Запретная любовь

          
Кошкой ластится апрельский солнечный луч, лижет выбеленную зимними морозами кожу, настырно забираясь в распахнутый ворот плаща... Тепло, такое желанное, хорошо знакомое, нетерпеливо им ожидаемое после затяжных весенних дождей, смывающих с асфальта последние плотные глыбки слоисто-черного застарелого снега, приятно разливается по телу. Он радуется расцветающему солнцу, как в далёком детстве, когда до летних каникул оставалось всего несколько недель, да и они не тяготили, суля взамен удручающе-темных, промозглых и скучных семейных вечеров  дворовые мальчишеские радости - азартные, веселые, долгие, до маминого требовательного "домой"!
Весеннее утро уверенно, по-хозяйски заключает в объятия улицы, щедро напитывая воздух запахом клейких тополиных почек и молодой травы. Погружённый в нежно-зелёное марево город лениво просыпается после зимней спячки...       
В маленьком скверике, который жители города окрестили "Счастливым", и куда летом сквозь густую листву старых платанов почти не проникает солнце, сейчас светло и, несмотря на ранний час, довольно людно.  Звонкоголосая, резвится детвора, о чем-то очень важном беседуют старики, примостившись на облупившихся за зиму скамейках.  Вся эта мизансцена будто создана по законам сценарного искусства и главное действующее лицо здесь -  миловидная  женщина, разглядывающая книгу у небольшого уличного лотка.
Она миниатюрна, даже хрупка, движения тонких пальцев, перелистывающих страницы,  медлительно-волнующи... Чёрные блестящие волосы каскадом падают ей на плечи. Она их легко поправляет, откидывая назад, заставляя мягкой волной струиться по спине.
     Он подошёл совсем близко и, протянув руку за той же книгой, к которой устремилась её рука, как бы cлучайно к ней прикоснулся...
Она вздрогнула, растерянно взглянула слегка раскосыми тёмно-cерыми глазами и, пытаясь скрыть смущение, произнесла:
      - Пожалуйста, возьмите, я посмотрю позже...  - голос был низкий, грудной, бархатный.
У него вдруг сладко засосало под ложечкой.
      - Нет-нет, она Ваша...-  он улыбнулся, почувствовав, как желание понравиться женщине возрастает с каждой минутой.
Она поблагодарила и протянула продавцу деньги.
От неё умопомрачительно пахло "Magie Noire"...
Он мог бы распознать этот запах среди тысячи других, потому что в течение последних нескольких лет дарил "Magie Noire" жене в годовщину свадьбы. 
Но исходящий от незнакомки аромат обладал особенными, необыкновенными оттенками! Что это? Безупречное сочетание запахов парфюма и кожи?  Трепещущие ноты ольфакторной мелодии?
Неожиданно у него возникло неодолимое желание прижать к себе случайно встретившуюся женщину...
Она подняла глаза и  проронила поспешно:
     - До свидания...
     - До свидания... 
Слова, которые ещё минуту назад готовы были сорваться с языка, вдруг исчезли.
Он не окликнул, не побежал за ней вслед, а лишь удивился внезапно возникшему желанию...
Неужели всему виной "Magie Noire" - чёрная магия?
Она сказала: "До свидания", значит возможна новая встреча?
На ум неожиданно пришла песенка из кинофильма "Весна идёт"...
"И даже пень в апрельский день..." - усмехнулся он, - точно, Весна ...

* * *

Холодно...  В квартире всегда холодно в это время года. За окнами - октябрь. Ночные температуры стремятся к нулю, а комунальщики не торопятся сделать жизнь комфортной. Утром не хочется выползать из тёплой постели, где так уютно лежать, свернувшись калачиком. Но только не сегодня...
Осторожно выбравшись из-под одеяла, она накинула махровый халат и проскользнула в душ. Там, подставляя тело горячим струям - нежилась, наслаждалась. Радость переполняла сердце: спустя минуту она снова увидит его, пусть и ненадолго.
Она провела рукой по влажной поверхности запотевшего зеркала. В образовавшейся широкой полосе отразилось осунувшееся после бессонной ночи знакомое-незнакомое лицо, ее лицо, или лицо другой женщины, счастливой, влюбленной, немного растерянной?
Она коснулась кисточкой впалых щёк, лишь чуть, чтобы только освежить,
высушила волосы, и, легко ступая на кончики пальцев, вошла в спальню, где раскинув руки, посапывая и по-детски приоткрыв рот, безмятежно спал он.   
Укутавшись пледом, устроилась на ковре у изголовья кровати и, едва дыша, стараясь не спугнуть своё короткое счастье, начала изучать его лицо, такое родное и любимое.
Мёрзла... Руки, ноги и нос стали совсем ледяными, мелкая дрожь пробегала по телу, но она продолжала сидеть, не шевелясь.
Сейчас он принадлежал только ей. Не было между ними его семьи, угрызений совести. Он спал сном праведника, спокойно и глубоко.
Она смотрела - запоминала: тёмные, ёжиком, волосы с пробивающейся на висках сединой, чистый лоб, брови-дуги, сомкнутые глаза с длинными ресницами, трогательные ямочки, к которым так нестерпимо хочется прижаться губами... Прильнуть и не отрываться.
"Люби-и-и-мый мой ... - волна нежности окутала её, - Ворую... Ворую тебя у жены, детей, маленькой внучки... Люблю безмерно... Только скажи, и я верной собакой поползу за тобой на край света... Хочешь меня? Вот она - вся Я, только не оставляй...
Люби-и-и-имый... "
Желание прикоснуться стало таким пронзительным, что она прильнула губами к его запястью, готовая, если понадобится, умереть в тот же миг.
Он приоткрыл глаза и провёл рукой по её растрепавшимся волосам:
      - Ну, иди же сюда ...

