Hostile Takeover

Усталость. Не просто физическая, или моральная. Колоссальная. Давящая. В такие моменты она кажется настолько всеобъемлющей, поглощающей тебя, что ты говоришь себе "еще один шаг, и я просто упаду, я не смогу больше".
Но ты ломаешь себя, рвешь мышцы, которые уже наливаются свинцовой усталостью, и движешься дальше. Рывками. Как заведенная кукла.
Если у куклы кончится завод, она остановится.
Если у тебя кончатся силы, тебя в лучшем случае просто и без затей пристрелят. В худшем...
Двадцать минут назад Браун сорвался и скатился вниз, никто просто не успел ему помочь. Все думали, что свалившись с такого склона он погиб. Но когда желтые добрались до него, он видимо все-таки был еще жив. Мы слышали его крики. Сэл не выдержал, и высадил вниз свою последнюю гранату. Надо думать, он достал кого-то из этих ублюдков - кто-то заорал, кто-то стал суматошно палить вверх, пытаясь достать нас.
Когда тебе хочется спать, ты спишь. Если не можешь - терпишь некоторое время и отсыпаешься.
Когда тебе хочется есть, ты ешь. Когда ты устал, ты можешь остановиться и отдохнуть.
Все просто.
Когда тебя гонят как лисицу на охоте, ты рвешь себе жилы и прешь вперед. Движение жизнь, воистину.

Сейчас ты готов орать от боли, потому что организм отдал уже все силы, и те что были, и тех что быть не могло, и харкая кровью, лезешь вперед. Если повезет, и за нами прилетят, или мы отобьемся от первой волны - может быть, кто-то уцелеет. Наверное. После такого ты просто осядешь на землю, воткнешь пустой взгляд в небо, и сдохнешь от усталости, сам того не заметив.
Мысли об отдыхе становятся невыносимыми.
- Даллас 2-6, это Мунбим! Даллас 2-6, это Мунбим! Мы под плотным огнем противника, требуется немедленная эвакуация! Черт вас дери, Даллас 2-6, у нас много убитых и раненых, где вы, мать вашу!
Мейн, надсаживаясь, орет в трубку. Бесполезно. Как и десять, и тридцать минут назад. Рация хрипит, а Даллас, Даллас-мать-его-2-6, сукин сын поганый, молчит. Молчит наш ангел хранитель, ссучился, зараза. Молчит.
Кровь стучит в висках. Кажется, что глаза начинает затягивать чем-то красным. И злость, да, куда же без нее. Вот уж она застилает мир кровавой пеленой. Хочется душить и рвать этих ублюдков голыми руками, так что бы видеть как они захлебываются собственной кровью, что бы видеть ужас в глазах. За себя, за Брауна, за Рэда, за Алекса. За то что тебя, мать твою, как кролика гоняют по джунглям так, что ты выблевываешь свои потроха на ходу.
Я не удерживаюсь и, приподнимаясь над уступом, посылаю длинную очередь вниз, водя стволом из стороны в сторону. Трофейный РПД имеет зверскую отдачу, но сейчас его стискиваешь с такой силой, что отдачи почти не чувствуешь.
- Ты охуел, мудак! Сядь! Сядь ****ь, сядь быстро сука! - орет кто-то сзади и дергает меня за ремень, оттаскивает назад. Очереди снизу проходят выше, несколько пуль бьет в камень.
Я рефлекторно сопротивляюсь, но потом обессиленно падаю спиной на влажную землю, и просто смотрю в небо. ****ые горы. Здесь даже ****ского неба не видно, везде этот ебаный туман.
- Тихо, бро, тихо...тихо...
Мак сует мне в глотку фляжку, и я захлебываясь глотаю теплую воду.
Да, похоже, это конец. Сейчас они подтащат минометы и РПГ, появится больше пулеметов, и нас просто размажут по камням. Наверное, так и будет.
Хотя я бы честно был не против, если бы пара "Корсаров" залила долину напалмом. Я был бы не против поглядеть отсюда сверху, с холодным пивком в руке, как эти ублюдки воют и горят заживо. Или что бы пара "кобр" перепахала все внизу ракетами, а мы бы просто оставили их тут истекать кровью. Да. Пожалуй, я бы охуенно не против был. Подобные вещи начинаешь любить в такие моменты.
В горах, говорят, побеждает тот кто выше. Мол, стратегия и тактика, ага. Это верно. Проблема только в том, что внизу - густая зеленка, и ты *** видишь, что там внизу отсюда, уже метров с тридцати, а не со ста пятидесяти. А вот они очень хорошо видят каждый камень, потому что зеленки здесь конкретно меньше, и как только ты хоть на секунду останавливаешься или высовываешься из-за какого-нибудь засратого камня - ты труп. Эти узкоглязые уебки не умеют стрелять, но с таким количеством им это не нужно. Они просто давят тебя огнем. Массой огня. Кажется, что стоит тебе на секунду сейчас высунуться, и каждый косоглазый уебок во всей этой ****ой стране, да вся эта сраная страна сейчас возьмет и даст по тебе хорошую очередь, прямо в упор, прямо в лицо...
Не убежать, не спрятаться.
Да и отбегались уже.

