Старик и мальчик

Старик сидел на камне у берега и не отрываясь смотрел, как в потемневшем небе всё ярче и чётче вырисовывалась полная луна. Незаметно и неотвратимо, как минутная стрелка, надвинулась ночь. Заблестела, отполированная дождями и ветром, булыжная дорога. Чёрные тени кипарисов пересекли её. Море замерло. Душистый, тяжёлый воздух с берега опустился к воде. Тепло и тихо. Только чуть-чуть колышется серебристая лунная дорожка.
        Рядом со стариком, на песке у его ног, сидит маленький мальчик. Он так же, как и старик, молча, не отрывая взгляда, смотрит на море и на луну.
        - Какая сказочная ночь! – шепчет старик.
        - Дед, расскажи сказку про ночь и про луну, - просит мальчик.
        Старик долго молчит – он вспоминает. Мальчик видит, как у него шевелятся брови и губы – как будто он что-то говорит, но не слышно слов. Мальчик его не торопит, он знает: дед долго вспоминает, но интересно рассказывает. Никто не рассказывал ему сказок интереснее, чем дед.
         - Воевали мы однажды в Болгарии, - начал рассказывать старик. Я тогда уже опытным  лётчиком был. А приходило к нам пополнение – совсем птенцы. Всего по пятнадцать – двадцать часов налетали. Стояли мы под Варной. Больше половины состава у нас в ту пору – новички были. Молодые ребята!.. А тут приказ: перебазироваться немедленно на новый аэродром. Значит опять бои… Дело к ночи идёт, а нам вылетать нужно. Собрал командир эскадрильи «стариков» и говорит:…
         - А ты уже тогда стариком был? – спросил мальчик.
         - Нет, тогда я был молодым. Так у нас называли тех, кто уже в боях участвовал и имел на своём счету сбитые вражеские самолёты… Так вот, собрал нас командир и говорит: «Ну, братцы, выручайте! Берите птенцов на «буксир» - каждому по два достанется – и тащите их берегом на Бургас, на новый аэродром. Придётся с огнями лететь, а они пусть за эти огни, как за верёвку держатся – иначе пропадут». Ночью-то никто из них не летал. А надо сказать, что и у нас «стариков» опыта ночных полётов было – кот наплакал. «Ничего, - говорит командир, - берега держитесь – не заблудитесь…» Стали вылетать тройками с интервалом в две минуты. Я со своими орлами вторым вылетел. Только вылетели, а тут, как назло, то-ли туман, то-ли облака такие низкие и плотные – ни зги не видно. А всего лишь пять минут назад такая ночь была, что хоть загорай под луной. Кручу головой, как сова – огни на моих крыльях чуть видны; беспокоюсь за ребят – как бы не оторвались; запрашиваю по радио. «Вас видим, - говорят, - идём за вами». Набрал я высоту, лечу по компасу. По времени должны мы подлетать к Бургасу, а земли не видно. Как найдём аэродром? Как сядем? – ума не приложу. На душе неспокойно. Спрашиваю ребят: «Как самочувствие?» «Порядок, - говорят, - товарищ  капитан»… Эх, думаю, ребятки! Ничего не понимают. Положение-то катастрофическое. Пропадём! Ну, думаю, была – не была, будем снижаться – авось повезёт. Посмотрел на приборы: высотомер показывает двести метров. А темень, как в преисподней!  Растянуться тоже нельзя – потеряемся. Так что, если я врежусь во что-нибудь, то ребята и ойкнуть не успеют – следом разобьются. Топлива только-только до рассвета хватит. Ну, да  делать нечего: решаю повернуть от берега и барражировать вдоль него, пока не рассветёт. Ребята молодцы – летят за мной, как привязанные. Я с ними не разговариваю, но чувствую, что и они беспокоятся, нервничают. Сказать им что-нибудь весёлое – не до веселья сейчас, сказать им правду – они и сами её знают. Вот и летим, молчим. Вдруг слышу в наушниках голос: «Товарищ капитан, вы с креном летите. На левое крыло крен». Не может быть! Посмотрел – самолётик на приборе горизонтально висит, пощёлкал я пальцем по стеклу – всё вроде бы нормально. И тут я вспомнил: уже давно повредило прибор осколком снаряда, а поставить новый не удосужились. Летали ведь мы больше днём, а если ночью приходилось летать, то с земли нам так «салютовали» зенитки, что и без приборов было всё видно. А надо сказать, что ночью с неисправными приборами можно лететь с креном и не заметить этого. Прижал я пальцами ларингофоны к горлу и кричу: «Корректируйте меня, ребята! Снижаемся! Может у земли видимость будет!» Пятьдесят… Тридцать пять… Пятнадцать метров до земли, а по-прежнему ничего не видно. И вдруг… как будто прожектор включили! Такой яркий, неожиданный свет, что я даже зажмурился. Открываю глаза и вижу – чудо! Луна, ну точь в точь, как сейчас – круглая, огромная и такая яркая, что смотришь на неё и глаза слезятся. А внизу море всё в чешуе блёстков и лунная дорожка по нему прямо под самолётом бежит. Ну, словно в сказке! А мы летим над самой водой и крен у меня на левое крыло такой, что вот-вот об воду чиркну. Выровнял я машину, сориентировался по карте и повернул к берегу. Сели мы хорошо; нас встречают и оказывается, что мы одни прилетели. Тройка, что первой вылетела, встретилась с грозой и повернула обратно. Остальным вылет задержали. Нас уже считали погибшими. А мы – вот они! – закончил старик восклицанием, обнял мальчика за плечи и поцеловал его в голову.
        - Вот так нас спасла луна.
        Старик и мальчик встали и медленно пошли вдоль берега. Оба смотрели на бегущую по воде лунную дорожку. Старик опирался правой рукой на плечo мальчика, левый пустой рукав его рубашки свободно болтался в такт размеренным шагам старика.