* * *

Какое-то время он ещё вспоминал о незнакомке, но постепенно волнующий образ стал бледнеть в памяти, пока не стёрся из неё окончательно...
Их вторая встреча произошла в "Золотом Вавилоне".
Казалось, весь город устремился сюда в поисках подарков к Новому году.
Он выхватил её взглядом из оживлённой, радостной в ожидании предстоящего праздника, толпы.
Теперь она была другой, более яркой, шикарной.
Модного фасона чёрное кашемировое пальто с пушистым воротником плотно облегало безупречную фигуру, сапоги на высоком каблуке подчёркивали стройность ног, а собранные в тугой пучок тёмные волосы и яркие губы довершали образ, делая его ещё более притягательным.
В какой-то момент ему даже показалось, что он обознался, но долгий взгляд раскосых тёмно-серых глаз и пленительная улыбка рассеяли сомнения - ОНА...
    - Добрый вечер! - он сделал шаг навстречу, по-мальчишески волнуясь.
    - Добрый вечер! С наступающим вас!
    - И Вас тоже... -  мысль,  что в присутствии этой женщины он теряет самообладание, лишала его привычной уверенности.
    - Вот, забежала купить маме подарок к празднику... -  она продолжала улыбаться.
    -  Маме? -  переспросил он.
Его сердце  радостно забилось при мысли,  что женщина свободна.
    -  Раз уж судьба второй раз сталкивает нас, то следует хотя бы представиться друг другу:  Михаил...
     -  Татьяна... -  протянула она изящную ладонь.
 
* * *

Теперь ей была известна правда...
Она могла бы ещё долго пребывать в неведении, и, может, всё как-то само собой разрешилось, вернулось в привычное русло, если б не встретила их, улыбающихся и счастливых, на улице... Они целовались, никого не замечая вокруг, а она всё брела и брела следом...
Значит, у её мужа есть любовница... Любовница.  Слово-то какое... То есть он её любит... А одиннадцать лет их брака не всчёт?
Она отказывалась верить глазам.
Разве не были они близки? Разве не он простаивал вечерами напролёт у её подъезда? Не он клялся в вечной любви?
И что теперь?
Объяснение было тяжёлым... Муж собрал чемодан, хлопнув на прощание дверью.
Ожидание, что он одумается, будет вымаливать прощение, придавало силы, и она мужественно переносила разлуку.
Но дни сменялись неделями, недели  -  месяцами, а он не возвращался...
Тогда в её душе, как злобная крыса, поселилась ненависть.
Она отчаянно ненавидела бывшего мужа и его пассию,  и даже желала им смерти.
Да, было и такое... Сколько боли... Сколько боли...
Иногда возникали мысли о суициде. Транквилизаторы не успокаивали, а только погружали в состояние полного безразличия ко всему происходящему.
Она могла часами сидеть на диване, уставившись в одну точку, не выходить по нескольку дней из дома, не отвечать на звонки.
Постепенно боль отпустила.  На смену ей пришло смирение...
Было ли его увлечение другой женщиной закономерным, ведь в их отношениях никогда не было равенства:  он любил, она позволяла себя любить?
Она не знала ответа на этот вопрос, да и не хотела больше знать...

* * *

Страсть к женщине, так неожиданно ворвавшейся в его спокойную, отлаженную жизнь, превратилась в наваждение.
Желание видеть её, ласкать, заниматься с ней любовью, без остатка растворяясь в своих ощущениях - стало для него смыслом каждого прожитого дня, каждой минуты...
С ней всё было особенным - даже воздух, которым он дышал, казался осязаемым...
По-другому стучал весенний дождь по стеклу, светило солнце, пели птицы, шумела листва, источали аромат цветы.
Новыми были желания, чувства, эмоции.
Он впервые в жизни полностью отдавался любви.
Хотелось обхватить её изящную фигурку и никогда больше не отпускать от себя, прижать к груди, защитить, уберечь.
Каждую минуту быть рядом, слушать сладкую мелодию её голоса, готовить по утрам завтрак, баюкать перед сном, петь колыбельную, осыпАть цветами...
Он мог подолгу разглядывать волнующие изгибы её тела, с восторгом исследовать губами нежные впадинки, восторгаться крохотными родинками.
Разговаривать обо всём на свете, найдя тихую гавань в её объятиях, а затем  снова и снова любить, наслаждаясь, упиваясь своими чувствами...
Тем тяжелее было возвращаться в реальность, осознавать, что невозможно бросить семью. Долгими ночами он думал о сложившейся ситуации...
Жена, преданный и родной человек, с которой прожили четверть века, безмятежно спала рядом, не догадываясь, какая буря бушевала в его душе.  Или только делала вид, что не догадывается?
Он гнал прочь разрушительные мысли, обрушивающиеся на него в минуты отчаяния, и снова успокаивал саднящие сердечные раны, вызывая перед глазами образ той, которую так отчаянно любил...

