Стендаль. Трактат О любви

Французская революция повлекла за собой и культурные последствия. Некоторые из них даже сегодня мы бы назвали циничными. Для того времени они были очень непристойны; раньше такие штучки умело скрывали за ширмами придворного притворства, и происходили они только при дворе. Теперь же свобода нравов стала птицей всем доступной. Вот что об этом пишет Стендаль ("О любви", глава о Франции):

"Женщина бывает могущественна лишь в меру того несчастья, которым она может покарать своего любовника; но когда мужчина одержим только тщеславием [такими Стендаль рисует французов], любая женщина может быть ему полезной, и ни одна не является необходимой; лестный успех состоит в том, чтобы завоевать, а не в том, чтобы сохранить. Не зная ничего, кроме физических желаний, можно ходить к публичным женщинам; вот почему во Франции такие женщины очаровательны, а в Испании очень плохи.

Молодой человек в Париже приобретает в лице любовницы некое подобие рабыни, главное назначение которой служить утехой тщеславия. Если она противится велениям этой господствующей страсти, любовник ее бросает, вполне довольный собой, и рассказывает друзьям, с какой изысканностью манер и каким пикантным способом он от нее отделался.

[Дальше Стендаль приводит цитату, что во Франции великие страсти так же редки, как и великие люди, и приводит длинный список ярких корсиканцев - на Корсике жило всего 160 тыс. человек, в два раза меньше чем в любом из тогдашних департаментов Франции - среди них называя Наполеона и Люсьена Буонапарте.]

Чтобы отыскать любовь в Париже, надо спуститься в те слои населения, у которых благодаря отсутствию воспитания и тщеславия, а также благодаря борьбе с истинной нуждой сохранилось больше энергии.

Показать, что тобою владеет великое и неудовлетворенное желание, то есть показать, что ты стоишь ниже других, - вещь невозможная во Франции или возможная только для людей, стоящих ниже самого низкого уровня; это значит сделать себя мишенью всевозможных злых шуток... Грубая, безмерная боязнь показать себя ниже других - вот главная основа всех бед провинциалов. [Славная же Париж провинция! В другом месте дружище Стендаль пишет, что Париж есть и будет культурной столицей мира. Дальше идет восхваление средневековья и выражение уверенности в том, что именно тогда существовала "непритворная оригинальность", так необходимая любовникам и столь не присущая сегодняшней Франции. Вывод:]

Любовь - восхитительный цветок, но надо иметь мужество, чтобы сорвать его на краю пропасти. Истинное совершенство цивилизации должно было бы состоять в сочетании утонченных наслаждений 19-го века с более частыми встречами с опасностью."

Конец цитаты. Дальше - "восхищение нравами эпохи Людовика 14-го", когда светские львы уже через три дня оказывались в действующей армии и сражались под Сенеф, Рамильи или Мальплаке. Стендаль предсказал успех исторического романа, подобного вышедшим из-под пера Дюма. А потом, сравнивая Расина с Шекспиром и отдавая предпочтение последнему (с чем я полностью согласен) как продукту более демократического уклада жизни, он пишет о том, что абсолютизм-то и возвел все еще несверженное тщеславие на занятый им престол.

Стендаль уверен, что французы - люди чести, и нередко люди истинной чести, то есть поступают так, как искренне считают правильным. И Стендаль находит, что в этом-то и корень их неспособности любить. Честь истинная открывает дорогу чести фальшивой, глупой, "искусству входить в гостиную, ссориться со своей любовницей", и т. д. Следующие строки также мне близки:

"Человек страстный думает только о себе, тогда как человек, домогающийся уважения, думает только о других. <...> Мысли соседа были составной и необходимой частью вашего благополучия [сословные корпорации, гильдии и цеха, при феодализме были единственной защитой от монаршего произвола]. При дворе это сказывалось еще сильнее, чем в Париже. <...> Я как будто вижу человека, который выбрасывается в окно и все-таки старается, чтобы у него была изящная поза, когда он очутится на мостовой. Страстный человек похож на самого себя, а не на кого-либо другого, и это источник всяких насмешек во Франции; вдобавок он оскорбляет окружающих, что окрыляет насмешку".

Итак, можно сделать вывод: абсолютизм старался искоренить любовь к женщине, ибо сам требовал к себе чувственного, иррационального отношения со стороны всех подданных. Монарх воспринимает как вражду любую открытую нелюбовь и равнодушие к себе. Сие обстоятельство в конечном итоге самоубийственно для любой монархии. Сам Стендаль прекрасно это показал в "Пармской обители". Абсолютизм приучал к тщеславию и вымышленным, ритуальным принципам, чуждым свободной любви. Самый опасный и нелепый - привычка пресмыкаться перед монархом. Средневековая раздробленность, когда монархов было много больше, вряд ли чем-то лучше. Другое дело - средневековая торговая республика или буржуазное княжество. Откуда были Ромео и Джульетта? Из Вероны... А гусляр Садко был из Новгорода. У Шекспира с Лермонтовым было хорошее историческое чутье, даже если они не знали наизусть даты вступления на престол монарха, при котором живут. У Стендаля с его трактатом все наоборот. Он уверен, что, например, Венеция - столица любви и навеки ею останется. Да, северная Италия - прекрасная страна, но... Его же слова: "В Италии суждения людей - покорнейшие слуги страстей". Как же он не видел, что сильнейшие из страстей - низменные?! Стендаль сам пишет о том, что женщины во Франции самые любвеобильные на свете, и что количество женских самоубийств на почве любви - самое большое именно в прогнившей Франции. Данное обстоятельство "приводит его в замешательство". Он сам пишет замечательные строки о революции:

"Революционное состояние страны, сообщающее всем сильные страсти, делает нравы естественными, разрушает всяческие нелепости, условные добродетели, глупые приличия, делает молодежь серьезною и заставляет ее презирать любовь-тщеславие и пренебрегать галантностью. Это состояние может длиться долго и определить душевный склад целого поколения. Во Франции оно началось в 1788 году и кончиться Бог весть когда". И он еще жалуется! Он сам напишет: "Как француз я должен сказать, что не маленькое количество колоссальных состояний образует богатство страны, а множество средних состояний... Франция, эта великая нация, первая в мире (мне не требуется иного доказательства, кроме зависти других), в 1822 г. не имеет ни Мура, ни Вальтера Скотта, ни Кребба, ни Байрона, ни Монти, ни Пеллико; но у нас гораздо больше людей просвещенных, приятных и стоящих на уровне образованности нынешнего века, чем в Англии и Италии". А еще во Франции был Стендаль и такие мелочи, как Гюго и Малармэ (в тот самый 1822 год). Нарождался Бальзак и Дюма. А что Италия 19 века? "Освобожденный Иерусалим"? Как сказал Стендаль, "к югу от Альп общество - это деспот, которому не хватает тюрем". Итальянцы этих своих Монти и Пеллико сами не читали - они стали явлением за пределами Италии, и в первую очередь во Франции.

Стендаль проанализировал понятие чести и низвел его с пьедестала, однако понятие национализма он считал бы самым ценным итогом революции и войн Наполеона, в которых видел военную героику и смутный идеализм. Но национализм можно так же, как и честь, поделить на искренний, истинный, и глупый, надутый, и последовательно раскритиковать оба варианта, показав их взаимосвязанность.

Но что же Революция и Стендаль?.. Революцию он все-таки оправдал всей своей жизнью и данным произведением в частности.