 Все пошло не так с самого начала, но вот "гарантии" - это оказалось таким же дерьмовым трепом, как и данные разведки. Гарантированной авиаподдержки не было. Сейчас наверняка окажется, что это уже граница, и конечно же, политические скандалы нам не нужны. Значит, авиации не будет. Артиллерии тоже не будет. Ни хера не будет, выбирайтесь ребята как хотите. А лучше сдохните, что бы нам потом было меньше проблем. Примерно так рассуждают эти вы****ки в штабах, и сидят, тихо как обосранные крысы в толчке. Ради того, что бы вырезать им наиболее понравившиеся части анатомии, уже стоит вернуться, я так думаю.

Было бы круто.

Мерзкий шелест и удар в скалу убедил нас, что сейчас начнется самое интересное.
- Идут! - заорал Мак, и, подползая ближе к краю, навел ствол вниз.
Сколько у нас патронов? Сколько магазинов у ребят, не знаю. Хорошо если штуки по две. Может быть, три, это если очень повезет. Все равно на пару минут серьезного боя. Остался один 72й, выстрелы к блуперу вышли. Гранат почти нет, у меня одна осталась. В пулемете дай бог что бы пол-ленты. Надеюсь, там была внутри вся сотня, и вьетнамский пулеметчик оказался не молодым рас****яем-крестьянином, которому было лень забивать все на полную. Не посмотрел я как-то, сколько там в барабане. Некогда, мать его, было. Мои 600 к шестидесятке кончились еще внизу, у ручья.

Там было жарко. Мы минут пять, наверное, вели мощный огонь, посылая потоки свинца в сторону деревни. Я хер знаю, сколько мы их там положили. Но там огрызалось огнем каждое окно, каждая щель, каждый ****ый камень. Желтые перли волнами, мне казалось что им уже не важно сколько их ляжет сейчас.
Потеряв еще троих, мы уходили в горы. Все выше и выше. Пятеро. Сейчас нас пятеро. А ведь каких-то несколько часов назад мы все, все 21 человек, грузились в "хьюи", похожие в своей камуфляжной раскраске на линяющих собак...

Две команды легли в землю ни за что. В деревне нас ждали. Нас кто-то сдал с потрохами. Мы прошли ускоренным маршем все расстояние до цели, и ударили сходу. Ведь по нашим данным их было мало, они были плохо вооружены. Конечно. Мы называли это "Hostile takeover" - мы проникали на их территорию, убивали, взрывали их укрепрайоны и склады, и уходили, скрываясь, как привидения, которые убивают и растворяются в джунглях. А потом подходили основные силы, и вычищали сектор. "Враждебное поглощение". Мы были их страхом долгое время, нанося удары быстро и жестко. Что ж, везти вечно нам не могло.
Видимо, сейчас сектор очистят от нас, а потом двинутся дальше.
Враждебное поглощение.

Поначалу все шло неплохо. Их было немного. Мы зачистили деревню, но вот людей там оказалось меньше чем мы ожидали. Мы должны были застать врасплох потрепанную в боях группу регуляров НВА, и либо разобраться с ними своими силами, либо навести авиацию. Ту самую, чью поддержку нам клятвенно обещали. Мы влезли в деревню, и ловушка захлопнулась.
А потом нас гнали. Первые потери, первые раненые и убитые. Все было быстро, очень быстро. Нас гнали уже семь часов. Восемь миль. Другие бы сдохли, мы еще трепыхались.
Еще одна граната ударила в камень, на этот раз сильно левее нашей позиции. Желтые, уже не особенно прячась, полезли наверх.
Не было нужды предупреждать кого-то "подпустим их поближе". Сейчас командовал Кроу, а Дэн лежал где-то внизу, милях в трех отсюда. Хотя сейчас он, наверное, смотрел за нами сверху, и держал кулаки. Ты был хорошим другом, Дэнни. Хорошим другом и командиром. Восемь или девять пуль попали в грудь, еще несколько в живот. Падая, он уже был мертв, но я все равно, хрипя, вытаскивал его из-под огня несколько метров...Мы не могли ничего сделать, тело пришлось оставить. Только жетоны.

