась для «Великого Рейха» в неиссякаемый бесплатный источник многих видов ценного сырья, продовольствия и рабов. А, между тем, выпускаемые с разрешения оккупантов местные газеты, не уставая, твердили о величайшем гуманизме нацистов, о превосходстве «арийской расы».

За годы оккупации немцы вывезли из Киева в Германию 120 тысяч человек. В целом по Украине в годы войны  в Германию было угнано 2,3 млн человек, погибло 5,3 млн человек, т. е. каждый шестой её житель. Полностью или частично было разрушено свыше 700 городов и 28 тыс. сёл, без крова остались 10 млн человек.

В конце оккупации в Киеве осталось 186 тыс. жителей – в 5 раз меньше, чем до войны. Кинорежисер Александр Довженко сразу же после освобождения Киева писал:
«Населения в Киеве практически нет. Есть небольшие кучки убогих, нуждающихся и нищих людей. Нет детей, нет девушек, нет юношей. Только бабы и калеки».


2.Киевское «Динамо».


Перед войной в Советском Союзе футбольные матчи собирали огромные толпы болельщиков, а игроков любимых команд знали в лицо, несмотря даже на то, что телевидения тогда ещё не существовало. Но зато были футбольные легенды.

Одной из футбольных легенд того времени был и киевский клуб «Динамо», одна из лучших футбольных команд Европы. «Динамо» являлся главным соперником другой тогдашней звезды футбола - команды московского ЦДКА (ныне ЦСКА).

Решающий матч за выход в финал общесоюзного турнира между двумя этими  командами должен был состояться в Киеве на новом, только что построенном стадионе, в воскресенье, 22 июня 1941 года. По понятным причинам матч был отменён, и открытие стадиона откладывалось до лучших времён.

К весне 1942 года в Киеве составилась группа прежних игроков легендарного «Динамо». Кто-то из них оставался в городе на строительстве оборонительных сооружений, кто-то успел уйти на фронт, а там - окружение, плен, побег... Так или иначе, встретились Николай Клименко, Игорь Кузьменко, Николай Коротких, Михаил Гончаренко, Виктор Сухарев, Николай Трусевич, Владимир Балакин, Михаил Мельник, Михаил Путистин, Михаил Свиридовский...

С марта 1942 года несколько бывших «динамовцев» начали трудиться на хлебозаводе - возили и разгружали уголь, дрова, муку. Трусевичу, который окончил в Одессе пищевой техникум, предложили перейти на работу полегче, в пекарню, но он отказался.

После работы футболисты, как и в мирное время, собирались «попинать мяч» на разрушенном стадионе. Составилась футбольная команда, в которую вошла часть бывших «динамовцев». Команду свою они назвали нейтрально -  "Старт".

Когда об этом стало известно председателю киевской управы Леонтию Форостовскому, он пригласил футболистов в управу и предложил: «Зачем вам играть где-то на пустыре? Немцы вывезли военнопленных со стадиона "Зенит", и он пустует. Идите и тренируйтесь там». Идею Форостовского в гебитскомиссариате поддержали оккупационные власти, считавшие: чтобы народ не бунтовал, нужно дать ему зрелищ и хлеба.

А потом "Старт" получил неожиданное предложение, от которого не смог отказаться: сыграть с немцами. Дело в том, что спорт в фашистской Германии также любили - во всяком случае, не меньше, чем в СССР. И проводили даже свои «спортивные парады». Смысл, правда, был другим: спортивные успехи должны были демонстрировать превосходство арийской расы над разного рода «унтерменшами». Фашистам победа представлялась лёгкой: полуголодные футболисты не могли составить должной конкуренции сытым оккупантам.

За несколько дней до первой игры Миша Свиридовский, которого по негласному уговору почитали за старшего, принес форму - белые трусы, красные майки и красные гетры. В этом тоже был вызов.
12 июля в городе появились афиши: «...Гимнастика, бокс, лёгкая атлетика и самый интересный номер программы - футбольный матч (в 17 час. 30 мин.)».

Как потом утверждали очевидцы, в разрушенном, оккупированном городе на стадион собралось огромное количество людей. Одну из трибун заняли гитлеровские офицеры - они не сомневались, что выиграет команда немецких военных железнодорожников. В конце концов те, из "Старта", прекрасно понимают, кто в городе хозяин и кто, соответственно, должен выигрывать...

Но события на поле сразу приобретают совсем не то течение. Команда военных железнодорожников рейха была разбита со счётом 9:1.
На следующий раз немцы, стремясь избежать нового поражения, выставили против "Старта" команду, которая называлась PZS и включала лучших спортсменов танковой дивизии оккупантов. Матч произошел 17 июля 1942 года. Но и эта команда была разгромлена со счетом 6:0.