* * *

Воспоминания об их первой встрече всегда вызывали у неё улыбку...
Она стояла у книжного лотка, перелистывая "Обещание на рассвете" Ромена Гари.
Незнакомец так беззастенчиво разглядывал её, пристроившись рядышком, что в голове промелькнула мысль: "Уж не маньяк ли?"
А когда, будто бы случайно, мужчина коснулся её руки, она, невольно вздрогнув, подняла глаза...
На вид ему было около пятидесяти. Вполне интеллигентная внешность, тёмные, седеющие волосы, весёлые улыбающиеся карие глаза и милые детские ямочки на щеках...
"Нет, такой не может быть маньяком! Хотя... "  - она поспешно рассчиталась с продавцом и, для чего-то сказав: "До свидания", торопливо зашагала к остановке такси.
Он не окликнул, не побежал за ней вслед...  А она, разглядывая из окна автомобиля в одночасье зазеленевшие улицы, ещё долго вспоминала его милые ямочки и едва заметно улыбалась, впервые за последние два года.
Стояла новая весна, и вместе с ней начиналась новая жизнь.
Воспоминания о разводе и бывшем муже больше не тревожили её.
Когда, спустя полгода они столкнулись в шумном людском предновогоднем водовороте, она обрадовалась этой случайной (или закономерной?) встрече.
Они оба словно ждали её всё это время. Ждали, и сейчас пытались найти в глазах друг друга ответ на мучивших теперь обоих вопрос.
Она протянула руку, и он ответил горячим пожатием.
На безымянном пальце его правой руки блеснуло узкое золотое кольцо ...
"Женат ", - подумалось ей.

* * *

Он вглядывался в больничный потолок... Постепенно в памяти всплывали сильная боль в груди, охватившая огненным обручем спину, лопатку, неприятный привкус ментола под языком, заплаканное лицо жены...
Воспоминания состояли из обрывков фраз, калейдоскопа ярких и едва различимых картинок. 
В голове назойливо крутились слова "обширный инфаркт" и "трансмуральный".
Трансмуральный... Что бы это значило?
Он заметил торчащую из вены иглу, приклеенную к локтевой ямке липким пластырем, и длинную извилистую прозрачную трубочку, на груди - белые резиновые присоски с отходящими электрическими проводами.
Значит, всё так плохо...
     - С возвращением! - услышал он приглушенный мужской голос,- как себя чувствуете, Михаил Юрьевич?
    - Спасибо, хорошо... - тяжело ворочая языком, ответил он.
    - Ну, и прекрасно! Теперь поборемся!- улыбнулся человек в белом халате.
    - Доктор, пожалуйста... Сообщите ей...
    - Не беспокойтесь, ваша жена здесь, и мы можем разрешить короткое свидание....
    - Доктор...  Это другая женщина... Обещайте...
    - Обещаю, только  не стоит так волноваться, - врач записал номер на маленьком белом листочке и сочувствующе похлопал его по плечу...

* * *
В ожидании такси она  металась по комнате, как раненый, обезумевший от боли и  запаха только что пролившейся крови зверь...
Только бы он был жив! Только бы был  жив!
Подъехав к зданию больницы и, наскоро расплатившись с водителем, бегом бросилась в приёмное отделение.
Ей сообщили, что состояние больного тяжёлое, но стабильное.
Для посещения требовался специальный пропуск, которого у неё не было.
Она села на стоящий у стены стул и заплакала. Громко, не сдерживая себя, как в детстве.
Слёзы душили, мешали дышать...
Это была расплата...
Когда-то она проклинала женщину, укравшую у неё мужа, а сама поступила так же, без сожаления... Бросилась в круговорот охватившей их страсти, сметающей на своём пути все - угрызения совести, сочувствие, жалость ...
А теперь он может умереть... Но если его не будет, зачем жизнь ей?!
Только бы жил! Она никогда больше не встретится с ним!
Ещё только раз увидит - и всё... Только один-единственный раз...
    - Люби-и-и-мый мой... Люби-и-имый мой...-  она вдруг затихла, беззвучно зашевелила губами, и принялась расскачиваться из стороны в строну, уткнувшись невидящим взглядом в неровную выбоину на кафельном полу...
    - Деточка, деточка, ну, успокойся же, выпей вот водички... Зачем же ты так, милая?-  пожилая санитарка участливо протягивала ей стакан воды.
Она послушно отпила несколько глотков, поблагодарила сердобольную женщину и вышла на улицу...
    - Только бы он был жив... Только бы был жив...