Короткие очереди ХМов. Кто-то кинул гранату, за ней еще одну. Да, верно, теперь беречь уже не нужно. Я тоже дал пару очередей.
Внизу творился ад кромешный, потеряв по меньшей мере около десяти человек под нашим огнем, желтые замешкались, и это дало нам возможность на выбор выбивать их. Это были уже не регуляры, Вьетконг.
Но они быстро пришли в себя и снова полезли наверх. Кто-то из наших крикнул "последняя!". Конечно, с такой плотностью огня...
- Даллас! Даллас, ****и, где вы, ублюдки!! Даллас 2-6, я Мунбим! Сукины дети, мы гибнем здесь! - Мейн, надсаживаясь, орал, и вдруг осекся - а, твою мать!
Пуля попала в шифромальный блок на боку радиостанции, и, расколов его, разворотила все внутри. Кусок железа и пластика, на который мы молились, теперь так же полезен, как и булыжники под ногами.
Маккой, прижавшись к земле, повернулся к нам, крикнул "что за дерьмо у вас там" и упал с простреленной головой.
- Мать вашу! Ублюдки! Я выбью из вас дерьмо! - заорал Мэйн, вставая.
Я не успел. Я просто не успел. У него же был последний магазин, какого черта он полез...
Он успел выпустить десять или двенадцать патронов, прежде чем его достали. Я схватил его за мокрую от пота рубашку, по которой уже расплывались красные пятна, и оттащил за камни. Он был еще жив, и намертво вцепился в мою руку. Он что-то пытался сказать, хрипел, и я, нагнувшись к нему, расслышал "а я все же достал ублюдка...я достал его...". Рука разжалась. Я некоторое время лежал рядом, держа его за руку. Потом забрал жетон.
Стрельба немного поутихла, лишь изредка кто-то палил для острастки, не давая нам высунуться. Они выиграли свои метры, нужные им что бы забраться в мертвую зону - что бы достать их, нам надо было высовываться. Теперь сколько, минута, две, три?
- Я думал приберечь, - сплевывая, заявил Бак, отнимая руку от простреленного плеча - но я все же надеюсь, что наши задницы будут хоронить красиво и с почестями...оп-па..
Внизу грохнуло, послышались крики. Бак достал фляжку и жадно пил.
- Сколько мы уже убили сегодня? - спросил Дуглас, заряжая свой автомат - это, между прочим, рекорд, наверное, а, парни? Это как тигр в загоне для свиней...это мясорубка...
- Да все уже. Они близко. У тебя последний? Бери ЛАВ, если успеешь - ебни...там место было, камни россыпью, их там много будет...если успеешь - ебни. Мы прикроем. Понял? Бак, ты как?
Батлер пошевелил плечом и скривился:
- Никак. Пистолет. Ладно, успею чего-нибудь. Граната есть.
- Ну ладно, парни...типа, попрощаться надо, и все такое...
- Нахуй. В другой жизни, а?
- Вроде того. Ну?..
Он кивнул мне.
Я рывком высунул ствол пулемета, и нажал на спуск. Почти одновременно со мной бросил вниз гранату Бак. Пригнуться, разрыв, снова короткая очередь. Вьетнамский пулеметчик не подгадил, маленький желтый ублюдок, барабан был заряжен полностью.
"Хоть в этом повезло".
Не знаю, чего мы ожидали увидеть внизу, но эта картина впечатляла - гуков внизу было как муравьев. И они были близко, очень близко. Мои пули просто рвали передних. Они на бегу готовили гранаты, но я успел раньше.
Я заорал "Даг! Давай!", и тот, быстро встав на одно колено, выстрелил. Ему повезло меньше, едва он успел выстрелить, как его достали сразу несколькими очередями. Он молча упал вниз. Гранатометный выстрел расшвырял тех, кому не повезло оказаться рядом с камнями.
Дуглас взял хороший размен за себя.
Вот достали и меня. Сперва по касательной, просто царапина. И сразу - плечо. Я закричал, уже не отпуская спусковой крючок. В барабане оставалось патронов десять. Все. Боек щелкнул впустую. Еще одна пуля, в тоже плечо. Твою же мать, как это больно...Я слышал, как рядом вскрикнул Бак, и в этот момент граната из РПГ разорвалась уже над нами.
Меня перевернуло на спину. Больно, очень больно. Немеет плечо и нога. Непослушные пальцы рвут из кобуры пистолет, и скользят, скользят...
И фоном - "я взял неплохо и за себя".
Что ж, вот это, значит, как.
Я наконец справился с кобурой, и стиснул рукоятку пистолета.
Все плыло, но я не хотел пропустить тот момент, когда надо мной склонится какой-нибудь косоглазый. Конечно, именно так все и будет. Голова гудит. Ничего. Я всажу ему пулю прямо в башку. Именно. Так и будет. Не могут же меня просто забросать гранатами, не могут же...
Слитный удар потряс горы. Еще один. Целая серия. Сквозь шум в ушах я слышал разрывы, и никак не мог понять, что же это за дерьмо происходит. Еще взрывы. Я уже было решил узнать, что же это такое интересное происходит внизу, когда близким разрывом меня приподняло как котенка, и швырнуло куда-то.
Стало еще больнее, теперь ноги, спина, руки, голова, черт, да все превратилось в одно сплошное море боли.
Огонь. Огонь, это плохо. Не хочу. Это очень нехорошо.
Не надо.
Я еще живой.
Не надо.