Гитлеровцы не скрывали своего раздражения, но назначенные на воскресенье, 19 июля, игры с венгерским клубом не отменили, да и не могли уже отменить: они оказались в ловушке собственного пиара. Оставалось надеяться, что "Старт" проявит "благоразумие" и проиграет. Но и на сей раз киевляне играючи раскатали противников - 5:1. В матче-реванше тоже выиграли - 3:2.

Киев, до войны души не чаявший в своих динамовцах, бурлил. Игроков вновь начали узнавать на улицах. Им улыбались, опасливо, на ходу бросая: "Спасибо, ой, дорогие, спасибо!"
Народу на матчи приходило всё больше. По городу разнеслось: "Футболисты остались по спецзаданию. Выполняют приказы подполья".
Болельщики осмелели. На трибунах слышался на все лады повторяемый вопрос: "Так кто выигрывает?" И в ответ звучало хоть негромкое, но радостное: "Наши, красные выигрывают. Красные!"

Ситуация выходила из-под контроля, и гитлеровцы это отчетливо понимали. Просто взять и прекратить матчи, когда "Старт" оставался непобежденным, они не могли - это было бы равносильно бегству с поля боя. Тем более, что и на большой войне дела шли не лучшим образом: немецкая армия уже не была и не выглядела непобедимой. И здесь, в Киеве, на стадионе, "динамовцы" каждый раз доказывали: "белокурые бестии" тоже могут проигрывать. И, главное, что даже в оккупированном городе можно вести себя по-другому - с иной мерой чести и достоинства. Это было самым главным, и именно это больше всего пугало фашистов.



3. Матч смерти.



Роковым для команды "Старт" стал пятый по счету матч. Против "Старта" выставили команду "Флякельф". По одной версии, представляла она зенитчиков, по другой - ВВС, "люфтваффе". Но сами динамовцы не сомневались: против них играют лучшие футболисты Германии.
Устроители спортивного шоу не сомневались, что на этот раз у «Старта» удастся выиграть. Перед решающей игрой в раздевалку уверенно вошёл офицер в гестаповской форме. Чётко, по-военному категорично, на внятном русском он отдал приказ:

 «Перед началом приветствовать военных летчиков рейха нацистским "Хайль Гитлер!" И ещё: матч не выигрывать.»

 В ответ - тишина. Головы опущены, не поймать и взгляда. Только пальцы привычно-сноровисто шнуруют разбитые бутсы. Гестаповец кивнул: "Молчание - знак согласия".
Они действительно не перемолвились до игры ни словом.

Понимали ли футболисты "Старта", что ждёт их в случае победы? В оккупированном Киеве вряд ли кто-то испытывал сомнения по поводу "гуманности" и "порядочности" гитлеровцев. Здесь не сомневались: если публично "раскатают" гитлеровцев – это, в лучшем случае, расстрел. Тем более, что и друзья предупреждали: "Милые, вас же расстреляют. Та трибуна уже говорит: повесить наглецов на штанге, на перекладине!"

Но решение "Старта" было единогласным: играть по-настоящему. А там - будь что будет. Нельзя прилюдно "прогнуться" перед оккупантами. Даже при сильно предвзятых судьях - судили только немцы, и всегда в пользу своих.

Но футболисты "Старта" уже приняли решение: стоять до конца. И едва выйдя на поле и выстроившись в центральном круге, вместо ожидаемого "Хайль Гитлер!" по отмашке Миши Свиридовского прокричали: "Физкульт-привет!"

Всё, что только есть в футболе грязного, было обрушено на динамовцев, вспоминали потом очевидцы той игры. Нещадно выбивали из игры Трусевича, набегая на него целой толпой. Удалось свалить вратаря. Трусевич потерял сознание. Потом очнулся, обхватил руками голову и вдруг огорошил ребят своим обычным шутливым: "Не делайте из этого ушиба смертельного сотрясения. Буду играть".

Но играть ему было поначалу трудно. К середине первого тайма пропустили три гола. Правда, затем немножко выровняли игру, запутали защитников и два мяча отыграли. Но чёрно-зелёная трибуна выла победным воем, а своя совсем замолкла.

В раздевалке перебросились несколькими фразами. Нельзя проиграть на глазах тысяч зрителей. Нельзя подвести своих. Потому что наша линия фронта - здесь, на футбольном поле. Впрочем, напыщенных фраз в раздевалке не звучало. Сказали просто: "Надо выиграть. Играем по-настоящему".

В какой-то момент немецкий защитник, как косой, скосил нападающего киевлян. Его вынесли за бровку, и судья едва ли не в первый раз за игру показал: "Штрафной". Кузьменко неторопливо установил мяч, прицелился и отработанным, коронным ударом пробил в пустую точку. Ничья - 3:3. "Летчики" дрогнули. Стало понятно: "Старт" поймал игру. У "Флакельфа" оставался один выход: тянуть время.

А трибуны взорвались. Киевлян подбадривали, уже не таясь. Гитлеровцы начали покидать трибуны. А на поле Кузьменко отдал пас Гончаренко, и тот без промаха ударил головой. А тут, показав опешившим фрицам филигранный дриблинг, Гончаренко забил и пятый мяч - 5:3
(дриблинг – умение «вести» мяч, «обводя» соперника, и вести мяч к его воротам).

Это была победа. Пусть не на поле боя, пусть не с оружием в руках, пусть в стороне от той, большой войны, но победа. И не просто победа, а победа достоинства над страхом - самая опасная победа над оккупантами.

Уже потом историки и психологи придут к выводу: главным оружием гитлеровцев на оккупированной территории были не только и не столько машины-"душегубки", не только автоматы "зондеркоманд". Главным оружием оккупантов был страх. Самый обычный человеческий страх - за себя, за своих близких, за стариков-родителей, за детей...А футболисты перед многотысячными трибунами демонстрировали: они не боятся. Они не склонят головы перед оккупантами, не сыграют в поддавки. Не отступят. А этого оккупанты не могли простить даже теоретически.

… Их арестовали утром. Привели к директору того самого хлебозавода, где работали футболисты. Там уже ждали четыре гестаповских офицера и автоматчики. В руках у старшего был список игроков. Недосчитались Тютчева и Гончаренко.

В подвалах гестапо в Киеве футболисты провели 23 дня, вместивших в себя и допросы, и обвинения, и издевательства, и угрозы.

Затем – Бабий Яр, где футболистов разделили. Ведущих игроков - Трусевича, Клименко, Коротких и Кузьменко - как самых опасных бунтовщиков, сразу же отвели на расстрел. Остальные должны были медленно умирать от непосильных работ, голода и избиений.

Но они выжили. После долгих скитаний по концлагерям Балакин, Гончаренко, Мельник, Путистин, Свиридовский и Сухарев были освобождены воинами Советской Армии. И вернулись в родной Киев, в свое родное общество "Динамо".

А в Киеве уже в 1944 году, в городе, который толком еще даже не начали восстанавливать, пройдет футбольный матч между "Динамо" и ЦСКА, и на разрушенных стенах будут висеть объявления, возвещающие о том, что билеты, проданные на матч 22 июня 1941 года, действительны. И многие придут с теми билетами, которые хранили всю войну...

И, пожалуй, уже в первые дни после освобождения Киева стало известно о знаменитом "Матче смерти". Первой о расстреле игроков "Динамо" сообщили "Известия" еще 16 ноября 1943 года. Военный корреспондент газеты из только что освобожденного Киева написал: "Это были игроки футбольной команды киевского "Динамо", которые долгое время скрывались от немцев. Надо было жить, спасаться от голода. Они устроились работать на киевский хлебозавод. Их обнаружили немцы, загнали в подвалы гестапо. Всех юношей расстреляли". Через 15 лет в "Вечернем Киеве" от 21 ноября 1958 года появилась статья Петра Северова "Последний поединок".

Но по-настоящему о "Матче смерти" заговорили только в 1958 году. Уже после смерти «отца народов», для которого любой человек, оказавшийся на оккупированной территории, а тем более побывавший в плену, априори был предателем и дезертиром.

Сегодня "Матч смерти" - это уже большая история войны. В Киеве установлен памятник футболистам, погибшим, но не проигравшим свой "матч смерти" - единственный подобный случай в истории мирового футбола.

И только в семидесятые годы прокуратура немецкого Гамбурга официально закончила расследование истории с "матчем смерти". Вердикт оказался расплывчатым и смутным. Доказать причинно-следственную связь между арестами и расстрелами "динамовцев" и их победой над "Флакельфом" не удалось. В тогдашнем Киеве всё объяснялось борьбой с партизанами, и где заканчивалась эта борьба, а начинался геноцид - ответ на этот вопрос был дан ещё в Нюрнберге. Уже потом появится еще множество мемуаров, авторы которых будут рассказывать свои версии короткой истории команды "Старт". Но одно останется неизменным: эта команда не проиграла.


*                *                *


Насколько отличаются игроки тогдашнего киевского «Динамо» от сегодняшних спортсменов! Нынче наши представители спорта продаются и перепродаются за границу – за «бабки», доллары, евро, тугрики…
Уже не секрет, что существуют «договорные» матчи, нередко спортсмены применяют анаболики…

Я понимаю: глупо терять такую прекрасную возможность – заработать нормальные деньги. Да и войти в состав одного их известных зарубежных спортивных клубов не только престижно, но и полезно для улучшения своих личных показателей.

Я уверен – за прошедшие 70 лет люди не стали хуже; напротив, они стали лучше – более образованны, более культурны, более воспитанны. И даже – более терпимы по отношению к другим людям. И, я убеждён, при необходимости многие из наших спортсменов без сомнений отдадут свои жизни, защищая с оружием в руках свою страну, своих близких, своих соотечественников.

Виновата система, при которой деньги – это главное, а спортивная честь, ответственность и гордость за свою Родину – пустое сотрясение воздуха…