********


Я опять проснулся в мокрой от пота койке. Опять страшно саднили ноги, в спину словно нож вонзили. Огнем горели пальцы правой руки, кисть как будто выворачивали наизнанку вместе с костями.
Я запыхтел, пытаясь глубже дышать. Фантомные боли, так это называется, верно? Когда вроде и отрезали давно обожженные руки-ноги, заштопали, вроде бы все - а ведь больно. Зараза. Очень больно, который месяц уже.
Можно было заорать, но я не хотел. Лишний раз показывать, это ни к чему. Краем глаза ловлю движение. Сестра. Не спит, заметила. Заметила.
Не спала, радость моя, не забыла...
Видимо, я опять поплыл. Она что-то говорит. Тихим таким голосом. Мягким. Хорошая моя, не уходи, посиди со мной, побудь тут. Я даже сказать сейчас ничего не могу, но я-то знаю, ты мне укол сейчас сделаешь, мне полегче будет. Но вдруг я не усну? Опять в стенку палаты пялиться до утра? В окно? А если оно занавешено, это окно? Милая моя, ты уж не уходи, побудь рядом. Просто побудь.
А то вдруг я опять вернусь оттуда, и опять ноги оторвало, переломало всего, патронов нет, ребят нет, полегли все ребята, а я один...а вдруг нет никого, как же я тогда...


********
Медсестра долгое время сидела рядом с койкой тяжелораненого. Она положила руку ему на плечо, и тот, словно за спасательный круг, ухватился за ее пальцы. Ему было очень больно, это было видно, но он не стонал. Только смотрел ей в глаза, держал за руку, и молчал. Но она знала - сейчас ему становится легче.
Медсестра в который раз смотрела на изувеченное лицо этого человека. Она уже второй год работала в госпитале, и насмотрелась всякого. Страшно, конечно, временами было. Со временем она привыкла. Она выполняла свою работу четко и точно, как часовой механизм. Перевязки, уколы, ассистирование. Но почему-то с этим раненым у нее в душе словно что-то сломалось, и она начала видеть все вокруг так же, как в первые месяцы. Не алгоритм "обезболивающее-сменить бинты-судно-покормить". Она абстрагировалась от окружавших ее изувеченных людей, от стонов, хрипов, боли, от мерзкого запаха предсмертного пота, от криков. Она воспринимала это как данность, как неизбежную деталь окружающего мира. Но сейчас она снова видела не пациентов, череду должностных обязанностей и текущих дел, а живых людей. Она снова видела их боль, страдания. Видела, как они боролись за жизнь и умирали. Как они выздоравливали и приспосабливались к жизни. Или нет. Вокруг снова были живые люди.
И это было...страшно. Как в первые месяцы.
Она ассистировала в нескольких из целой череды операций. Ампутированные ноги, ампутированная по локоть рука. Сломанная в нескольких местах спина. Четыре пулевых ранения, многочисленные осколочные. Он вообще чудом выжил. Ранения, авиаудар...Этот искалеченный человек все время молчал.
За все время в госпитале, он один единственный раз внятно сказал "спасибо", когда она вколола ему дополнительное обезболивающее. С тех пор она часто оставалась на ночное дежурство, что бы приглядывать персонально за этим человеком. Она видела, что ему становится легче, что фантомные боли, должно быть, сильно мучающие его, он переносит легче, когда она рядом. И видела, что он это понимает.

Раненый долго держал ее за руку, потом разжал пальцы, словно говоря "иди, иди, все хорошо, спасибо тебе, мне уже лучше". Потом повернул голову и уставился в окно.
Здесь почти как дома. Если на секунду представить, что это Флорида, а не Филиппины, становится чуточку легче. За окном шел дождь. Джунгли беспокойно шевелились под свежим ночным ветром. Первое время это здорово напрягало, казалось что на какие-либо заросли, вообще отдаленно похожие на чертовы джунгли, просто-напросто невозможно будет смотреть.
Раненый смотрел в окно еще долго.



********

Полинявшие тигровые полосы на форме делали в полумраке палаты пришедшего почти незаметным. Он пришел рано утром, и долгое время стоял, глядя на пустую койку.
Он опоздал.
"Он умер ночью".
За окном все так же лил дождь, сильный ветер гнул растительность к земле.
Пришедший невидящим взглядом долгое время смотрел на пустую койку, затем шагнул к ней.
Достав из-под подушки зеленый берет, он бережно положил на него серебрянную звезду и вышел из палаты.